Б. С. Орлов проблематика осмысления прошлого

Вид материалаДокументы

Содержание


Воронеж: Осмысление леворадикального прошлого
В.А. Артемову
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   22

Воронеж: Осмысление леворадикального прошлого


Воронеж, как и Липецк, – города в Средней полосе России. Они олицетворяют культуру, образ жизни, менталитет русской провинции. Расположены они неподалеку друг от друга, что позволяет ученым в этих городах и, соответственно, университетах, поддерживать постоянный контакты. И если в Липецке глава научной школы германистов А.И. Борозняк, то в Воронеже им был В.А. Артемов. Приходится говорить «был», ибо перешагнув в 2004-ом году черту семидесятилетия, Виктор Александрович вскоре скончался.

Подлинное значение, содеянное тем или иным ученым, обнаруживается уже после его кончины. Это относится и к В.А. Артемову. Его научное наследие продолжает сохранять свое значение при осмыслении прошлого, внося в этот процесс осмысления своеобразие взглядов и оценок.

Ярославский историк профессор М.Е. Ерин в своем прощальном тексте подчеркнул, что по инициативе Артемова был создан Воронежский региональный центр германских научных исследований. Как руководитель этого центра «он смог сплотить вокруг себя провинциальных германистов. Его сборник «Германия и Россия» составляют эпоху и являются образцом высокого профессионализма».

Сборник, который упомянул профессор Ерин, положил начало серии работ научно-журнального типа под общим названием: «Германия и Россия. События, образы, люди. Сборник германо-российских исследований». Первый выпуск вышел в Воронеже в 1998 г. Тем самым закладывалась основа для систематического изучения различных сторон жизни в обеих странах с привлечением авторов из других российских научных центров.

Учитывая отсутствие современных учебников по Германии, В.А. Артемов фактически первым подготовил и издал в 2002 г. в Воронеже учебное пособие: «Германия. История. Политика. Экономика».

В этой работе он, в частности, писал: «Когда мы говорим о национальной самоидентификации, то имеем в виду наличие определенной непрерывности в историческом развитии нации, сохранение коренных элементов этого развития, связей и традиций, востребованных и нынешним временем, на которые нация может опереться. Но в истории каждой нации есть такие элементы, которые она хотела бы забыть и от которых стремилась бы избавиться. Это представляет известную трудность как для русских, так и для немцев. Задача регионоведения как раз и состоит в том, чтобы показать историческую эволюцию самосознания и мироощущения каждого народа, основанных на относительном постоянстве способов поведения, ментальности и идейной ориентации» (Артемов, с. 5).

Изучение своеобразия исторических процессов двух народов нашло свое обобщающее представление в книге Артемова «Германия и Россия на изломах истории», которую он подготовил к своему семидесятилетию. В эту юбилейную работу он включил свой отклик на книгу американского исследователя Гольдхагена, которая оказала чуть ли не шоковое воздействие на ученый мир Германии. В этой книге Гольдхаген пришел к выводу, что фактически все немцы причастны к такому явлению как Холокост, не имевшего аналогий в прошлом.

В статье «Добровольные подручные Гитлера? Критические заметки о книге Д. Гольдхагена» В.А. Артемов писал: «В книге… все немцы предстают добровольными и послушными исполнителями воли фюрера, все без разбора. Таким образом, речь идет якобы о преступной нации». Между тем, сам В.А. Артемов считал, что основой пропаганды нацистов был не антисемитизм, а социал-дарвинизм. Воронежский историк признавал заслугу Гольдхагена в том, что тот «показал, в каких огромных масштабах нацисты культивировали антисемитизм в качестве господствующей идеологии». Но Гольдхаген не учитывает тот факт, что евреи были частью немецкого общества, по сути дела, тоже немцами. Признавая, что «были люди, охотно становившиеся орудием в руках преступного режима, Артемов приводит опубликованные свидетельства переживших Холокост и делает вывод: «Поэтому попытка Гольдхагена поставить на одну доску всех немцев как «убийц евреев» не оправдана и не отвечает исторической действительности». И далее: «…за преступления должны отвечать преступники, а не их жертвы. И не целая нация. Иначе вся история человечества бессмысленна и антигуманна» (Артемов, с. 242).

Эта точка зрения В. Артемова имела принципиальное значение. Она представляла собой как бы косвенное участие в известном «споре историков» 1986-87 гг. причем со стороны ученого той страны, которая сама пострадала от нацистской агрессии.

Особенность исторического анализа В.А. Артемова заключается в том, что он рассматривал те или иные события преимущественно через деятельность конкретных личностей с учетом их взглядов, их психологического настроя и других обстоятельств. Вместе со своим коллегой Е.В. Кардашовой он написал книгу о первом президенте Германии Фридрихе Эберте. Он выступил на международной конференции в Перми (1991) с докладом о деятельности канцлера ФРГ Хельмута Коля. Но его больше всего В.А. Артемова интересовали исторические фигуры, имевшие прямое или косвенное отношение к временам становления национал-социализма.

На уже упоминавшейся международной конференции в Кемерово (2001), посвященной анализу тоталитарного менталитета он выступил с двумя докладами. Первый был посвящен анализу взглядов русского философа Бердяева, другой – немецкого поэта Эриха Мюзама.

В докладе «Н.А. Бердяев об истоках и сущности советского тоталитаризма» В.А. Артемов прежде всего отметил понимание русским мыслителем особенностей революционного процесса. Еще в годы Первой мировой войны Бердяев писал: «Русская революция не есть феномен политический и социальный, это прежде всего феномен духовного и религиозного порядка. И нельзя излечить и возродить Россию одними политическими средствами. Необходимо обратиться к бóльшей глубине. Русскому народу предстоит духовное перерождение… Мы должны усвоить некоторые западные добродетели, оставаясь русскими».

Между тем, замечает Бердяев, в то время сформировался новый тип людей, склонных переносить военные методы на все управление страной и практиковать постоянное насилие, властолюбивый и поклоняющийся силе. Этот тип, вышедший из рабоче-крестьянской среды, прошел школу военной и партийной дисциплины, ему были чужды традиции русской культуры, его отличала враждебность к людям старой культуры вплоть до чувства мести. «Народ поверил в машину вместо Бога», – подчеркивал философ. Его новой верой стал тоталитарный марксизм как абсолютная истина, и эта абсолютная истина стала орудием революции и организации диктатуры. «Учение, обосновывающее тоталитарную доктрину, охватывающую всю полноту жизни, – не только политику и экономику, но и мысль и сознание, и все творчество культуры, может быть лишь предметом веры», – подчеркивал Бердяев.

Пророком революции Бердяев считал Достоевского, который, по его мнению, обнаружил, что «русская революционность есть феномен метафизический и религиозный, а не политический и социальный… Русский революционный социализм никогда не мыслился как переходное состояние, как временная и относительная форма устроения общества, он мыслился всегда как окончательное состояние, как царство Божие на земле, как решение вопроса о судьбах человечества». Но за стремлением переделать все человечество, – отмечает Бердяев, – забывается судьба каждого человека, «самого последнего из смертных» (Артемов, с. 64).

Отсюда и вывод Бердяева: эта псевдорелигия, основанная на слепой вере в уравнительную справедливость, и привела в итоге к казарменному коллективному «человеческому муравейнику». В русской революции окончательно угасло всякое индивидуальное мышление, мышление сделалось совершенно безличным, массовым.

В.А. Артемов обращает внимание на то, как воспринимал Бердяев суть государства при большевиках. Социалистическое государство не есть секулярное государство, как государство демократическое, это – сакральное государство. Оно в принципе не может быть веротерпимо и не может признавать никаких свобод. Оно походит на авторитарное теократическое государство. Социалистическое государство есть сатанократия.

В работе «Истоки и смысл русского коммунизма», вышедшей на Западе в 1937 году, опираясь на опыт существования тоталитарных режимов, Бердяев так определил роль главы такого режима. Для него «ленинизм есть вождизм нового типа, он выдвигает вождя масс, наделенного диктаторской властью. Этому будут подражать Муссолини и Гитлер. Сталин будет законченным типом вождя-диктатора. Ленинизм не есть, конечно, фашизм, но сталинизм уже очень похож на фашизм».

По мнению В.А. Артемова, Бердяев дал ответ на вопрос о социальной базе такого общества. Он писал о пробуждении ранее скованных рабоче-крестьянских сил и одновременном понижении уровня культуры.

Из анализа советского общества в 20-30-е годы Бердяев делал следующие выводы:

– Советское коммунистическое государство есть тоталитарное государство, основанное на диктатуре миросозерцания, на ортодоксальной доктрине, обязательной для всего народа.

– Тоталитарность соответствует глубоким религиозно-социальным инстинктам народа.

– Советское коммунистическое царство имеет большое сходство по своей духовной конструкции с московским православным царством.

– Революция создала тоталитарное коммунистическое царство, и в этом царстве угас революционный дух, исчезли свободные поиски. Свобода понимается лишь как свобода коллективного строительства жизни в соответствии с генеральной линией партии.

– Коммунистический строй переходного периода есть строй крепостной. Для индустриализации России нужна была новая мотивация труда, новый коллективный человек, появилось новое поколение молодежи, которое оказалось способным с энтузиазмом отдаться осуществлению пятилетнего плана, которое понимает задачу экономического развития не как личный интерес, а как социальное служение.

В.А. Артемов обобщает выводы русского философа: «Сталинизм перерождается незаметно в своеобразный русский фашизм. Ему присущи все особенности фашизма: тоталитарное государство, государственный капитализм, национализм, вождизм и как базис – милитаризованная молодежь». При этом он приводит еще один вывод Бердяева: «Возникновение фашизма на Западе стало возможным только благодаря русскому коммунизму, которого не было бы без Ленина» (Артемов, с. 68).

Вывод самого В.А. Артемова: «Мы видим, что Бердяев выступает как религиозный философ, считающий, что «тоталитарным может быть лишь царство Божье, царство кесаря всегда частично».

От анализа взглядов русского философа В.А. Артемов на конференции в Кемерово перешел к взглядам немецкого поэта Эриха Мюзама. Об этом поэте мало кто знает в современной Германии, а тем более в России. Но для Артемова он интересен как творческая личность, пытавшаяся утвердить себя в период начинающего свой путь к власти нацизма. В докладе «Эрих Мюзам против фашизма в 30-е годы ХХ века». В.А. Артемов объясняет свой интерес к этой личности: «История Мюзама – это история бунтаря на изломах немецкой судьбы в ХХ веке» (Артемов, с. 129).

В поисках справедливости и мира, но мира, основанного на радикальном изменении общества, Мюзам вступает в контакт с коммунистами, но вскоре порывает с ними, полагая, что они недостаточно последовательны и якобы устанавливают связи с соглашательской партией социал-демократов. При этом Мюзам – активный критик фашистских тенденций, что нашло отражение в его народной пьесе «Вот это да!», написанной в начале 30-х годов.

В пьесе раскрываются демагогические аргументы нацистов перед их приходом к власти, в ней показаны методы терпимости и содействия гитлеровской партии со стороны господствующих слоев Веймарской республики, благодаря которым Гитлер смог вполне легально прийти к власти. Мюзам здесь оказался просто провидцем, – замечает Артемов. – Он внимательно следил за ростом фашистской опасности и предупреждал о ней. У него не было тщательного анализа германского фашизма, но он ясно чувствовал, что ползучая фашизация страны требует противодействия со стороны прогрессивных сил.

Когда его журнал «Фанал» был временно запрещен в июле 1931 г., Мюзам в своих «Циркулярных письмах» предупреждал, что наступает конец диктатуры крупного капитала, и лишь вопрос времени, когда это подтвердится введением фашистской директории. В этом случае начнутся погромы, насилие, аресты «подозрительных лиц» и сопротивление будет уже бесполезным. Поэтому уже сейчас, призывал Мюзам, крайне необходимо объединение трудящихся на рабочих местах в комитеты действия для подготовки всеобщей стачки. Эти комитеты действия должны стать альтернативой всех прежних рабочих организаций, так как стало ясно, что вообще нельзя достичь единства рабочего класса «под руководством» той или иной партии, профсоюзов, программных обязанностей.

В дальнейшем, – продолжает В.А. Артемов, – Мюзам больше выступал на различных публичных собраниях и митингах, чем в печати. Сам он записался в Федерацию анархистских союзов и до последних дней оставался членом этого анархистского объединения. 20 февраля 1933 г. поэт выступал на собрании писателей-антифашистов, в последний раз публично критикуя и правых, и левых, твердолобых марксистов, сторонников отказа от прямых действий. «Я говорю вам, всем здесь собравшимся, что мы больше не увидим друг друга». Действительно, проиграли все, – замечает Артемов, – так и не сумели найти общий язык для совместного отпора фашизму. Эрих Мюзам был убит 10 июля 1934 г. в концентрационном лагере Ораниенбург.

Среди работ В.А. Артемова, в которых он прямо или косвенно анализирует причины и обстоятельства становления тоталитарных режимов в СССР и Германии, наиболее важной представляется его монография о Карле Радеке. Важной по следующей причине. В ряде работ приход к власти большевиков по сей день рассматривают как деятельность группы лиц с преступными наклонностями, добивавшихся власти с сугубо корыстными намерениями, что и позволило им создать свой вариант тоталитарного режима. На чрезвычайно сложной судьбе Карла Радека Артемов показывает, как протекали процессы в это время и в социал-демократии и в отколовшейся группе большевиков, какие ставились цели, какими руководствовались намерениями. Радек, прекрасный знаток и русского, и немецкого языков поддерживал контакты с Розой Люксембург, позднее сблизился с Лениным, уже после Октября 1917 г. вошел в состав созданного Коммунистического Интернационала, от его имени был неоднократно в Германии, готовил вооруженные восстания, в том числе восстание 1923 года. После смерти Ленина Радек поддерживал контакты со Сталиным, в конце 20-х и первую половину 30-х годов занимался публицистикой, прежде всего в газете «Известия», тесно сотрудничал с Бухариным, был арестован, в ходе следствия дал ложные показания и на самого себя, и на него.

Как пишет В.А. Артемов, «процесс Пятакова-Радека» начался 23 января и продолжался до 30 января 1937 г. Через семь дней все 17 обвиняемых по делу «параллельного центра» были признаны виновными, и лишь четверо не были приговорены к смертной казни, в том числе К. Радек, Г. Сокольников и В. Арнольд, которые получили по 10 лет тюремного заключения без права переписки. Но это была лишь временная отсрочка: в мае 1939 г. Радек и Сокольников будут убиты в камере наемными убийцами.

В.А. Артемов показывает, как на это реагировала официальная пропаганда. Сразу после процесса был издан сборник статей из советских газет и журналов под общим названием «Враги народа». Некто И. Лежнев в статье «Смердяковы», пройдясь по внешности Радека, писал: «Гнусная, проституированная душонка, заплеванная и загаженная отбросами империалистических кухонь, пропитанная вонью дипломатических кулис, – эта кокотка мужского пола имели еще наглость поучать советских журналистов и писателей высокой морали и классовой выдержанности» (Артемов, с. 170).

Свою монографию В.А. Артемов завершает следующими словами: «История жизни К. Радека, судьба рожденных в ходе трех революций людей и горячо пропагандировавшихся им идей убедительно опровергают изречение о том, что «революция пожирает своих детей». На самом деле они становятся жертвами не революции, а своих собственных иллюзий, которыми они удобряют почву для контрреволюции, жертвами которой они в итоге сами и становятся. Он погиб, раздавленный диктатурой, которую он воспевал». «Мы не до конца осознали, орудием каких исторических сил мы были… Но пусть это наше сознание кому-нибудь послужит уроком, – эти слова Радека обращены к нам, вольным или невольным наследникам нашей драматической истории, – заключает Артемов. (Артемов, с. 171).

Продолжая эту мысль, можно сказать, что сегодня работы Виктора Александровича Артемова помогают осмысливать все своеобразие становления тоталитарного режима на базе идеологии, призывавшей к общечеловеческому счастью и созданию мира принципиально новых отношений между людьми и обернувшейся коллективным рабством.