Владимир Герасименко

Вид материала

Документы

Содержание Когда его совсем не ждёшь ... Понос истины Глава первая Глава вторая.

Подобный материал:

• Тульская областная научная медицинская библиотека организация здравоохранения. 2010., 396.37kb.
• «Право заключения государственного контракта на выполнение работ по завершению строительства, 5961.04kb.
• Конкурс "Знай и люби родной Владимир" «владимир и владимирцы в великой отечественной, 41.68kb.
• Доклад первого заместителя председателя Комитета Государственной Думы по охране здоровья, 268.9kb.
• Владимир Маканин. Голоса, 855.51kb.
• В. И. Вернадский – книги и статьи Вернадский, Владимир Иванович. Дневники, 77.32kb.
• Константинов Владимир Андреевич, 59.72kb.
• «москва третий рим», 2878.19kb.
• Российская академия сельскохозяйственных наук, 1103.86kb.
• Г. С. Батыгин лекции по методологии социологических исследований учебник, 4007.03kb.

Глава четвёртая

^ КОГДА ЕГО СОВСЕМ НЕ ЖДЁШЬ ...


... В то время, когда последние фейерверочные зеваки ещё добирались домой, застолье в нижнем зале базы отдыха мясокомбината расслабленно втягивалось в свою основную фазу. Вице-мэр Сергей Витальевич Серый, убеждённый и несгибаемый гетеросексуал, втайне предвкушал эффект от подготовленного лично им главного сюрприза - подачи высоким гостям не только привычных “девочек”, но и “мальчиков”.

Да, да, несмотря на омерзение от вынужденных контактов с этими представителями нетрадиционной ориентации, вице-мэр не собирался ударять в грязь лицом и хотел выглядеть максимально понимающим запросы наверняка развращённых столичных земляков. Гости должны были видеть: мы здесь шиты не лыком и не пальцем деланы, несмотря на то, что не отправились в своё время в столицы, а остались тянуть номенклатурные лямки в провинции.

Презентацию “сюрприза” Сергей Витальевич провёл с присущим ему артистическим блеском: напитки буквально остановились в глотках присутствующих, когда сразу после многозначительного тоста “чтоб у нас всё было, и чтобы нам за это ничего не было!” Серый щёлкнул пальцами, и пред гостями, призывно вихляя бёдрами, предстали четверо обнажённых по пояс намакияженных “мальчиков”. Эффект явно превзошёл всё что можно, в глазах коллег по управе читалась растерянная зависть - опять серый кардинал в самый решающий момент умыл их как детсадовских пацанов, показав кто есть кто в руководстве городом!

Да, это был день Сергея Витальевича. Весь его актёрский дар выплеснулся перед высокими гостями, которые смотрели на блистательного вице-мэра с откровенным одобрением. Он чутко отметил, как главный земляк, из “окруженцев” самого президента, выразительно указывал глазами на автора сенсации и пытался что-то объяснить растерянно-подобострастно склонившемуся над ним в полупоклоне мэру. Сергей Витальевич видел, что перебравший хозяин не в силах понять желания гостя. “Уже готов”, - раздражённо подумал Серый, и с бокалом в руке, деловито вприщур улыбаясь, двинулся к покачивающемуся Мыло.

- Ты ... эта ... ты пойди с ним, - с трудом выдавил мэр.

Холодея от невероятного смысла догадки, ставший сразу глубоко несчастным Серый простучал громко завибрировавшими челюстями “К-куд-да?” и с ужасом оглянулся на высокого гостя. Тот явно ждал взгляда и призывно улыбнулся в ответ.

- Ну не убудет же тебя ... а для дела надо ... в смысле понравился ты ему, - плёл Иван Михайлович что-то совсем дикое.

Это был мгновенный и страшный для Серого переход в восприятии себя как тайного вершителя всего происходящего вокруг. Такого не могло привидеться в самом кошмарном сне. И главное, вице-мэр не то что понимал безусловную необходимость подчиниться, а просто в соответствии с номенклатурным рефлексом должен был следовать указанию, прихоти, даже похоти старшего по чину. Он и последовал совершенно сомнамбулически на внезапно ставших ватными ногах. Вместе с высоким гостем, в люкс-покои второго этажа базы отдыха.

А меж тем на первом этаже “отряд не заметил потери бойца”. Пели, конечно, не “яблочко-песню” - главным вокальным произведением на таких мероприятиях всегда для начала имели гимн номенклатуры “не расста-а-анусь с ка-а-амса-амо-о-о-о-ла-а-а-м...”. Именно под эти пьяные вопли, доносившиеся с первого этажа, Серый пытался успокоить себя в потных руках не на шутку разошедшегося московского гостя: “Ну и что, и ничего особенного, и не каждый же день, и не только со мной такое случается”. Но успокоение не наступало. Зато к горлу подкатывалось что-то совсем противное, и поэтому первое, что сделал вице-мэр, покинув через полчаса шумно уснувшего и ставшего таким близким земляка - это спешно налил себе полный бокал ледяной водки.

Однако то, как он её пил (на манер дегустатора, тщательно как бы перемешивая во рту поглощаемое и сосредоточенно глядя куда-то внутрь себя) привлекло внимание бдительного Коли Мопсенко. Так оперировать со спиртными напитками у них не было принято, и поэтому Коля насторожился. Одним из его ценнейших качеств было умение мгновенно отмечать любые отклонения в поведении и руководства, и коллег. Он умел (по-своему) эти отклонения анализировать, делать проницательные выводы и преподносить их Мыло.

Например, одним из лучших своих “анализов” Коля любил вспоминать, как по совершенно неприметному штришку сумел отследить готовившуюся в управе крупную измену. А дело было так. Коля заметил, что один из бесчисленных мэрских замов сменил форму одежды: вместо идиотского летнего стандарта чиновника (белая безрукавка с болтающимся по животу галстуком в обязательном сочетании с озабоченно-деловой “мордой лица”) тот зам надел клетчатую “шведку” без галстука. Конечно, Мопсенко вначале прищурил глаз и осторожно задал вопрос - зачем же тот выделяется. И по необдуманному ответу (галстук, мол, приличные люди носят только с пиджаком и длиннорукавной сорочкой) в момент понял: это подкоп под Ивана Михайловича! Мы все, значит, как однояйцевые близнецы, а этот ренегат... В тот же день участь так ничего и не понявшего отступника была мгновенно и беспощадно решена, а Коля получил личную мэрскую благодарность в приказе и трудовой книжке “за преданную бдительность”.

Поэтому сейчас Мопсенко немедля пробрался к отключающемуся буквально на глазах шефу и озабоченно изложил ему суть замеченного. Однако Мыло, странно гыгыкая, порекомендовал Коле не трогать Серого и дать тому возможность отдохнуть.

- Так чего ж он пьёт-то не по-людски, если отдохнуть хочет? - Мопсенко искренне не мог понять Ивана Михайловича и настойчиво пытался объяснить тому свои крепнувшие подозрения.

- Та ты не догоняешь, гы-гы, это он так ... эта ... ну дезинфицирует, я тебе потом объясню раз ты не понял.

Коля потрясённо “догнал”... Искреннее сочувствие на миг родилось и исчезло в его извилине, чтобы тут же смениться мысленной благодарностью московскому гостю: вот как он эту суку Серого за всех нас!

Оглушённый пережитым вице-мэр тем временем спешно приступал ко второму бокалу водки. Проницательный Коля пытался его сочувственно остановить, напоминая о предстоящей беседе с прокурором, которая была намечена в сауне под услуги уже разогретых “массажисток”. “Уйди! - крутил головой Серый, - ты здесь девок щупаешь, а я!... а меня!...”.

- Я, Сергей Витальевич, всё знаю, - многозначительно произнёс Коля.

* * *

Ах, как быстро пожалел простецкий недоумок Коля Мопсенко об этих своих словах! Ну зачем, зачем... Меж тем непоправимое произошло: в ситуации, когда вокруг всё было так хорошо, вдруг свершился страшный сбой. “Сбился” чётко распланированный ход и порядок событий.

Ведь как оно бывало всегда и должно было быть сегодня? Первый акт пьянки привычно перешёл бы от стола (описывать его ни к чему, и так понятно - сильно отличался он от любых и вам и нам известных, удивляя даже московских “окруженцев” президента) к плотским утехам в сауне и многочисленных “покоях”. Этот второй акт обычно сопровождался обильными возлияниями и был абсолютно необходим, поскольку в обстановке повального скотства все как бы становились совсем равными, хоть и на несколько часов.

И вот в такой-то атмосфере всеобщего скотского равенства принято было начинать обсуждать самое главное, для чего полагался третий акт. На его проведение все опять сползались “утром” (то есть под вечер следующего дня) за столы, были размякшими, опухшими и сильно неодетыми. Это был основной элемент действа, посему участие в нём могли принимать только допущенные: никакой обслуги, никаких спонсоров-бизнесменов и девочек с мальчиками. Разливали Коля Мопсенко и собственные специально натасканные пятидесятилетние “девушки” типа Васькиной. Затем - опять сауна, девки и т.д. по тому же циклу, пока не упивались окончательно.

Вся эта процедура коллективных оргий была хорошо отработана и традиционна ещё с комсомольских лет. Необходимые казённые средства пропускали по бухгалтерии управы иногда как “на приём иностранных делегаций”, но чаще “на материальную помощь социально незащищённым слоям населения”. В последнее время для разнообразия стали использовать фразу “для проведения берегоукрепительных работ”. Подписывал соответствующие распоряжения Серый, он же и контролировал непосредственно за столом достигаемый уровень “помощи незащищённым” и “укрепления берегов”. Алчущим быть допущенными спонсорам предоставлялась возможность не только сделать посильный денежный взнос, но и попытаться удивить присутствующих каким-либо скромным центнером неостывших деликатесов из, например, своего колбасного цеха, либо даже парой ящиков невиданного ранее коллекционного напитка из какого-нибудь Парижа-Лиссабона. Что они наперебой и делали, тратя без промаха окупаемые тысячи “зелёных”.

Так что в результате получалось совсем недурственно по внутреннему (желудочно-кишечному) содержанию, в полном соответствии с требуемым климатом делового общения, а также с не выпячиваемым, но действительно достигаемым единением мерзких душ и тел.

Интересно, что принимаемые при этом главные решения (а ведь именно так и всегда они принимались труборожской управой даже по действительно важным городским вопросам!) трактовались мыловскими чиновниками как коллегиальные, то есть достигаемые в результате коллективного обсуждения и коллективного же одобрения. И делалось это не только для размазывания возможной ответственности, но даже с медицинско-патологическим оправданием.

Дело в том, что ещё в период своей идеологической деятельности в горкоме партии упорно боролся по долгу службы Мыло с таким позорным пережитком руководимого партией народа, как пьянство. Первые три тоста на ежевечерних горкомовских попойках именно в этом разрезе он тогда и провозглашал: “Так выпьем же за полное искоренение пьянства и алкоголизма нашего великого советского народа!”.

­­­ И вот в процессе этой тяжёлой борьбы довелось ему как-то услышать в Высшей партийной школе доклад медицинского светила на партконференции, посвящённой проблемам антиалкогольной кампании. Это светило до самой поражённой циррозом мылиной печени проняло Ивана Михайловича фактом, что, оказывается, всего ста грамм выпитого достаточно для того, чтобы на две недели понизить умственный интеллект выпившего на десять процентов! Иван Михайлович начал что-то судорожно прикидывать в выданном на партконференции блокноте с калькулятором, но результат получался настолько странным, что блокнот пришлось захлопнуть, незаметно оглядываясь на дремлющих соседей.

Очевидно, решил для себя тогда Мыло, где-то он ошибается с нулями, если калькулятор не врёт. Да иначе и быть не могло, что подтвердило само светило, когда в перерыве успокоило взволнованного результатами подсчёта Ивана Михайловича: “Лично Вы можете не расстраиваться об интеллекте, - сказало вежливое светило, внимательно глядя на трясущийся у Мыло в пальцах карандаш, которым тот пытался на блокнотном листе численно пояснить свой вопрос. - Отсутствующее не уменьшается!”.

Однако главный вывод, который неожиданно сделал тогда Иван Михайлович и всегда разъяснял его членам своей команды, касался убеждений в необходимости коллективно принимать коллегиальные решения.

Звучал тот вывод так: “Нам умники не нужны. Ну пьёте вы, и немало (от того что работа у нас связана с людями, а потому страшно нервная), и у вас этих процентов ума уже давно ... скоко надо для руководящей работы. Поэтому вы свои оставшиеся интеллекты должны складывать у меня в команде, и это будет наш коллективный разум. И мы им будем принимать наши решения”.

Понятно, что получающиеся решения были весьма специфичны, и интеллектуальными изысками, равно как и примитивной грамотностью, не перегружались, однако сохраняли при этом обязательную верность принципам той самой технологии руководства городом.


^ ПОНОС ИСТИНЫ


Идиотское вмешательство Коли Мопсенко в страдания Сергея Витальевича действительно привело к необратимому: Серого вдруг понесло. Жуткий коктейль из активного воздействия московского гостя и двух хороших бокалов водки поначалу вызвал истеристический поток брани почему-то в адрес Мопсенко.

- Тебе, кретину, сколько раз надо объяснять - где твоё место? Ну куда ты лезешь со своей проницательностью? Ты пойми: пока шеф на свободе - ты человек. А когда он сядет за решётку - ну куда ты денешься? Я знаю, ты ему поверил, что он тебя на своё место пристроит, если успеет до посадки сам в депутаты сорваться. Но глянь в зеркало, а потом подумай: это кто ж в зеркале - городской голова? Или может колька-дежурный в приёмной, где ты штаны протирал, пока я, я тебе семь лет назад своё место не освободил?

Серый заглотнул ещё водки и понизил голос.

- Ну разве с твоей пропитой рожей можно городской казной управляться? Я тебе, Коля, как коллега коллеге скажу: место тебе - на городской свалке. Замом заведующего ею. По снабжению. Мусором. Это, братан, твой потолок. Как другу объясняю: пока Ваня на свободе - пробивай должность зама по мусорке! А ему не верь. Ты же знаешь, он до ареста спешит сорваться в Госдуму - депутатом пролезть. Правда, хоть ума хватило в партийных списках место себе покупать, а не в Трубороге и-ик-избираться...

Тут Серый ненадолго замолк, не в силах сдержать икоту, и только сейчас увидел, что почти все присутствующие ошалело внимают его словесному поносу. Он безуспешно попробовал долить себе водки, но понял - из бутылки пить проще, и не без труда продолжил свои откровения.

- Хотя и со списками у него проблемы - кому он нужен с его партийной многогранностью? В КПСС побывал, ну как и мы, конечно. Помнишь, писали в заявлении: “прошу принять!... хочу быть!... в передовых рядах!… строителей коммунизма!...”. Сколько он у нас на руководящей партийной работе ваньку провалял в родной коммунистической? Двадцать лет! И ровно через эти двадцать лет, утром двадцать второго августа девяносто первого - вдруг наше Мыло стало главным городским демократом, борцом с большевистской деспотией... “Я, говорит, за свои демократические убежденья есть жертва партийных интриг коммунистического горкома”! Цирк. А ещё через два года - он в “Наш дом” в окно лезет: демократы, говорит, страну довели. Потом, помнишь, за “честь и родину” хватался, к генерал-губернатору на Енисей в единомышленники пытался просочиться? Теперь мечется по Москве, навязывается подряд всяким “Россиям” с “Отчизнами”. Короче - профессиональный партийный деятель. То есть профессионал шастать по партиям. Эй, слушайте все - он просто иммунитета депутатского ищет! Сесть на нары боится! Однако ж хрен кто его, фигуранта, возьмёт в свой список... А ты хоть знаешь, Коля, хи-хи, кто ж позаботился об этой чистоте списков наших российских партийных рядов?

Тут Сергей Витальевич как бы перевёл дух, найдя неверным взглядом зелёного от страха Колю в окружении таких до омерзения знакомых харь. Хари перетекали одна в другую, шелестя что-то о необходимости заткнуть ему, Серому, его нехороший рот. Он попытался замахнуться бутылкой на ближайшую размалёванную харю - это была Васькина - но заведённая назад рука перевесила ослабленное полулитром водки хилое тело, и мертвецки пьяный вице-мэр рухнул меж стульев.

- Послушайте, господа офицеры, а что это у вас тут творится? И где наш гостеприимный мэр? - это растерянно пытался вопрошать в онемевшее пространство бравый земляк-генерал, которого как главную надёгу прямо накануне фейерверка доставили спецрейсом из Москвы.

Сильно струхнувший Коля Мопсенко, чувствуя что остался за главного с принимающей стороны, не нашёл лучшего, чем призвать наполнить и вздрогнуть за упомянутого пожилым полководцем гостеприимного мэра.

Вздрогнули и тут же забыли о где-то затерявшемся “тостуемом”: на столы прыгнули и нагло завыгибались стриптизёрши, представленные Колей как “столичные штучки”. Их выписал один из спонсоров в качестве традиционно полагающегося сюрприза.

Однако московского генерала наглые стриптизёрши не увлекли: он с пьяной решимостью хотел-таки докопаться до истины и не отходил от напуганного таким вниманием Коли.

- Нет, ты мне скажи - что это за камикадзе к нам под стол упал? И что он про списки здесь докладывал - я ведь сам состою в таком списке, а Иван Михайлович у нас просился по региону кампанию развернуть, и на партийное строительство от себя лично большие миллионы предлагал. Очень обещал всенародную поддержку организовать от ваших пенсионеров - говорил, что у вас для этого есть специальная принудительная артель с каким-то собачьим названьем (“ДЭЗИ она называется, ага!” - это услужливо подсказывала падкая на генеральские звёзды пьяненькая Васькина).

- Товарищ генерал-полковник, мамой клянусь - про списки ничего не знаю. А вот про... извините, камикадзе, имею что доложить, - потихоньку отходил от шока Коля, расплёскивая себе и генералу трясущейся рукой.

- Ну хоть это доложи, раз имеешь, - старался перекричать генерал вдарившую по ушам музыку и разошедшихся поклонников столичного стриптиза. - Тем более, что он тебя на городскую свалку-то грозился... Да ты присаживайся, не на плацу мы, чай.


* * *

Коля Мопсенко понял, что настал и на его улице праздник. Конечно, “закладывать” Мыло со всеми этими партийными списками он не будет, но про Серого ой как есть что рассказать столичному полководцу!

- Товарищ генерал-полковник! Гражданин Серый Сергей Витальевич, который в данный момент находится в положении “лёжа” под вверенным мне столом - это главный наш вор и преступник, - так неожиданно начал Коля свой откровенно-пьяный доклад. - Как только наш любимый мэр Иван Михайлович по трагической ошибке сделал его своим первым заместителем (хотя была и есть более достойная и абсолютно преданная кандидатура), развернул гражданин Серый свою уголовную деятельность расхитителя городского добра. А знаете, что он мне тогда говорил?

Язык преданной кандидатуры развязывался буквально на глазах. И ведь следует отметить - плёл он чистую правду, вспоминая те семилетней давности откровения Серого.

Колин пьяный рассказ относился ко времени, когда скакнул Сергей Витальевич с должности управделами исполкома в первые мылины замы. Следовательно, понадобился надёжный человек, которому мог бы Серый печать исполкомовскую доверить.

Вообще-то, если по закону, то печать ту следовало бы немедля под соответствующий акт уничтожить, поскольку исполком превратился в новый орган - городскую управу, и печать у управы своя уже была. Но мудрый Серый, пригласив Мопсенко для серьёзного разговора, так объяснял новую колину функцию хранителя печати отсутствующего горисполкома:

- Ты, Коля, направляешься нами на очень важный участок нашей реформаторской деятельности. Понимаешь, мы живём в сложное, но очень интересное время. На нас лежит суровая ответственность отреформировать наше застоявшееся общество! Но отреформировать его надо так, чтобы не было мучительно жалко потерянного нами в результате этих проклятых реформ.

- Кем - н а м и ? - переспросил расстроганный таким вниманием к себе Коля.

- Нами, Коля - это значит номенклатурой, не бойся этого слова, оно хорошее. Разве нам нечего терять? А зачем же мы тогда честь и совесть смолоду на комсомольские должностЯ сменяли? Зачем же я, Коля, “с комсомола” в торготдел исполкома пролазил? Или ты забыл, как я тебе тогда покрышки для твоих “Жигулей” без очереди-то? А колёс сколько было у твоего “ноль третьего” - не тридцать ли?

Да ничего Коля не забыл. Помнил даже, как по четвертному за покрышку сверху Серый с него сдирал. А что было делать? И отдавал, поскольку сам Коля потом по “полтинничку” на них наваривал. Такая жизнь была - дефицитная. Развитой социализм называлась.

- Ну вот, Коля, мы к тебе присмотрелись - потянешь, видим. Но ответственность момента понимать ты обязан. Получишь от меня печать исполкомовскую - и хранить её будешь как партбилет. Где он у тебя, кстати, не сжёг ли на митинге каком, а?

- Так я ... это ... ну в смысле в душе-то я...

- Ладно-ладно, шучу. А вот с печатью не шучу. Ты пойми: сейчас главные моменты наступают, когда мы начнём нашу собственность распределять. Сразу поясняю ещё раз: “мы” - это номенклатура; “нашу” - значит государственную. Гордое выражение “Государство - это мы!” хоть не забыл? Ты ж у нас вроде по идеологической епархии проходил? (“Партия доверяла мне руководство комсомолом нашего режимного предприятия “Красный гидроакустик!” - едва успел вставить Коля). “Несунов”-то на заводских собраниях совестил, чтоб через проходную в открытую не таскали?

- Значит, запоминай как следует, всё по формуле: государство - это мы, мы - номенклатура, государственное - это наше. Значит - мы среди нас должны наше государственное и поделить! Чтобы, значит, несунам каким не удалось государство наше разворовать.

- А как, как я буду от несунов защищать нашу собственность? И ещё, товарищ Серый: ведь и у нас, партийных работников, ренегаты случались - а вдруг они придут ко мне, номенклатурой назовутся? Как истинно-то наших, ну кому можно собственность распределять, от ренегатов отличать?

- Тихо, Коля, тихо! Ну чего ты зачастил, разволновался. Давай-ка по маленькой, чтобы всё стало ясно.

Мопсенко облегчённо засуетился, разливая по стаканам с собой принесённое. Действительно, от этих формул и вообще от непривычного умственного напряжения в погоне за полётом мысли Серого он как-то приустал, его несчастная голова разболелась от попыток понять Сергея Витальевича и беспокойно гудела без обязательного каждые полчаса “допинга”.

- Значит, так. Во-первых, тебе не защищать нашу собственность надо, а меня внимательно слушать. Если чего не понимаешь - не мучайся, просто запоминай. Хоть запомнить-то тебе не тяжело будет?

Коля потихоньку успокаивался, проникаясь своим большим чувством ответственности и за номенклатуру, и за её общенародную собственность.

- Теперь о нас, то есть о номенклатуре, - продолжил Серый. Ты сколько лет был на руководящей партийной работе? Вот все эти двенадцать лет ты и являлся номенклатурой. В нашей, Коля, стране победившего, а потом ещё и развитого социализма, кроме известной тебе исторической общности - советский народ, была ещё одна. Это как раз и была наша с тобой общность, общность номенклатуры. Ты, например, что умеешь делать?

- Ну как же - руководить людями, - встрепенулся млеющий от “допинга” и гладких речей благодарный собутыльник.

- Вот и я говорю - делать ты ничего не умеешь, и в этом твоя ценность! И все такие как ты ценные партийные кадры старались держаться вместе, то есть сообща “руководить людями”. Для этого мы пролазили в разные комитеты - сначала комсомольские, хоть бы и школьные, потом в армии, институте, на заводе - кого куда жизнь занесёт, но туго помнили свою цель: пробиваться на партийное руководство, как ты говоришь, “людями”. И главное - всегда мы, то есть ценные кадры, кучковаться начинали уже на комсомоле. Мы уже тогда начинали входить в неё самоё, то есть в номенклатурную общность. Причём главной нашей задачей было - должность получить! Ну где-то комсомольского секретаря освобождённого - это если на производстве или в институте, как я. Потом - райком, горком комсомола. Вот это уже серьёзно. Тут нас проверяли на вшивость как следует. Я и сам потом не раз такое делал с молодым поколением, знаю детальки...

Душевные воспоминания полились из Серого тёплым журчащим ручейком.

- Основной наш приём - это дать подконтрольному в чём-то вымазаться. Ну ты понимаешь: с девками несовершеннолетними, или украсть чего, взятку какую получить. То есть как бы сначала не заметить - а потом резко так подсечь! Всё. После этого клиент наш. Конечно, люди себя в такой ситуации по-разному ведут... Давай-ка ещё по одной.

Коллеги-номенклатурщики с аппетитом вмазали, и Серый самозабвенно продолжал.

- Я скажу тебе так. Наш человек, если хоть на маленькой должности оказался (ну там инструктора райкомовского какого-нибудь) уже твёрдо должен был знать: поймали - плати. Делиться надо! Этого ещё христианство наше дореволюционное требовало. Но, конечно, он опять-таки должен понимать, с кем и как делиться.

В этом месте личико Сергея Витальевича посуровело, бровки сдвинулись. Коля понял: подходит к главному.

- Так вот, если человек по своему нутру оказывался не наш (редко - но такое бывало, иногда и через партийные фильтры случайные люди проскакивали), то он возбухать пытался или ещё чего-то о своих правах качать. Вот с ним-то мы и прощались как с недостойным (ну как же - малолетку ссильничал, или взяточничал, это ж явно порочный тип, позор ему).

Тут насторожившийся было Коля энергично закивал головой, а Серый проникновенно понизил голос.

- А вот если понимал, делиться начинал, уважение, преданность и желание работать денежной суммой подтверждал - это наш человек, с ним не то что в разведку и контрразведку - ему в горком партии рекомендацию давать можно было. Конечно, и горком партии - не потолок для талантливого человека: или вверх по партийной линии в область дорога, или, сам знаешь, по хозяйственной части в директора, по банкам, казначействам… Ну, в общем, в достойные кресла для наших.

- Да, да! Я понимаю… К деньгам поближе!

- Вот, Коля, это и есть номенклатура: если попал в неё - уже не пропадёшь, и тебе и сродственничкам твоим единоутробным - квартирки без очередей для начала, и на свой кусок хлеба толстый-толстый слой масла с икоркой завсегда иметь будешь. И что бы ты ни упорол: украл, убил, город тебе вверенный пропил - не боись, не пропадёшь, на другую должность из номенклатурного списка пристроим! Главное - делиться не забывай!

- Я всё, всё понимаю!…

- Ну и славно… Мы, Коля - движущая сила нашего общества, несгибаемая и несгинаемая (в смысле не сгинем никогда). Мы тебе за любую реформу возьмёмся! Надо построение коммунизма - пожалуйста! Надо бороться с коммунизмом - мы первые! Помнишь, в молодые-то годы, по комсомольской ещё линии, мы народ на пасхе ночью как гоняли, а заловленных в церкви пёрли из комсомола. Да что там из комсомола - я из института к отчислению представлял! Будь ты хоть десять раз отличник. А теперь, Коля?

Мопсенко дурашливо заулыбался, он знал эту хватающую за душу церковно-приходскую историю.

- Наш перший кореш Лёха Палкин, он же у нас горкомовский “Комсомольский прожектор” возглавлял, как раз же под моим чутким руководством студентов в церкви на пасху вместе с Сашей Канашом ловил - так он теперь, Лёха-то бывший - Отец Олексий, приход в нашем Покровском храме держит и на “шестисотом” на службу ездит! Ты понял, Коля - это ж уссаться и месяц в баню не ходить! ...Ой, свят-свят, чего-й то я богохульствую, я ж, туды его, медальку и орденок от церкви теперь имею - Отец Олексий выхлопотал по старой дружбе нашей горкомовской... Эх, плесни-ка пополнее!

Вздрогнули и крепко закусили. Взглянули друг на друга с пьяной мужской радостью.

- А с другой стороны - ты подумай, Коля. Ну кому приход доверить? Да что приход - таможню городскую кто у нас возглавляет, в генералы таможенные вышел? Вчерашний секретарь парткома нашего славного промышленного гиганта “Красный турбинщик”, Юра Лопаткин. Ты думаешь, он хотя бы смысл слов “таможня” или “турбина” понимал? А в заместители кого он себе взял? Опять же нашего горкомовского кадра бывшего, мы его на руководство коммунальным хозяйством бросали - а теперь он специалист по таможенным законам! И ничего, не жалуется, ему кажется - справляется.

- Не, ну он же профессионал-руководитель! Потому и в законе шарит…

- Ты пойми, Колян, ведь у нас как? Истинному, настоящему профессионалу, номенклатурному руководителю то есть, специальное образование только мешает. И читать ему вредно - только приказы вышестоящего руководства! Ему ведь всё равно должно быть - хоть унитазы на коммуналке распределять, хоть на таможне “добро” давать. Но, конечно, кому это “добро” давать, а с кого брать - тут он помнить должен туго.

- Ну кому-кому давать - нашим же! – это громко и радостно воскликнул понятливый Коля, доставая из солидного “дипломата” очередную бутыль славного армянского алкоголя, - но ещё и делиться надо, делить “добро” то есть - я правильно запомнил, товарищ Серый, в смысле понял?

- Правильно рассуждаешь. А всё потому, что нашей ты школы кадр! Теперь, Коля надо проработать следующий момент. Вот смотри - мы всё для себя да для себя, а народ-то нас терпит! Ты не задумывался - почему? А? Да потому, Колян, что деваться ему, народу, некуда. Ну, которые могут, те, конечно, в свои Израиль или Америку от нас уже давно сбежали и там благоденствуют. Но остальные-то - здесь! Они же нам позарез нужны, но это, Коля, одна из главных наших тайн, страшнее военной. К сожалению, мы должны его терпеть, народ этот, потому как кто-то же должен работать... на нас.

Серый со вкусом отхлебнул и картинным жестом протянул к свету колину бутылку.

- Вот, скажем, что мы пьём? Настоящий армянский напиток. А откуда он у тебя? Ну-ну, чего ты в лице переменимшись? Я-то понимаю - поблагодарили тебя за противозаконную прописку наши кавказские братья из ближнего зарубежья. Всё нормально. А почему? А потому, что нужны мы им всем, без нас они никуда. Ко мне старики приходят - мы, говорят, хотим пенсии получать, как при советской власти. Я для них - типа кормилец, отец родной! Причём я знаю, что они меня ненавидят, и они знают, что я знаю, но жрать хотят и унижаются! Вот где кайф! А кто эту ситуацию создал, что пенсий вроде как на всех не хватает? Да я же и создал через любимую мою “ДЭЗИ”. А иначе - пришли бы они ко мне? А? Ведь вообще хрен бы знали, что существует такой мудрый вице-мэр Сергей Витальевич! Раньше-то эти пенсионеры без нас обходились, почтальоны им деньги приносили да и всё тут. А я этот непорядок обнаружил и устранил. Без нас жизни не должно быть! Никакой самодеятельности и творчества масс, всё только через нас. Давай-ка ещё по одной. Э-э, да ты спишь, что ли?


“В НАШ ТЕСНЫЙ КРУГ НЕ КАЖДЫЙ ПОПАДАЛ...”


Мопсенко натренированным на совещаниях способом действительно спал, не закрывая глаз. Его организм всегда прибегал к этой защитной реакции, уберегая колину извилину от интеллектуальной перегрузки.

Серый с опозданием понял, что увлёкся и сильно перебрал с теоретизированием. Это для Коли действительно слишком сложно. А ведь оставалось-то просто разъяснить, как обращаться с вручённой ему исполкомовской печатью.

Полная суть самой затеи мошенника была следующая. В период делёжки госсобственности через процесс “приватизации” появилась прекрасная возможность невероятного по простоте способа разворовывания городского добра.

Для этого и нужна-то была сущая пустяковина: следовало, в соответствии со свежеиспечённым президентским указом, предъявить не менее чем год-полтора назад заключённый договор по одной из хитрых форм умыкания лакомого городского объекта - “аренды с правом выкупа”. Если такой договор состряпать, то в полном соответствии с тем указом хоть лавка, хоть многоэтажная гостиница, да хоть громадный “Дом быта” со всеми его швейно-вязальными машинками и парикмахерскими безропотно и неоспоримо переходили в руки “арендатора”.

Как правило, таким “арендатором” был свой из вчерашней труборожской комсомольской верхушки.

Ну грех было не использовать этот приём, освящённый президентом для, надо понимать, шустрого (пока не поймали) и полезного прохождения этапа первоначального накопления капитала!

Серый и раньше, и сейчас в глубине души недоумевал: что это - недосмотр или... Нет, судя по всему, всё же никакого недосмотра не было. Был сигнал своим, собратьям по номенклатурным стаям, до самых глубинок: товаришчи, налетайте, ловите миг удачи, становитесь из исчезающего слоя капээсэсной номенклатуры легитимным классом новых собственников! Но, конечно, потом, ближе к президентским выборам, не забудьте - кому всем обязаны. И без кого вмиг лишитесь “наприватизированного”.

Так что из проблем у потенциальных “новых собственников” была лишь одна - каким-то образом отмотать назад пару лет для заключения того самого договора. Машин времени у нас ещё нет, но...

Но есть, есть же печать исполкомовская, которую мы мудро “забыли” уничтожить, и которой такой договор два года назад должен был скрепляться!

Вот для чего нужен был дурачок Коля Мопсенко с печатью несуществующего горисполкома.

* * *

Конечно, объяснено всё это было чуть позже самому Коле с учётом особенностей его мыслительной деятельности, то есть буквально на пальцах. Но даже это не помогло обезопаситься от последствий совершенно непроходимой тупости, которая была органично присуща новому управляющему делами.

Так, поначалу Коля взялся не только печати шлёпать на тех “договорах” и даты двухлетней давности приписывать, но и подпись свою (свою, а не Серого, который в ту прошлую пору действительно управлял делами!) от имени исполкома лепить. Афёра была одним умником прилюдно раскрыта (“уходили” в тот момент друзья-комсомольцы как раз гостиницу девятиэтажную в центре города).

Серый был взбешён и прямо высказал Ивану Михайловичу своё мнение о новом выдвиженце из бывших дежурных по мылиной приёмной. Мыло же на удивление добродушно отреагировал, объяснив колину промашку всего лишь тем, что, мол, “ну сам, сам без тебя хотел парень слегка заработать, так его поправить надо, чтоб не забывал он правило деления, да и всё тут”.

Тем не менее Сергей Витальевич счёл необходимым вызвать Колю и попытаться скорректировать происходящее. Именно этот разговор и потряс, и напугал Колю одновременно, и именно его содержание спустя семь лет он пытался повторить столичному полководцу, сидя с генерал-полковником над вусмерть пьяным телом Серого.

Колина извилина имела одну интереснейшую особенность. Благодаря ей Коля мог, испугавшись и вследствие испуга не понимая смысла звучащей при нём человеческой речи, как бы в режиме магнитофона “записать” и много позже воспроизвести сами звуки в действительно имевшей место последовательности.


* * *

- Сколько тебе лет, Николай? - по-хорошему, почти ласково начал Сергей Витальевич ту беседу. И выяснив, что “в мае исполнится сорок два”, с неожиданной суровостью прозрачно намекнул:

- Хочу надеяться, что “исполнится”...

Вот с этого момента “включился магнитофон” у Коли, и всему остальному он мог внимать, только ошалело кивая мутной головой.

- Ты что же это, гад, творишь? Я - и то не могу поручиться, что мы, новые реформаторы, ещё хоть годок продержимся, поскольку враги повсюду поднимаются, “номенклатурной прихватизацией” в глаза ширяют. Потому надо успеть проприватизировать всё, всё вокруг! А здесь ты со своей клептоманией карманного воришки под ногами путаешься. Сейчас каждый упущенный день миллиардов стоит! Ты хоть газеты читаешь?

- Так времени ж нет, только и успеваю по телевизору последние известия и новости...

- Все твои новости - это “Спокойной ночи, малыши” под водочку. Смотри, чтоб самое последнее известие завтра про тебя не прозвучало: “ушёл от нас в расцвете сил и творческих возможностей...”. (Коля дважды икнул, воспроизводя генерал-полковнику дословную цитату. “Так и сказал?” - ужаснулся старенький полководец. Коля, погрузившись в кошмар воспоминаний, лишь горестно икнул третий раз). Так вот, газеты нам пишут, что в Чехии их прогрессивно-диссидентский президент принял закон о люстрации. Знаю, знаю что таких слов ты в жизни не слыхивал. А означает это слово, что всю их чешскую номенклатуру приказал он в один момент... да не падай ты - от всех и навсегда постов отстранил! Запрет для них на руководящую профессию ввёл. Вот такая бесчеловечная европейская демократия. Конечно, их президент от нашего сильно отличается - он у них культурный, из писателей, за убеждения в тюрьме сидел... В общем, знает нашего брата непонаслышке. Тут я с ним согласен: пока нас от власти силой не убрать - мы сами не уйдём!

- Но то Чехия, маленькая и европейская, они же нам не указ...

- Да нет, Коля, не скажи - подсовывали и нашему президенту такой указ! Да, Коля, да, и было это в сентябре 1991-го. Сам помнишь - эйфория у морд интеллигентских, “кранты вам, паразитам горкомовским!” они кричали. Ну, кому кранты - это история правильно рассудила! Где те интеллигенты? А мы - вот они, мы везде, и всё при нас. Однако тем не менее, Коля, подложил же президенту какой-то гад этот указ. На тот раз пронесло (всё ж вокруг президента не зря сплошь наши люди), а если завтра?...

- Ведь ты, Колян, пойми - люстрацию у нас всё равно паскуды-интеллигенты затеют, и будет оно так: был в горкоме, райкоме, обкоме, каком угодно “коме” - всё, иди работай, никакой должности ни в управах, ни таможнях, ни казначействах, ни в каких госорганах. Арендуй себе метр прилавка на рынке, торгуй на свежем воздухе под дождичком, если сумеешь, или кроликов на балконе выращивай...

Глаза у потенциального кроликовода Коляна совсем округлились, а Серый продолжал пугать, бить по самому сокровенному.

- Но к власти, к казённым деньгам, к руководству “людями” - ни боже мой, на километр сволочи не подпустят, сами будут управляться. Короче - ни себе, ни людям!... Может, лет через пять-десять (не раньше!) позволят нам в выборах кандидатуры наши выставить - на общих, так сказать, основаниях… Чтобы такие мастера, как ты, бюллетени в урны пачками не подбрасывали и протоколы ночью после выборов не переправляли. Ты свою преступную деятельность по линии “рабочих групп управы” на выборах не забыл?

Конечно, всё помнил руководитель людЯми Коля Мопсенко. Но до сих пор не мог понять, несмотря на свою проницательность, куда гнёт вице-мэр. Скорее всего, это просто провокация, то есть проверяет его товарищ Серый. Перед тем как особо ответственное партийное... тьфу, не партийное, но очень ответственное задание поручить.

Оказалось - не будет никакого задания, но будет страшная выволочка за вот те самые колины подписи в “договорах аренды”.

- Было тебе сказано меня слушать и запоминать? Было! А ты, падло... Ты хоть понимаешь, какие люди и какие миллиарды сейчас меж собой делят? А из-за тебя потерять могут, если до люстрации не успеют! Ведь они ж тебя в порошок... И будут абсолютно правы. Такой отрыжке бюрократии, как ты, не должно быть места в нашем новом отреформированном обществе!... Верни-ка, гад, печать мне - мало ли, что с тобой теперь случиться может.

* * *

...Вот что старательно воспроизвёл Коля московскому генералу на излёте послефейерверочной ночи. На всём протяжении жуткого рассказа тело Серого изредка шевелилось и пьяно мычало у их ног, напоминая о своём участии в продолжающемся застолье.

На генерала изложенное произвело сильное впечатление. Он очень обеспокоился и захотел немедля переговорить с “гостеприимным мэром”.

Дело было за малым - мэра надо было найти. Все способные передвигаться были брошены на розыски, и вскоре Иван Михайлович был обнаружен на дне бассейна сауны. Видно, Мыло захотел слегка освежиться, но не учёл нерадивость напивающейся по углам прислуги: бассейн в суете ещё не наполнили водой.

Как и всякий сильно пьяный человек, Иван Михайлович после тяжёлого прыжка-падения на кафельное дно бассейна практически не зашибся (во всяком случае, такой первоначальный вывод сделали нашедшие мэра). Мыло же, проснувшись в руках спасителей, вдруг разволновался и непрестанно повторял, что ему надо сделать важное заявление.

Попытки успокоить его с помощью холодной воды из двух шлангов для мытья бассейна ни к чему не привели. Иван Михайлович настойчиво потребовал, чтобы ему помогли надеть мокрые необъятные трусы, и с помощью Коли Мопсенко предстал перед ещё шевелящимися за банкетным столом.

Стоя на фоне тёмного предрассветного окна, Мыло начал “заявлять”. Вот тут-то и стало ясно, что мэр всё-таки ударился, и наверняка головой, причём довольно сильно.

- В обстановке борьбы с растущей в Трубороге криминальной напряжённостью, - внятно и медленно произнёс он, - я срочно принял очень дорогое для меня решение - стать депутатом Государственной Думы. Для этого мне пришлось добровольно и чистосердечно вступить в самую нашу прогрессивную партию власти - “Родная отчизна”... или “Отчая родня”?... А, Коля?...

- Да, так вот. За место в партийном списке я уплатил семьсот пятьдесят штук зелёными, которые заработал в прошедшем квартале честным и потому непосильным для меня трудом. Чтением лекций о проектировании и монтаже свободных зон в условиях прогрессирующего роста падения. А вовсе не украл. И как раз не из городской казны, как нам подбрасывают некоторые! Далее. Где наш старшой из городского депутатства?

- Здесь, здесь я! - попытался тот встать из-за стола. - Мы, наши депутаты-слуги,... всегда на страже народа...

- А ты, пигмей, сделаешь нам завтра всенародные выборы достойнейшего на моё место. Назначаю всенародно избранным мэром Труборога... Мопсенко Николая!... И штоб процент за него был не меньше восьмидесяти. Штоб, значит, неповадно было.

Тут Коля что-то шепнул на ухо Ивану Михайловичу, и тот, сильно качнувшись вслед за своей согласно кивнувшей головой, продолжил:

- Васькину - за решётку, тут пусть наши прокуроры поработают!

Коля растерянно опять припал к уху патрона и горячо зашептал: “Не Васькину, Васькина помогла нам Серого ментам заложить!”. Но Иван Михайлович не стал слишком радикально менять своё решение и тонко скорректировал:

- И Серого тоже посадить вместе с ней как раскрытого Васькиной расхитителя!

Так много разом высказанных решений дались нелегко, поэтому Мыло начал закругляться.

- Сейчас мы вынуждены попрощаться, поскоку я срочно вылетаю вместе с Сашей Канашом в Мадрид. Нам предстоит очень важная встреча с российским министром финансов во время футбольного финала на Кубок Испании. Правда, министр ни о нашей с ним встрече, ни обо мне лично ничего не знает и вообще за границу, наверное, не собирается. Поэтому, Коля, свяжись с ним и уведоми! Постарайся, штоб из Москвы какой-никакой вызов в Мадрид мне состряпали. Денег - не жалеть!

- И последнее, не для печати, но от души… В бассейн я не прыгал, и не головой, а спустился по лесенке и лёг для обдумывания предстоящей загранкомандировки. Так что нечего!... разные инсинуации!... Пусть наша пресс-служба так и отработает... Всё! Нас ждёт серебристый воздушный лайнер.

С этими словами вконец утомлённый мэр Труборога Иван Михайлович Мыло упал багровой щекой в салатницу и затих.


А в тёмном окне за его спиной стал виден рассвет над лиманом...


Таганрог, 1999 г.

(с) В.Герасименко, 1999

О Г Л А В Л Е Н И Е

стр.
^

Глава первая

Пир во время ……………………………………………………………. 1

За данью – дань …………………………………………………………. 6

Террариум единомышленников ………………………………………..10


^ Глава вторая.

Как отмылить добела чёрного кобеля …………………………………14 «Были, есть и будем есть!», или сценарий по типу «БЛЕФ» ..............20


Глава третья.

Праздник, который всегда не с тобой ……………..………………….26

Этапы с большой дороги ……………………………………..………..30

Тучи из Центра приплыли ………………………………………….....35


Глава четвёртая.

Когда его совсем не ждёшь …………………………..………………..39

Понос истины ………………………....................................………….43

«В наш тесный круг не каждый попадал…» ………………................49


vladimir_ge@hotmail.com