Экскурс: пранаяма в аскетических практиках за пределами Индии Йогические концентрация и медитация

Вид материалаДокументы

Содержание


Мантры и дхарани
Дхарани, как и мантры, узнавались "из уст учителя" (гурувактратах).
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   32
^

Мантры и дхарани


"Мистическим звукам" придавалось большое значение еще в ведический период. Так, со времен Яджурведы общеизвестная мантра ОМ использовалась весьма широко: ее отождествляли с брахманом, с Ведами, со всеми великими богами; Патанджали11 считал, что она символизирует Ишвару. Нет никакого смысла останавливаться здесь на различных спекуляциях относительно Вач (Слова) и созидательной роли ритуальных формул12. Отметим лишь, что ряд тантрических мантр встречается уже в брахманах13. Но лишь тантризм, как буддистский, так и шиваистский, возвел мантры и дхарани в ранг "колесницы спасения" (мантраяны).*

* О текстах и библиографии критики см. Примечание VI, 5.

Во всеобщей моде на священные формулы – моде, которая породила, с одной стороны, философские построения высочайшей пробы, а с другой – ламаистское молитвенное колесо, – следует выделить несколько аспектов. Прежде всего, следует принять во внимание неизбежный "успех в народе" столь внешне простого метода, с помощью которого "спасение" или по меньшей мере "заслуги" могут быть обретены ценой только лишь повторения мантр или дхарани. Мы не будем останавливаться на подобной популяризации и деградации духовной техники; это обычное явление в истории религии, да и отнюдь не широкая популярность мантраяны сможет открыть нам ее секрет. Практическое и философское значение мантр основано на двух разноплановых вещах: во-первых, на йогической роли фонем, используемых в качестве "опор" сосредоточения, и во-вторых, – здесь уже основную роль сыграл тантризм, – на выработке гностической системы и интериоризированной литургии посредством переоценки древних традиций "мистических звуков".

Слово дхарани – буквально "поддерживающая" или "ограждающая" – использовалось еще в ведические времена в значении "опоры" и "защиты" сосредоточения (дхарана); отсюда происходят и использовавшиеся наряду с ним названия ковача и ракша – "защита" и "панцирь". Для обычного человека дхарани были талисманами – они защищали от демонов, болезней и колдовства. Но для аскетов, йогов, мыслителей дхарани превратились в средство сосредоточения – их могли повторять в такт упражнениям пранаямы или проговаривать в уме на вдохе или выдохе. В некоторых случаях нам в общих чертах понятен смысл этих искаженных слов (амале, вимале, химе, ваме, кале и др., выражающих идеи чистоты, снега и т.д.; чхинде, подразумевающего разрывание, разрезание и т.п.), однако подавляющее большинство их представляет собой странные и непонятные фонемы: хрим, храм, хрум, пхат и т.п. Поскольку дхарани, вероятнее всего, использовались и оттачивались в медитациях, подчиненных пранаяме. Отсутствие фонетических изысков, неизбежная ограниченность определенным числом слогов компенсировались глубоким внутренним откликом, который порождали такие "мистические звуки". Но какими бы ни были исторические корни дхарани, им, несомненно, придавалось значение тайного языка, языка посвященных.

Смысл этих звуков раскрывался только в процессе медитации. Для непосвященных дхарани оставались непонятными; значение их лежало за пределами рационального языка, того языка, который служит для передачи повседневного опыта. Дхарани и мантры обретают смысл только в том случае, если их повторять по определенным правилам и усваивать – то есть раскрывать, "пробуждать". Этот процесс станет нам более понятен после рассмотрения глубинной метафизики мантраяны.

Фонемы, использовавшиеся в процессе медитации, по всей вероятности выражали состояния сознания, "космические" по своей структуре, а потому сложные для описания с помощью обычной терминологии. Опыты такого рода были известны уже в ведический период, правда те немногие документы, которые донесли до нас сведения о них, редко содержат что-либо большее, чем намеки, чаще всего в образной и символической форме. Здесь мы, несомненно, имеем дело с весьма древней духовной техникой; так, некоторые космические экстазы шаманов выражаются непонятными фонетическими изысками, подчас приводившими к созданию тайных языков14. Эти опыты в определенной мере связаны с изобретением языка и, в результате такого экстатического возвращения к "изначальному", расшатывают обычное сознание. Все усилия йога-тантриста направлены на пробуждение этого изначального сознания и возвращение того состояния целостности, которое предшествовало языку и осознанию времени. В тантризме тенденция к переосмыслению языка с целью полной переоценки повседневного опыта особенно ярко проявляется в использовании тайных словарей.

^ Дхарани, как и мантры, узнавались "из уст учителя" (гурувактратах). Они совершенно отличны от фонем, составляющих обычный язык, от тех, что можно узнать из книг, – их нужно "воспринимать". Однако будучи однажды восприняты из уст учителя, мантры предоставляют неограниченные возможности. В одном из основных тантрических текстов, "Садханамале", прямо вопрошается: "Есть ли что-либо, что невозможно совершить при помощи правильно произносимых мантр?"15 "Так можно даже достичь буддовости"16. Локанатха-мантра, например, способна отпустить тягчайшие грехи17, а экаджата-мантра обладает такой силой, что, как только ученик станет произносить ее, он окажется защищен от всех опасностей и обретет святость Будды18. Все сиддхи, которые только можно себе представить – от успеха в любовных делах до обретения "спасения", – можно получить с помощью этих мистических формул. Даже само высшее знание может быть обретено непосредственно, без учебы, посредством определенного произнесения соответствующих мантр. Однако эта методика непроста: произнесению мантр предшествует очищение мысли, нужно сосредоточиваться на каждой из букв, составляющих мантру, не допускать утомления и т.д.19.

Своей безграничной действенностью мантры обязаны тому, что они являются (или по крайней мере могут стать, будучи правильно произнесены) теми объектами, которые они символизируют. У каждого бога, например, и у каждой степени святости есть биджа-мантра, "мистический звук", являющийся их "зерном", их "опорой" – то есть самим их существом. Тот, кто правильно повторяет эту биджа-мантру, присваивает себе их онтологическую сущность, прямо и непосредственно ассимилирует бога, состояние святости и т.п. Порой в мантре оказывается сосредоточена целая метафизическая система. Восемь тысяч строф многотомного трактата по махаяне "Аштасахасрика-праджня-парамита" были обобщены в нескольких строфах, составляющих "Праджня-парамита-хридайя-сутру"; этот небольшой текст был сокращен до нескольких строк "Праджня-парамита-дхарани", которая в свою очередь была сжата в "Праджня-парамита-мантру". Наконец, мантра была сведена к своему "зерну", биджа-мантрепрам20. Таким образом, овладеть всей метафизикой "Праджня-парамиты" можно бормоча один-единственный слог прам.

Здесь, однако, идет речь не о "резюме" "Праджня-парамиты", а о непосредственном и полном впитывании "истины всеобщей пустоты" (шуньята) в форме "богини". Поскольку весь космос со всеми его богами, уровнями и планами бытия выражается определенным числом мантр – мир является звуковым – точно так же, как он является цветовым, оформленным, субстанциальным и т. и. Мантра – это "символ", в древнем значении этого слова – одновременно и символизируемая "реальность", и символизирующий "знак". Существует сокровенная связь, с одной стороны, между мистическими буквами и слогами мантры (матрика – "матерями" и биджа – "семенами") и "тонкими" органами человеческого тела, а с другой – между этими органами и божественными силами, скрытыми или проявленными в космосе. Обращение к "символу" пробуждает все связанные с ним силы, на всех уровнях бытия. Так, существует четкая связь между мантраяной и тантрической иконографией – каждому уровню и каждой степени святости соответствуют свои образ, цвет и буква. Медитируя над нужным цветом или мистическим звуком, ученик входит в определенную модальность бытия, поглощает или воплощает йогическое состояние, божественное и т.п. Эти "опоры" взаимозаменяемы: чтобы ассимилировать желаемую онтологическую модальность или божественную манифестацию, можно отталкиваться от любой из них, пользоваться любой "колесницей" (образами, мантраяной и др.). Между этими планами лежит континуум, однако это мистический континуум-то есть реализован он может быть лишь в определенных "центрах". В тантрической концепции космос оказывается обширной тканью магических сил, и те же самые силы могут быть пробуждены или организованы в человеческом теле с помощью техник мистической психологии.

Когда Васубандху писал в своем труде "Бодхисаттвабхуми" о том, что истинный смысл мантр заключается в отсутствии в них смысла и что, медитируя над их бессмысленностью, можно прийти к пониманию онтологической нереальности мира, он излагал, в терминах своей философии, опыт, глубинное значение которого от него ускользнуло или вовсе его не интересовало. Ибо хотя и верно то, что повторение мантр уничтожает "реальность" обычного мира, это лишь первый умственный шаг – необходимая предпосылка для достижения более сокровенной реальности. Бесконечное повторение приводит к разрушению языка; в некоторых мистических традициях такое разрушение оказывается необходимым условием дальнейших опытов.