Г. линьков война в тылу врага

Вид материала

Документы

Содержание 2. В партизанской деревне 3. Простая советская женщина 4. Гостья из Бреста 5. На месте базирования 6. Депутат сельсовета 7. Михаил Сивеня

Подобный материал:

• Муниципальное бюджетное учреждение культуры города Новосибирска, 121.49kb.
• С. П. Алексеев; худож. Н. Андреев. М. Дрофа, 2003. 80 с ил. (Честь и отвага), 975.6kb.
• Неделя искусств великая Отечественная война в искусстве, 60.32kb.
• Конкурс школьных музеев и поисковых отрядов «Доблесть. Мужество. Героизм», 49.02kb.
• Первая. Основы общевойскового боя в тылу противника, 2149.96kb.
• 65 –й годовщины Победы в Великой Отечественной войне, 44.34kb.
• Материал к единому дню информирования, 163.21kb.
• Н. И. Алещенкова (Алещенков А., гр. 11 Одсп), 1318.38kb.
• -, 424.26kb.
• Каракалпакский государственный университет имени бердаха, 748.08kb.

^ 2. В партизанской деревне


На коротком совещании мы уточнили список лю­дей, намеченных для представления к правительствен­ным наградам, и решили побывать у некоторых на­ших товарищей, посмотреть, как они живут и работа­ют в мирных условиях.

В деревню Вулька Обровская мы прошли пешком через замерзшее болото. Было уже совсем темно, ко­гда вошли в одну из хат — на огонек. В валеных сапо­гах, в овчинном полушубке местного покроя и в шап­ке-ушанке из грубошерстной овчины, с охотничьим ружьем за плечами и патронташем на поясе, я скорее был похож на деревенского охотника, чем на коман­дира.

Несколько находившихся в хате мужчин, ответив на мое приветствие, обступили Харитоныча, забросали его вопросами:

• Говорят, в Ивацевичи полковник Льдов прие­хал.. верно это?—Допытывались колхозники.—Неужели правда?... У кого он остановился?.. Вот повидать бы...
  
• Да, приехал,— отвечал Николай Харитонович, лукаво улыбаясь.— Он и к вам заглянуть может. У вас, говорят, волков много развелось, а он люби­тель поохотиться.
  

Только когда я перед ужином разделся, узнали собравшиеся, что за охотник прибыл к ним ночью. Все они, бывшие народные мстители, были теперь передо­выми строителями мирной жизни, работая председа­телями сельсоветов, избачами и лесничими.

В хату вошел пожилой человек. Он похож был на кадрового командира с хорошей военной выправкой.

• Здравствуйте, Гордей Иванович! — обратился я к нему.
  
• Здравствуйте, товарищ полковник! — вошедший сразу узнал меня.
  
• Ну, вспомним, как вы выполняли задания при немцах?
  
• Не готовился я к докладу-то, товарищ полков­ник. Да и встреча получилась неожиданная.
  

Гордей Иванович работал у немцев заведующим паспортным столом. Конечно, печати они ему не дове­ряли, но все бланки паспортов находились у него, и он умел подсунуть на подпись нужный паспорт для нашего человека.

• А помните,— спросил я,— как Рая, дочка ваша, принесла полученную от нас мину и передала ее электромонтеру, а он ее сунул под офицерский клуб? Знаете, ведь тогда взрывом было убито больше двух десятков офицеров да почти столько же солдат. А ра­неных было и того больше.
  

Гордей Иванович взволновался. Ему не верилось, что о нем и его делах вспомнили через столько вре­мени.

• Помню.— ответил он,— разве такое забудешь? Электромонтер после взрыва сбежал к вам в лес, а гестапо нагрянуло к нам с обыском. Была тут одна такая... и донесла, что электромонтер перед взрывом к нам заходил...
  
• Ну, и чем все это для вас кончилось?
  
• Да ничего, товарищ полковник, как видите, вы­крутились и живы остались. Тут нас один мальчуган спас. Он видел, как однажды электромонтер заходил к нам с немецким фельдфебелем, ну и подтвердил. В гестапо решили, что он был связан с партизанами через кого-то другого.
  
• Не восстановили еще это помещение, где взрыв произошел?
  
• Еще нет, но фундамент уже выведен. Подвозит­ся материал для возведения самого здания. Да а, хороший был взрыв! — с гордостью за дочь прого­ворил Гордей Иванович. — Гитлеровцы вспоминали о кем до самого последнего дня своего пребывания здесь. И долго еще будут вспоминать о нем в Гер­мании, если кому-либо из уцелевших тогда уда­лось добраться до дома.
  

А вот и Алексей Иванович Белый, богатырского телосложения человек. Это он, будучи помощником бургомистра селения Михайловичи, давал нам ценные сведения о немецких перевозках. А для того чтобы эти данные не запаздывали, за него «замуж» была выда­на радистка-десантница.

• Ну, как живешь, Алексей Иванович? — обра­тился к нему.
  
• Да ничего, спасибо, товарищ полковник. Рабо­таю на железной дороге, в восстановительной брига­де. Задание перевыполняем.
  
• Ну, а как семейные дела?
  
• Все еще не женился, товарищ полковник. Счи­тают, что жена от меня сбежала, когда Красная Ар­мия пришла. Вот никто и не выходит за меня.
  

Отношения у Белого с радисткой, видимо, не по­шли дальше выполнения поставленной им боевой задачи. Алексей Иванович, кажется, не совсем этим доволен.

Но в Москве остались довольны их совместной боевой работой и поэтому интересуются, как теперь живет и работает «старый холостяк».

Заполнив наградной лист, я пожелал Алексею Ивановичу успехов в работе и жизни.


^ 3. Простая советская женщина


Марью Ивановну Бахур мы посетили на дому, на хуторе. Она выглядела моложе своих шестидесяти двух лет.

— Товарищ полковник! Да что же я сделала та­кого особенного? Ведь были фашисты. Ну, и я, конеч­но, по мере своих сил помогала с ними бороться...

Марья Ивановна говорила просто, от души. И если бы поблагодарить ее и пожать ей руку за ее работу, она осталась бы довольна и этим.

А работа была проделана ею очень большая. Марья Ивановна часто навещала радистку, выданную «замуж» за Алексея Белого. Ее не пугали никакие немецкие посты и заставы. Взвалив на плечи мешок с тяжелыми батареями для радиостанции, она отправлялась к Белому и передавала драгоценный груз по назначению.

Эта простая белорусская женщина имела горячее сердце бойца и холодный расчет разведчика. Если она бралась за выполнение задания, то в его успехе мож­но было не сомневаться. У Марьи Ивановны есть муж, еще крепкий, работоспособный старик, и очень энергичный сын Николай, двадцати восьми лет. Все они аккуратно выполняли боевые поручения. Но на­иболее трудные и рискованные задания Марья Ива­новна брала на себя и выполняла их с изумительной быстротой и ловкостью.


^ 4. Гостья из Бреста


Мы возвратились в Ивацевичи. В квартире Михаи­ла Тарасовича сидела, поджидая нас, Ксения Нико­лаевна Клюева. Я не сразу вспомнил, как познако­мился с этой молодой женщиной, а она не торопилась мне представиться. Но вот в памяти возникла карти­на прошлого. Весьма своеобразной была обстановка, в которой мы с ней в свое время познакомились.

Вспомнилось сначала огромное болото, затем не­большой песчаный островок, заросший могучими еля­ми. Как из тумана, всплыла штабная землянка, вры­тая в землю, обтянутая внутри белым парашютным шелком. И вот эта молодая красавица, она сидела тогда у простого столика на еловой тумбе, беседуя со мной по вопросам предстоящей работы.

Правда, тогда она не казалась мне такой краси­вой, как теперь, потому ли, что она была слишком утомлена, или оттого, что у нас была притуплена спо­собность замечать то, что сразу видишь в мирной об­становке.

• Ксения Николаевна! — наконец произнес я, протягивая ей руку.
  
• А-а, вспомнили?! — радостно воскликнула Клю­ева. — Значит, память у вас хорошая. Я ведь тогда и на человека-то, наверное, не была похожа... Меня тогда целые сутки тащили к вам по болоту товарищ Савельев и его хлопцы.
  

Это было в конце 1943 года. Красная Армия сталь­ной лавиной неудержимо шла к нам на запад. Немцы не успевали затыкать прорывы на различных участ­ках фронта, перебрасывая с запада на восток все новые и новые дивизии. От нас тогда требовалась боль­шая оперативная работа по выявлению этих дивизий, определению их маршрутов и места дислокации. Командование особенно интересовал район Бреста,— гитлеровцы готовили оборону на подступах к этому важному железнодорожному узлу. Мы всюду искали людей, которые могли бы помочь нам выполнить за­дачу, поставленную перед нами Верховным командо­ванием. И мы их находили.

Ксения Николаевна Клюева работала в Бресте на главном почтамте переводчицей, но фактически заве­довала отделом гражданской переписки. Рядом с ней за столом сидел фашистский фельдфебель и сортиро­вал корреспонденцию из Германии для солдат и офи­церов. К тому времени мы научились узнавать номера немецких частей по номерам полевой почты, и на поч­тамте можно было добывать исключительно ценные сведения для нашего командования.

С Ксенией Николаевной наш человек познакомил­ся в городе. Не имея достаточного опыта, чтобы ин­структировать ее на месте, он принял правильное ре­шение, предложив Клюевой отпроситься на три дня в отпуск якобы для поездки за продуктами в район го­рода Кобрина.

Гитлеровский чиновник, начальник почты, отпустил Клюеву при условии, что она закупит ему за свой счет несколько килограммов шпига. Срок был корот­ким. От Кобрина до нашего штаба было более шести­десяти километров по прямой через леса и трудно­проходимые болота. Вот тогда Ксению Николаевну и доставил ко мне мой помощник Владимир Иванович Савельев, базировавшийся в районе Кобрина. И пока она получала необходимые указания, хлопцы заботли­во упаковывали куски свиного сала для начальника брестского почтамта.

Ксения Николаевна тогда все же запоздала на несколько часов к месту службы, но наш подарок ей помог расположить к себе фашистского чиновника, и дело обошлось без инцидентов. Впоследствии она прекрасно справилась с поставленной перед ней зада­чей. Ксения Николаевна была одной из тех, кто свя­зал Дубова с другими работниками брестского поч­тамта. Теперь она работает лаборанткой в учитель­ском институте. Узнав о моем приезде, она бросила все и приехала на несколько часов в Ивацевичи, что­бы повидаться с командиром.


^ 5. На месте базирования


Ударили морозы. Стали проходимыми бесчислен­ные вязкие топи. Интересно было побывать на местах базирования штаба в треугольнике Корочень — Пес­ки — Споров. Это участок приблизительно в двести квадратных километров на западном крае знамени­тых Пинских болот. На многочисленных песчаных островках размещались партизанские штабы, госпита­ли, узлы связи. Вокруг этих островков мы принимали груз с десятков самолетов, прилетавших к нам с Боль­шой советской земли.

И вот я стою перед вековой сосной на западном склоне небольшого пригорка.

Под ней бойцы и командиры, участники схватки с гитлеровцами при переходе железнодорожной маги­страли около Нехачева, сгрудившись в кучку, чтобы прикрыть огоньки папирос, жадно затягивались от са­мокруток, пытаясь этим успокоить взвинченные до предела нервы,

Казалось, это было вчера — так свежо и рельефно вырисовывалось в сознании все, что происходило пол этим приметным деревом около трех лет назад.

Смотрю и вижу незабвенного Александра Шлыко­ва... Вот он осторожно прикасается к рукаву моей де­сантной куртки и несмело просит:

— Товарищ командир, разрешите мне пойти с группой на этот перегон и рвануть один-два фашист­ских состава, Ведь далеко меня вы не отпустите, а здесь близко, я за два дня управлюсь...

Полотно только что пересеченной нами железной дороги действительно находилось от этого места менее чем в двух десятках километров.

Такие отважные бойцы как Шлыков, как его друг

Телегин, не забываются. Телегин вырос в прекрасного командира. А Шлыкова я видел в последний раз в Москве мартовской ночью 1945 года.

Он пришел ко мне в номер Новомосковской гости­ницы, немного возбужденный, но с каким-то торже­ственно-сосредоточенным выражением в глазах, какое бывает у бойца перед серьезным делом.

• Что у тебя, Александр? — спросил я, заметив с первого взгляда его состояние.
  
• Поговорить бы наедине нужно, товарищ коман­дир. Но так, чтобы не торопиться.
  

Мы вышли на набережную Москвы-реки. Была теплая, почти весенняя ночь. Некоторое время мы шли молча, потом Саша, еле слышно вздохнув, тихо за­говорил:

• Завтра вылетаю, товарищ командир... Место выброски группы намечено в южной Германии.
  

Шлыков не видел, как я вздрогнул. Преодолев волнение, я спросил:

• Кто командир?
  

Саша назвал знакомую фамилию...

В свое время Шлыков совершил четыре прыжка на территорию Белоруссии и Польши, где в то время хозяйничали оккупанты. Теперь собирался он опу­ститься на парашюте в самое логово врага. Командир был малоопытный, переводчики... недостаточно прове­рены. Я представил себе всю сложность обстановки, г. которой мог оказаться Шлыков на территории озлоб­ленного врага, и меня охватило глубокое беспокой­ство за судьбу близкого мне человека. Шлыков был мне особенно близок и дорог не только потому, что он долгое время был моим ординарцем,— а кто побывал в тылу врага, тот знает, что значит ординарец в фа­шистском окружении,— Саша был единственным оставшимся в живых бойцом из первого десантного отряда, с которым я вылетел осенью 1941 года.

Звон кремлевских курантов вывел меня из задум­чивости.

• Александр! А может быть, попробуем отставить вылет? — сказал я тихо. — Ведь тебе еще нет двадцати двух и грудь в орденах...
  
• Нет, товарищ командир, — я полечу, — спокойно ответил Шлыков.— Ведь я уже дал согласие. Вся груп­па знает, что я лечу помощником командира. За труса посчитать могут. Начинал в первых рядах, а к фини­шу прийти с обозом? Нет, товарищ командир, я решил твердо: полечу!
  

Мне были понятны чувства моего юного друга. У меня не нашлось больше слов для возражений, и я молча пожал Саше руку. Шлыков достал папиросу. Я вынул зажигалку.

• Возьми, Саша, на память...— сказал я. — Это еще та, трофейная, которую ты отобрал у гитлеров­ского офицера весной сорок второго... под Молодечно. Помнишь?
  

Шлыков улыбнулся, прикурил и молча положил в грудной карман зажигалку.

Мы расстались в полночь. Расстались, как бойцы, товарищи, крепко расцеловались. Слезы выступили у меня на глазах, когда я стоял у моста и смотрел ему вслед...

До рассвета я не мог сомкнуть глаз.

С месяц о Шлыкове не было никаких известий. Потом были получены сведения о неудачной выброске и несколько версий о подробностях гибели этой груп­пы. Один случайно уцелевший рассказывал следующее.

Приземлялся Шлыков над немецким поселком па рассвете. Гитлеровцы открыли огонь по парашюти­стам. Сашу ранили в ноги еще в воздухе. Когда он коснулся земли, фашисты стали его окружать, но он успел дать длинную очередь по врагам и по друзьям, попавшим в плен живыми... Так погиб в неравном бою этот отважный патриот, мой близкий друг и товарищ по совместной борьбе.

Все это я вспомнил, глядя на старую сосну, возле которой он просил разрешения пустить под откос вражеский поезд. Старая приметная сосна стояла все на том же ме­сте. Тот же знакомый пригорок, заросли лозняка и бо­лота вокруг... Нехватало только тех смелых, реши­тельных и на все готовых хлопцев. Многих из них уже не было в живых. Они остались только в памяти бое­вых друзей и соратников, не могущих забыть их подви­гов, но не знающих даже могил, где они похоронены.

Только тридцать два месяца разделяли майскую ночь 1943 года от этой декабрьской ночи 1946 года, А как далеко отошло в прошлое все то, что было тогда на этом самом месте.

Как можно сравнивать эти две исторические эпо­хи, разделенные ничтожным отрезком времени? Какой гениальный художник, на каком полотне, в каком про­изведении сможет изобразить разницу между «тем» и «этим»? И кто из актеров, композиторов и поэтов сможет передать различие в чувствах одного и того же человека «тогда» и «теперь», стоящего на одном и том же клочке земли?

Как приятно было рвать рельсы, в обломки пре­вращать вагоны и целые поезда фашистских варва­ров, мчавшихся на восток для уничтожения чуждой и непонятной для них счастливой и радостной советской молодости. До войны я не мог спокойно переносить плач грудного ребенка. А здесь?.. Я наблюдал, как женщины белорусской деревни тупыми железными ло­патами убивали фашистского палача, застигнутого ими на месте преступления.

Сколько прекрасных человеческих творений унич­тожил тогда коварный иноземный враг! Все это про­шло и больше никогда не повторится. Теперь это снова свободная, советская земля.

Внешне здесь ничего не изменилось. Те же знако­мые контуры островков и лесных опушек. Кустарники, прилегающие к болоту, попрежнему изобилуют зверем и дичью.

Но вокруг топей на прежних пепелищах идет строительство, бурно возрождается жизнь.


^ 6. Депутат сельсовета


Было решено остаться на ночлег в деревне Корочень, у Ивана Александровича Кулинича. Этот двадцативосьмилетний, очень стройный, силь­ный и когда-то исключительно красивый мужчина в партизанском отряде командовал боевым взводом. В одной из засад, организованной партизанским отря­дом, взвод Кулинича принял на себя главную тяжесть боя. Семьдесят пять фашистских головорезов нашли свою гибель в этой короткой схватке. Три орудия, шесть пулеметов и более сорока винтовок стали бое­выми трофеями небольшого партизанского отряда. Тя­желые потери были и у партизан. Пали в бою бесстрашный командир отряда Чертков и с ним пять автоматчиков. Были и раненые. Ивану Александрови­чу фашистская разрывная пуля раздробила нижнюю челюсть и почти пополам разорвала язык. Но Кули­нич не только не потерял сознание, он не ушел с поля боя. Не имея возможности произнести ни единого слова, истекая кровью, он указывал своим людям ру­кой направление, в котором необходимо было произ­вести последние выстрелы.

Кулинич больше трех месяцев пролежал в парти­занской санчасти, а потом на самолете был отправлен в Москву. В центральном госпитале ему была сдела­на пластическая операция. Буквально по частям со­бранный жевательный механизм действует теперь удо­влетворительно, и сам Иван Александрович чувствует себя хорошо. Он депутат сельсовета и отлично выпол­няет свои обязанности. Его молодая и очень симпа­тичная супруга счастлива. А в маленькой самодель­ной кроватке воркует трехмесячный наследник. Он очень похож на отца. Иван Александрович попрежнему обладает завидной силой лесовика. Я искренне восхищался, наблюдая, как он в лесу, вынув из-за пояса топор, расправлялся с огромной елью, свален­ной буреломом поперек тропы. И у меня в мыслях о нем возникло что-то от русского былинного эпоса:

«Эх, вот она хватка русская, сила богатырская!»

С такими... не пропадешь!


^ 7. Михаил Сивеня


Передо мною сидит шестнадцатилетний юноша.

Давно, еще в чаду костров, бородатые дядьки об­ращались к нему, как к взрослому. Маленький ростом, щупленький на вид. Если взглянуть на хлопчика сза­ди, то еще и теперь ему можно дать не более трина­дцати лет. Но если вы посмотрите внимательно ему в лицо и в его вдумчивые голубые глаза, то можете дать и все восемнадцать.

Этот паренек очень рано испытал тяготы боевой жизни в условиях фашистского подполья.

Отца своего он не помнит. Ему было пять лет, когда мать вышла замуж за Колтуна Николая Хари­тоновича, только что вернувшегося из семилетнего за­ключения в панской тюрьме. Миша нашел в Харитоныче отца, а Харитоныч в нем сына. Они сдружи­лись.

Когда пришли оккупанты, Колтун ушел в лес и со­здал там первую партизанскую пятерку. Гитлеровцы устраивали облавы на горсточку, еще путем невоору­женных, народных посланцев. Мише тогда было по метрике одиннадцать лет, а на вид не более восьми. Но только ему Николай Харитонович сообщал о ме­стонахождении своей базы. И Миша оправдывал это доверие. Он неоднократно в самый последний момент спасал от неминуемой гибели партизанскую группу

Однажды гитлеровцы неожиданно нагрянули рано утром, Разделившись на два отряда, одним они оце­пили деревню, вторым начали охватывать выступ ле­са, прилегавший к постройкам. Миша понял, что пар­тизан ждет гибель, и рванулся к лесу мимо часового. Стоявший на посту длинноногий гитлеровец бросился за мальчиком, стараясь его схватить без выстрела, но просчитался. Ловкий мальчик начал ускользать, и фа­шисту пришлось открыть огонь из автомата. Приги­баясь к земле, Миша добежал до первых кустов и, ла­вируя между ними, скрылся на опушке леса. Партиза­ны были спасены и на этот раз.

Взбесившиеся гитлеровцы схватили и увезли в Ивацевичи мать Миши с двумя маленькими детьми. Мать оккупанты расстреляли, а девочек, в виде «при­манки», передали под охрану семьи полицейского и установили наблюдение. Миша через одну соседку вы­крал сестренок среди белого дня и вывез их в лес на хутор к близкому человеку. С 1942 года он стал пар­тизаном.

Я познакомился с белокурым шустрым мальчон­ком в мае 1943 года после приземления в Ружанскэй пуще. Он пас коров при госпитале. Паренек давно упрашивал командование штаба освободить его от этого мирного занятия и послать на боевые дела. Но по-настоящему никто не придал этому значения. Ми­ша решил попробовать счастье у нового командира. Но сделал это не сразу. Он долго изучал характер нового начальника и, выбрав подходящий момент, ре­шил действовать.

Помню, это было теплым летним вечером, когда за­катившееся солнце не уносит с собой тепла, излучен­ного на землю, а люди, уставшие от дневной жары, с нетерпением ожидают ночной прохлады. Я сидел у костра — единственного места, свободного от комаров, тучами носившихся в воздухе. Миша подошел и сел против меня. Он долго, казалось безучастно, слушал наши разговоры, рассматривая тонкие синеватые струйки пламени, вырывавшиеся из сухих перегораю­щих прутьев орешника, время от времени пошевели­вал их железной тросточкой. А разговор у костра шел о том, кого немедленно направить в Барановичи для передачи срочного задания и взрывчатки нашему че­ловеку. Вся трудность задачи заключалась в том, что это нужно было сделать в течение одних суток. Но подходящего человека для посылки поездом у нас не было, а болотом до города и за двое суток никто не добрался бы. Улучив момент, когда я остался у кост­ра один, Миша тихонько сказал:

• Товарищ полковник, поручите мне это задание! Я его выполню.
  

Я пристально посмотрел Мише в глаза. Они горели желанием и решимостью.

• А как же ты думаешь за сутки добраться до Барановичей? — спросил я у парнишки.
  

Искра надежды блеснула в умных глазах маль­чика. Миша начал излагать свой план.

• Сейчас не более одиннадцати, — говорил он спокойно.— До станции Бронная Гора, напрямую че­рез болото, двадцать два километра. В шесть два­дцать идет поезд на Барановичи. Я успею купить билет и сесть в поезд. В шестнадцать я буду в городе, а пя­ти часов мне хватит на то, чтобы найти нужного че­ловека, передать ему задание и взрывчатку.
  
• Но если ты пойдешь до станции болотом, то тебя не только в поезд, но и на станцию не пустят,— возразил я парню.
  
• У меня есть запасные ботинки, брюки и рубаш­ка. Грязное я оставлю в кустах, возьму с собой мыло, хорошенько вымоюсь и переоденусь,— поспешно по­яснил смышленый мальчуган.
  

Через полчаса он исчез в темноте ночи... А через трое суток на том же самом месте совершенно спо­койно докладывал мне об успешном выполнении за­дания.

После этого юный связист-разведчик бывал в ряде городов и местечек, переполненных гитлеровцами.

Однажды он был опознан в Березе-Картузской местным предателем. Его арестовали и двое полицаев как опасного партизана повели под конвоем к фа­шистскому коменданту. Миша, улучив момент, метнул­ся в пролом в стене. Первые пули в него не угодили, а от последующих он укрылся в соседних дворах.

Перед приходом Красной Армии в Брест Миша доставлял данные о дислокации гитлеровских частей от работавшей у оккупантов на почте Ксении Клюе­вой на конспиративную квартиру для передачи по радио.

В четырнадцать лет он в Кремле из рук Михаила Ивановича Калинина принял орден Красной Звезды.

Окончив ремесленное училище, Миша приехал в Ивацевичи и стал работать инструктором райкома комсомола. О его работе я получил хорошие отзывы. Сельский совет, в котором он был уполномоченным, первым в районе выполнил свои обязательства перед государством по поставке зерна и сдал около тысячи пудов сверх плана. Все эти годы Михаил усиленно ра­ботал над собой И вот снова, как три с половиной го­да тому назад у костра, смотрит он на меня не по возрасту умными глазами...

Можно не сомневаться, что неисчерпаемая энергия и ум этого юноши теперь будут так же полезны для нашей социалистической родины, как и в дни

Великой Отечественной войны.