Михаил Лезинский «матросский университет»

Вид материалаДокументы

Содержание


Вот дочь живет тоже 16 лет одна, детей ра­стила. Дети удачные, умные, сейчас уже на третьем курсе института в Новосибирске, Сере
Господи, я с радости как будто в другом мире живу — весь день был радостный.
Вот уже есть фотографии. Я думаю пока­зать нх по телевидению, многие могут откликнуться: чужие моряки, товарищи, друзья, служивц
Пару слов о себе: совсем стала больная, всю зиму болею».
Ну вот пока все. Что уж так будет нужно еще, спросите, теперь адрес знаете. Ну вот, до свидания. Будь здоров. С уважением, Ма­ри
Еще раз, до свидания».
Вспоминает мичман запаса в.с.жупына
Вспоминает в.с.жупына
Из письма бывшего командира от­деления н.ф.шмакова и старшего мат­роса запаса в.а. мерзликина
Слово - мичману запаса в.с.жупыне
Из интервью, данного бывшим ко­мандиром отделения н.ф.шмаковым журналисту анатолию марете
Вообще иногда говорили, что наш Вася да­леко пойдет, но никто, конечно, и не дога­дывался, в каком направлении разовьется его са
Вспоминает в.с.жупына
Но, надо признаться, что такие моменты до­верительного чтения были исключительно ред­кими.
Срочно доложили дежурному по посту капитану Финкельштейну, что нами замечена работа подозрительного радиопередатчика.
Мы окружили погреба и кусты, а Василий Шукшин вытащил свой пистолет, подобрался к самым кустам и громким прокричал
Вспоминает в.с. жупына
Василий Макарович никогда не жаловался на здоровье, хотя по его внешнему виду было за­метно, что с нашим товарищем творится что-
Но не суждено было Василию побывать в Бол­гарии и на Адриатике. Он не прошел медицинс­кий осмотр, был снят с корабля и направлен
Выдержки из "свидетельства о болез­ни", хранящейся в архиве военно-морс­кого госпиталя в севастополе
...
Полное содержание
Подобный материал:


Михаил Лезинский


« МАТРОССКИЙ УНИВЕРСИТЕТ» ВАСИЛИЯ ШУКШИНА


Он был писателем, актером, режиссером. Он был матросом Балтийского и Черномор­ского флотов.. И Его не стало... Смерть если прибавила Василию Шук­шину известности, то только самую ма­лость. В то время, когда вокруг живого Шукшина велись разноречивые споры — зачастую его упрекали во всех литератур­ных грехах,—народ уже принял его, приз­нал своим. Принял как своего писателя, понял мудрую простоту его рассказов и мужественную художественную точность.

Во всяком случае, книги молодого Василия Шук­шина, еще не известного широкому чита­телю, мы обсуждали на заседаниях сева­стопольского городского литературного объединения имени Ивана Новикова-Прибоя и Иосифа Уткина, в котором я был бессменным заместителем чуть ли не тридцать последних лет!


У меня хранятся письма и воспо­минания: матери Василия Макаровича, то­варищей по службе на Черноморском флоте — свидетелей его становления как личности, видевших и любивших живого Шукшина. И им сегодня первое слово. ( Сейчас письменные свидетельства находятся в Севастопольском государственном архиве – М.Л.)

Начнем с письма матери—Марии Серге­евны Шукшиной. К сожалению, я начал переписку с матерью Василия Ма­каровича в последние годы ее жизни, когда узнал, что Василий Шукшин служил радиотелеграфистом в Севастополе – в то время я писал свою «СЕВАСТОПОЛИАНУ», то есть, писал своеобразную «СЕВАСТОПОЛЬСКУЮ ЭНЦИКЛОПЕДИЮ», в которую вошли писатели и поэты, в судьбе которых был Севастополь – гордость русских моряков.

На первом письме, датированном 9 ян­варя 1976 г., стоит обратный адрес: «г. Бийск, ул. Кр. Армейская, 176—71, Шукшиной-Куксиной М. С.»


Вот само письмо:


«Добрый день, дорогой Михаил Леонидович! С приветом к вам мать Шукшина Василия Макарыча Мария Сергеевна!

Вася от отца остался, было ему два с по­ловиной года и дочери четыре месяца. Я их одна растила.Вот вы спрашиваете о Васе, в каких годах
служил. Я вот знаю, когда призван, а там понятным будет, сейчас совсем осталась десятая доля человека от меня, все эабыла, убитая великим горем, Я вот знаю, в каком году он был призван — 49 г. — в сорок де­вятом году. Вот письма все хранила, а когда нэ Сростков стала переезжать в Бийск. я их не взяла, а они были на вышке на чердаке в коробке. Ваше письмо долго путалось, вы прислали на Сростку, а я сейчас живу в Бийске. Четвёртый год, как на грех, переехала. Знала бы это горе, никогда бы не тронулась с места.


Ну, а там я одна жила дочь в Бнйске жи­вет, а Вася в Москве. Им меня жалко, что я одна живу, они меня все время заговаривали. Ну, я решила переехать. Мне дали квартиру двухкомнатную, вот я живу одна, но дочь недалеко. Больная я стала, вот к празднику получила около сотни открыток. Милый ребятенок любил, дорожил матерью и как будто наказал людям:- умру, не забывайте мою мать. Откуда только нет писем, и я думаю: как же все люди знают, что он любил народ, мнлый сын, да он. правда, за народ, за правду он душеньку свою отдавал. Он жил для народа, себя он не берег, лишь бы сделать людям побольше. Не спал ночами, работал, торопился. Когда у меня бывал, вроде прие­дет отдохнуть, а сам сидит день и ночь. Ска­жу зайду «Вася, да ты хоть часика два отдохни Некогда, мама, милая, ждут меня с материалом!. Так и не выдержало его сердечко, остановилось...

Я не могу о нем писать через великую силу, полны глаза слез. В каждом слове гольные ошибки делаю, да и так та грамота три класса, ну все же, когда не было этого горя, я лучше писала. Молодая потеряла мужа, дети маленькие были. Мать моя молодая умерла, брата два — тоже, вот эта дочь, какая была четырех месяцев, она тоже закончила педагогический институт, математик, она тоже овдовела, двое детей-блнзнецов — маль­чик и девочка, Сережа и Надя, им было по три годика, когда муж умер от менингита, он был главветврач. Вот тоже горе, думала, большее этого горя не будет.

Вот пришла какое горе, всем горям горе Я-то раньше горя все забыла, как и не было, а вот это горе оглушило мою головушку, я себя забываю, не приведи, боже, такого горя никому.

Вот дочь живет тоже 16 лет одна, детей ра­стила. Дети удачные, умные, сейчас уже на третьем курсе института в Новосибирске, Сережа в... »

Видно, дрогнула рука у Марии Сергеевны – письмо так и осталось недописанным..


Но вернемся вновь к письмам Марии Сергеевны Шукшиной-Куксиной:

На этом письме дата - 9 марта 1977 г.


«Мать Шукшина М. С.

Добрый день, уважаемый М. Л. На днях получила письмо (несколько строк не могу разобрать по сегодняшний день — М. Л.), так была рада за газету с фотографией.

Господи, я с радости как будто в другом мире живу — весь день был радостный.

А еще я получила большой портрет из Бу­дапешта. Если это все от вас, то спасибо. (Нет, никаких портретов В М. Шукшина, а тем более из Будапешта, в котором я ни­когда не был, не высылал. А вот очерк о Василии Макаровиче с его фотографией высы­лал — М. Л.).

Вот уже есть фотографии. Я думаю пока­зать нх по телевидению, многие могут откликнуться: чужие моряки, товарищи, друзья, служивцы.

Вот а хочу вас отблагодарить за все, за все. До свидания, дорогой. Будь здоров. С глубоким уважением Мария С.

Пару слов о себе: совсем стала больная, всю зиму болею».


От 19 сентября 1977 г.


«Добрый день, Михаил Л получила ваше письмо уже с неделю, я отписать не могла, лежала, болела сильно. В постели месяц. Сей час немного получше стала, хожу по избе. Фо­тографии я вышлю вам только в октябре Сейчас некогда: подходит день поминания милого сыночка. Сейчас некогда, а на фо­тографии нету адресов. Сейчас можно просто поглядеть, дак, по-моему, можно узнать, на каком корабле он служил... ведь газета была у вас. Там напечатано все».

(Не было у меня в то время этой газеты. Мария Сергеевна перепутала, ведь в то вре­мя сразу появилось множество публикаций о Шукшине — М. Л.).

Плохая я совсем стала, не могу рассказывать. Вот вышла книга «До третьих пе­тухов». В этой книге он сам пишет: где ра­ботал, когда был маленьким, и что делал».


Книга Шукшина «До третьих петухов» вышла в Барнауле, и мне ее ,позднее, с дарственной надписью сотрудников Дома-музея В. М. Шукшина, филиала Алтайского краеведческого музея прислали из Срост­ков — М. Л.).

Но меня интересовал "севастопольский период" в многотрудной судьбе писателя. В краткой же автобиографии самого Шукшина об этом отрезке времени сказано очень коротко;


"...служил радиотелеграфистом в Севастополе" - и всё!. Без подробностей. И мать не помнила эти самые подробности:    В другом письме она писала, что хотела потом взять эти письма, но в Сростках, в их бывшем доме, был ремонт и все, что находилось на чердаке, сожгли...

  Исчезли бесценные письма Василия Шукшина из Севастополя, письма, которые в деталях могли осветить пребывание Василия Макаровича в городе-герое. ( в 2004 году письма были найдены в Сростках и думается, теперь севастопольский период будет освещён наиболее полно - М.Л.)

  Мария Сергеевна не помнила, что было в тех письмах,-ни номера части, ни корабля, на котором служил ее сын. Помнила только:

  

  "...Были присланы благодарности... Был он старший матрос, морзист... Корабль звать эсминец... Благодарности, они где-нибудь лежат, но не могут найти, а они прибраны..."

  

   В 1977 году в нескольких номерах журнала "Смена" печаталась работа молодого тогда критика Владимира Коробова - первая попытка более полно исследовать биографию Шукшина. Но и тут "севастопольский период" лишь отмечен. И отмечен не совсем точно:

  

  "...Когда его призвали на действительную военную службу, попал он (Василий Шукшин - М. Л.) в военно-морской флот. В "учебке" освоил специальность радиста. В этом качестве плавал по морям..."

  

   "По морям" Василий Шукшин не плавал. Служба его протекала в Севастополе, на суше. Морякам, видимо, очень хотелось, чтобы их считали бывалыми "морскими волками". В шутку свое жилье называли "крейсером". Этот термин у них настолько вошел в обиход, что в него могли поверить и родные, и друзья.

  Не это ли название "крейсер" и нередко сбивает биографов Василия Шукшина, привнося в материалы о нем фразу "плавал по морям"?

   Хочу заметить, когда я начинал поиск о пребывании Василия Шукшина в Севастополе, данных, кроме строчки самого Шукшина "служил радиотелеграфистом в Севастополе", не было. Я обратился к газете Краснознаменного Черноморского флата "Флаг Родины", и в поиск включился журналист Анатолий Марета.

  Первое официальное сообщение было получено из Центрального военно-морского архива:

  

   "Василий Макарович Шукшин в 1949 году призван Ленинским РВК Московской области, службу проходил в Балтийском флотском экипаже, в 1950 году закончил по 1-му разряду специальные радиокурсы и в 1950 - 1952 гг. служил в одной из частей Черноморскоо флота в качестве радиста".

  

  Нашелся в Севастополе и бывший командир отделения, в котором служил Василий Шукшин, Николай Филиппович Шмаков.

  

  Николай Шмаков рассказал:

 

 "В июле или, может быть, в августе 1950 года к нам прибыла группа молодых матросов, окончивших радиокурсы. Двое или трое из них были зачислены в мое отделение, и среди них - Шукшин. Он сразу обратил на себя внимание своей серьезностью, взрослостью. Был исполнителен, трудолюбив, работал молча, сосредоточенно. Несмотря на отсутствие большого опыта, нес радиовахты наравне с лучшими специалистами. Не удивительно, что вскоре он повысил классность, его назначили на должность старшего радиотелеграфиста, присвоили звание старшего матроса.

  Выделялся он среди сослуживцев и характером. В общении с товарищами был краток, пустословия не любил, но суждения его имели авторитет. Много читал, посещал Морскую библиотеку, ( уже после выхода моей книги

« ПРИЧАСТНЫЕ ЛИЧНО», где был в сильно урезанном виде и очерк о Василии Шукшине, я узнал от этой библиотекарши, множество подробностей - М.Л.), а вот писал ли что-либо, сказать не могу. Может, и пробовал в те годы, но мы об этом не знали. Вообще Василий Макарович был несколько замкнут, задумчив. Между собою мы иногда говорили, что наш Вася далеко пойдет, но никто, конечно, и не догадывался, в каком направлении разовьется его самобытный талант.

  Прослужил я с ним год, затем уехал на офицерские курсы, и с тех пор больше не видел его. Спустя десять лет встретился с мичманом Владимиром Жупыной, который когда-то прибыл к нам вместе с Шукшиным.

  "А Вася наш киноартистом стал",- с нескрываемой гордостью сказал Владимир Семенович.

  Я, конечно, уже знал об этом, смотрел с его участием "Два Федора" и "Золотой эшелон", даже прочитал в журналах несколько его рассказов. Приятно было, что наш сослуживец нашел себя в искусстве. Гордость за него крепла с каждым годом... Много раз, вспоминая о нем на встречах ветеранов, мы высказывали мысль о том, что неплохо было бы написать ему письмо, пригласить на флот посмотреть, как сейчас несут службу молодые черноморцы. Но, зная об огромной загруженности Василия Макаровича, не решались беспокоить его".

  

  Из интервью, данного А. Марете Н. Ф. Шмаковым.

  

После того, как это интервью было опубликовано в газете "Флаг Родины", один из сослуживцев Василия Шукшина В. А. Мерзликин написал Николаю Филипповичу Шмакову:

  

  "...Ни от Сашки (Маевского), ни от меня у него не было секретов. Мы знали тогда очень многое, чего многие из вас не знали. Не знали, что он... пишет. Что он мечтает стать писателем и актером. Наконец, о том, что он разучивает Гамлета - принца Датского...

  Не обижайся, дружище, я тебя считал и считаю отличным товарищем, но в чем-то ты ему, может быть, не показался, а может быть,- разница в "чинах и рангах". Мы же в то время были однодумцами и одноверцами: все трое хотели учиться и учились, все пытались писать, все стремились понять и осмыслить жизнь... Он писал... и читал мне свои три первых рассказа: "Разыгрались же кони в поле", "Двое в телеге", а третий как назывался, я не помню. Прежде чем они были опубликованы, прошло семь лет. Первые два я узнал не по названиям, а по сюжетам. А третий... я только помню, что речь шла о каком-то пьянчуге, который целый день толок то ли лен, то ли коноплю за ведро водки. Эту сцену, но только сильно переработанную, я встречал у него в романе "Я пришел дать вам волю".

  Правильно ли ты охарактеризовал корреспонденту личность старшего матроса Шукшина? Мне кажется, правильно. Это был действительно очень искренний, честный, немного замкнутый, но разудально обаятельный человечище! Он был немного скрытен с теми, кого не знал, и с распахнутой душой - с теми, кто был искренен с ним. Тому он дарил всю любовь и теплоту своего большого человеческого сердца".

  

  Значит, Шукшин писал? И Гамлета - принца Датского разучивал? И в мыслях он давно числил себя актером и режиссером. Вот яркий пример тому.

   У Марии Сергеевны Шукшиной сохранился старый номер журнала "Советский воин" за 10 за 1955 год, а в нем заметка: "Решил стать кинорежиссером". Вот что сообщалось в этой корреспонденции:

  

  "На палубе стоявшего на рейде военного корабля шел концерт художественной самодеятельности. Особенно большой успех выпал на долю матроса Василия Шукшина. Он выступал с декламацией, с пляской, играл главную роль в одноактной пьесе... Скоро ему доверили руководство драмколлективом, и матрос выступил уже не только как исполнитель, по и как режиссер".

  

  Что ж, пером журналиста из "Советского воина" водило воображение Шукшина. Он придумал на ходу актерскую и режиссерскую биографию. Попадись эта заметка на глаза его товарищам, она бы, кроме улыбки, ничего не вызвала: в письмах сослуживцев ничего не говорится об участии Василия Шукшина в коллективах художественной самодеятельности. Да еще на уровне режиссера! Хотя нам известно из одного письма, что Гамлета он репетировал. Но для себя.

  И еще одно подтверждение, точнее, опровержение той, старой, за 1955 год заметки.

  Дело в том, что журналист Анатолий Марета пришел работать во флотскую газету в тот же самый год, когда на "крейсере" появился новый радиотелеграфист Василий Шукшин. И за годы службы Шукшина Анатолию Марете пришлось побывать на нескольких концертах, которые давали радиотелеграфисты.

  Корреспондент отметил, что репертуар, мягко выражаясь, облегченный и, кроме досады, ничего не вызывает. Тогда же и появилась в газете "Флаг Родины" заметка под недвусмысленным названием "Неполноценный концерт". Фамилии Шукшина там не было. И в записных книжках, которые вел тогда журналист, фамилии Шукшина тоже не значилось.


Но, снова обратимся к письмам МАТЕРИ, точнее, к выдержкам из её писем:


«… Ну, о Васе что я больше могу сказать: слу­жил, у меня были присланные благодарности —старший матрос, специальность морзист, корабль знаю, как звать,—«наш эсминец», ну. больше не могу сказать про службу. Благо­дарности, они где-нибудь лежат, ну, не могу найти, а онн были прибраны, ну он же был спокойный, он послушный, обидеть он никого в своей жизни не обидел.

Ну вот пока все. Что уж так будет нужно еще, спросите, теперь адрес знаете. Ну вот, до свидания. Будь здоров. С уважением, Ма­рия Сергеевна.

Может быть, что еще вспомнила бы, ну не. утешимое горе терзает сердце, точит глаза, горькие слезы заливают, ничего не вижу.

Еще раз, до свидания».


Конечно, я тотчас направил ей новое письмо, меня интересовали письма, кото­рые были отправлены в Сростки из Сева­стополя. Очень хотелось узнать, что пи­сал Василий Шукшин о нзшем городе, о своей службе. Ведь писем—целая коробка! Это же клад бесценный! Получил ответ. На письме дата: 29 ян­варя 1976 г.


«...Письма в Сростках оставила. Когда Вася умер, я сразу хватилась, думала, они живые, целые. Она их сожгла, дура какая-то, помешали на карнизе в коробке. Стояли, говорит, всю обувь покидала в огород и коробку, с письмами тоже стянула и зажгла.

Сама я виновата, людей нечего винить, что не надо — собирала, а вот самое ценное оста­вила. Никогда же я об этом не думала, что он, дитенок, умрет. Я уже об этих письмах не раз плакала. Ну, что можно сделать? »

Во всех письмах Мария Сергеевна под­черкивает свою малограмотность, но вот что по этому поводу писал ей сам Васи­лий Шукшин!


«Живу очень интересно, ма­ма. Очень доволен своим положением (письмо написано после службы на Черно­морском флоте, когда Шукшин приехал Москву на учебу — М. Л.). Спасибо тебе эа все, родная моя. Успехи в учебе отлич­ные. У нас не как в других институтах, т. е. о результатах обучения известно сразу. Ну вот пока и все. Итак, мама, пов­торяю, что я всем решительно обеспечен. Недавно у нас на курсе был опрос, кто у кого родители... У всех почти писатели, артисты, ответственные работники и т. д. Доходит очередь до меня. Спрашивают: кто из родителей есть? Отвечаю: мать. Образование v нее какое? — Два класса, отвечаю. Но понимает она у меня не ме­нее министра...»


В своё время, лучшую и наиболее полную книгу о Шукшине, с моей точки зрения, написал критик Владимир Коробов. Во всяком случае, он предпринял первую по­пытку творчески исследовать биографию Василия Шукшина. Но и у него "севастополь­ский период" лишь отмечен. И отмечен не совсем точно:

"...Когда его призвали на дей­ствительную военную службу, попал он (Ва­силий Шукшин - МЛ.) в военно-морской флот. В "учебке" освоил специальность ради­ста. В этом качестве плавал по морям...".


"По морям" Василий Шукшин не плавал. Служба его протекала в Севастополе, на суше. Морякам, видимо, очень хотелось, чтобы их считали бывалыми "морскими волками". В шутку свое жилье называли "крейсером". Этот термин у них настолько вошел в обиход, что в него поверили не только друзья, но и род­ные.

Когда я написал матери Василия Макаро­вича, что ее сын служил на берегу, на хуторе Лукомский, что входит в черту Севастополя (об этом мне написали товарищи ее сына, слу­жившие вместе с ним), Мария Сергеевна мне "гневно" ответила, что не могли товарищи так написать, а если так написали, то это не его товарищи.


Владимиром Коробовым убедительно до­казано, что литературная деятельность Шук­шина началась еще до призыва на флот, в Сростках. Что он тогда не только писал, но и посылал свои рукописи в издательства. Но что помешало развернуться таланту в пол­ную силу?

А помешали ему, как это не парадоксаль­но, герои его будущих рассказов, люди, кото­рые сейчас гордятся тем, что дышали с Шук­шиным одним воздухом.

Об этом тоже нужно говорить в полный голос, если мы хотим понять причину по­зднего прихода в литературу и в мир кино этого самобытного писателя.

Я не разделяю точку зрения Г.Бочарова ("Непобежденный", "Молодая гвардия", 1978 г., стр.134), написавшего:

"...Если говорить о Шукшине, то следует, видимо, подавить со­жаления по поводу его позднего прихода в искусство. Мне кажется, приди он в искусст­во, допустим, кино, привычным путем, его мощный талант проявился бы в ином каче­стве. Наверняка! Он был бы лишен именно шукшинской пронзительности, шукшинско­го драматизма, мужества, нежности, которые придала ему трудная, поздняя, переполнен­ная личным опытом жизнь...".


Таким манером можно оправдать что угод­но!


Однажды с группой крымских поэтов и прозаиков мне довелось выступать в Евпато­рии, в Клубе любителей поэзии. Зашёл разго­вор и о Василии Шукшине. Вдруг поднимается мужчи­на пенсионного возраста и говорит:

- Я знал Васю Шукшина. Я родился и дол­гое время жил в Сростках. Вы знаете, почему Васю призвали на флот на несколько лет поз­же его сверстников?

Нет, этого я не знал.

- А потому, - сказал мужчина, - потому что Васю все в Сростках считали... недоразвитым,

- Это как же?

- А вот так. Недоразвитым и всё. Официаль­но!

- Потом я долго беседовал с этим мужчиной, Ладкиным Александром Степановичем, и он мне рассказал:

- Жизнь Васе Шукшину мы делали тяжкую...Я всю жизнь потом мечтал встретиться с Ва­сей и повиниться перед ним, попросить про­щения за все, что я сделал, а вернее, не сделал для него.. Был я в те давние времена старшим на ры­бацком сейнере, и Вася Шукшин пришел ко мне проситься: порыбалить, и заработать себе на харчи. А я его не взял: работа рыбака тре­бует не только физической подготовленно­сти, но и гибкого ума. А зачем я буду брать к себе в бригаду... недоразвитого!

И я сказал ему тогда об этом. А за мной - и вся команда сейнера.

Стыдно вспомнить, как уходил он от ры­баков, втянув голову в плечи. Как побитый..

Теперь, когда я многие годы посещаю Клуб любителей поэзии, не без косвенного влия­ния писателя Шукшина, понимаю, что его не­доразвитость, с сельской точки зрения - это проявление ума, такого, что мы и в святых снах предположить не могли.

Но, надо признаться, злил нас Вася осно­вательно... Чем злил?.. А говорил о нас то, что мы заслуживали. Кто правду о себе любит?.. Ему было больно за нас, а нам за него - нет...


Александру Степановичу Ладкину стыдно и больно за содеянное. Когда я спросил, мож­но ли написать о нашем разговоре, он тот­час, не задумываясь, ответил:

- Обязательно надо написать. Пусть и моя слезинка упадет на его могилу. Ему, Васе, конечно, это ни к чему, а мне надо очиститься...


Мы разговаривали, не глядя друг на друга, и ему, и мне было стыдно, но... Ведь это всё было, было, было!

Было, даже несмотря на то, что Василий Шукшин одно время преподавал в Сросткииской школе русскую литературу. И даже стал директором школы.

Но в личном деле его же рукой написано в графе "Выговоры": "Да. За драку с милиционером".

За драку...

А подрались-то они с ми­лиционером не на почве неразделенной любви, не во хмелю! Просто милиционер -власть! - сказал ему с милицейской непосред­ственностью о его шукшинской недоразви­тости.

Да, нелегкая жизнь была у будущего писателя.

И недаром Рябиков из Омска написал пос­ле смерти Василия Макаровича:


"Он был сы­ном нашего сложного века... Он бил мерзость прямо в ее обличье. Но и она ему мстила, где могла...".


О том же написал и Поморов из Архангель­ска (я привожу письма, процитированные Геннадием Бочаровым):


"...Он сгорел в борь­бе за правду. Правда всегда, видимо, трудно дается людям. исстари, из веков идет, что люди гигантской воли, честности и прямоты бросают свою жизнь на борьбу с ложью, под­лостью, леностью - во имя живущих".


И я не могу "подавить сожаления по пово­ду его позднего прихода в искусство" -пользуюсь бочаровской терминологией.


Для литературы и кино было бы лучше, если б в нее пришел писатель Василий Шукшин рань­ше и не с истрепанными нервами.

Трудности трудностям - рознь. А если из-зо дня в день принижается человеческое досто­инство - недоразвитость! - то, он как трудно выбраться из этого засасывающего омута.

На флоте, в отличие от допризывных вре­мен, Шукшина окружали прекрасные това­рищи, отношения были искренние и чистые. Он был равным среди равных.

Да что я за них говорю! Предоставлю сло­во его флотским товарищам. Эти свидетель­ства я собирал много лет.


ВСПОМИНАЕТ МИЧМАН ЗАПАСА В.С.ЖУПЫНА:

"...Я часто обращаюсь к фотографиям тех лет, вглядываюсь в лица старых товари­щей и думаю о том времени, когда вместе с Василием Макаровичем служили на "Крейсе­ре Лукомском"... И на фотографиях, посыла­емых родным и близким на память, делали надпись: "Крейсер Лукомский".

Мама Василия Макаровича пишет, что на Васиной фотографии тоже было написано название корабля, на котором служил ее сын. Я не знаю, наименование какого корабля на­писано на фотографии, высланой Васей сво­ей маме Марии Сергеевне, но думаю, что не ошибусь, если скажу: у него, как у многих из нас, была надпись "Крейсер Лукомский"...".


Не это ли название -"Крейсер Лукомский" - нередко сбивает биографов Василия Шукши­на, привносся в исследования фразу "плавал по морям"?


ВСПОМИНАЕТ В.С.ЖУПЫНА:

"...О том, чем занимался Василий Макарович Шукшин, бу­дучи матросом, старшим матросом, а потом и командиром отделения, в подробностях по понятным причинам не расскажешь (ох, уж эти всем известные военные тайны! - М.Л.). Я попытаюсь сделать это в общих чертах...

С Васей Шукшиным я познакомился пос­ле того, как попал в группу радиотелеграфи­стов старшины 2-й статьи Василия Ермило­ва. Нам, молодым, в апреле 1951 года была присвоена квалификация "третий класс", а Васе Шукшину - "второй" и звание "старший матрос" с назначением на должность коман­дира отделения - старшего радиотелеграфи­ста...

Василий Макарович прибыл в Севасто­поль из города Ломоносова, Ленинградской области, после окончания радио курсов... Вот тогда-то он и был направлен в группу Васи­лия Ермилова..".


ИЗ ПИСЬМА БЫВШЕГО КОМАНДИРА ОТ­ДЕЛЕНИЯ Н.Ф.ШМАКОВА И СТАРШЕГО МАТ­РОСА ЗАПАСА В.А. МЕРЗЛИКИНА:

"...Василий Матвеевич Ермилов был дружен с Шукши­ным. Эта дружба, родившаяся в Севастополе, продолжалась затем долгие годы в Москве, когда Шукшин уже стал известным актером и писателем. Это, возможно, была не только дружба, но и слияние родственных душ, так как Василий Ермилов - самобытный талант. С флота Ермилов ушел в звание старшего лей­тенанта, работал в московском объединении "Фотон" наладчиком токарно-револьверных станков. Он же - художник-портретист, рабо­ты которого неоднократно экспоировалиеь на выставках.

Но главное достоинство Василия Ермило­ва - его добрая, большая и отзывчивая душа. Это он - наш Вася Ермилов - явился прообра­зом Пашки Колокольникова в киносценарии Василия Макаровича "Живет такой парень", о чем свидетельствует собственоручная над­пись на книге, подаренной "другу Василию Ермилову"...


СЛОВО - МИЧМАНУ ЗАПАСА В.С.ЖУПЫНЕ:

"...Василий Ермилов был очень толковым младшим командиром. Благодаря его работе и его стараниям никто из нас не чуствовал себя в чем-то ущемленным. И, может быть, то обстоятельство, что Вася Шукшин был сель­ским парнем, знал в жизни хорошее и пло­хое, видел и испытывал трудности, сблизило нас всех и повлияло на наши отношения...

При первом знакомстве Вася Шукшин про­извел на меня впечатление мрачного и на ред­кость молчаливого парня. На самом деле, как мне потом пришлось убедиться, он хоть и был немного замкнутым, но и был по-дере­венски добрым, чутким и отзывчивым чело­веком…

(Ох, мичман запаса, мичман запаcа, если б ты знал, что в деревне живут не только добрые и чуткие! Пораспросил бы старшего матроса Василия Шукшина, он бы многое мог рассказать на эту тему - М.Л.)

Хочется отметить его исключительное трудолюбие. Ему не отдавали одно приказа­ние дважды, и, будьте уверены, работу его никогда не переделывали...".


ИЗ ИНТЕРВЬЮ, ДАННОГО БЫВШИМ КО­МАНДИРОМ ОТДЕЛЕНИЯ Н.Ф.ШМАКОВЫМ ЖУРНАЛИСТУ АНАТОЛИЮ МАРЕТЕ:


"В июле или, может быть, в августе 1950 года к нам прибыла группа молодых матросов, окон­чивших радиокурсы. Двое или трое из них были зачислены в мое отделение и среди них - Шукшин.

Он сразу обратил на себя вни­мание серьезностью, взрослос­тью. Был исполнителен, трудолюбив, работал молча, сосредоточено. Несмотря на отсутствие опыта, нес радиовахты наравне с луч­шими специалистами. Не удивительно, что вскоре он повысил классность...

Выделялся он среди сослуживцев и харак­тером. В общении с товарищами был краток, пустословия не любил, но суждения его име­ли авторитет. Много читал, посещал морскую библиотеку, а вот писал ли что-либо, сказать не могу. Может, и пробовал в те годы, но мы об этом не знали.

Вообще иногда говорили, что наш Вася да­леко пойдет, но никто, конечно, и не дога­дывался, в каком направлении разовьется его самобытный талант...".


После публикации этого интервью в газе­те "Флаг Родины" другой сослуживец Шукши­на, Валентин Александрович Мерзликин, на­писал Николаю Филипповичу Шмакову:


"...Ни от Сашки (Маевского), ни от меня у него не было секретов. Мы знали тогда очень многое, чего многие из вас (командиров - М.Л.) не знали. Не знали, что он... пишет, что он меч­тает стать писателем и актером... Наконец, о том, что он разучивает "Гамлета" - принца Датского.

Не обижайся, дружище, я тебя считал и счи­таю отличным товарищем, но в чем-то ты ему, может быть, не показался, а может быть, раз­ница в "чинах и рангах". Мы же в то время были однодумцами и одноверцами: все трое хотели учиться, все пытались писать, все стре­мились понять и осмыслить жизнь:.. Он пи­сал и читал мне свои первые три расказа: "Ра­зыгрались же кони в поле", "Двое в телеге", а третий как назывался, я не помню. Прежде, чем они были опубликованы, прошло семь лет. Первые два я узал не по названиям, а по сюжетам, а третий... Я только помню, что речь шла о каком-то пьянчуге, который целый день толок то ли лен, то ли коноплю...".


ВСПОМИНАЕТ В.С.ЖУПЫНА:

"...В редкие часы отдыха (мы их исчисляли минутами) Вася любил уходить в район нашего стадио­на или танцплощадки. С тетрадкой, а иногда и с отдельными листами бумаги он уединял­ся и, насколько позволяло время, писал.

Вначале никто не обращал внимания на то, чем занят матрос Шукшин - могие так же уходили в заросли и писали там письма род­ным и близким! - но со временем в кругу со­служивцев пошли разговоры, что Вася "забо­лел писательством.

Доверившись мне, Вася читал короткие рас­сказы, штрихи и наброски из сельской жизни. Писал о себе, о своих односельчанах.. Делалось это так: мы усаживались на траву, и Вася гово­рил: "Послушай". И читал, лишь желваки пере­двигались по скулам. Прочитав несколько ма­леньких расказов, он никогда не интересовал­ся моим мнение о них.

Mнe кажется, читал больше для того, чтобы с голоса услышать свой рассказ. А меня он выб­рал для роли слушащего только потому, что знал, я не стану смеяться и не стану критиковать его писания.

Но, надо признаться, что такие моменты до­верительного чтения были исключительно ред­кими.

Слушать его было приятно. Мне нравился его спокойный голос с этаким характерным цо­каньем или причмокиванием левой частью губ. Очень любил Василий Макарович писать, не­смотря на то, что некоторые моряки подшучивали над ним, называя его с язвинкой "писате­лем" или "поэтом". Ведь невдомек тем "заум­ным'', да и его друзьям было, что в этом парне растет и выкристаллизовывается огромный та­лант питсателя, актера, режиссера, талант огром­ной человеческой души...".


ИЗ ПИСЬМА СТАРШИНЫ 2-й СТАТЬИ ЗАПА­СА В.Ф.МИРОНЕНКО:


"...В один из дней я с Вик­тором Камневым и с Толей Юрьевым был в на­ряде по охране запретной зоны нашего "крей­сера Лукомск",.примерно в четыре часа ночи в районе танцплощадки заметили огонёк - . он посверкивал. Нам показалось, что работает радиопередатчик...

Срочно доложили дежурному по посту капитану Финкельштейну, что нами замечена работа подозрительного радиопередатчика.

- Наблюдать! – приказал капитан и поднял отряд по тревоге.

Мы окружили погреба и кусты, а Василий Шукшин вытащил свой пистолет, подобрался к самым кустам и громким прокричал:

«Хенде хох! Хенде хох!»

Конечно, никакого вражеского ра­диопередатчика нe было в кустах, просто двое влюбленных - он и она -попыхивали сигаретами. Вот тогда-то и сказали Василию Шукшину:

- Это у тебя здорово получилось "Хенде хох!" Как в кино. Ты, Вася, на­стоящий артист... С того времени и пошло-поехало: "Артист!"…

У нас на «крейсере Лукомск» была футбольная команда «Гроза», которая играла на первенство среди частей флота. Наша команда была действительно грозой для многих. У нашей «дворовой сборной» редко кто выигрывал… За нас, когда мы играли, редко кто выигрывал… За нас, когда мы играли, болела вся часть. А на трибунах стоял гул, почти как на Маракане или в Рио-де-Жанейро… Играл за «Грозу» и Вася Шукшин…»


ВСПОМИНАЕТ В.С. ЖУПЫНА:

"... В конце 1951 года был организован эстрад­ный кружок под началом главного старшины Саши Степанова из Казани и Сергея Титова из Реутово. Однажды после очередного выезда на концерт в подшефную организацию - на швей­ную фабрику …»

Вот тут-то я вклинюсь в разговор. Дело в том, что на этой Севастопольской швейной фабрике, которая носит славное имя героической Нины Ониловой, погибшей в Великую Отечественную войну, я проработал несколько лет электриком и мои товарищи, - механики, слесари, электрики, да и сами мастерицы, - зная, что я собираю материалы для своей «севастополианы» , намекнули, что на фабрике этой работает бывшая «зазноба Васи Шукшина».

И однажды, по пьяному делу, а мы часто выезжали на пикники, одна красивая мастерица, - к тому времени у меня было несколько изданных книг и я сотрудничал нештатно в нескольких газетах, - созналась мне "по секрету", что именно она "шефствовала над Васенькой"... Женские секреты я всегда хранил и ни словом не упомянул о их связи... К тому времени, Она была замужем и имела двух детей...

Но, прервём это лирическое отступление и снова предоставим слово ВАСИЛИЮ ЖУПЫНЕ:


« Саша Степанов сказал, что Васе Шукшину надо всерьез за­няться сценическим искусством. И предложил Васе принять участие во флотском ансамбле. Но Шукшин не принял это предложение.Из-за бо­лезни.

Василий Макарович никогда не жаловался на здоровье, хотя по его внешнему виду было за­метно, что с нашим товарищем творится что-то неладное.

Однажды корабли Черноморского флота го­товились к походу в Болгарию и Албанию с дру­жественным визитом - это был один из первых выходов наших боевых кораблей за пределы своих вод в послевоенный период... Группу луч­ших радистов откомандировали на один из ухо­дящих кораблей для испытания нового вида поступившей передающей техники. В числе радистов был и В.М.Шукшин.

Но не суждено было Василию побывать в Бол­гарии и на Адриатике. Он не прошел медицинс­кий осмотр, был снят с корабля и направлен в госпиталь...


Процитирую ещё одну выдержку из письма МАТЕРИ ВАСИЛИЯ ШУКШИНА:


« …Получила ваше письмо к пакет с кннжкой, большое вам спасибо, дай вам бог цепкого здоровья, дорогой Михаил.

У меня есть комиссионный акт, храню его когда с корабля комиссовали. Ему служить нужно было пять лет, а ои отслужил четыре года.

От, кстати, один прислал письмо нэ Харькова и рассказывает в нем, что Василий служил береговым моряком, что и служить и служить бы 4 года, тогда береговые служили 4 Да. Мне даже не по себе стало: зачем путать, не знает человек! ( Это было письмо от Мерзликина с которым и у меня была активная переписка, которая тоже хранится в Севастопольском государственном архиве – М.Л.) Надо спросить у ( слово не мог разобрать) …дных. Я даже знаю, на каком корабле он служил. У него был большой приступ, они … на чужой земле и его иа шлюпке от-зли в чужой город, и лежал он в госпитале на чужой земле два месяца. У него признали язву желудка. И его комиссовали. Этот документ я храню...»


Смерть помешала Марии Сергеевне прислать мне этот документ, но я, - с Толей Маретой! – обнаружил его в севастопольском госпитальном архиве.


ВЫДЕРЖКИ ИЗ "СВИДЕТЕЛЬСТВА О БОЛЕЗ­НИ", ХРАНЯЩЕЙСЯ В АРХИВЕ ВОЕННО-МОРС­КОГО ГОСПИТАЛЯ В СЕВАСТОПОЛЕ:


"...НАЗВАНИЕ БОЛЕЗНИ (по-русски) язвенная болезнь двенадцатиперстной кишки.

На основании ст.34 гр.1 "Расписания болез­ней" приказа МВС СССР за N 130 от 1951 года негоден к поенной службе с исключением с учета.

Председатель военно-врачебной комиссии полковник м/с Семко.

Секретарь военно-врачебной комиссии По­зднякова".


Изучая сейчас биографию Василия Шукши­на, замечаешь, что он умел наводить "тень на плетень", выдумывая детали биографии даже в ущерб себе и тем самым сбивая с толку сегод­няшних биографов.

Вот что однажды рассказал своему товарищу писателю Юрию Скопу сам Шукшин:


"Автомобильный техникум бросил из-за непонимания поведения поршней в цилин­драх. Нам лекцию говорят, а мне петухом, крик­нуть хочется...".


Ю.Скоп опубликовал это высказывание еще при жизни Шукшина, и все, вроде бы, с этим согласились: "Не дано чистому гуманитарию высшая алгебра техники!»

Но старший матрос Шукшин изучал гораздо более сложную технику, чем «поршни и цилин­дры»! Он по косточкам мог разобрать сложнейшую радиотехническую аппаратуру, став радио­техником по самому высшему разряду

Служба в армии и на флоте никогда не была легкой в физическом и психологическом отно­шениях. Но именно на флоте укреплялась вера Шукшина в справедливость. Вера, израненная в детстве.

Есть в Василия Шукшина биографический рассказ "Самолет":

"...Мы шли с сундучками в гору, и с нами вме­сте - налегке - городские. Они тоже шли посту­пать (в техникум - МЛ,). Наши сундучки не да­вали им покоя.

Чьяво там, Ваня? Сальса шматок да мядку туясок? Сейчас раскошелитесь, черти! Все вытрях­нем! Гроши-то куда запрятали?.. Куркули, в рот вам
пароход!


Откуда она бралась, эта злость, - такая осмыс­ленная, не

четырнадцатилетняя, обидная? У них тут хоть карточки какие-то, о них думают, нам-то ничего, как хочешь, так и выживай. Мы мол­чали, изумленные, подавленные столь открытой враждебностью. Проклятый сундучок, в котором не было ни "мядку". ни "сальса", обжигал руку -так бы пустил его вниз с горы...".


На Черноморском флоте, в отличие от тех времен, Василия Шукшина окружали прекрастные товарищи. Можно смело сказать, что па флоте Василий Макарович оттаял душой.

Летом 1977 года черноморские моряки выс­лали Марии Сереевне в Бийск бескозырку. Ка­кой это был для матери подарок, лучше всего ска­зал она сама:


"Большое спасибо вам за беско­зырку. Поплакала я над ней, приставила к беско­зырке рубашку матросскую суконную... Вот бы приставить еще к ним головушку дитеныша милого... Большой поклон всему Военно-морскому флоту от матери Василия Макаровича!"

Нет в живых Марии Сергеевны Шукшиной, и ничего она больше не расскажет о сыне. Но я уверен, что люди, любящие и помнящие писа­теля, киноартиста и режиссера Василия Шук­шина, совместными усилиями допишут его пол­ную биографию. И не последнюю страницу зай­мут в шукшиниане Черноморский флот и Севастополь.


На снимках, сделанных Василием Ермиловым, запечатлены служба Василия Шукшина в дни службы на хуторе Лукомский и могила Василия Шукшина сразу же после похорон.