Книга Демокрит Ослепленный 3

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4

III. Сфин Маллский. «Описание государства Масок»



Справка из: Deckel Z. Vorthalesiker. F.a.U., 6536. Bd 2. S.2457:

Сфин Маллский — древний и современный путешественник и писатель. Идеолог и один из самых ярких представителей т. наз. “натурального” (в отличие от “естественного”) направления в ново-этруской лит-ре, важнейшим из эстетических принципов которого является правило Кесса, выраженное формулой “книга должна быть дописана читателем”. (Напомним, что соответствующий принцип “естественной школы” — принцип “нечитания”, заключающийся в тезисе: «написанная книга не нуждается в чтении»). До нас дошли два основных произведения Сфина из Маллы — “Описание государства масок” и “Описание государства зеркал”8.


1. Всем известно, какую роль играет маска в нашей культуре. Еще Лин в своем изысканном трактате «О природе хаоса» сказал: «маска – это то, что живет нашей жизнью». Еще он сказал: «никто и никогда не сможет доказать, живем ли мы». Происхождение маски многие связывают с божественным даром, и они, безусловно, правы. Но вот то, что люди способны сделать с этим даром, поразило меня.

2. Страна масок находится далеко на западе. И попал я в нее случайно, да это и неудивительно, потому что специально попасть туда нельзя. Естественные преграды делают путь в эту страну непроходимым, но я попал туда тем же самым способом, что и люди, населявшие ее. Я исследовал одну пещеру в западных горах, в которой уже спал Эпименид, заблудился в ней, и вот, уже распрощавшись с жизнью, заснул сном, похожим на смертный. Ко мне явился некто и сказал: «По своему желанию ты можешь умереть здесь или проснуться на поверхности того места, под которым сейчас находишься». Я выбрал второе, и пробудился в прекрасной солнечной долине, окруженной со всех сторон неприступными горами. В долине находилась удивительная страна.

3. Страна эта небольшая. Если стоять в самом центре долины, который одновременно и центр столицы этой страны, вокруг которой расположен десяток деревень, то видны все ее границы – непрерывная цепь гор. Так что видите, друзья мои, естественное устройство ее ничем не отличается от хорошо известных вам греческих полисов, разве что только тем, что путь в нее лежит не через море, а через сон. Но сон и море – одной природы, как сказал Лерокрит в своей «Географии». Вижу уже, что настало время перейти к делу более сложному, к описанию истории этой страны.

4. А история этой страны такова, что наиглавнейшее занятие, которому испокон веку предавались ее жители, было изготовление масок. Первые маски, как утверждают сами граждане этого государства (и в этом, конечно, нет никакого сомнения), были дарованы им богами. И изображали эти маски, по-видимому, самих богов.

5. Поэтому не удивительно, что первоначально маски использовались только для богослужений, которые здесь всегда были развиты в достаточной мере. Нет смысла перечислять, какие виды богослужений проводились в этой богобоязненной стране. И в Афинах вы бы не нашли столько культов и их рьяных исполнителей, как в этом городе! А для такого количества мистерий нужно и соответствующее количество масок! Каждая из них была прикреплена строго-настрого к определенному богу или герою, играла особую роль в ритуале, выполняла определенные действия, говорила подобающие слова, возносила молитвы, пела гимны, плясала танцы, как это и было предписано бессмертными.

6. И не удивительно, что такая важная роль маски вскоре была перенесена и на управление этим удивительным государством. Правитель вынужден был носить маску верховного бога, называвшегося здесь Бабочкой (об этом я достаточно написал в своей «Теографии»), соправители и чиновники — маски богов помладше, ремесленники — маски покровителей своих ремесел, а для простых крестьян и рабов были введены законом маски простых крестьян и рабов. Таким образом, гражданское положение каждого жителя страны было закреплено его государственной маской, которая должна была содержаться в образцовом порядке, чтобы случайно не был нарушен государственный строй.

7. Вначале, как повествуют местные хроники, которые, конечно, с трудом можно назвать хрониками (потому что письменности как таковой у этого народа до моего пришествия к ним не было; их заменяли ритуалы, исполняемые — одни раз в год, другие раз в два года, а иные и раз в 10 лет; такой порядок в некотором отношении лучше, чем письменные хроники, потому что при подобном отношении к делу уменьшается возможность ошибки при переписывании; исключаются также вольные домыслы переписчика, как это доказывал Демокрит в «Среднем мирострое»), так вот, вначале, как говорят местные ритуалы, маски одевались только во время ежегодных праздников, это были маски sacra. Другой тип масок, sancta, носились во время ежедневных обрядов, которые исполнялись четырежды за день. Ведь и вправду, помимо праздничного, у человека четыре обыденных лица. Именно эти маски и использовались первоначально для исполнения государственной службы.

8. Постепенно и в повседневную жизнь маскоградцев стала вкрадываться маска. Произошло это, рассказывают, по той причине, что жители этой страны стали забывать, как выглядит лицо того или иного человека, поскольку публичная его жизнь почти целиком проходила под маской. По этой же причине здешние люди разучились делать маску из своего собственного лица, так как они разучились со временем выражать свои мысли и эмоции мимикой. Они разучились лгать, и из-за этого в городе начались беспорядки. Если кто-то кому-либо не нравился, то и лицо этого человека при встрече с предметом своей ненависти искажалось злобой, и он ничего не мог с этим поделать! И если кто вдруг воспылал тайной страстью, допустим, к жене соседа, то тоже не мог этого скрыть, и над ним смеялась вся округа. Так рушились и семьи и все государство, и покой в стране наступал лишь во время празднеств, когда каждый был обязан надеть на свое лицо маску.

9. Чтобы покончить со смутами и беспорядками, правителем этого полиса был обнародован указ «никогда никому и ни при каких обстоятельствах не снимать специальную публичную маску». Маски, созданные для этих целей, были поскромнее ритуальных, но зато несли на себе гораздо больше знаков и символов, необходимых для мирного общежития. Маской было сказано, кто ты, какого ты роду, какую должность занимаешь, чей ты сын, кто твоя жена, сколько у тебя рабов, кому ты подчиняешься, каким ремеслом занят, сколько у тебя имущества и еще многое другое, что мы, «люди с голыми головами», как называют нас мифы масочников, определяем по лицу человека.

10. Еще позже жители этой страны поняли, что не только лицо, но и язык человеческий не в силах высказать полностью и в нужной мере то, что один человек должен поведать другому, и они стали изобретать маски на прочие случаи жизни: появились маски для празднования новорождений, свадеб, похорон; маски, выражающие горе и радость, страдание и печаль, усталость, любовное желание и нежелание, общительность и замкнутость, голод и довольство, но только в большей степени и с иной силою, нежели простое человеческое лицо. У каждого приличного человека имелся целый арсенал масок, некоторую часть которого тот вынужден был носить с собой, чтобы с их помощью общаться с согражданами.

11. Именно в эту эпоху здесь достигло своего наивысшего развития искусство масок. Маски становились все изощреннее и изысканнее, а лицами люди совсем прекратили пользоваться. Появляться в обществе без маски сначала было запрещено, а затем и просто неприлично. Следует сказать также, что специальные маски были введены и для преступников, которые выражали суть их преступления: воровство, насилие, убийство. Также была введена особая маска для преступников, все преступление которых заключалось в том, что те обнажали свое лицо, вызывая тем самым, наверное, самую огромную неприязнь у своих соотечественников. Ведь лицо без маски стало символом наигнуснейшего антиобщественного поведения: не иметь маски – все равно, что не иметь ни лица, ни имени. А мне ли вам объяснять, как опасен человек без имени? Но еще ужаснее — человек без лица.

12. Вот в такие-то преступники попал и я, хотя никто из тех, кто меня знает, не скажет, что мое лицо слишком уж невыразительно. По крайней мере, оно было полно изумления, когда я вошел в столицу Масок. Но об этом позже, а пока я обязан поведать, чего достигло искусство изготовления масок в этой удивительной стране.

13. Масок у местного жителя должно было быть столько, сколько требовало его общественное положение. У наиболее важных и зажиточных граждан было в доме даже отдельное помещение для масок. Но и у последнего раба было пять-шесть личин, без которых он не мог сделать ни шагу. Во время парадного выхода слуги несли впереди таких знатных граждан несколько коробов с масками. Количество коробов выражало степень почтительности Маски (понятно, что слово «человек» вышло из употребления в местном языке, его заменило слово «маска»). Через каждые сто шагов слуги останавливались и меняли на господине маску в соответствии с правилами церемониала, а затем перелицовывались (еще один местный термин) сами. Чтобы во время перелицовывания случайно не обнаружить «голое лицо», на голову все надевали черный мешок с прорезями для глаз, т. наз. «подмасочник». А один раз в году сам Правитель Масок выходил на центральную площадь и в течение нескольких дней демонстрировал подданным свои маски. Этим он выражал поочередно и хвалу богам, и мольбу о мире, и безграничную власть, и любовь к отечеству, закону и порядку, и ненависть к преступникам и врагам, и еще многое другое, что должен демонстрировать правитель.

14. Вскоре, как я уже сказал, маски стали заменять гражданам этой страны человеческий язык. Ибо чем язык масок хуже языка звуков? Ничем. Даже несравненно лучше. Он более соответствует тому идеалу языка, о котором мечтают наши геометры. Ибо язык масок обладает одним наиважнейшим качеством, которого требуют ученые мужи для своей геометрии: однозначного соотношения знака и означаемого. Аристотель сокрушался, что «Сократ по сущности» — совсем не то же самое, что «Сократ сидящий». На языке масок как раз нельзя быть сидящим, а можно только «по сущности». В маске ты не можешь совершить ничего, что бы не соответствовало ее сущности. Лишь надев маску «я» навсегда равно «я» (причем любому «я»). Это мне объяснили местные метафизики, которые по совместительству служат полицейскими (быть может, наоборот: первоначально они были полицейскими, но по мере углубления в свою службу становились философами).

15. Необходимость иметь огромное количество масок привела в итоге к «коммуникационному кризису», как выразился один подобный метафизик. Ведь для того, чтобы сказать нечто, требовалась специальная маска. Общение происходило таким образом, что одно лицо, точнее, одна маска, вставала перед другой маской и надевала новую маску, в которой заключался вопрос. Другая маска должна была сменить свою маску на ту, которая давала бы ответ на этот вопрос. Но каким образом задать вопрос, а тем более дать ответ, если ты недостаточно сановит, чтобы иметь подобающую маску? Так маска стала причиной неравенства. Ведь ты просто не мог приблизиться к царю со своей жалобой, если у тебя не было средств или заслуг перед отечеством, которые даровали бы тебе шанс быть — даже не услышанным, а увиденным!

16. Это послужило причиной народных волнений, закончившихся тем, что самые униженные слои однажды сняли с себя маски, и миру представилось ужасное зрелище! Всем показалось, что ад сошел на землю! Ибо не было ничего отвратительнее, чем люди без лиц! За долгие годы темноты та часть головы, на которой у нас лицо, у жителей этой страны стала иссиня-белой. К тому же лица, а точнее, передние части их черепов, никогда не умывались, были покрыты прыщами, изъедены насекомыми, но, что самое ужасное, они ничего не выражали! Все мышцы лица, кроме тех, что выполняли функцию жевания, выродились. Всех участников такого восстания, конечно, уничтожили, как диких зверей (а они выглядели хуже, чем звери, утверждали очевидцы), но, чтобы избежать повторения подобного в последующем, меры пришлось принять.

17. И меры, нужно сказать, удивительные по своей проницательности!

18. Одна часть мер была направлена на усовершенствование самой маски, а вторая — на демократизацию института маски. Маски становились все более универсальными, что стало возможным благодаря возрастающему умению здешних мастеров и обилию природных богатств, как то: минералов, используемых для изготовления масок, и растений, содержащих красящие вещества. Сначала маски «научились» открывать глаза и рты, чтобы выразить нужную мысль. Вся конструкция приводилась в движение с помощью веревочек, соединяющих механизм с внутренней стороны маски с пальцами левой руки. Я видел такие старинные маски в местном музее. Уже одно это сократило количество необходимых для повседневной жизни масок в десятки раз!

19. После механиков за дело взялись художники. Они решали вопрос с символами, которые обычно наносились на различные маски. Художники смогли нанести все используемые в масках символы на одну маску! Они смогли добиться такого визуального эффекта, что, в зависимости от света и тени, которые создавались с помощью механических элементов маски (например, «носа», «бровей», «щек», «ушей», «рогов», «бивней», «шипов» и пр.), часть символов становилась незаметной (или малозаметной), а другая часть напротив, становилась наиболее явной. Стало возможным на одной маске делать великое множество комбинаций символов или сообщений. И это была настоящая семиотическая революция, над которой потрудились и местные философы, о которых я уже немного рассказывал. Ведь нужно было произвести стандартизацию этих символов, и не в ущерб однозначности! Символ стал менять значение в зависимости от наличия других символов. У местных семиологов комплекс таких символов получил название «контекст». Впрочем, как раз однозначность они и проглядели, но об этом не теперь.

20. Другая часть мер, как уже говорилось выше, касалась института маски. Каким-то образом люди вдруг поняли, что масками можно меняться! Нельзя сказать, что это было сделано декларативно, но и нельзя полагать, что это произошло «само собой», без участия власти! Ведь и вправду, неважно, кто ты, важно, какая на тебе маска! Сначала, видимо, один раб надел маску хозяина, а хозяин, за неимением других масок, надел маску раба. И, как ни странно, ничего не произошло! Только, разве, раб в этот день был бит несколько крепче, чем следовало… Но никакой смуты! На следующий день все встало на свои места. Раб работал с прежним усердием, а хозяин лишь усилил бдительность за такой важной вещью, как маска.

21. Когда же через какое-то время этот же хозяин вдруг заметил, что в его доме назревает кризис между ним и его старшим сыном по некоторым имущественным вопросам, он сам подложил сыну свою маску, а одел — сыновнюю. Так сын, пробыв один день в шкуре (а точнее — в лице) отца, самолично столкнувшись со всеми трудностями управления имением, на следующий день прекратил свои необоснованные, как он убедился, притязания.

22. Каким-то образом весть о возможности подобного использования масок распространилась по всему государству, и в стране произошло событие, которое получило название Великое Смешение Масок. Хотя название в корне неправильное, потому что маски как раз и не смешивались! Маски всегда оставались на собственных местах! Маску нельзя «свергнуть». (Ее нельзя даже сорвать.) Смешались только те, кто был под маской, но ведь с точки зрения страны неважно, кто именно носит ту или иную маску. Важно, что ее кто-то должен носить. Ничем народ этой страны не занимался с таким удовольствием, как переменой масок! Менялись все со всеми (но всегда тайно): рабы с хозяевами, дети с родителями, подчиненные с начальниками, разбойники со стражей, учителя с учениками. Никаких правил обмена не существовало, поэтому менялись спонтанно, в любое время и на любое время, выполняя одно единственное правило: никогда не оставаться без маски.

23. Смешение достигло таких пределов, за которыми уже было невозможным восстановить, кто, когда и кем был. Если до этого события под масками еще оставались личности, персоны (смешно, право, употреблять это слово как противоположное слову «маска»), то теперь уже никто не был равен «самому себе», как сказал бы Псевдо-Гегель. Под внешне спокойной, размеренной, до мелочей регламентированной жизнью бурлил хаос! Но он никому не мешал, более того, был желанен! Каждый хотел побыть каждым. (В связи с этим здесь развилась неплохая и оригинальная метафизика, центральной категорией которой было не «бытие», как у эллинов, а «побытие». Две основные школы решали такие вопросы: кто же в итоге побывал в моей маске? может ли маска быть «моей»? кто на деле бывает — я или маска? что значит побывать? «на деле — это где?», и т.п. Метафизики делились на реалистов и мистиков. Реалисты утверждали, что реальным быванием обладает лишь маска, мистики все-таки догадывались, что то, что под маской, реальнее, но не могли привести в подтверждение своих мыслей никаких сколь-нибудь разумных доводов.)

24. В эту удивительную эпоху я и попал в страну Масок. Стража у ворот привела меня к правителю, который сходу обвинил меня в том, что я сорвал с себя маску. Я попытался убедить его, что это невозможно, но мой вид был так противен и правителю и всем моим стражникам, что меня осудили на казнь и отправили в темницу дожидаться смерти.

25. Случилось так, что именно в эту ночь произошло очередное смешение масок, и на следующий день я предстал перед правителем, который (как мне казалось) совершенно не помнил вчерашнего допроса. Этот правитель (к таким выводам я пришел, размышляя самостоятельно) когда-то, очень давно, бывал мастером масок. И его заинтересовала конструкция моего лица, которое он посчитал просто-напросто более совершенной моделью маски. Он заставлял меня делать различные ужимки: выпучивать глаза, надувать щеки, скалить зубы. Поскольку у меня все это получалось неплохо (а я часто лицедействовал у себя на родине), он собрал мастеров и приказал изготовить себе точно такую же маску, как у меня.

26. К чести этих мастеров следует сказать, что у них хватило ума не содрать кожу с моего лица, хотя такие предложения и звучали. Трудная задача, которую поставил перед мастерами правитель государства Масок, была, наконец, решена одним из них. Но это событие и погубило самое главное основание этой страны: внешний порядок. Ибо существовать с внутренним беспорядком оказалось значительно проще, чем без порядка внешнего (простите за каламбур9). А случилось следующее непредвиденное событие:

27. Подобным образом созданная маска как бы прилипала к коже передней стороны черепа человека и управлялась уже не веревочками, а с помощью непосредственной воли подмасочника (еще так называли местные жители самих себя, метонимически сочленяя предмет гардероба, который выполнял у них ту же функцию, что у нас выполняет нижнее белье, и того, кто этим предметом обладает). Подобным способом созданная маска должна была функционировать в знаковой системе, созданной для масок старого типа, о которой мы уже рассказывали выше. Здесь и вмешалась злая воля случая. Как мы пытались объяснить, местные философы-полицейские были вынуждены внести в эту знаковую систему новый принцип, который оказался роковым для всей страны — принцип неоднозначности. Один и тот же знак, в зависимости от контекста, теперь мог означать разные вещи, и иногда прямо противоположные. Впервые это случилось непроизвольно. Маска, которая только что заняла место правителя, по ошибке, создавая мину всевластия (для чего нужно было очень сильно надуть щеки), издала неприличный звук. А нужно сказать, что подобный звук вообще несовместим с маской правителя. Таким образом в стране масок зародились ужас и смерть для любой логики — смех. Внешний порядок оказался смешным10.