Жан Бодрийяр «Симулякры и симуляции»

Вид материала

Документы

Содержание История клонов

Подобный материал:

• Начав свою карьеру как социолог, Жан Бодрийяр род в 1929, 6274.55kb.
• Жан бодрийяр система вещей, 2729.41kb.
• Фестиваль французского кино 2011, 116.8kb.
• Люлли Жан Батист, 130.67kb.
• Жан Батист Морен Де Вильфранш, 215.39kb.
• Жан-Мари Гюстав Леклезио, 2125.82kb.
• Г. Н. Бояджиев. Жан-Батист Мольер, 927.28kb.
• Бодрийяр: Потребление как знаковая субстанция, 87.88kb.
• Анализ современных аппаратно-программных средств моделирования работы радиолокационных, 27.35kb.
• «Большие города истощают государство. Богатство, которое они создают, иллюзорно. Франция, 400.25kb.

^

ИСТОРИЯ КЛОНОВ

Из всех протезов, которыми обозначена история тела, копия, без сомнения, древнейшая. Но копия, в строгом смысле, как раз и не протез: это воображаемая фигура, такая как душа, тень, изображение в зеркале, которая неотступно следует за субъектом как его второе "я", которая делает так, что он одновременно является самим собой и ничуть не похожим на себя, которая неотступно следует за ним, как неуловимая смерть, которую постоянно заклинают. Однако не всегда так: когда копия материализуется, когда она становится видимой, это означает неминуемую смерть. 

Собственно говоря, мнимая сила и блеск копии, которые раскрываются через необычность и вместе с тем близость субъекта к самому себе (потаенную/тревожную), базируются на ее нематериальности, на том факте, что она есть и остается фантазмом. Каждый мечтает, или, по крайней мере, хоть раз мечтал, об удвоении или умножении себя, однако такое может быть лишь мечтой и разрушается при попытке воплотить мечту в реальность. То же происходит с (примитивной) стадией соблазнения: оно эффективно срабатывает лишь на уровне фантазий, воспоминаний, но никогда на уровне реальности. Для нашей эпохи было свойственно желание прогнать этот фантазм, так же как другие, с помощью заклинания, то есть желание реализовать его, материализовать его во плоти и, двигаясь в совершенно противоположном направлении, изменить функционирование копии с помощью изящного обмена смерти с Другим "Я" на вечность Того же Самого.

Клоны. Клонирование. Черенкование людей до бесконечности, когда каждая клетка индивидуального организма может стать матрицей для тождественного индивида. В Соединенных Штатах несколько месяцев назад будто родился ребенок таким же образом, как размножают герань - черенкованием. Первый ребенок-клон (создание индивида посредством вегетативного размножения). Первый человек, который родился из одной клетки одного индивида, своего "отца", единственного производителя, относительно которого он должен стать точным отражением, абсолютным двойником, копией.

Мечта о вечном полном подобии, которое подменило бы половое размножение, связанное со смертью. Мечта размножения путем деления клеток, чистейшая форма отцовства, ведь она позволяет, наконец, обойтись без другого и двигаться от тождественного к тождественному (необходимо еще пройти через матку женщины и через очищенную яйцеклетку, но это материальное средство эфемерно и, как бы, анонимно: его мог бы заменить и женский протез). Одноклеточная утопия, которая с помощью генетики открывает сложным существам доступ к судьбе, предназначенной для простейших.

Разве это не импульс смерти толкает разнополые существа вернуться к форме размножения, предшествующей половой (впрочем, именно форма размножения делением, это воспроизводство и умножение через нормальный контакт не является ли для нас, в самой глубине нашего воображаемого, смертью и импульсом смерти — тем, что отрицает нашу сексуальность и стремится уничтожить ее, поскольку сексуальность является носителем жизни, то есть критической и смертной формой воспроизведения?), - и который одновременно будто толкает их в метафизическом плане к отрицанию любого различия, любого изменения Того же Самого, чтобы все было направлено лишь на увековечение тождественности, ясности самой генетической записи, такой, которая уже даже не призвана обеспечивать перипетии порождения?

Оставим импульс смерти. Или речь идет о фантазме порождение себя самого? Нет, ведь этот фантазм всегда предполагает фигуры матери и отца, фигуры родителей, обозначенные сексуальностью, и субъект может мечтать стереть их, заняв их место, но отнюдь не отрицать символическую структуру рождения: стать своим собственным ребенком — это еще быть чьим-то ребенком. Тогда как клонирование коренным образом отменяет Мать, но заодно и Отца, сочетание их генов, смешение их различий, и особенно тот дуалистический акт, которым является деторождение. Клонатор не порождает: он пускает почки от каждого своего сегмента. Можно рассуждать относительно богатства этих вегетативных разветвлений, которые действительно решают проблему эдиповой сексуальности в пользу "нечеловеческого" секса, секса путем касания и немедленного деления, - что ни говори, а больше речь не идет о фантазме порождение себя самого. Отец и Мать исчезли, и не в пользу алеаторной свободы субъекта — в пользу матрицы под названием код. Нет ни матери, ни отца, только матрица. И именно она, матрица генетического кода, отныне "порождает" бесконечное потомство, используя операционный способ, очищенный от всякой алеаторной сексуальности.

Нет также и субъекта, потому что тождественное удвоение кладет конец его разделению. Стадия зеркала отменяется при клонировании, или скорее, присутствует в нем как некая ужасная пародия. В клонировании не остается также ничего, и по той же причине, от извечной нарциссической мечты о проекции субъекта в своем идеальном аlter еgо, потому что эта проекция еще предполагает существование отображения: такого, как в зеркале, в котором субъект отчуждается, чтобы вновь обрести себя, или другого, соблазнительного и смертельного, в котором субъект видит себя и находит свою смерть. Все это отсутствует в клонировании. Нет ни посредника, ни изображения — клон подобен некому промышленному продукту, являющемуся зеркалом другого, тождественного предмета, следующего после него в серии. Одно никогда не является смертоносным заблуждением или идеалом другого, они могут лишь добавляться друг к другу, и если они могут лишь добавляться друг к другу, так это потому, что они не были рождены половым путем и смерть за пределами их опыта.

Речь не идет даже о сходстве близнецов, ведь у Близнецов, астрологических или природных, существует специфическое свойство и особое, священное очарование Двумя, тем, что сразу является двумя и никогда не было одним. Тогда как клонирование закрепляет повторение того же самого: 1 + 1 + 1 + 1 и т.д.

Ни ребенок, ни близнец, ни нарциссическое отражение, клон — это материализация копии генетическим путем, то есть аннулирование любого различия, любого воображаемого. Материализация, которую ошибочно принимают за экономию сексуальности. Бредовый апофеоз производственной технологии.

Сегменту уже не нужен воображаемый посредник, чтобы воспроизводить самого себя, как и земляному червю: каждый сегмент червя напрямую воспроизводит целого червя. Точно так же, как каждая клетка американского гендиректора — может дать нового гендиректора. Точно так же каждый фрагмент голограммы может снова стать матрицей целой голограммы: вся информация сохраняется целостной, разве что с меньшим разрешением каждого из рассеянных фрагментов голограммы.

Так приходит конец совокупности. Если информация находится в каждой части, целое теряет свой смысл. Это также и конец для тела, этой сингулярности, которую называют телом, секрет которого состоит как раз в том, что его нельзя сегментировать и разделить на дополнительные клетки, что оно является неделимой конфигурацией, свидетельством чего является его сексуальность (парадокс: клонирование до бесконечности будет производить существа, наделенные сексуальностью, ведь они будут подобными своей модели, тогда как секс становится именно в связи с этим ненужной функцией, — однако секс как раз и не является функцией, он то, что делает из тела тело, то, что превышает все части, все разнообразные функции этого тела). Секс (или смерть: в этом смысле это одно и то же) — это то, что превышает всю информацию, которая может быть собрана о теле. Так где же именно собрана вся эта информация? В генетической формуле. Вот почему она так отчаянно хочет проложить себе путь к автономному воспроизводству, не зависящему от сексуальности и смерти.

Уже сама биофизиоанатомическая наука, деля тело на органы и функции, начинает процесс аналитического расчленения тела, и микромолекулярная генетика — это лишь его логическое продолжение, но на гораздо более высоком уровне абстракции и симуляции, ядерном уровне клетки, которая отвечает за управление, непосредственное управление генетическим кодом, и вокруг которой организуется вся эта фантасмагория.

С функционально-механистической точки зрения, каждый орган по-прежнему является лишь частичным и отличным от целого протезом: это уже симуляция, но "традиционная". С точки зрения кибернетически-информационной — это наименьший недифференцированный элемент, и каждая клетка тела становится его "эмбриональным" протезом. Именно генетическая формула, записанная в каждой клетке, становится истинным современным протезом любого тела. Если протез, как правило, артефакт, заменяющий отсутствующий орган, или инструментальное продолжение тела, то молекула ДНК, содержащая в себе всю информацию о теле, является протезом в полном смысле слова, протезом, который дает возможность до бесконечности продолжать это тело с помощью его самого, — при этом оно само будет лишь бесконечной серией своих протезов.

Кибернетический протез бесконечно более сложный и еще более искусственный, чем любой механический протез. Ведь генетический код не является "естественным": поскольку любая абстрактная часть целого, достигшая самостоятельности, становится искусственным протезом, который меняет это целое, занимая его место (pro-thesis, для замещения: таково этимологическое значение этого слова), можно утверждать, что генетический код, в котором целое существо содержится как бы в сжатом виде, потому что в нем, как полагают, содержаться вся "информация" относительно этого существа (и в этом невероятное насилие генетической симуляции), является артефактом, операционным протезом, абстрактной матрицей, из которой смогут развиваться, уже даже не путем воспроизведения, а с помощью простого продолжения, идентичные существа с идентичным управлением.

"Мое генетическое достояние было зафиксировано раз и навсегда в тот момент, когда определенный сперматозоид встретился с определенной яйцеклеткой. Это достояние включает в себя описание всех биохимических процессов, благодаря которым я был создан, и которые обеспечивают мое функционирование. Копия этого описания записана в каждой из десятков миллиардов клеток, составляющих меня сегодня. Каждая из них знает, как сделать меня; прежде чем стать клеткой моей печени или моей крови, она является клеткой меня самого. Поэтому теоретически возможно создать индивида, тождественного мне, на основе одной из них". (Профессор А. Жаккар).

Итак, клонирование является последней стадией моделирования тела, стадией, на которой индивид, сведенный к своей абстрактно-генетической формуле, обречен на серийное воспроизводство. Здесь следовало бы повторить то, что Уолтер Бенджамин говорил о художественном произведении эры его технической воспроизводимости. То, что теряет серийно повторяемое произведение, так это свою ауру, это уникальное качество, обусловленное конкретным местом и конкретным моментом, свою эстетическую форму (оно уже потеряло ранее в своем эстетическом качестве свою ритуальную форму), приобретая, по Бенджамину, в своем неизбежном назначении к воспроизводству, политическую форму. Что утрачено, так это оригинал, который способна воссоздать как "аутентичный" одна лишь история, которая сама испытывает ностальгию и влечение к ретроспекции. Наиболее передовой, наиболее современной формой этой эволюции, описанной Бенджамином в современном кино, фотоискусстве, средствах массовой информации, является форма, в которой уже даже нет оригинала, потому что все с самого начала сконструировано и изготовлено с целью неограниченной возможности воспроизводства. 

Именно это происходит с нами не только на уровне сообщений, но и на уровне индивидов, в момент, когда осуществляется клонирование. На самом деле именно это случается с телом, когда оно строится лишь как сообщении, как база информации и сообщений, как информационная субстанция. Тогда ничего не препятствует его серийному воспроизводству, в том самом смысле, которым пользуется Бенджамин для описания воспроизводства промышленной продукции и массмедийных образов. Происходит прецессия воспроизводства относительно производства, прецессия генетической модели относительно всех возможных тел. Этой резкой инверсией руководит технологический прорыв, технология, которую Бенджамин уже описывал как тотальное медиа-средство, но еще из индустриальной эры, — гигантский протез, управляющий поколениями идентичных объектов и образов, которые уже невозможно отличить друг от друга, — но еще не представляя современной сложности этой технологии, благодаря которой возможны поколения идентичных существ, но не возможен возврат к оригиналу. Протезы индустриальной эпохи еще внешние, экзотехничные, сегодняшние же разделенные и внутренние: эзотехнические. Мы с вами живем в эпоху мягких технологий, генетического и психического программирования.

Поскольку протезы прежнего "золотого века" индустриального производства были механическими, они еще возвращались к телу, с тем, чтобы изменить его образ, — они сами, при обратном движении, подвергались метаболическим превращениям в воображаемом, и этот технологический метаболизм также был составной частью образа тела.

Когда достигается точка невозврата (dead-line) в симуляции, то есть тогда, когда протез углубляется, интериоризируется, внедряется в анонимный микромолекулярный сердечник тела, когда он навязывает себя телу уже даже как "оригинальную" модель, уничтожая все предыдущие символические схемы, и при этом любое возможное тело является лишь его неизменным повторением, тогда наступает конец тела, его истории и его перипетий. Индивид становится лишь раковым метастазом своей базовой формулы. Все те индивиды, которые созданы клонированием от индивида X, — разве они ни что иное, как раковый метастаз — пролиферация одной и той же клетки, как это можно видеть во время рака? Существует тесная связь между основной идеей генетического кода и патологией рака: код указывает на наименьший простой элемент, минимальную формулу, к которой можно свести всего индивида, и по которой организм может воспроизводить себя, создавая идентичные копии. Рак определяет бесконечное деление базовой клетки, не учитывая при этом органические законы целого. То же происходит и при клонировании: уже ничто не препятствует продолжению Того же Самого, безудержному дублированию одной и той же матрицы. Ранее ему еще противостояло половое размножение, сегодня же можно, наконец, выделить генетическую матрицу, которая определяет идентичность, и перейти к элиминированию всех дифференциальных перипетий, которые составляли алеаторный шарм индивидов.

Если все клетки были задуманы прежде всего как вместилище той самой генетической формулы, то что они есть — не только все тождественные индивиды, но и все клетки того самого индивида, — как не раковое распространение этой базовой формулы? Метастаз, который начался на уровне промышленной продукции, закончился на уровне клеточной организации. Бесполезно спрашивать себя, является ли рак болезнью капиталистической эры. Именно болезнь руководит на самом деле всей современной патологией, потому что она - сама форма вирулентности кода: крайняя избыточность тех же сигналов, крайняя избыточность тех же клеток.

Вместе с необратимым технологическим "прогрессом" меняется сцена тела: когда мы движемся от загара на солнце, что уже соответствует искусственному использованию естественной среды, т.е. превращению этой среды в телесный протез (само тело становится симулированным, но где его истина?), - до загара в домашних условиях с помощью йодной лампы (это еще добрая старая механическая техника) — к загару с помощью таблеток и гормональных препаратов (химический протез, который проглатывается) — и, в заключение, к загару, полученному в результате вмешательства в генетическую формулу (стадия несравненно более продвинутая, но речь идет все же о протезе: просто он окончательно интегрирован, и при этом не задействованы ни поверхность, ни отверстия тела), мы имеем дело с различными типами тела. Метаморфозы испытывает вся общая схема. Традиционный протез, который предназначен для восстановления пораженного органа, ничего не меняет в общей модели тела. Пересаженные органы также принадлежат еще к этому порядку. Но что можно сказать о ментальном моделировании с помощью психотропных средств и наркотиков? Они изменяют саму сцену тела. Психотропное тело — это тело, смоделированное "изнутри", вне перспективного пространства репрезентации, зеркала и дискурса. Молчаливое, ментальное, уже молекулярное (и отнюдь не зеркальное) тело, испытывающее прямые метаболические превращения, без посредничества действия или взгляда, имманентное тело без изменений, без инсценировок, без трансцендентности, тело, обреченное на имплозивный метаболизм церебральных и эндокринных выделений, тело сенсорное, однако не чувствительное, в силу своей замкнутости исключительно на внутренних терминалах, а не на объектах перцепции (вот почему его можно запереть в "фиктивной", нулевой чувственности, достаточно лишь отсоединить его от его собственных сенсорных окончаний, не затрагивая окружающий мир), тело, уже однородное на этой стадии тактильной пластичности, ментальной гибкости, всестороннего психотропизма, уже близкое к ядерно-генетической манипуляции, то есть к абсолютной потере образа, тело, репрезентация которого невозможна ни для других, ни для него самого, тело, лишенное своего бытия и своего смысла вследствие превращения в генетическую форму или вследствие биохимической изменчивости: точка невозврата, апофеоз технологии, которая сама по себе стала интерстициальной и молекулярной.