Г. линьков война в тылу врага

Вид материала

Документы

Содержание Гражданка Лесовец Столяр Никола Рая из Ивацевичей Девушка с «адской машиной». Шофер Гриша Полезная пустота 11. Хозяева и лакеи

Подобный материал:

• Муниципальное бюджетное учреждение культуры города Новосибирска, 121.49kb.
• С. П. Алексеев; худож. Н. Андреев. М. Дрофа, 2003. 80 с ил. (Честь и отвага), 975.6kb.
• Неделя искусств великая Отечественная война в искусстве, 60.32kb.
• Конкурс школьных музеев и поисковых отрядов «Доблесть. Мужество. Героизм», 49.02kb.
• Первая. Основы общевойскового боя в тылу противника, 2149.96kb.
• 65 –й годовщины Победы в Великой Отечественной войне, 44.34kb.
• Материал к единому дню информирования, 163.21kb.
• Н. И. Алещенкова (Алещенков А., гр. 11 Одсп), 1318.38kb.
• -, 424.26kb.
• Каракалпакский государственный университет имени бердаха, 748.08kb.

10. Исполнители-добровольцы


Желавших биться с врагом было много. Связей с нашими людьми добивались полицейские и бургомист­ры, рабочие и служащие различных предприятий, ра­ботавших на оккупантов, и просто граждане, так или иначе общавшиеся с врагом.

В начале октября сорок первого года к нам за­явился Пахом Митрич. Он был выслежен агентами гестапо в одной из деревень около Лунинца. Но ста­рику удалось во-время убраться. Замечательный дед наш добыл нам новые связи. Мы получили широкий доступ к людям, проживающим в гитлеровских гарни­зонах или работающим у оккупантов. Прежде чем бро­сить ненавистную им службу, они старались зарабо­тать пропуск в лес, то есть выполнить наше задание, нанести урон врагу.

Об этих исполнителях наших заданий тоже следу­ет рассказать.


^ Гражданка Лесовец


В местечке Береза-Картузская гражданка Лесовец часто бывала в общежитии гитлеровцев и выполняла различные поручения. Она им закупала продукты на рынке, иногда доставляла к ним в общежитие и про­давала собственные продукты: яйца, масло, молоко.

Но даже и такие незначительные услуги ненавист­ному врагу гражданка Лесовец считала для себя по­зорными. Так и заявила представительницам нашей женской боевой группы.

И вот наступил день, когда снаряд был надлежа­щим образом упакован в корзину, сверху заложен продуктами, и Лесовец отправилась в общежитие к оккупантам. Стоявший на посту часовой не обратил никакого внимания на знакомую женщину, которая чуть не ежедневно приносила продукты. В общежитии в это время было три гитлеровца, —все трое спали на нарах после ночного дежурства. Лесовец сунула приготовленный сверток под нары и спокойно ушла со своей корзиной. Взрыв произо­шел через несколько часов, в казарме уже находилось до полутора десятков оккупантов. При взрыве было убито пять и тяжело ранено три человека.

По приказанию коменданта местного гарнизона был арестован немец, стоявший на посту у общежития в тот момент, когда произошел взрыв. Но арестован­ный часовой абсолютно ничего не мог сообщить в свое оправдание. Он заявил, что в общежитие в его дежурство заходил только один человек — немецкий солдат, приезжавший на велосипеде к своему знако­мому.

Комендант решил, что это был партизан, переоде­тый в немецкую форму. Результатом такого решения была облава на немецких велосипедистов. Их задер­живали и тщательно проверяли документы, но парти­зана среди них, конечно, не нашли.


^ Столяр Никола


На крупном спиртозаводе в местечке Мотыль, Пин­ской области, наши разведчики связались со столяром Николой. Столяр работал на заводе больше года и был у гитлеровцев на хорошем счету. Нас в первую оче­редь именно такие и интересовали.

Если человек у фашистов не пользовался должным доверием, то он мог сделать лишь очень немногое. Гитлеровцы, как правило, после диверсионного акта арестовывали всех, за кем имелись хоть малейшие по­дозрения, и отправляли их в концентрационный лагерь.

Столяр Никола взял поручение от наших людей с большой охотой. Ему особенно понравилась форма конспирации, при которой состоялась его встреча с моими представителями. Полученную магнитную мину с большим замедлением он уложил в ящик с инстру­ментом и к концу дня приставил ее к железному ре­зервуару, содержавшему в себе пятьдесят тысяч лит­ров спирта.

Взрыв на спиртозаводе произошел в три часа утра 27 августа 1943 года. Пожаром были уничто­жены все постройки.

Гестапо арестовало лейтенанта, ведавшего охраной местных предприятий, за плохо поставленную службу охраны. А когда наш столяр, перешедший на работу по оборудованию одной немецкой столовой, органи­зовал там еще один взрыв, то были арестованы три солдата-новичка, только что прибывшие из Германии.

Аналогичный случай имел место в Барановичах в октябре 1943 года. Нашим человеком там была по­дожжена конюшня одного из гитлеровских кавалерий­ских эскадронов. В огне погибло более сорока верхо­вых лошадей, два солдата и все седла эскадрона. Гитлеровцы арестовали фельдфебеля и отправили его на восточный фронт в одну из своих штрафных частей.


Трубочист


Занимая населенные пункты, расположенные по­близости от Пинских болот, в которых белорусские партизаны считали себя хозяевами, гитлеровцы обсле­довали прилегающую местность и на господствующей возвышенности около деревни рыли окопы. Стоило прозвучать поблизости партизанскому выстрелу, как они бросались в эти окопы и начинали обстрел приле­гающей местности. Патронов они при этом не жалели, но потерь партизаны от такого обстрела не несли. Чтобы отбить у непрошенных гостей такую повадку, наши хлопцы ночью занимали эти окопы, ставили в них противопехотки и уходили. С рассветом, когда можно наблюдать результаты своего труда, они выпу­скали несколько автоматных очередей над занятой врагом деревней.

Гитлеровцы по боевой тревоге бросались в свои окопы, но натыкались на партизанские противопе­хотки.

Взрывы наших мин-сюрпризов и «внезапные вы­стрелы» партизан, с точки зрения оккупантов, превы­шали всякие нормы и создавали повышенную нервоз­ность в среде гитлеровцев.

Однажды начальник пинской жандармерии созвал специальное совещание своих сподручных, на котором заявил:

• Партизаны обнаглели. Они нервируют наших людей своими взрывами и не дают возможности им нормально работать. Дело дошло до того, что некото­рые боятся посещать кино. Но партизаны организуют свои взрывы там, где нет у нас надлежащей бдитель­ности. Ко мне вот они не подойдут и на пушечный вы­стрел.
  

До нас дошло это бахвальство пинского жандар­ма, и мы поставили задачу перед своими людьми: ор­ганизовать диверсию в пинской жандармерии.

Но подойти к этому учреждению было действи­тельно трудно. Однако гитлеровца следовало про­учить за его бахвальство. К тому же этот жан­дарм отличался и наибольшей жестокостью по всей области.

Долгое время наши хлопцы ходили вокруг отдель­ных домиков, обнесенных высоким, сплошным доща­тым забором, тщательно охраняемых часовыми и сто­рожевыми собаками. Через проходную со свертком без осмотра не пропускали даже жандармов. Задача ка­залась почти нереальной, но отданный приказ не отме­нялся. Хлопцы начали было изучать возможность за­минировать поленья дров, которыми снабжалась эта жандармерия.

Однажды ко мне в штабную землянку вошел Ана­толий Мартынов, уже известный нам по взрыву пин­ской фанерной фабрики, и заявил:

• Товарищ командир! С пинской жандармерией намечается некоторый просвет.
  
• Докладывай!
  
• Жандармы решили произвести у себя в поме­щении чистку дымоходов...
  

Трубочиста мы им быстро подобрали из своих лю­дей. Возник вопрос, как пронести взрывчатку.

Трубочист мог без подозрения проходить через проходную с металлическим шаром и веревкой. В ве­ревку замаскировать взрывчатку не легко, хотя верев­ку можно было изготовить из детонирующего шнура и она могла стать сама взрывающейся миной. Но в этом случае, оставленная на работе, она могла вызвать По­дозрения у жандармов, и нашего «трубочиста» могли задержать при выходе. Поэтому было решено исполь­зовать металлический шар.

Шар мы изготовили в наших мастерских полый; чтобы он имел нормальный вес, частично его заполни­ли свинцом, а в пустоту аккуратно закладывалась одна четырехсотграммовая толовая шашка.

Шестнадцать раз прошел трубочист через проход­ную с веревкой и металлическим шаром в здание пин­ской жандармерии. Шестнадцать четырехсотграммо­вых толовых шашек были пронесены через проходную и на бечевках одинаковой длины опущены через дымо­ход в голландскую печку, выходившую одной стеной в кабинет коменданта жандармерии, а другой — в ком­нату, где занимались его помощники. Шестнадцатая толовая ташка имела детонатор, установленный с двадцатичасовым замедлением.

Предохранитель был снят в 10 часов 15 минут ут­ра, а в 14 часов 30 минут на второй день здание жан­дармерии было разрушено взрывом шести килограм­мов тола. В здании вылетели все стекла и обрушился потолок...

Нам не удалось установить, кто был убит и сколь­ко гестаповцев было покалечено взрывом. Но нам бы­ло хорошо известно, что взрыв произошел, когда ко­мендант и его помощники находились на своих ме­стах. Впоследствии пинскую жандармерию возглавля­ло другое лицо.


^ Рая из Ивацевичей


В местечке Ивацевичи жила скромная девушка Рая. Она делала для нас небольшое, но необходимое дело: покупала и передавала в лес медикаменты и пе­ревязочные средства. Мы были довольны ее работой, но война требовала от советских людей максимально­го напряжения сил, и с девушкой пришлось побеседо­вать о более серьезных делах. Рая стала обдумывать, как бы нанести хороший удар гитлеровцам. Скоро мне передали, что девушка настойчиво просит дать ей мину. Она не хотела говорить, где и как она ее использует, но ручалась, что непременно подорвет фа­шистских захватчиков. Я приказал выдать мину замедленного действия и объяснить, как с ней следует обра­щаться.

В местечке, в небольшом деревянном домике, по­мещалась офицерская столовая, комфортабельно об­ставленная мягкой мебелью. В столовой имелось да­же пианино, вывезенное оккупантами из детского клу­ба. К стене столовой примыкала кухня. Отсюда обед офицерам подавался в столовую через окошечко, а солдаты выстраивались в очередь в коридоре. В офи­церское собрание и на кухню никого из штатских, а особенно русских и белорусов, не допускали. Но рабо­владельцы немыслимы без рабов. В качестве полура­ба при офицерском собрании находился пленный красноармеец-электромонтер. Больной и искалечен­ный, он ни у кого не вызывал подозрений и примель­кался гитлеровцам, как стул. Он входил и выходил из помещения со своим ящиком с инструментами без вся­кого осмотра. Вот его-то и решила использовать де­вушка для выполнения своего замысла!

Она познакомилась с молчаливым пареньком и од­нажды осторожно спросила его, почему он, такой мо­лодой, не идет в лес к партизанам. Монтер откровен­но признался, что пока ему попросту стыдно: с 1941 го­да он в плену, долго работал у оккупантов и ничем им не навредил. Наверное, партизаны посчитают его предателем и расстреляют. Полегоньку прощупывая настроение парня, Рая решила, что ему можно дове­риться. В один из ноябрьских вечеров она вручила монтеру мину и показала, как нужно привести ее в действие. Две маленькие шпильки еле заметно высту­пали из свертка.

— Когда будете ставить, вытащите вот эти предо­хранители,— показала девушка исполнителю.

Электромонтер, видимо, не совсем понял и здесь же на глазах Раи снял оба предохранителя. Мина была с сорокаминутным замедлением, до намеченного объ­екта двадцать минут хода...

14 ноября в домик набилось множество солдат и офицеров. Какая-то проходящая к фронту часть ре­шила использовать офицерскую столовую, для. того чтобы поужинать и отдохнуть. Помня полученную от девушки инструкцию, монтер разгрузил под пол содер­жимое своего инструментального ящика и поспешил выйти из помещения, а по возможности удалиться и из самого местечка. По улице парень почти бежал, и когда он поровнялся с вокзалом, воздух потряс такой силы взрыв, что в домах вылетели стекла.

На месте офицерского сборища осталась груда развалин, а под ними — двадцать убитых гитлеровцев и тридцать пять раненых. Три разных ноги от трех господ офицеров было найдено местными жителями через день после похорон в канаве близ шоссе.

Монтер прибыл на базу одного из наших подраз­делений и был назначен минером, а скромная девуш­ка продолжала «мирно» жить в местечке и покупать необходимые товары для нашего отряда.

Гитлеровцы продавали иногда для нас такие мате­риалы, характер которых без труда мог указывать на то, что их потребителями являлись не мирные граж­дане, а партизаны. На оккупационные марки и осо­бенно на такие продукты, как сало и масло, гитлеров­ские коменданты продавали нам бензин, который был необходим для нашего движка радиостанции, и даже запасные части к этому движку.

Вначале мы бензин получали только из Москвы, сбрасываемый нам на грузовых парашютах в специ­альных бочках. Позже мы приспособились его доста­вать путем обмена на сало у фашистских комендан­тов. Особенно охотно шли на эту сделку гитлеровцы, когда им выпадала поездка в Германию. Продукты мы добывали у оккупантов, нападая на их склады и транспорты.


^ Девушка с «адской машиной».


Женская боевая группа из семейного лагеря доло­жила мне о некоей Марфе Степанченко, уроженке Киева. О ней было известно только то, что перед са­мой войной она прибыла в город Кобрин и при остав­лении города Красной Армией почему-то не эвакуиро­валась. Ничего подозрительного в поведении девуш­ки, однако, бойцы не замечали.

Когда женщины из нашей боевой группы семейно­го лагеря познакомились с Марфой поближе и пред­ложили ей выполнить боевое поручение, она очень об­радовалась.

Спустя несколько дней Степанченко получила силь­но действующий заряд и поручение подорвать здание кобринской жандармерии. При этом ей сказали: «Ми­на с пятичасовым замедлением, и чтобы ее не обнару­жили гитлеровцы до взрыва, целесообразно снять пре­дохранители до того, как мина будет уложена на ме­сто». Утром она привела заряд в боевое состояние, по­ложила его на дно корзины и заложила сверху яйцами, а потом тихонько постучала в дверь соседа. Молодой человек, пользовавшийся доверием гитлеров­ских жандармов и не имевший никакого успеха у де­вушек, был польщен вниманием красивой соседки и с удовольствием согласился проводить ее в жандар­мерию, а если это понадобится, то и оказать ей про­текцию. Девушка повесила на руку корзину, и соседи вышли из дому, оживленно беседуя.

К несчастью, в жандармерию прибыло какое-то важное лицо, и в здание никого не пропускали. План явно срывался, а время шло. По расчету исполнитель­ницы, «адская машина» в ее корзине должна была взорваться через час. Что было делать? Куда девать эту проклятую корзину? Оставить ее на улице? Но ка­кая-нибудь хозяйка могла соблазниться продуктами, внести находку к себе в дом и взлететь вместе с нею на воздух. Нести обратно к себе? Мина взорвется в собственной квартире. Рассеянно отвечая на любезно­сти провожатого, Марфа осматривалась вокруг, ища выход из труднейшего положения, как вдруг заме­тила у караульного помещения солдата, который обычно принимал у нее яйца для начальника поме­щавшейся рядом с жандармерией военной почты. Не­долго думая, девушка попросила своего услужливого кавалера передать корзину этому солдату, чтобы он поставил ее пока в помещении почты. Кавалер тотчас же выполнил поручение, и соседи отправились домой. Они отошли не более двух кварталов от жандарме­рии, как раздался взрыв, разрушивший угол здания. Девушка во-время отделалась от своей корзины,— еще немного, и она взорвалась бы у нее в руках. Ис­полнительница переселилась на хутор к своим зна­комым.

А после более удачного выполнения нашего зада­ния Марфу Степанченко разрешено было взять в один из наших семейных отрядов.


^ Шофер Гриша


Груженная продуктами машина гитлеровского про­довольственного магазина неслась по шоссе. Когда по обеим сторонам дороги замаячили высокие деревья, полицейский, сопровождавший машину, стал поторап­ливать шофера. По слухам, в этих местах пошаливали партизаны. Шофер, молодой парень, и сам нажимал что есть силы.

Гриша болел, когда его год призывался в Крас­ную Армию, а когда поправился, пришли оккупанты. Чтобы не попасть на каторгу в Германию, парень доб­ровольно поступил на работу к «панам» и вот уже два с лишним года водил фашистские грузовики. Пре­красно понимая, что этим он наносит вред родной стране, но не находя способа избавиться от своих хо­зяев, Гриша досмерти боялся партизан. Ему пред­ставлялось, что вот сейчас они выскочат из лесу, скомандуют: «Руки вверх!», убьют полицейского — ну, ему-то туда и дорога,— потом застрелят дрожащего рядом на сиденье толстого завмага, а затем и его са­мого, Григория. А может быть, заберут к себе в лес и будут там еще перед смертью допрашивать, как и по­чему он продался гитлеровцам, а потом, ясное дело, повесят на первой же попавшейся осине.

И партизаны действительно выскочили из лесу, скомандовали «стой» и «руки вверх», убили полицей­ского, а шофера Григория и полумертвого от страха завмага попросту согнали с машины. Потом молодой партизан, примерно ровесник Григория, забрался на шоферское место, другие партизаны впрыгнули в ку­зов, и тот парень сказал Григорию:

— Крутника ручку, ты, шкура!

Машина, тяжело перевалив через кювет, исчезла в лесу, а шофер с завмагом поплелись пешком докла­дывать начальству о происшедшем.

Всю дорогу Гриша думал о том, что напрасно он боялся бежать в лес к партизанам. Ведь вот поймали его, можно сказать, на месте преступления и ничего, отпустили. А у него нехватило даже мужества попро­ситься с ними в лес. Явился Гриша в комендатуру, рассказал о случившемся на лесной дороге. Комен­дант выслушал его и завмага и снова послал шофера на работу, но теперь уже не на транспорт, а в ору­жейную мастерскую. Парень знал устройство танка, и ему поручили собрать из частей разбитых тан­ков средний танк специально для борьбы с партиза­нами.

Работа подвигалась успешно. Через неделю-дру­гую танк мог пойти в дело. Сборщику сообщили, что в виде награды за усердную работу ему будет пре­доставлена честь самому вести танк на «красных бан­дитов». И понял тогда Гриша, что больше медлить и колебаться нельзя. «Новый порядок» захватывал его все крепче: вчера он был трусом, завтра станет преда­телем. Но попросту бежать в лес было уже поздно: слишком много сделал он полезного для врага. Нель­зя было прийти к своим с грязным пятном на совести.

В свободное время шофер начал посещать бли­жайшие деревни и искать встречи с партизанами. По­сле нескольких рискованных для непосвященного че­ловека знакомств он был представлен моему уполно­моченному этого района и получил от него взрывчат­ку и соответствующий инструктаж.

Танк был готов к действию 29 сентября. Гриша сделал пробный пробег в присутствии начальника ма­стерской, и гитлеровцы остались так довольны его ра­ботой, что даже представили его командиру каратель­ной роты.

30 сентября в 17 часов было назначено испытание собранного танка в присутствии специальной комис­сии, а в мастерскую прибуксировали еще один танк для ремонта. Вечером Гриша поставил оба танка вплотную друг к другу и подвел к ним автомашину, на которой находились два металлообрабатывающих

станка, привезенных для установки в мастерской. В моторную часть собранного танка он заложил спе­циально сконструированную мину. Затем посетил на­чальника ремонтных мастерских и заложил вторую мину под лестницей его квартиры, помещавшейся в одном доме со штабом карательного отряда.

В 15 часов 45 минут того же дня раздался взрыв в здании штаба, при котором погибли командир кара­тельного отряда и три солдата, а в 16.00 собранный с таким старанием танк разорвало на части и стоявшие рядом автомашину со станками и другой танк так по­вредило, что оккупантам осталось одно — бросить всю затею с ремонтом танков.

Сделав свое дело, Гриша явился в лес да еще при­гнал уведенную им же «под шумок» легковую автома­шину. Он был зачислен минером в одну из наших бое­вых групп.


^ Полезная пустота


Мария Иванова вместе с отцом за несколько дней до нападения фашистских захватчиков на нашу ро­дину прибыла в Брест. Война застала ее в этом го­роде врасплох. Отец явился в военкомат и отошел вме­сте с Красной Армией, Мария осталась без связей, без знакомств. Только один из работников брестского комсомольского актива, знавший Марию, сказал ей на ходу, когда уже на окраине города рыскали окку­панты:

— Останься в городе, Маша. Как вести себя, ты сама знаешь. А твое пребывание здесь может еще пригодиться.

И Маша пригодилась.

Когда мы нашли Иванову, она работала официант­кой в офицерской столовой.

Мария получила от нашего представителя задание взорвать офицерскую столовую и стала думать, как это сделать. Мысленно она обшарила все уголки, куда можно было бы сунуть мину, но зал был лишен ка­ких бы то ни было пригодных для этого предметов. В нем не было ни урн, ни цветочных горшков, ни де­ревянных панелей, ни мягкой мебели — ничего; кроме обеденных столов и стульев. Однажды, оставшись одна для уборки столовой и убедившись еще раз, что мину пристроить решительно некуда, она бросила слу­чайный взгляд на возвышавшийся на постаменте гип­совый бюст бесноватого фюрера, который привыкла обходить глазами,— и тут внезапно ее осенила мысль. Она подбежала к бюсту, наклонила его, и — о счастье! — Гитлер действительно оказался пустым изнутри. Бывают же все-таки случаи, когда и Адольф Гитлер может стать полезным порядочному человеку!

14 февраля 1944 года, в 4 часа дня, когда столо­вая была переполнена гитлеровскими молодчиками, раздался оглушительный грохот, и бюст разлетелся в мельчайшие брызги. Взрывная волна страшной си­лы вымела зал, словно гигантской метлой, и вышиб­ла стекла вместе с рамами. В одну кучу были смете­ны живые, мертвые и умирающие, пища, посуда и ме­бель. До сорока гитлеровских офицеров было убито взрывом или покалечено.

Мы организовывали взрывы в гитлеровских столо­вых и до этого случая. Но наши мины недостаточно точно срабатывали по времени. Иногда получалось так, что гитлеровцы подают команду вольно и только начинают входить в помещение, а там раздается взрыв. В подобных случаях оккупанты лишь остава­лись без обеда. Иногда взрыв раздавался, когда гит­леровцы, пообедав, оставляли помещение. Мина, за­ложенная в бюст фельдфебеля Адольфа, взорвалась во-время.

А Мария через несколько дней была в нашем лагере.


^ 11. Хозяева и лакеи


Простая, безграмотная белоруска Степанида, по­жилая женщина, работала уборщицей в комендатуре полиции в Ивацевичах. Она по-своему чувствовала за собой вину перед советской родиной и по-своему иска­ла путей искупления этой вины.

Однажды ей удалось связаться с моим помощни­ком по этому району Н. Колтуном. Степанида получила снаряд и уложила его в печке в тот день, когда в Ивацевичи прибыла полиция из местечка Косов. Одна­ко она просчиталась во времени, и взрыв произошел уже после того, как косовские полицейские вышли из помещения. Взрывом было убито только два человека из ивацевической полиции и приведены в негодность один пулемет и с десяток винтовок.

Гитлеровцы заподозрили в организации взрыва ко­совских полицейских и арестовали несколько человек. Им изрядно всыпали гуммов, а потом отправили в один из лагерей.


* * *


В 1943 году гитлеровцы сами с удовольствием рас­стреливали полицейских за малейшие проступки, а иногда и без всяких на это причин. Они не любили своих лакеев за трусость и неумение владеть оружием.

В деревне Симоновичи, Чашниковского района, Витебской области, еще в декабре 1941 года имел ме­сто любопытный случай.

Я тогда с небольшой группой своих ребят но.чью появился в деревне и исчез. Узнавшая об этом чашни- ковская полиция, числом в семьдесят пять человек, во главе с самим комендантом Сорокой, к вечеру сле­дующего дня нагрянула в эту деревню. Вместо меня полицейским удалось окружить Брынского Антона Петровича с тремя бойцами, случайно оказавшегося в этот час в одной хате.

У Брынского и его товарищей было при себе толь­ко личное оружие и четыре гранаты. Обложившие хату со всех сторон полицейские открыли по ней огонь из винтовок и пулеметов. Стены деревянного сруба были буквально изрешечены пулями. Положение партизан казалось безвыходным. Но тупоголовые предатели не додумались до того, что лежавших на полу партизан предохранял от пуль каменный фундамент, возвышав­шийся с наружной стороны дома над полом на два­дцать пять—тридцать сантиметров. Поэтому Брынский и его бойцы, несмотря на сплошной поток пуль, оставались невредимыми, и когда полицейские, пре­кратив огонь, попробовали сунуться в хату, в них по­летели гранаты. Отхлынув назад, они возобновили обстрел. Партизанам был один выход: любой ценой вырываться из окружения.

Смертельная опасность обычно придает людям необычайную находчивость. Лежа под огнем, Антон Петрович начал мастерить из одежды человеческие фи­гуры. Одну из них бойцы высунули через приоткры­тую дверь хаты во двор. Полицейские заметили ее и осыпали пулями. Фигура свалилась «замертво» на снег около двери, дверь захлопнулась. Пальба прекра­тилась, но полицейские теперь уже пристально наблю­дали за дверью. Вот дверь опять потихоньку приот­крылась, из нее начала выползать вторая человеческая фигура. «Ага!.. Хочет удрать и этот незаметно,— оче­видно, решили полицаи.— Но не на тех попал!..»

Др-р-р! Др-рр-ах!

Выбравшийся из хаты «партизан» также остался лежать на месте неподвижным. Через некоторое время показался третий...

Др-р-р-ах! — готов и этот.

Так полицейские уложили троих «партизан» на ме­сте при попытке выбраться из осажденной хаты. Уби­тых они видели собственными глазами. Когда один из полицейских, набравшись храбрости, попытался при­близиться к «трупам», то прозвучал одиночный вы­стрел, и он, раненный в руку, выбежал за ворота. «Значит, четвертый остался в живых,— решили поли­цейские.— Но один никуда не денется, пусть побудет до утра. Возьмем живым и передадим коменданту ге­стапо, пусть позабавится».

Еще с вечера комендант Сорока послал нарочного в Лепель с извещением, что в Симоновичах ему уда­лось прихватить одного из помощников Бати. К свету приехали в Симоновичи на нескольких машинах гит­леровцы. Полицейские, среди которых было восемь ра­неных, хвастались боевыми успехами и с наступлением рассвета обещали показать живого партизана из отря­да Бати. Но когда стало светло, все увидели, что у две­рей осажденной хаты лежат три изрешеченных пулями, грубо сделанных манекена. В хате и во дворе никого не было. Брынский и его бойцы ушли еще затемно: про­ломав стену, они благополучно вышли в сарай, а отту­да, завернувшись в белые простыни, пробрались мимо часовых полицейских через кольцо окружения. Об этом ясно говорили следы на снегу, уходившие за околицу деревни.

Возмущениям и издевательству гитлеровцев над полицаями не было конца. Мне потом рассказывал Зайцев из Заборья, что он видел в Лепеле карика­туру на полицаев, расстреливавших в Симоновичах чучела вместо партизан.