Владимир Герасименко
| Вид материала | Документы |
СодержаниеКак отмылить добела чёрного кобеля Сценарий по типу “блеф” Международного Прудово-Тихоокеанского клуба. Прудово-Тихоокеанского клуба. Прудово-Тихоокеанского клуба Международного клуба |
- Тульская областная научная медицинская библиотека организация здравоохранения. 2010., 396.37kb.
- «Право заключения государственного контракта на выполнение работ по завершению строительства, 5961.04kb.
- Конкурс "Знай и люби родной Владимир" «владимир и владимирцы в великой отечественной, 41.68kb.
- Доклад первого заместителя председателя Комитета Государственной Думы по охране здоровья, 268.9kb.
- Владимир Маканин. Голоса, 855.51kb.
- В. И. Вернадский – книги и статьи Вернадский, Владимир Иванович. Дневники, 77.32kb.
- Константинов Владимир Андреевич, 59.72kb.
- «москва третий рим», 2878.19kb.
- Российская академия сельскохозяйственных наук, 1103.86kb.
- Г. С. Батыгин лекции по методологии социологических исследований учебник, 4007.03kb.
... Празднично возбужденные труборожцы стекались к “белому дому”. Вера Федоровна распродала уже почти все семечки, когда к ней пробилась давняя её подруга по пенсионерскому несчастью - Катя. Принесенная новость мгновенно заставила свернуть торговлю и броситься вслед за Катей: в торце “белого дома” шла бесплатная раздача бело-голубых флажков с городским гербом. Сами матрасно-полосатые флажки интересовали подруг мало, но к каждому из них прямо из окошек автобуса бойкие молодые люди выдавали по полкилограмма риса. Бойкие молодцы непрестанно выкрикивали, что каждый сохранивший флажок до конца праздника получит ещё столько же.
И сами “молодцы”, и их потёртый автобус были хорошо и печально знакомы подругам: это была так называемая служба дозировки и задержки пенсий “ДЭЗИ”. Служба сия была одним из самых главных достижений Серого. С её помощью удалось запугать и приручить треть населения Труборога - всех его пенсионеров, регулируя на разных выборах “избирательную волю” этих замученных службой Родине несчастных людей. Служба “ДЭЗИ” также давала Серому возможность беспрепятственно оперировать городскими пенсионными денежками, объясняя задержки в их выдаче происками далёких и недостижимых как Луна внешних недругов из Москвы и Центра.
Кроме риса обладателям флажков обещалось на протяжении праздника выдавать различные сюрпризы. Для этого необходимо было постоянно размахивать флажками и с радостными лицами громко скандировать приветствия высоким гостям и главным хозяевам. Под тексты приветствий использовалась гигантская, за валюту купленная “бегущая строка”, смонтированная на крыше “белого дома”. Размахивающие флажками люди, по замыслу режиссёров сего действа, должны были читать по “бегущей строке” славицы и в такт со вспышками отдельных слов выкрикивать всё, что хотели от них организаторы ...
^ КАК ОТМЫЛИТЬ ДОБЕЛА ЧЁРНОГО КОБЕЛЯ
Счастливо переживший неудачное покушение Серый далеко не сразу ограничил испрошенный органами круг желавших его погибели. Полгорода с полным основанием мог бы включить в свой список Сергей Витальевич - собственно говоря, именно поэтому в Трубороге было развернуто тотальное снятие отпечатков пальцев мужского населения. Отсутствие правовой основы не смущало “кардинала”. В отличие от милиции, он не имел особых сомнений в источнике заказа - но страшно хотел достать исполнителей.
В самом деле, представить себе, что в его городе есть какие-то люди, решившиеся убрать самого Серого... Нет, представить это было абсолютно невозможно.
Действительно, в кругах, которые принято было с понижением голоса именовать криминальными, уважаемый “кардинал” никак не мог быть записан в подлежащие устранению помехи. Скорее наоборот. И хотя у органов не было подобного единодушия в оценке деятельности Сергея Витальевича, но и здесь долго не находили ответа на вопрос: кто?
К тому же проводимые уже неместными силовыми структурами поиски постоянно приводили, по мнению “кардинала”, куда-то не туда. Дошло до того, что сильно читаемая в Трубороге московская газета “Факты и доказательства” во всеуслышанье увязала покушение с последовавшим через полгода арестом одного из совсем уж “новых” труборожских бизнесменов. Для мощной связями семьи этого юного дарования Иван Михайлович много лакомых кусков от бюджетного пирога и городского имущества наотламывал. Благодаря этим заботам они вместе и дружно проприватизировали хлебное производство в Трубороге и его окрестностях.
Такой поворот в поисках покушавшихся никак не соответствовал жизненным интересам Серого, хотя арестованный юный хлебный бизнесмен был как раз из лагеря Ивана Михайловича. Ведь если поиски и далее пойдут с тем же успехом, то вскорости не только для дико запаниковавшего и совсем уж непросыхающего Мыло могут наступить нежелательные моменты истины. Статейка-то из “Фактов и доказательств” содержала недвусмысленные намёки о необходимости “прояснения для следствия экономической ситуации в Трубороге”.
А отвечал по службе за эту проклятую ситуацию как раз Серый. Да не просто отвечал, а ещё и создавал, как он любил в нешироком кругу объяснять причину своего очень повышенного материального благополучия.
Объяснения эти звучали так: “Да, я получаю материальные благодарности от разных деляг, когда как эксперт даю им советы и рекомендации. А я могу хорошо советовать, так как владею ситуацией в городе, то есть могу её создавать. И создаю!”. Конечно, создать ситуацию сразу для всех горожан было непосильно тяжело, да Сергей Витальевич слишком-то и не надрывался: создавал он её вдумчиво и целенаправленно исключительно для тех, кто мог достойно оценить и отблагодарить труды создателя.
Буквально хрестоматийным стал пример с такой ситуацией, когда Серый из городской казны очень щедро оплатил десятки тысяч ... списанных из армейских запасов противогазов.
То есть сначала мудрый “кардинал” организовал публичные замеры вредных веществ в воздухе прямо над заводскими трубами, затем через послушные средства местной дезинформации устроил психоз по поводу жуткой угрозы жизни любимым труборожцам, и лишь после этого протянул в городской управе решение по приобретению тех никем так и не увиденных средств индивидуальной защиты.
А лихие те продавцы противогазов были ему ну очень благодарны...
И вот теперь Серый вынужден был всё это вспоминать и готовиться к “прояснению для следствия экономической ситуации в Трубороге”.
* * *
Для труборожцев же, живших в условиях полного информационного вакуума относительно истинной сути любых событий в своем городе, факт жёсткого увязывания покушения с экономической ситуацией усугублялся ещё и суматошными публичными взываниями мэра в защиту так много знавшего хлебного богача.
Прекратились они лишь тогда, когда опять же неместная газетка из области прямо и очень обидно поведала об Иване Михайловиче как о фигуранте по этому хлебно-уголовному делу. Видите ли, труборожская управа поручилась банку за возврат взятого “на хлеб” тем самым богачом многомиллиардного кредита. Тот, конечно, кредит банку не вернул (для чего ж городскими-то деньгами гарантировали), и повис сей долг на совсем уж тощеньком труборожском бюджете - точнее, на том месте, где был бюджет до попадания в руки умелого распорядителя Сергея Витальевича Серого.
Газетка же та из Центра прямо увязала висящий должок с недополученными пенсиями тысяч стариков, с голодными врачами, с загаженными улицами Труборога и разваливающимися домами. То есть опять же нагло указывала не столько на Мыло, сколько на Серого, по службе обязанного финансировать все эти путавшиеся под ногами городские проблемы.
А ведь как хорошо после получения того кредита юный хлебный миллиардер повозил мэра по Испаниям с Америками! Как много они нужных для Трёхсотлетия людей повстречали и за небедными столами в Труборог на фейерверк наприглашали. Как прибыльно сам Серый, пока Мыло в тот раз особенно длительно путешествовал, на городском имуществе порезвился. И вот на ж тебе...
Надо сказать, сам Сергей Витальевич особо разъезжать по миру не любил, предпочитая за свои труды создателя ситуации получать наличные любимого болотного цвета. Однако если уж овца оказывалась совсем поганая... Таким клоком шерсти вместо благодарности он взял как-то с городской баскетбольной команды включение его как вице-менеджера (?) в спортивную делегацию для поездки на турнир в Сингапур. Вообще-то сама эта Азия Серому совсем не понравилась, он даже изрядно прихворнул животом в дороге, а про пресловутую китайскую кухню и вспоминать было тошно - но ведь халява же, бюджет труборожский: “что распределяю - оттуда и имею”.
А неафишировавшаяся поездка вице-менеджера стала-таки известна в Центре по причине болтливости игрунов-баскетболистов, посему опять пришлось привычно врать и извиваться в местных газетках...
* * *
Из-за непрекращающейся череды подобных неприятностей забота об информационной незамутненности голов труборожцев занимала Серого и Мыло постоянно. Давно уже перестали вскрикивать местные средства информации хоть что-то, несоответствовавшее высокой цели Трёхсотлетия. Причём не соответствовало этой цели в общем-то всё, что хоть в малейшей степени могло бросить самую лёгкую тень на оценку любого действия или бездействия “отцов города”.
Как правило, все существенные новости о своём городе труборожцы узнавали не из местных газет. А эти сообщённые извне новости почему-то всегда искренне обижали городское руководство. Приезжий же зачастую просто ничего не мог понять, случайно взяв в руки какую-либо местную газетку и поневоле сравнивая текст с лезшей в глаза вопиющей городской действительностью.
Главным из этих местных изданий было, конечно же, “Ваше место” - периодический орган, предназначенный его закулисным кукловодом Серым для формирования самого правильного общественного мнения.
Так, в случае с арестованным хлебным бизнесменом “Ваше место” непрестанно нагнетало обстановку путём запугивания горожан скорым повышением цен на хлеб якобы из-за того самого ареста. Мэр Мыло растерянно называл происходящее провокацией со стороны милиции и почему-то“возвратом в тридцать седьмой год”. Расчёт, конечно, делался не на внимание со всем смирившихся горожан, а на нехорошие неместные силовые структуры, которые непременно напугались бы неизбежного хлебного бунта в городе. Напугавшись, они должны были б немедленно отпустить из кутузки хлебного богача, дабы не начал он рассказывать на допросах о своих финансовых контактах с “отцами города”.
“Кто знает, с чего бы это?” - развязно вопрошал из-за пределов Труборога столичный еженедельник “Факты и доказательства”, поместив сей вопрос в статье под обидной для отцов города рубрикой “Чёрные дыры нашей экономики”. И те горожане, которые успели схватить в киосках этот номер до того как наёмные люди Серого пачками скупили крамолу, шёпотом повторяли на кухнях сей вопрос.
Другая неместная газета уж совсем нагло сообщала о том, что в Трубороге после известного ареста у местной власти возникло желание “поиграть” в хлебный бунт, но, мол, из области строго пригрозили - только посмейте!
Ну как подобные слова было допускать до труборожцев? Так и не допускали. А настырных любителей почитать посылали всё в то же “Ваше место”, где горожанам профессионально (в труборожском смысле, с внятным указанием их места) разъяснялись несравненные прелести жизни именно под особо чутким руководством лично Мыло Ивана Михайловича.
Объяснения эти были незамысловаты и базировались на трёх простых постулатах.
Первый: “в стране кризис, и поэтому абсолютно все беды в нашем любимом городе - именно от этого проклятого кризиса”. Ясное дело, кризис был для постулата постоянно необходимым явлением, и посему в Трубороге лелеялся не покладая рук.
Второй: “но у нас в Трубороге благодаря руководству мудрого Ивана Мыло много лучше, чем везде”. Все наглые доводы отдельных заезжих психов о наличии даже в соседних городках куда менее нищего населения тут же энергично обличались как “грязная политика”. И срочно душились в зародыше как вражеская политпропаганда. В качестве контрдоводов психов яростно тыкали носом в такие неопровержимые факты, как регулярный восход солнца в Трубороге, рождение детей и неуклонный рост деревьев и кустарников. Ясно же, что всё это было бы совершенно невозможно без личного руководства Ивана Михайловича Мыло!
Третий: “Труборог живёт в условиях постоянных происков внутренних и внешних врагов, враги не спят но видят себя в креслах Ивана Михайловича и Сергея Витальевича”. Эти происки, незаметные никому, кроме проницательного городского руководства, опять-таки именовались “грязной политикой”, а также “подготовкой оппозиции к выборам”. (Которых, надо сказать, сам мэр и его смурная команда со страхом ожидали как конца света).
С помощью таких универсальных постулатов можно было легко уходить от самых острых вопросов, которые тщетно пытались задавать неугомонные старики-пенсионеры и почему-то ставшие “при Мыло” вечно голодными учителя с врачами.
Например, требовавший прямого ответа вопрос: “Ты куда пенсии наши дел, ворюга?” тут же вызывал возмущённый и напористый ответ Ивана Михайловича: “Это же политикантство, близятся выборы, в городе активизируются силы красно-коричневого реванша!”.
Или: замеченный при очередной удачной попытке пустить налево городские денежки, застенчиво краснел Сергей Витальевич: “Мы же делаем в условиях кризиса всё, что можно и особенно чего нельзя, но это же кризис! Руководство города действует адекватно обстановке в стране. Горожане! Не поддавайтесь на провокации грязных политиканов...”.
На самый крайний случай, когда и за руку схватили, и откупиться не успевали, существовал очень популярный приём, которым особенно любил пользоваться Иван Михайлович: “Меня опять подставили!” - с обречённой готовностью объявлял он и сплавлял из управы кого-нибудь из своих бесчисленных заместителей, якобы виновных в подставе.
Вообще подбор этих потенциальных жертв базировался на известных ещё с петровских времён отличительных чертах российского придворного лизоблюда, который “пред начальством имел вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальства”. Такими людьми всегда была богата номенклатурная популяция Труборога, из неё привычно для бывшего горкомовского заворга и навылавливал Мыло членов своей “команды”. Команда была горда и как-то даже благодарна по-своему, свято следуя рабочему девизу “ты начальник - я дурак...”.
Конечно, пришибленные общим “дурацким” единением игроки той смурной команды (единомышленники, как любил подчёркивать для интервьюеров Мыло, пытаясь незаметно выдохнуть перегар в сторону от услужливых журналистов) прекрасно понимали: никакого иного места в жизни они просто не в состоянии занять из-за полного отсутствия хоть каких-то трудовых навыков и малейшего желания работать...
* * *
Воздействие на население через “Ваше место” было удобным и неопасным. Но хотя бы иногда руководству города приходилось напрямую общаться с народом. Естественно, и нарочно подобранный народ должен был быть весьма специфичным, и само общение нуждалось в тщательной режиссуре.
Коля Мопсенко как специальный зам по борьбе с общественностью именно этим и занимался. Редкие “проколы”, когда в зал удавалось-таки проникнуть какому-нибудь крикуну из особо грамотных, очень обижали мэра, и в конце концов привели к отработке чисто ритуальных “встреч с общественностью”. Эта забавная форма славно зарекомендовала себя во время предвыборных кампаний, когда мэр и его приспешники-кандидаты-в-депутаты всех уровней пользовались ею особенно нагло.
Суть была в том, чтобы принципиально исключать хоть малейшую возможность избирателю встретиться с “избираемым”. Для этого Коля Мопсенко устраивал для Мыло или какого-нибудь его надёжного кандидата-захребетника нескончаемую череду так называемых “встреч с трудовыми коллективами”. Эти совсем уж до бесстыдства зарегулированные “встречи” с полутора-двумя десятками вусмерть запуганных общественников дружно подавались во всех трепещущих от подобострастия местных средствах информации как открытое общение руководства города с широкими массами.
Сами эти “средства” были низведены в Трубороге до уровня слабошевелящегося от многолетнего голода пса, готового несмотря ни на что лизать сапоги беспутного хозяина, в абсолютной независимости от гадкого вкуса грязи и мерзкой вони этих сапог.
Необходимые для этого способы “работы руководства с прессой” были максимально упрощены и проводились в жизнь так называемым руководителем пресс-службы управы, отставным политработником Задницкером. Главными его деловыми качествами были полнейшая бесполезность и абсолютная бессмысленность всего им производимого.
А производил он нескончаемые планы работы и руководящие материалы для городских журналистов. Эти весьма занятные для специалиста-психиатра бумаги были причиной постоянных хихиканий тех же журналюг, как выражался чистосердечно ненавидевший их Задницкер.
Конечно, “руководить людЯми” без составления своих материалов и планов он просто патологически не мог (сказывались необратимые последствия многолетней службы политработником в стройбате). Однако основным для него оставался всё же “человеческий фактор”, то есть личная, один на один накачка и воспитание редакторов и ведущих журналюг. Целью таких общений с писаками было разностороннее запугивание в непременном сочетании с периодически повторяемыми обещаниями всех благ и спокойной старости.
Причём эта “работа” проводилась им принципиально не насухую, то есть в интимной полутьме гаража управы, за удобно разостланной на полу газеткой с простецкой закусью и обильно разливаемым по гранёным стаканам медицинским спиртом. Задницкер твёрдо знал, что это и есть та самая обстановка, в которой и человека можно узнать, и максимально доходчиво разъяснить ему непростые основы журналистского мастерства.
Недостающие армейские приемы воздействия на подопечных (такие как гауптвахта, трибунал, разжалование) Задницкер компенсировал беззастенчивой эксплуатацией болезненного внимания Серого и Мыло к информационным проблемам. Само внимание было строгим, но справедливым: трудновоспитываемых наотмашь и с оттяжкой били рублём, лишали помещений, лицензий, отключали телефоны и электричество, на их жалкие редакции пачками направлялись различные контролёры и инспектора - от пожарных и санитарных до налоговых и даже по борьбе с распространителями ящура. Без помещений, прямо с тротуара, вещать и жечь глаголом было неуютно, а посему выживали исключительно понимающие, как именно надо освещать труборожскую действительность, под каким углом надо нагибаться, приседать и разводить ноги, чтобы получающаяся поза соответствовала необходимой точке зрения.
Среди наиболее соответствующих лидировало “Ваше место”, а также старательно и взахлёб выделялось местное самодельное телевидение, которое почему-то выбрало себе звучное название “АО телеканал “Двадцать одно”. В названии предполагалось стремление подчеркнуть точность совпадения выработанной точки зрения с рекомендуемой Задницкером. Однако грубые люди из невоспитанной части телезрителей именовали сей телеканал “очком”, глумливо выискивая из многообразия интерпретаций сего термина как раз анатомическую. Она не только навевалась солидной аббревиатурой АО, но и в наибольшей степени соответствовала испускаемому в эфир творческому кредо “Двадцать одного”.
Вообще-то с электронными средствами типа местных телевизионных каналов работать Задницкеру было несколько сложнее, чем с обычными писаками, но технически вполне возможно. Например, против особо надоедливых было принято мудрое решение: антенны для приёма их передач были объявлены несовершенными, дающими в эфир помехи и к тому же разрушающими городские крыши. Быстренько создали при управе комиссию по борьбе с разрушителями крыш, и повёрнутые на “надоедливых” антенны были дружно уничтожены.
“БЫЛИ, ЕСТЬ И БУДЕМ ЕСТЬ!”, или
^ СЦЕНАРИЙ ПО ТИПУ “БЛЕФ”
Как-то давно, ещё в самом начале его мэрской деятельности, валявшегося на жарком песочке Майами-бич с банкой сорокаградусного ледяного “дринка” мэра посетила одна тусклая мысль. Понял он вдруг, что “дурочка” с идеей Трёхсотлетия имеет один недостаток: как ни крути, но сама дата должна наступить и пройти, а дальше-то что? Опять из пальца высасывать какой-то юбилей?
Не. Не поверят больше...
Нужна достоверно недостижимая цель (типа коммунизма!), которой можно морочить головы постоянно, всегда, вне зависимости от назойливого календаря. Под эту цель можно будет постоянно тратиться труборожскими городскими деньжатами. Людишкам своим распихивать общенародную собственность. Из этого постылого любимого Труборога ещё боле по столицам и заграницам мотаться и подолгу там отсиживаться… Целью можно было бы прикрываться, врать о ней труборожцам в постоянно сослагательном наклонении: “Вот если бы нам позволили..., то тогда бы у нас..., и мы бы..., но нам не дают..., а то бы мы!.., и даже вы зажили бы как мы...”.
Да, цель такую надо было искать, и надо было что-то придумать. Но вот насчёт “придумать” у Ивана Михайловича проблемы cуществовали всегда. Сам процесс думания у него как-то не очень получался.
Поэтому Мыло давно уже использовал простой, но надёжный принцип заимствования чужих мыслей (слово “воровство” ему не казалось самым подходящим). Автора украденной идеи принято было тщательно шельмовать сразу после заимствования, дабы не тявкал он о каких-то правах.
Напрягшись номенклатурным умом, привлёк тогда Иван Михайлович к поиску нужной для заимствования мысли всех ближайших прихлебателей - и вскорости эврика была вытащена из недалёкого прошлого! Среди неразумных депутатских разглагольствований времён разгула горбачёвской демократии была отыскана многократно обгаженная самим тогдашним предисполкома Мыло идея: надо бороться за разрешение свободной зоны в Трубороге!
* * *
Да ... Это была суперидея. Если учесть, что все такие зоны понаделаны только у них, то значит, можно будет к ним же надолго и часто сматываться (типа за опытом)!
Под эту же лавочку появлялась прекрасная возможность - списывать все свои достижения по руководству городом (сравнимые с последствиями ядерной войны) на непременное нежелание Москвы предоставить Труборогу статус свободной зоны. А уж сколько отвлекающей говорильни в городе можно было развести... А какие гостевые приёмы с распусканием хвоста наустраивать...
И что особо ценно - во всю эту хренотень здорово вписывалась “дурочка” с Трёхсотлетием. Ведь переплетающиеся празднества и фейерверки позволяли в качестве ловкого промежуточного манёвра вдруг провозгласить: в рамках борьбы за объявленную ранее свободную зону давайте-ка отпразднуем Триста лет родному виноводочному заводу! При этом Трёхсотлетие можно будет легко и непринуждённо выдать за завершение первого этапа построения зоны.
Что интересно - идея свободной зоны приглянулась даже закоренелому прагматику Сергею Витальевичу, хотя возникшая симпатия к этой затее была весьма сокровенной и от окружающих тщательно скрываемой.
Дело в том, что в детстве и юности, из-за некоторой фактурной плюгавости, Серёжу Серого не брали в школьную и армейскую самодеятельность, хотя на сцену тянуло с невероятной, чисто фрейдистской силой. Конечно, пробравшись “на комсомол” наоттягивался он игрой на публику предостаточно, но потом, уже в управе, опять стал закисать, хандрить без необходимого выхода своих удивительных комплексов. Ведь не мог же он постоянно самоудовлетворяться кривляньями перед двумя-тремя десятками своих же бестолочей из управы, когда играя понижаемым голосом и вовсю гримасничая, прищуриваясь, хмурясь и жмурясь, подседая и вдруг резко выдавая широкий плоский таз вперёд, “хлопотал мордой” в нудно повторяемых сценах на заезженные темы треклятых городских проблем.
Придушенная излишним меркантилизмом натура лицедея требовала не только перемен в репертуаре, но и обязательной смены зрителей. А тут появлялась такая дарованная судьбой возможность попыжиться на ожидаемых приёмах иностранных гостей, поиграть на высокопоставленную тусовку из разных столичных комитетов и подкомитетов...
* * *
Мыло чутко уловил вибрацию Сергея Витальевича, и даже не без умысла доверил ему поездку на очередное заседание ^ Международного Прудово-Тихоокеанского клуба. Оно было назначено для проведения в иностранном городе Кабеляки. Вообще-то клуб и был тем самым отходным манёвром, который готовил себе Иван Михайлович для достойного исчезновения из Труборога: пора было исподволь начинать суету по его выдвижению на пост президента клуба, с этой задачей и был направлен завибрировавший Серый во главе мощной номенклатурной делегации Труборога.
Разумеется, оставлять Сергея Витальевича без присмотра на столь важном мероприятии было никак нельзя, и посему скрытый надзор был поручен ещё одному (одной) заму Мыло - Васькиной. Её официальная должность в управе звучала внушительно и грозно: заместитель по борьбе с промышленностью и малым бизнесом. Так уж получилось, что она вполне заслуженно считалась наиболее подготовленным по промышленным вопросам сотрудником управы.
Действительно, в доперестроечной жизни, после многолетнего мыканья в инструкторах по райкомам-горкомам, Васькина долгих шестнадцать годков тянула лямку секретаря комитета комсомола химфабрики “Красная синька”. А потом почти в предпенсионном возрасте была направлена руководить парткабинетом крупнейшего городского предприятия - трубопрокатного металлургического комбината “Труба - народу”.
Понятно дело - светило бы Васькиной непыльное место секретаря райкома партии по идеологии, но тут грянула проклятая перестройка. Делать Васькина никогда ничего не умела, никакой профессии в руках у неё отродясь не было: одно слово - партработник...
Пару раз закрадывалась страшная для произнесения вслух мысль: “А может, эмигрировать, как Ильич когда-то?”. Но куда? Кому на благословенном Западе нужны специалисты по идеологическому контролю за “нерушимым блоком коммунистов и беспартийных”? Хоть на панель иди, если б не возраст...
Тогда и приспособил её Иван Михайлович в управу, спасибо ему до слёз, трамбовать малый бизнес. В тогдашние задачи по трамбовке входили вопросы, связанные с притеснением и приручением вылезших из всяких нор новоявленных коммерсантов. Всех их приходилось ставить на место, всячески препятствовать их жалким ТОО и ИЧП, мордовать начиная от регистрации и до благополучного разорения.
Особое внимание приходилось уделять тем, кто нахально работал сам и отказывался от крыши руководства управы, а потому не чувствовал себя обязанным. Это были враги номер один, с ними приходилось расправляться особенно беспощадно, используя весь чиновничий персонал и арсенал доверенных Васькиной противозаконных средств.
“Работы” было много, но она была хорошо знакома Васькиной по прежней её деятельности, когда враги были “идеологическими”. Появившихся дополнительных нагрузок она не боялась, новым для себя промыслом занялась увлечённо, с былым комсомольским задором, не считаясь со временем и здравым смыслом.
Само собой, все указания Ивана Михайловича не только по рефлекторной привычке к партийной дисциплине, но и чисто по-человечески (ну где бы она была без Мыла?) стали для неё законом с самой большой буквы. Ко всем остальным законам относилась она чисто диалектически, понимая, что Закон - не догма, куда его повернёшь... А вот мэрские команды на уничтожение некоторых дюже непокорных фирмочек исполняла не задумываясь, получая от исполнения любимой команды fass! давно забытое плотское удовлетворение.
И была продвинута на следующий уровень.
Руководила теперь Васькина координацией по промышленности, не совсем твёрдо представляя себе - что же это такое, однако абсолютно уверенно овладев доверенным ей приёмом руководства: подведением под банкротство бьющихся за выживание труборожских заводов. И постепенно, не очень понимая поначалу причину, стала в кругах чиновничьего бизнеса одной из наиболее ценимых (в известном, самом пошлом смысле) фигурой. В самом деле, на заказ забанкроченное предприятие легко и за копейки переходило в собственность нужного человека. А уж этот заказавший банкротство Васькину не забывал. Не забывала и она Ивана Михайловича.
* * *
Конечно, идею зоны Васькина поддержала всеми руками и ногами. Ведь на немногие оставшиеся ей предпенсионные годы оказывалась она при деле - погоня за призраком свободной зоны гарантировала надёжное присасывание к городской казне и для неё, и для подавляющего большинства пяти сотен бездельников из управы, среди которых был и руководимый ею смурной контингент.
(То, что для чиновничьего руководства чем угодно надо непременно иметь штат руководимых, она уяснила для себя и крепко запомнила ещё “на комсомоле”).
С восторгом восприняла она и поручение Ивана Михайловича присмотреть за Серым на заседании ^ Прудово-Тихоокеанского клуба. Сама затея с этим клубом, несмотря на весь её неприкрытый идиотизм, была ловко ухвачена Иваном Михайловичем во время одного из путешествий в Веллингтон, славную столицу неблизкой, но такой важной для перенятия опыта Новой Зеландии.
Поначалу хотел мэр вступить именно в Тихоокеанский клуб, куда, само собой, входили портовые города стран Тихоокеанского бассейна. Выбор региона был сделан им не случайно - прельщала манящая возможость забираться подальше от любимого Труборога… Туда, где могли бы воспринимать его как приличного человека, поскольку ничего не слыхали ни о нём самом, ни о результатах его мэрской деятельности. Ведь как ни крути, а надо было подыскивать на планете какой-либо уютный уголок для безбоязненного проживания со всем наработанным на этих приватизациях-муниципализациях.
И была у Мыло любимая телевизионная передача - недлинная, но очень душевная: про Баунти. Такие все там были вальяжные, такое у них всё было выразительное и аппетитное... Представляя себя лежащим под пальмой с обжигающе-ледяной литровой бутылью “Финляндии” на тёплом необъятном животе, дал как-то он сугубо конфиденциальное задание своему отделу по международным связям: разузнать всё про тот славный уголок, откуда велась любимая телепередача, и установить с обитателями контакт на предмет заведения с ними побратимства. Высокопрофессиональные специалисты отдела поработали на совесть: не прошло и трёх месяцев напряжённых поисков, как ответ был получен и даже соответствующие визы спешно заказаны. Оказалось, что Баунти - это остров в Тихом океане, неподалеку от берегов Новой Зеландии!
Это была судьба. Стремление на тихоокеанские просторы стало неодолимым. Но вот горе - приветливые поначалу тихоокеанцы никак не захотели согласиться, что степной и сугубо континентальный Труборог должен быть признан тихоокеанской территорией и допущен в число участников Тихоокеанского клуба! Настойчивые доказательства, что неподалеку от Труборога сохранились несколько довольно глубоких прудов, да и сам город находится на берегу хоть небольшого и совсем обмелевшего, но лимана, в расчёт почему-то уклончиво не принимались. Чувствовалось, что либо область, либо оппозиция уже успели проконтактировать с тихоокеанцами и пытались в преддверии выборов помешать международным связям Труборога по линии Баунти.
Вот тогда-то и появился великолепный вариант с Прудово-Тихоокеанским клубом. Идея его создания принадлежала Серому, причём подал он её настолько незаметно и ловко, что даже сам Иван Михайлович был уверен в собственном авторстве. Да и не в лаврах же нуждался Сергей Витальевич - он чувствовал себя просто обязанным не упустить идущей в руки возможности избавиться от Мыло, помочь тому покинуть Труборог.
Причём истинная суть затеи Серого была не такой уж лежащей на поверхности, но имела и куда более тонкий замысел: “кардинал” запасался для будущего следствия железным доводом - смотрите, мол, неспроста ведь Мыло-то нас покинул, значит было ему с чем и от чего скрываться!.. А с неминуемостью собственно уголовной развязки своей и мылиной деятельности Серый уже давно и абсолютно обоснованно смирился.
Задача же его была вполне понятна и логична: необходимо было изготовить ситуацию таким образом, который не оставлял бы сомнений в полной и безусловной мэрской вине во всех прегрешениях самого Сергея Витальевича.
“Солью” ^ Прудово-Тихоокеанского клуба было органичное соединение суровой действительности с голубой мечтой.
Да, Труборог и в самом деле не омывается тёплыми водами Тихого океана (суровая действительность). Но разве Мыло хуже аборигена с острова Баунти? Мыло лучше любого голого туземца, это не требует доказательств – у туземца ведь нет галстука! И потому во имя голубой мечты учреждается клуб, объединяющий наши степные пруды с их тихоокеанскими просторами!...
Конечно, для ^ Международного клуба нужны будут иностранные же и члены - это тоже суровая действительность, и тут надо будет поработать с нашими украинскими братьями-соседями, у них тоже пруды (“ставки” по ихнему) имеются. Может, придётся даже свозить пару украинских “мэров” разок-другой в Веллингтон, не без этого. Зато они же потом Ивана Михайловича и президентом Международного клуба выберут, дабы опять за труборожский счёт прошвырнуться в Новую Зеландию.
Вот так выглядела в общих чертах задумка Серого, умело и привычно вмонтированная им в голову мэра. “Конечно, - глубокомысленно развивал эту идею уже сам Мыло, - для вовлечения иностранных членов можно толпой на Тихий океан и не мотаться, сойдёт где-нибудь и неподалёку от российских границ позаседать”. Потому-то и была направлена делегация Труборога во главе с Сергеем Витальевичем в заграничный украинский город Кабеляки, который также был включён в перечень соблазняемых в клуб, хотя об этом сами братья-хохлы пока и не подозревали.
* * *
Сама процедура подобных мощных пропагандистских выездов была отработана её участниками до мелочей ещё в прошлой, такой славной и ностальгически любимой, советско-партийной жизни. Прежде всего следовало продемонстрировать достижения местной, давно сдохшей промышленности. Демонстрация успехов активно сдабривалась дурашливым гиканьем и прыжками городской художественной самодеятельности. В организации выездных мероприятий не было равных проевшей зубы на таких акциях Васькиной.
В процессе подготовки сдувалась пыль со всевозможных действующих и не очень макетов, плакатов, видеофильмов и иных наглядных доказательств того, что Труборог - индустриальный центр России и Труборог - центр экономического развития. Именно под таким названием (на полном серьёзе, усугубляемом негласным глумливым девизом “нехай проверят, если сумеют”) публиковалось, например, масштабнейшее интервью Мыло в специально для выезда в Кабеляки заказанном выпуске специально же сварганенной полноформатной газеты “Экономика лимана”.
Немалый тираж выпуска (25 тысяч экземпляров) был достаточен для принудительного охвата и информационной нейтрализации всего живого в пункте высадки - братском городе Кабеляки. В том же спецвыпуске для усугубления убийственных доказательств вселенского масштаба города Труборога публиковалась красочная подборка “Труборог и Веллингтон - города побратимы”. В ней для неособо начитанных напоминалось, что Веллингтон - большой портовый новозеландский город, и приводились многочисленные и неопровержимые фотофакты неоднократного и совершенно свойского присутствия в нём лично самого мэра Ивана Михайловича Мыло.
Как гласила несколько двусмысленная подпись под одним из таких фото - “Радушная встреча И.М.Мыло с новозеландскими партнёрами в Веллингтоне”.
В общем, в плане подготовки визита к украинским друзьям сделано было немало, но Васькину не покидали сильнейшие подозрения, что Серый попытается не только выпятить себя в Кабеляках, но и максимально принизить её, Васькиной, роль в труборожских победах и достижениях. Последние инструкции, полученные ею от Мыло, в хорошем смысле возбудили Васькину: главную её задачу Иван Михайлович обозначил как “не спускать глаз с шельмы, фиксировать все контакты с местными, ни на шаг не отходить ни днём ни - особенно! - ночью”.
* * *
Тот выезд в Кабеляки был назначен на ранний утренний час. По центральной улице Труборога, с ненавистью оглядываясь на источник неурочного оживления у городской управы, шныряли с тощими сумками редкие прохожие. Источая букеты французских парфюмов и вовнутрь принятых “на дорожку” крымских вин, полный чиновничий состав делегации уже весело-приподнято грузился в три туристических автобуса.
И вдруг на площадку перед белым домом влетела чёрная “Волга” Васькиной. С раздирающим утреннюю тишину жутким воплем “Это что такое-е-е...?” из машины выскочила смертельно бледная замша по борьбе с промышленностью в празднично-дорожном прикиде, но домашних тапочках. Вытянутой в сторону Серого трясущейся рукой она тыкала маленькой серой бумажкой с крупными буквами “ПОВЕСТКА”.
Через два часа гражданке Васькиной надлежало явиться на допрос к следователю.