Владимир Герасименко

Вид материалаДокументы

Содержание


Праздник, который всегда не с тобой
Кафедра МуСоРа)
Этапы с большой дороги
Тучи из центра приплыли
Подобный материал:
1   2   3   4
Глава третья


... Вера Федоровна и Катя уже более двух часов устало веселились под россыпями фейерверка перед белым домом, когда вдруг заметили - автобуса с молодцами из “службы ДЭЗИ” давно не видно. Совсем уж притомившиеся старушки осознали, что остались без законного второго килограмма риса. Их суматошное метанье в толпе пьяных сопляков ни к чему не привело, автобус с обещанным рисом исчез, что подтверждала растерянная суета многочисленных бабулек и злобных ветеранов с дурацкими флажками в руках и затёртыми медальками на потрёпанных пиджаках...


^ ПРАЗДНИК, КОТОРЫЙ ВСЕГДА НЕ С ТОБОЙ


Само по себе торжество Трёхсотлетия в своей надводной, пышущей дешёвым фейерверком и предназначенной для народа части уже иссякло.

Начиналось основное действо, не столько праздничное, сколько нужное по-настоящему действующим лицам - для традиционного неформального общения. И запланировано оно было не на площади при всенародном участии, а совсем в другом месте. На сей раз то была загородная база отдыха, принадлежавшая ранее, “при Советах”, мясокомбинату.

...После отработки Васькиной соответствующего заказа, то есть в результате назначения “банкротства” этого всегда процветавшего городского предприятия, база отдыха плавно перешла в чьи-то ненатруженные руки с вытатуированными на пальцах колечками. Сегодня новый хозяин путём своего гостеприимства должен был “чисто конкретно” подтвердить, что ненапрасно ему была доверена почётная возможность войти в немногочисленный клан городских деловых людей. Свою первоначальную готовность к этому он проявил, когда отфинансировал нескучное путешествие труборожской делегации в Кабеляки.

То мероприятие более других запомнилась именно Васькиной, и как раз из-за пережитого ею накануне потрясения с вызовом на первый в её жизни допрос. Для неё поездка как таковая сорвалась, поскольку после многочасового общения со следователями она буквально сделалась больной, с выпученными от пережитого страха глазами подолгу шепталась с Мыло у него в кабинете, и попала в Кабеляки на день позже своих подчиненных. Была она тиха и бесполезна. На вопросы штатных подхалимов, напуганных происшедшими с ней переменами, отвечать внятно была не в состоянии, часто и озабоченно отлучалась в туалет, и что самое удивительное - даже не притронулась к рюмке, невольно опровергая прилипшее к ней ещё “на комсомоле” заслуженное прозвище “каблучок-двенадцать-стопок”.

А причина всего случившегося оказалась в раскрытии на допросе личной роли Васькиной в бизнес-подвигах фигуранта Мыло И.М., сильно интересовавшего следствие. В частности, следователи увлечённо расспрашивали о соучастии и пособничестве Васькиной­ в формировании пресловутого предпринимательского климата в городе. К счастью, пока разговор коснулся абсолютной мелочёвки, но кто знает - какие ещё вопросы припасены у наглых ментов?

Мелочёвка та действительно была просто тьфу, говорить не о чем, на жаргоне в городской управе именовалась как “н а д о ж д а т ь“. Великий и богатый русский язык позволял скороговоркой произнесённый сей термин понимать неоднозначно. Посетитель-предприниматель, приходящий в вотчину Васькиной что-то там зарегистрировать или залицензировать, получал этот скороговорочный ответ и - начинал ждать, раз надо. Или, если повезёт, выслушивал на ушко разъяснение от более опытных коллег по коммерсантскому несчастью о том, что, мол, надо ж ДАТЬ - ты что, не понимаешь? При этом никаких претензий к васькинским людям в каком-то вымогательстве быть не могло - сказано ж было надождать, а их как-то не так поняли эти плохо знающие родной язык горе-бизнесмены.

Но, конечно, и от “работы” с наивно ждущими дурачками не отказывались. На сей случай имелась и всегда срабатывала такая заготовочка: проситель после терпеливого ожидания получал ответ, что, мол, всё он не так как надо оформил, а законы изменились, инструкции новые вышли, и возиться здесь с ним некому, и посмотрите какая очередь в коридоре, но... Но есть, правда, фирма - она поможет составить все бумаги как положено. И фирма, кстати, имеет своего представителя прямо в управе, ну буквально под нами, в четырнадцатой комнате на шестом этаже. Очень удобно и не очень дорого. Мечта, а не сервис.

И действительно, почти всё из сказанного об этой фирме соответствовало действительности: и на шестом этаже, и ждут с нетерпением - их уже телефончиком с этажа выше предупредили, и сделают бумаги по недоступным инструкциям, и даже сами зарегистрируют буквально тут же. И безо всякого ожидания. Единственно, что не соответствовало - “не очень дорого”. Дорого было, ой дорого, непонятно даже - за что ж деньжищи-то такие брали - ну а куда деваться, начинал тоскливо понимать проситель: и этажом выше, и ниже, и фирма сама - всё одна шайка.

Одного не мог даже предположить бедолага: первым руководителем и основателем, генеральным директором той внаглую действовавшей прямо в белом доме шайки-“фирмы” по выкручиванию рук был ... сам Иван Михайлович Мыло! А его заместителем в своё время - начинающий “бизнесмен” и вчерашний гэбэшник Саша Канаш. А нынешним ленивым разожравшимся директором - один из бывших шустрых горкомовских инструкторов, из мылиного орготдела.

Бедолага-то не мог предположить, а гражданку Васькину следователь, который помоложе, этими как из рукава вытащенными воспоминаниями ну прямо совсем замучал. Как да как, дескать, это всё у вас, высокоидейных горкомовских, получилось, что вымогать с коммерсантов начинают прямо сразу на месте, Васькина, у тебя в управе - это, мол, совсем уж перебор. Не скажешь же ему, что “получилось” - это когда само по себе, а тут - система, стройная и надёжная, создавалась из своих “по аппарату” не на пару дней, и не одной Васькиной, и работает система уже семь лет без осечек. Разве ж это “получилось”?

Ближайшее будущее подтвердило худшие опасения Васькиной: следствие разворачивалось по полной программе, всё ближе подступая к главным и самым прибыльным серо-мыло-васькинским источникам дойки городской казны.

* * *

Надо сказать, что основная часть деловой прослойки в Трубороге как-то сама собой и уже давно определилась в виде всеохватного и наглого союза. Добрую половину его составила бывшая партийно-хозяйственная номенклатура (она же, естественно, и нынешняя “демократически-реформаторская”) - в основном местная, комсомольско-гэбэшная. Другая сторона крепко сцепившего альянса была представлена откровенными бандитами - в основном неместными. Номенклатура “вошла” в союз наработанными на комсомоле связями и совсем неафишируемой, но всем известной “прихватизационной” ролью бывших руководящих товарищей по партии. Взносами бандитов стали солидные капиталы, нуждавшиеся в отмывке ещё с советских времён. И для всех них ой какими нелишними в их лихом бизнесе были городская казна и иное муниципальное барахлишко, охранять и распределять которое в городе были расчётливо приставлены абсолютно свои и для номенклатуры, и для бандитов люди.

Начало такому интересному симбиозу было положено нынешним мэром. Ещё на излёте российской перестройки, когда всё было так непонятно, Мыло подвергся беспрестанным визитам очень сурьёзных и немногословных короткостриженных крепышей. Одевались они в длинные тёмные пальто и пиджаки необычайно ярких окрасов, а приезжали в больших и блестящих чёрных машинах совсем уж иных марок. Шагали прямо к мылиному кабинету широкими шагами, но широкими не в длину, а как-то именно в ширину, будто бы что-то неестественно большое или болезненное между ног не давало им ходить по-людски. Этих своих немногословных приземистых посетителей Иван Михайлович гордо представлял всем алчущим новостей журналюгам как отечественных частных инвесторов. Сами “инвесторы”, угрюмо зыркая из-под недоразвитых лбов, глухо сопели, что на фотографиях плохо получаются, и запечатлеться с распираемым гордостью мэром не спешили, во все стороны распугивая козой фоторепортёров.

Конечно, те инвесторы вовсе не вдруг выбирали для своих визитов Труборог. Просто в местах не столь отдалённых шуршала по нарам слава об одном очень продвинутом начальнике, с которым буквально обо всём (из “его” городского имущества) можно было завести базар всего за два блока американских сигарет и ящик водки.

Уже годами позже зевающим от тоски, но всё так же затаскиваемым Задницкером в мэрский кабинет интервьюерам называл Мыло тот период первым этапом по развитию собственной инвестиционной стратегии. Вторым, естественно, именовался период создания проекта собственной свободной зоны.

Правда, жаловался он, не для всех инвесторов казалось очевидным сочетание слов: ну как же это - зона и вдруг свободная.

- Это были люди, - терпеливо разъяснял Иван Михайлович в интервью газете “Экономика лимана”, - не желавшие заниматься серьёзными проектами, им необходимы были лёгкие деньги. А эти деньги нам, ну типа руководству, самим нужны, поэтому те инвесторы нас не устраивали, и мы резко перешли ко второму этапу.

“И где ж деньги-то, Вань?” - читался тоскливый вопрос в глазах скучающих интервьюеров. А вслух они осторожно недоумевали: ведь было так много инвесторов - где же следы гигантских инвестиций?

Отвечая ограниченным в своей вопиющей экономической необразованности журналюгам, Иван Михайлович раздражённо рекомендовал им тщательнее учиться мастерству задавать вопросы, как это ласково и совсем необидно якобы делали ему (по его же рассказам) их новозеландские коллеги. Тратить же время на то, чтобы разъяснять этим доморощенным труборожским писакам монетаристскую теорию в азах типа “я тебе сразу же, как только ты мне на карман”, что по научному называлось “основы рыночной экономики”, мэр считал ниже своего достоинства член-корреспондента двух академий (!!).


* * *

Ну да, да, академии те были чисто самодельными, и всунули его туда в результате наивно-интеллигентского подхалимажа со стороны своих же, труборожских, давно недоедавших профессоров. Так что же? Отказываться от таких красивеньких ксив с золотыми буковками на обложке? Тем более, что те академические корочки-ксивы с суетливой поспешностью оплатили (по паре-тройке штук зелёных за каждое) понятливые спонсоры.

Иван Михайлович не только не отказался, но уже как “дважды академик” незамедлительно потребовал сделать для него в местном ВУЗе кафедру (не ту, что деревянная на партсобраниях как трибуна, а на которой эти учёные умники студентам головы морочат).

А куда ж деваться, и сделали, и название понаучней придумали: Кафедра муниципального социального развития (сокращённо ^ Кафедра МуСоРа), и член-корреспондента двух академий Мыло И.М. заведующим той кафедрой на самом-самом главном учёном совете почти единогласно избрали. Глаза, правда, друг от друга члены учёного совета прятали - ясное дело, политика, а она ведь дело грязное. Мылом пользоваться часто приходится. Нужда, одним словом, от которой слово нужник (нужный человек по-современному) происходит.

И сильно врали те недоброжелатели, которые глухо шипели: пусть, мол, лучше о коммунальной разрухе в городе заботится, чем в институте занятых людей от дела отвлекает. Как раз и не отвлекал, как раз и появился-то “у себя на кафедре” всего три раза за два года. Да и состояние у него оказывалось в те редкие моменты не совсем рабочее, так что до студентов его допускать не особо старались, и помех никаких новый “заведующий кафедрой” вовсе не оказывал - ну то есть не в состоянии был оказать. Хотя и рвался в самую большую аудиторию всё какую-то лекцию по бумаге прочитать о влиянии свободных зон на организацию фейерверков в условиях прогрессирующих рыночных сношений с иностранными инвесторами. То есть о так называемом “третьем этапе” развития инвестиционной политики городской управы.

Насущная необходимость такого этапа обычно объяснялась в Трубороге тем, что “коварство области и Москвы разрушило наш с таким трудом созданный проект свободной зоны”. Поэтому, мол, купившиеся на этот проект партнёры “не смогли удержаться на плаву”. Именно так раздражённо характеризовал Мыло опять случившиеся неудачи инвесторов ещё одного, второго и опять несложившегося этапа, вкладывая, очевидно, какой-то особый смысл в характеристику партнёров, которые должны всегда плавать в соответствии с природными закономерностями.


^ ЭТАПЫ С БОЛЬШОЙ ДОРОГИ


С этим проектом вообще было много чего связано, о чём вспоминать его главному герою совсем не хотелось...

Начался проект вообще-то и не с зоны, а с местной “Товарной биржи”, которую захотел устроить в Трубороге и возглавить лично Мыло Иван Михайлович, причём без отрыва обширного зада от предисполкомовского кресла. Вот в этом “без отрыва” и гнездилось что-то нежелательное для воспоминаний, особенно под протокол. Время тогда было смутное, “реформаторское”, что можно, чего нельзя - сразу не разберёшь. Вчера вроде напрямую из городской казны воровать неудобно было, а сегодня - глядишь ... и как будто бы не зря день прожит.

Так, недоумевая и пробуя, провёл Мыло интереснейшую инвестиционную операцию. Будучи тогда ещё предисполкомом, засандалил своей городской финансовой подписью казённые миллиончики в свою же биржу - в качестве вклада на развитие биржевого движения, как говорится. А пикантность и инвестиционная смелость сего шага была в том, что руководил той биржей, акции её подписывал и продавал тот же Мыло Иван Михайлович, но уже как завзятый бизнесмен. И смелым кадровым решением определил в качестве главного бухгалтера на свою биржу своего же начальника финотдела из управы, который те казённые “для развития...” по бухгалтериям (управы и биржи) без всякой помпы провёл.

Ну, понятно дело, сама мыльная биржа под руководством талантливого рыночника через полгода благополучно лопнула. Миллиончики-то те не резиновые, закончились быстро: оклад главарь биржевиков очень неслабый себе установил, всё как у людей, по-солидному - воротила бизнеса всё-таки. Так не пирожками ж торговал, а акциями и трубами. К трубам сынка своего Ванечку пристроил, ООО ему наскоро слепил.

Да бирже той никто длинной жизни и не заказывал, просто надо было привлечь солидных инвесторов, чтобы следуя хорошему примеру самого мэра (“заманухе”) они денежки туда же повкладывали. Заказная журналистка из московских “Бизнес-новостей” так и написала о последствиях этого примера: “Вкладываемые инвесторами деньги - знак большого доверия, и прежде всего первым лицам городской исполнительной власти”. Всё получилось, как задумано было и журналистке той заказано. И не “за спасибо” заказано, а под оплату городской квартиркой - так и было ж за что: за всегазетное и всероссийское прославление прогрессивного рыночника Ивана Мыло. Самым захватывающим из вранья той журналистки было эссе “Труборог бросает вызов Сингапуру” (!). Да оно и правильно - чего ж врать-то по мелочам, когда квартирка “под корпункт” корячится.

Но вот недоработка-таки случилась: какие-то сибирские братаны, прочтя намётанным глазом ту статеечку о дюже прогрессивном и хорошо известном им мэре, в Труборог срочно явились - вырвать из мыльной биржи сдуру вложенные туда общаковские инвестиции, и никаких разъяснений насчёт реалий рынка и понятия “коммерческий риск” слушать не захотели. Взгляды их оловянных глаз вызывали на спине мурашки, и страшновато как-то было общаться со столь экономически безграмотными субъектами рынка, пришлось спешно возвращать их немалые инвестиции.

(Это про них как раз поведал мэр “Экономике лимана”, когда сетовал на некоторых бизнесменов, не желавших заниматься серьёзными проектами, а надеявшихся на быстрые и лёгкие деньги).


* * *

Уже тогда начал опасливо отмечать Мыло, что слишком часто попадаются среди отечественных инвесторов совсем уж неприятные люди. Для них характерными были такие малоинтеллигентные признаки звериного по силе интереса к деньгам, каким отличался сам Иван Михайлович.

И с утроенной силой потянуло его к аккуратным и приятно пахнущим парфюмами западным представителям бизнеса, и нестерпимо захотелось завести какое-нибудь своё собственное непыльное дельце в их тихих и надёжных швейцариях-бенилюксах, подале и незаметней от любимого Труборога с его “гигантскими инвестиционными возможностями”. Одна лишь беда - те хорошо пахнущие иностранные люди почему-то не тянулись ни в Труборог, ни особенно к Ивану Михайловичу, а если уж доводилось им быть обманом затянутыми к нему в кабинет, то и внукам своим они заказывали третьей дорогой объезжать всю эту русскую инвестиционно-алкогольную благодать.

Пришлось изобретать какое-нибудь достойно выглядящее мероприятие, с помощью которого можно было бы и денежки собрать, и ловко их в бенилюксы-швейцарии переправить. Вот здесь-то и понадобился уголовно-знаменитый впоследствии проект создания свободной зоны “Труборог”.

В общих чертах сия затея выглядела следующим образом: нужно было найти иностранных (обязательно иностранных, сейчас поймёте) исполнителей разработки такого проекта, заплатить им валютой(!) за нелёгкие труды их, но таким образом, чтоб не претендовали они на основную часть той оплаты. (А оплата-то та долларовая - за границу к иностранным исполнителям! - теперь всё ясно?).

Не сразу, но ребят таких в пивной на окраине столицы нашей Родины отыскали: пара московских студентов-хорватов зарегистрировала на себя в Париже контору, та фиктивная контора и взялась (по схимиченному “договору”) за полтора миллиона зелёных денег проект “разработать”. Хорваты те, правда, подозрительно хорошо для французских бизнесменов говорили по-русски, поэтому в Трубороге о них больше рассказывали, но показывать народу предусмотрительно не спешили.

Получилось всё как нельзя лучше: хорватские молодые люди себе полсотни “штук” баксов, конечно, взяли - всё ж не задарма мучались, французскую контору открывали, щёки молча надували перед парой подобранных самим Мыло писак-журналистов, дымчатые очки и нарочно купленные галстуки старались в салаты не ронять… Ну, а полтора лимона зелёных на проект собранных деньжат как раз в швейцарии-бенилюксы и ушли, чтобы где-то под тёплыми средиземноморскими лучами сказочным образом в небольшой, но всё ж супермаркет мыловский да и обратиться.

Слепленное для сбора тех деньжат предприятьице “Труборожский регион” (естественно, с гражданином Мыло И.М. во главе учредителей) пару-тройку месяцев для виду сохраняли. А потом оно таинственным образом растворилось, исчезло из всех городских документов - причём не только вместе с деньжатами теми, но и что самое интересное - вместе с землицей на берегу лимана и иным городским недвижимым добром, которое Мыло заодно с деньжатами казёнными в него “на развитие” насовал.

И самой загадочной в том широком жесте была передача этому “региону” здания городского кинотеатра “Пионер”, причём загадочность обеспечивалась фразой “вместе с прилегающим городским туалетом”, как буквально упорол мэр в своём постановлении по поводу передачи сего культурного очага, к тому же заслуженно являвшегося охраняемым памятником архитектуры.

На культурный очаг много желающих вокруг шакалило, поскольку был он ещё той, настоящей дореволюционной постройки, “Синема” ранее именовался - однако никто из них не смел опередить достойнейшего, то есть самого Ивана Михайловича.

А в Трубороге ещё до-о-олго после этого продолжалась оживлённая дискуссия в местной печати: “Свободная зона - шанс для всех или избранных?”. Но дискуссия та тоже была необходима, поскольку требовалось беспрестанно обеспечивать защиту от дюже умных своих, труборожских, непрестанно норовивших уличить да за руку схватить. Умников приходилось постоянно клеймить как “ретроградов”, а их умозаключения о том, что вся затея с зоной “служит исключительно целям личного обогащения первых лиц” именовать враньём и примитивизмом на уровне паранойи. Понятно же, что нужно было выиграть время для надёжного перехода тех полутора зелёных лимонов на вызревание в средиземноморских краях.

Оно, конечно, и деньги для Ивана Михайловича небольшие, и супер-то маркет почти скромный, но по кирпичику-по-кирпичику...

Кирпичики складывались зачастую из совсем уж неправдоподобно наглых затей. Так, чуть позже начала возни с зоной, но в полном с ней идейном соответствии, удалось провернуть ну просто невероятную на первый взгляд афёру с портом. Издавна были на труборожском лимане заросшие камышом мелководные причалы, которые и дали толчок очередному злодейскому замыслу: собрать с лохов-инвесторов деньжат “на строительство” вблизи Труборога Международного порта “Императорский” (глава учредителей - как обычно, гражданин Мыло Иван Михайлович). Развёрнута была разнузданная реклама, денег казённых на неё не жалели - вплоть до телеэкранов CNN и NBC.

И - получилось! Конечно, купившихся на ту рекламу наивных иностранцев не нашлось – всё-таки сильно мешали карты беспристрастные географические, никак не зафиксировавшие океанских глубин на тысячи морских миль вокруг степного труборожского лимана. Но вот своим, труборожским издыхающим, а вчера ещё таким славным гигантам отечественной индустрии, руки повыкручивать насчёт сугубо добровольных инвестиций “на строительство нашего порта” очень даже удалось (а кто не соглашается - того тут же пробанкротим! Васькина - ты где?).

* * *

Но не все, ой не все из городских “красных” директоров понимали необходимость столь перспективных вложений в отечественный рыночный бизнес. Ропщущих становилось всё больше, и скорость сбора с них податей “на наш порт” не соответствовала скорости траты уже выдуренных инвестиций. Мелок и ничтожен оказался этот инвестиционный потенциал, всё более и более отстававший от рвущегося на тихоокеанско-средиземноморские просторы Мыло.

Вся эта несостоятельность отечественных инвесторов вызвала к жизни “третий этап инвестиционной политики”. Таковой стала провозглашённая мэром политика дальнейшего развития сношений с городом-побратимом Веллингтоном, но “не просто партнёрских, они у нас давно такие, а сношений прямых, непосредственных, короче чтоб они нам денег давали, ну типа инвестиций”.

Хитрость такой постановки вопроса была в её отвлекающей сути. Конечно, никаких новозеландских инвестиций Иван Михайлович в натуре и не ждал, поскольку “побратимы” уже имели несчастье познакомиться с труборожским мэром, и не то что инвестиций вкладывать - зонтик без присмотра при нём не оставили бы.

На самом-то деле намерения лежали много ближе: в хорошо освоенном труборожском бюджетно-денежном пространстве.

Схему дальнейшего и окончательного грабежа городской казны разработали следующим образом. Тот самый “императорский порт” берёт в каком-нибудь сговорчивом банке ха-а-роший кредит (мелочиться не старались, меряли миллиардами). А без кредита-то императорский порт не сделаешь, нужны вложения. Ручается за возврат кредита, естественно, Иван Михайлович и естественно же, городской казной. Знамо дело, в условиях борьбы за реформы экономики всяко бывает - рисковать приходится, дело-то новое, неизведанное - построение рынка называется. И вот в условиях такого риска (коммерческого по-научному) тот кредит вдруг и пропадает, ну невозвратным становится.

Конечно, банк недолго печалится и деньги те кредитные (да с процентами!) с городской казны и взыскивает. Ну, раз мэр казной поручился - то и отдавать из неё надо. А ничего не поделаешь - риск-то коммерческий, ой большой риск. Заодно и сговорчивый банк будет не в обиде, да и отблагодарить мэра не забудет.

Как задумали - так и сделали. И, как ни странно, не один раз. Эта странная повторяемость очевидного и регулярного наступания на грабли (взял императорский порт кредит - не вернул, деньги за него отдали из казны поручители Мыло с Серым, опять взял порт или ещё кто из своих, проверенных - опять не вернул, опять отдали да ещё проценты заплатили и т.д., до трёх десятков раз!) очень заинтересовала тех следователей, которые Васькину довели до полной и печальной трезвости в Кабеляках.

Честно сказать - более всего опасалась она даже не этих нехороших фактов, которыми её начало-таки донимать следствие. Пока это были те “мужские дела”, в которые она старчески-кокетливо просила следователей её не впутывать. “Это ж они, мужики, чего-то там сговорились, а я-то, женщина, при чём тут?”. В этих “мужских делах” ей отводилась функция подставной дурочки, которая давала “добро” своей подписью на поручительство, но уже после завитушки Ивана Михайловича. Самым же ушлым и ценимым оставался, как обычно, Сергей Витальевич, который последним ставил свой такой дорогой автограф “гарантируется бюджетом” ценой в потерю для Труборога очередных миллиардов городских рублей.

А по-настоящему страшным для Васькиной было предчувствие: вот сейчас достанут следователи подделанные ею, Васькиной, бумажки по приватизации труборожских самых лакомых кусков! Тут если на кого и сворачивать - то на Серого, а это ж всё равно что против ветра... Серый в те доходные приватизационные годы непосредственно руководил Васькиной, и именно он регулярно поставлял ей “клиентов”. Так, например, случилось с тем же мясокомбинатом. Тогда как раз наступил момент всенародной делёжки государственной собственности через пресловутые “ваучеры”, и должен был мясокомбинат стать всему народу доступным через свои акции. Бери - не хочу!

Но это если по закону. Так ведь если ж по нему, такому “несовершенному” - то что же себе-то “на карман”? И потом - ну зачем народу тот же мясокомбинат? Что народ с ним делать будет? Нет, тут, конечно, подход должен быть иным, творческим и профессиональным.

Поэтому действовала Васькина по наущению Серого так: в процессе общенародной приватизации открытое акционирование подменяла незаметно для наивно алчущего народа на закрытое, ну для своих то есть, достойных, знающих не только истинную цену собственности, но и как-кого за эту собственность благодарить.

Поначалу она чего-то опасалась, но потом через без счёта повторяемые двенадцать стопок приноровилась лишний раз не задумываться и даже нетерпеливо поторапливала Серого с поставкой клиентуры для досрочного перевыполнения всех мыслимых и немыслимых встречных планов приватизации городского добра.

... И вот теперь следователь взял да и помахал перед её носом теми самыми приватизационными бумажками, хотя (не сошла же она с ума!) были они ею собственноручно подменены и вроде ж как бесследно уничтожены по указанию ушлого Серого.


^ ТУЧИ ИЗ ЦЕНТРА ПРИПЛЫЛИ


... Главным смыслом ночного послефейерверочного общения с высокими московскими гостями видел мэр сверхважное обсуждение путей собственного спасения. Да, совершенно неожиданно эта тема стала срочно необходимой. Уже несколько раз неместными следователями был допрошен под протокол гражданин Мыло И.М., многочасовые допросы замучали всё ближайшее мылино окружение. По содержанию следственных действий было ясно, что не сегодня-завтра казённый разговор логично перейдёт к избранию меры пресечения.

Страшным было то, что настырные ищейки-менты были совсем не труборожскими, и никак не шли на привычные конструктивные отношения. Более того, каждый их шаг получал незамедлительное газетное освещение в областном центре!

В отличии от Серого, которого поначалу всего более беспокоило давнее “мокрое” зерновое дело, для Ивана Михайловича актуальными были разом всплывшие все прегрешения чуть ли не за десять лет его разбойного руководства городом.

Сам Мыло не мог упрекнуть себя хоть в каких-то просчётах или недоработках в части разносторонней организации рационального использования, то есть личного присвоения, большинства тех городских миллиардов, за которыми сейчас гонялось следствие. Разве что некоторые детали механизма по отторжению казны стёрлись в обстановке созданной для себя вседозволенности. Но, конечно...

Конечно, одно вынужденно слабое звено в этой машине имелось - звеном тем был Сергей Витальевич Серый. Знал Иван Михайлович - каждый раз, когда нёс ему первый заместитель увесистые денежные свёртки, наверняка оставлял себе по дороге немалую часть - но не зазря же, ведь много делал Серый полезного. Как униженно понимал Мыло, вряд ли без Сергея Витальевича удался бы столь долгий и надёжный отсос труборожского добра. Именно благодаря Серому стало возможным создание необходимых для этого составляющих, то есть технологии руководства городом.

В перечне мудро разработанных Сергеем Витальевичем технологических приёмов и условий их реализации были:

- обстановка постоянного якобы недохвата городских средств для решения городских же проблем (“ну нет, нет у нас на всех вас средств в казне!”) - это было необходимо для того, чтобы каждому просителю отвечать: если я вам (учителям, или врачам, или пенсионерам) дам, то с чем останутся другие (соответственно врачи, или пенсионеры, или учителя - перестановки определялись тем, кто именно униженно выпрашивал у Серого положенное). Гениальность сего хода была в том, что один и тот же ответ давался каждому - в результате никто ничего не получал, а средства городские отдавались по усмотрению, “в рабочем порядке”, то есть сугубо своим и благодарным;

- абсолютно (это очень важно - именно абсолютно) ни на что не годящийся аппарат управы, понимающий свою полную непригодность и поэтому бесконечно послушный под угрозой изгнания из сытого и сонного чиновничьего рая;

- по отмашке Мыло дружно и конструктивно голосующее “За!” ручное городское депутататство;

- служба дозировки и задержки пенсий “ДЭЗИ” для надежного протаскивания на выборах именно карманного депутатства голосами голодно-послушных пенсионеров. Это было главным компонентом “наших собственных избирательных наработок”, рассчитанных на рациональное дозирование выдачи пенсий только правильно голосующим;

­ - тотальная система сбора взяток со всего что шевелится: от уличного валютного менялы до директоров городских рынков - по горизонтали, и от кондуктора трамвая до Васькиной - по вертикали. Здесь крайне важным было создание условий невозможности избежать дачи взятки без потери работы, здоровья, свободы; обязательной была также всеобщая “повязка”, при которой каждый мздоимец отдавал наверх в виде отстёжки часть собственноручно полученных взяток с нижерасположенных взяткодателей;

- многогранное сотрудничество с местной правоохранкой в рамках предыдущего технологического приёма;
  • очень хорошо оплачиваемая крыша в Москве;
  • голодная покорность местных средств “информации”;

- недопускающая сбоев пропаганда по типу геббельсовской (“чем наглее ложь, тем легче в неё верят”).

Краткое изложение сути этой технологии звучало так: “Воровать и врать, чтоб воровать ещё больше!”. И как ни анализировал её сейчас Мыло - не видел слабых мест. Не должна она давать сбоев! И тем не менее...

* * *

Тем не менее стройная система рушилась на глазах. Мало того, что почти все источники “дойки” городской казны оказались опасными для дальнейшего использования (конечно, на какое-то время затаиться было необходимо) - так ещё и вчерашние прихлебатели вели себя просто странно.

Тяжёлые подозрения буквально раздирали Ивана Михайловича. Судя по шагам следствия, оно шло точно по списку подозреваемых в подрыве персонального Audi Серого. Этот список Серый своими собственными руками передал в милицию. Но почему-то каждый из очередных “подозреваемых в покушении” по этому списку открывал всё новые и новые “эпизоды” как раз в мэрской уголовной деятельности с традиционно скудной городской казной! Ну какие выводы должен был сделать Иван Михайлович?

Естественно, между ним и Серым произошёл крупный товарищеский разговор, который мог стать последним в жизни Серого. Сергей Витальевич в знак преданности энергично жевал край ковра в мылином кабинете, с трагическим плачем “нас хотят поссорить!” валялся в ногах хозяина, но мрачные подозрения до конца не развеял. На вопрос в лоб: “Откуда у ментов стоко фактов на меня, если не ты их сам подсовываешь?” Серый отвечал только закатыванием глаз, шёпотом плёл что-то о засилье врагов в управе и поголовном предательстве.

Дошло до того, что у городского депутатства хватило наглости прерывающимися голосами порекомендовать Ивану Михайловичу ... подать в отставку - мол, ты нас всех подставил и сколько раз ещё успеешь до ареста подставить.

Конечно, мэр наморщил низкий лоб и хмуро пообещал подумать. А чё ему думать-то, просто всех этих “слуг народа” по допросам затаскали, вот они в штаны и наложили. Тоже мне - избранники! А кто руки “За!” тянул, когда Серый их как детей вокруг пальца... Пусть сами теперь следствию объясняют - как они этого уголовного преступника Серого так славно контролировали, что городскую управу уже давно пора банкротом объявлять и белый дом за долги продавать.

На самом же деле все мылины раздумья свелись к тому, что обязал он старшего депутата (по пьяни мэр как-то назначил “избрать” его старшим) срочно организовать для них двоих выезд в столицу нашей Родины, чтобы проконтактировать со знатными земляками, которым столько всего в Москву было перетаскано, а выпито с ними в любимом Трубороге и городе-герое Москве - и вовсе немеряно.

Надо было как следует заручиться поддержкой в противостоянии надоедливым ищейкам из области.

Однако к удивлению обоих просителей, зажравшиеся московские земляки сочли за благо дистанцироваться подале от своего провинциального “друга”, подозрительно согласованно изображая непонимание поводов для беспокойства.

Как бывший комсомольский функционер и многолетний идеологический партработник, Иван Михайлович давным-давно взял за правило действовать с нужными людьми по принципу: не бывает честных девушек - бывает мало денег. Значит, понял он, поиздержались земляки в нынешней московской дороговизне, надо их на Трёхсотлетии так снабдить зелёными дензнаками, чтобы никак не сумели они отказать в подмоге. Срочно был организован последний и решительный сбор средств “на борьбу с красно-коричневой опасностью”. Конечно, на сей раз старались работать осмотрительнее, круг обираемых взялся строжайше контролировать лично Мыло.

Но, к неожиданному прозрению как своему, так и используемого “на подхвате” верного Коли Мопсенко, наткнулся Иван Михайлович на неуместное осторожничанье привычных доноров-спонсоров. Многие из них, вчера ещё вовсю лебезивших и ловивших куски с мэрского муниципального стола, сегодня резко облагородились, деловито ссылались на кризис в мире бизнеса, и задумчиво протирали галстуками заведённые для имиджу очки.

А всё потому, что уже не казался им прежним Иван Михайлович - теперь он стал фигурантом Мыло И.М.

У наиболее наглых даже хватало подлости напоминать, как презрительно хмыкал Серый, читая в областной газетке соображения о чиновниках из управы. А там просто обидно для Сергея Витальевича утверждалось, что редкий чиновник-руководитель не имеет своих заслуженных десяти штук зелёных в неделю. “Может, кто и не имеет, - задумчиво щурился тогда Серый, - но это, наверное, не в нашем районе”. Так эта бизнес-шпана теперь колола напоминаниями, вопрошая - куда ж, мол, нам до вас?

Ничего не поделаешь, пришлось идти на новые смелые финансовые шаги. Надёжным людям тут же были выданы гарантии под теперь уже валютные кредитования. Над поводом особо не раздумывали - для покупки любимым труборожцам дешёвой муки в братской Болгарии, так “дурочку” с валютными кредитами и поименовали. Ну, а верным болгарским братушкам тут же команду давали те кредиты долларово-миллионные в благостную Землю обетованную незамедлительно переправлять. Концы надёжно терялись во мраке всё того же пресловутого коммерческого риска на неспокойном Ближнем Востоке, а львиная доля зелёных денег заслуженно грела мылин карман.

Рассчитывалась же за кредиты, как обычно, нищая городская казна. Теми рублями рассчитывалась, в которых исчисляли невыплаченные “из-за кризиса в стране” пенсии и учительские зарплаты. А что до дыр в труборожском бюджете - так они ж на то Серым и проделаны, чтоб через них-то...

Разумеется, наскрести на подношения московским заступникам удалось, и с большим запасом.

В нервной обстановке подготовки к их приезду была суетливо проведена серия судорожных встреч со специально подготовленным народом, чем как бы ненароком, ненавязчиво подтверждалось, что “Труборожский мэр Мыло умеет держать удар” - так отражала происходящее в городе одна газетка из областного центра.


* * *

В качестве запасного хода была срочно разыграна сцена “обострения политической борьбы в городе за кресло депутата Государственной Думы”. На самом деле находящемуся в состоянии непроходящего голодного обморока городскому сообществу было настолько глубоко наплевать... Однако надо ж было как-то подвести народ к ошарашивающему выводу - лучшим нашим депутатом в Госдуме может быть только Иван Михайлович Мыло!

Для этого был организован спектакль в испытанной форме “консультационной встречи с представителями наших общественных организаций” (с задушевным рефреном давайте посоветуемся). Организовать её было велено Задницкеру и Мопсенко. Цель - наверняка определить достойнейшего кандидата на думское кресло в процессе демократического обсуждения. Но - “заставь дурака богу молиться...”.

Прибывшие на встречу с Мыло покорные и специально прикормленные “представители” настолько были введены Задницкером в раж, настолько глубоко поверили в разыгранный фарс, что кинулись на полном серьёзе спорить, кто из них подходит больше для той роли депутата!

А сидевший с красной пропитой мордой прямо перед ними самый потенциальный из наилучших кандидат в кандидаты, дважды академик и талантливый рыночник, прогрессивный реформатор и заведующий кафедрой, известнейший на Юге России проектировщик свободных зон и профессионально убеждённый идейный строитель коммунизма в борьбе с капитализмом (раньше) и построения капитализма в нелегкой борьбе с коммунизмом (теперь) остался незамеченным?!

Набычившийся профессионал мрачнел всё боле и боле, пока не разразился несвязным и длинным матом на тему низкой политической культуры присутствующих. Напуганные “представители” прижухли, с непоправимым опозданием поняв истинный смысл своего приглашения. Но в это время загодя накрученное Задницкером местное проводное радио уже подобострастно орало, что в обстановке единого порыва, с чувством глубокого и многоразового удовлетворения ... ну и так далее.


* * *

... А “представители” тихо-тихо расползались из управы, поражённые как ударом молнии коллективным прозрением: Мыло в предчувствии скорого ареста готовит себе депутатскую неприкосновенность!