Geum.ru

Похмелье после драки Июнь 1904 г. Японское море

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Дойников Глеб Борисович


Возвращение Варяга


Глава 1. Похмелье после драки


Июнь 1904 г. Японское море.


За ночь изрядно посвежело, ветер усилился до пяти баллов и к утру нагнал приличную волну. Устало скрипя свежими, наспех заделанными деревом пробоинами, крейсера Владивостокского Отряда, недавно официально ставшего эскадрой, вползали на очередную волну. Всю ночь напролет аварийные партии растаскивали завалы перекрученного металла и недогорелого дерева, заделывали пробоины и пытались починить то, что подавалось починке в море. На «Рюрике» наконец удалось наложить на пробоину в корме двойной пластырь, а к рассвету и откачать воду из румпельного отделения. Сейчас в завалах покореженного металла в корме крейсера весело стучали топоры (заделывали пробоину деревянным щитом), глухо звякали кувалды (пытались восстановить работу ручного привода пера руля) и раздавался сочный матросский мат (сопровождающий оба вида работ).

Памятуя о возможных атаках японских миноносцев, на ночь Руднев перестроил корабли в походный ордер. Наиболее поврежденные «Россия» и «Рюрик» шли в центре. С правого и левого флангов их прикрывали «Громобой» и «Сунгари» замыкающим в броненосной колонне шел «Кореец». Головным, уже привычно, снова шел «Варяг». Второй бронепалубник — «Богатырь», как наименее пострадавший корабль эскадры, занимал наиболее опасное место замыкающего. Впрочем, на этот раз план Руднева сработал: два отряда японских миноносцев всю ночь рыскали в поисках русских на пол пути к Владивостоку. В это время эскадра отходила южнее, направляясь скорее к берегам Кореи, чем России. В полдень состоялась встреча со "вспомнившей девичество", в котором она именовалась "Марьей Ивановной", «Обью». Бывший угольщик, а ныне вспомогательный крейсер, ожидал возвращающуюся из боя эскадру с полными трюмами угля примерно на полдороге между Сеулом и Нигатой.

По первоначальному плану Руднева, отсюда отряд должен был разделиться. Свежеиспеченный адмирал хотел создать максимально плотную дымовую завесу для облегчения прорыва во Владивосток отряда во главе с «Ослябей». По его плану, сообщения о замеченных русских крейсерах должны были приходить со всех уголков японского моря. Руднев надеялся, что на фоне этой кутерьмы даже если «Ослябя» и будет обнаружена каким-либо пароходом у Курил, то у Камимуры просто не останется сил чтобы достойно его там встретить. Но недавно имевшее быть место сражение внесло в планы (как известно, существующие только ДО встречи с противником) некие коррективы. Броненосные крейсера оказались повреждены более серьезно, чем планировалось, да и боекомплект был расстрелян далеко за половину. Так что пришлось все делать по первоначальному плану, но только с точностью до наоборот. Теперь обстрелом Пусана должны были заняться «Громобой» с «Корейцем» (благо у последнего боеприпасов к 10-дюймовому орудию хватало), демонстрацию у порта Ниигата должен был провести «Богатырь». "Варягу" же предстояло сунуть голову в пасть тигра: он вместо броненосной эскадры (как было изначально запланировано) должен был наделать шуму в Цусимском проливе. «Обь», облегчившись от 1000 тонн угля, должна была идти вместе с броненосными крейсерами и под их прикрытием провести у Пусана минную постановку. Кроме угля она принесла на встречу и полсотни мин заграждения, которые сейчас ждали своего часа в одном из ее трюмов.


Пока крейсера были заняты бункеровкой, Руднев излагал свои откорректированные планы младшим флагманам на «Варяге». Внезапно, присутствующий из-за вынужденной временной «немоты» командира «Рюрика» Трусова,

[1]

старший офицер броненосного крейсера прервал течение адмиральской речи весьма бесцеремонным и шокирующим образом.


— Простите, конечно, Всеволод Федорович, но почему у вас всегда такие гениальные планы, а в результате их исполнения получается все как-то не так? Вот взять вчерашний бой, — закусивший удила Хлодовский не обращал внимания на предостерегающее мычание хватающего его за руку командира, — к примеру, если бы вы не только обеспечили нам встречу с Камимурой, но и получше позаботились о расстановке наших кораблей в линии… Ведь "Якумо"-то на последнем издыхании уходил! А будь концевым не «Рюрик», самый уязвимый из наших больших крейсеров, а скажем «Громобой» — мы могли еще полчаса, час продержаться. И пришел бы ему конец! Даже я, далеко не адмирал, еще до боя говорил товарищу Трусову, что если «Рюрик» идет концевым, то до конца боя он может и не дожить. Поставить самую защищенную «Россию» головной — естественно. Но тогда и концевым должен идти второй по мощности защиты «Громобой».

На вопросительный взгляд Руднева Трусов ответил утвердительным кивком: разговор с Хлодовским действительно был до боя.

— А вот сейчас вы уверены, товарищ адмирал, что все мелочи продумали? Или опять в разгар боя что-нибудь этакое интересное и неожиданное выяснится?

— Знаете что… По приходу во Владивосток «Рюрик» очевидно станет на ремонт минимум на три месяца, и вам на его борту особо делать будет нечего, — задумчиво потянул Руднев.

— Что, отправите с глаз долой в Петербург? Или вообще на Каспийское море загоните? — с вызовом отозвался Хлодовский, вспомнив о судьбе первого командира «Лены».

— Нет, так легко вы не отделаетесь, и не надейтесь. Вы прилюдно меня тут раскритиковали, и теперь вам за это придется держать ответ. Так что по возвращению во Владик, быть вам начальником моего штаба. Сами напросились — если уж у вас хватает смелости, профессионализма и наглости меня критиковать, будете это делать на постоянной основе.

— А разве у вас есть штаб? — оторопело, но, по инерции, с вызовом пробормотал Хлодовский, соображая, почему его фактически повышают в должности, — ведь собрание командиров крейсеров таким еще не является, несмотря на то, что вы его упорно так называете.

— В том то и проблема, что на бумаге есть, а вот фактически — нет. Так что, коли уж сами напросились на должность его командира — то вам его и организовывать. К моему приходу во Владивосток потрудитесь иметь предварительные наметки, какие персоналии вам нужны. Главной задачей ВАШЕГО штаба будет дорабатывать мои планы так, чтобы больше ничего подобного случившемуся с «Рюриком» не повторилось. Инициатива она того — наказуема. Ясно? — спросил Руднев задумавшегося Хлодовского, и после утвердительного кивка продолжил, — Ну, коли ясно — вернемся к планам сегодняшним.

После окончания угольного аврала эскадра разбежалась по четырем направлениям. «Рюрик» с «Россией» в сопровождении «Сунгари» ушли во Владивосток. «Громобой» с «Корейцем» наведались к Пусану. Там они нагло и не торопливо, среди белого дня не только расстреляли все три находящихся в порту японских транспорта и древнюю канонерку (дальность и точность огня 10 ' орудия «Корейца» далеко превышала таковые показатели у старых береговых орудий). Они еще и прихватили не вовремя вышедший из порта в Сасебо 2000 тонный транспортник «Сугано-Мару» и отвели его во Владивосток. Пока броненосные крейсера изображали парочку слонов, резвящихся на развалинах посудной лавки, «Обь» тихо делала свое черное дело на подходах к акватории порта. До конца войны на выставленных ей минах подорвались еще два транспорта, (один из которых все же смог доковылять до порта, так как был загружен понтонами для возведения наплавных и временных мостов) и одни номерной миноносец. Еще долго после войны японцы и корейцы вытраливали потом русские мины. На обратном пути русские крейсера встретились с 9-м отрядом миноносцев, который всю ночь рыскал по морю в поисках русских крейсеров. К сожалению для японцев, встреча произошла днем, а дневная атака двух броненосных и одного вспомогательного крейсера силами 4-х миноносцев, это извращенная и мучительная форма самоубийства. Русские тоже не видели смысла в попытке догнать 29 узловые миноносцы на 20 узловых крейсерах, и оба отряда разошлись левыми бортами в 50 кабельтов без единого выстрела. Командир японского отряда капитан второго ранга Ядзима хотел было отрядить дестроер «Хати» проследить за русскими, но, прикинув остаток угля, отказался и от этой затеи. За ночь японцы сожгли более половины топлива, и «Хати» все равно не смог бы следить за русскими дольше нескольких часов. «Богатырь» так же днем обстрелял маяк у Ниигаты, поперестреливался с береговыми батареями и, утопив попутно три рыболовецкие шхуны, вернулся домой. Наиболее интересным и насыщенным оказался путь «Варяга».

После разделения эскадр крейсер неторопливо порысил ко входу в Цусимский пролив на экономичных 12 узлах. До вечера были встречены и осмотрены два парохода. Для старенького японского каботажника встреча с русскими стала последней в его долгой карьере, а осмотренный быстроходный британский "Лесли Доул" (обычно использовавшийся для доставки скоропортящихся грузов из Индии), шедший в балласте, был отпущен. Хотя, судя по хитрой физиономии его капитана, попадись он «Варягу» на пути В Японию, а не ИЗ нее — быть бы и ему утопленным или конфискованным… Но — не пойман, не вор. Когда Великий Князь Кирилл, командовавший досмотровой партией, уже был готов отвалить на катере, ему (при очередном хитром зыркании кэпа) вспомнилась одна из не до конца понятных поговорок адмирала Руднева. А именно: "Наглость — второе счастье". Внезапно он решил просто в лоб спросить капитана о характере его груза, доставленного в Японию.

— Уважаемый мистер Кларк. Инкриминировать вам, конечно, нечего, но мне просто любопытно: а что собственно вы везли в Японию? Слово офицера и князя — независимо от ответа ваш пароход будет отпущен.

— Я не только владелец этого корабля, одного из самых быстрых транспортников Британии, кстати. Я еще и бизнесмен, ищущий выгоду везде и во всем. Ну, а поскольку японцы не брали с меня расписки о сохранении в тайне содержимого груза, я готов неофициально поделиться этой информацией за жалкую сумму в 500 фунтов.

Катеру пришлось совершить рейс на «Варяг», обратно он вернулся с запиской от Руднева и четвертью корабельной кассы. Прочитав записку, Кирилл хмыкнул и выдал Кларку встречное предложение. Или тот "урезает осетра" (в ответ на недоуменный взгляд капитана Кирилл рассказал ему хохму об охотнике и рыбаке) до 250 фунтов, или ему устроят "черный пиар". Далее последовало объяснение, что в его, Кларка, случае черным пиаром будут благодарственные статьи в «Таймс», в которых русское правительство поблагодарит его, Кларка, за предоставленную информацию. Скажем о путях поставки военной контрабанды в Японию, и ее ассортименте. Приунывший Кларк попытался было напомнить князю о его слове, но тот удивленно напомнил, что никто его пароход задерживать не собирается. И уточнил, что даже если Кларк просто откажется поделиться информацией, то статья все равно появится.

Вскоре Кирилл вернулся на крейсер, обогащенный информацией о поставке в Японию четырех орудий калибра 8 дюймов и 14-ти шестидюймовок, спешно изъятых из флотских арсеналов Роял Нейви и складов Виккерса. Узнав о полученной информации, Руднев поздравил Кирилла с немаловажным начинанием: "Вы наконец-то начали самостоятельно действовать и главное — думать" — и предложил домыслить, почему японцы заказали именно этот набор орудий с такой срочностью.

— Про захват орудий с «Вакканто» я и сам прекрасно помню, мы же сами на «Варяге» их и перехватили, — обиженно фыркнул великий князь, однако польщенный похвалой столь уважаемого им человека. И, немного подумав, добавил: — хотя, если честно, я не понимаю, почему вместо 10 и 7 с половиной дюймов японцы «сползли» на 8 и 6 соответственно.

— За способность мыслить — отлично, а вот по знанию матчасти британского и японского флотов, простите — незачет-с, — насмешливо промурлыкал Руднев, не отрывая по-кошачьи прищуренных глаз от красиво «тонущего» в водах Японского моря диска красного закатного солнца, — Ну откуда нагличанам взять эти самые 10 и 7,5 дюймовки? 190 мм орудия вообще еще только начали производить, успели произвести всего 28 штук; 14 у нас, 14 у японцев, в арсеналах и на складах им взяться просто неоткуда. Ждать, пока Виккерс наклепает еще 14 — это год как минимум. Пришлось нашим уважаемым врагам довольствоваться шестидюймовками. Та же история и с 10-дюймовками, это товар штучный, каждое делать минимум полгода и, видать, в арсеналах их просто не было. А вот 8 дюймов нашлось… Хотя убей — не понимаю откуда: не британский это калибр, только на экспорт, сами нагличане 8-ю дюймами брезгуют-с. У них все больше 234 мм в чести, а их они никому пока не продавали. Ну все одно, мощь залпа этого броненосца мы уполовинили, теперь он скорее заурядный броненосный крейсер.

Тем временем «Варяг» набрал скорость и снова пошел к Цусимскому проливу. За ночь и следующий день кроме двух рыболовецких шхун, японской (утопленной после снятия экипажа и груза рыбы) и корейской (осмотренной и отпущенной) никто на пути крейсера не встретился. Зато за пару часов до заката великий князь внезапно шикнул на всех бывших в этот момент на мостике, и попросил "товарищей соблюдать тишину, желательно мертвую". Пока слегка обалдевшие Руднев и командир крейсера Степанов пытались припомнить, по какому именно параграфу морского устава старший офицер имеет право попросить командира корабля и контр адмирала заткнуться, Кирилл прислушивался к чему-то с закрытыми глазами. Спустя минуту он встряхнул головой и, открыв глаза, выдал:

— Слышу пушечную стрельбу. Кажется на зюйде, но тут не уверен…

Следующие пять минут на корабле молчали и прислушивались уже все, но кроме Кирилла никто так ничего не услышал.

— Знаете, молодой человек, вам вчера ночью надо было спать побольше. Вот пошли бы к себе в каюту сразу как сменились, не мерещилось бы сейчас черт знает что, — начал было отчитывать подчиненного командир крейсера.

— Минутку. У вас, если не ошибаюсь, в детстве учителя были и по живописи и по музыке, не так ли? — непонятно к чему вдруг начал Руднев.

— Так точно, товарищ контр адмирал, — растеряно ответил Кирилл, не понимая, к чему адмирал припомнил его детское индивидуальное образование, и внезапно добавил, — еще пару раз, кстати, грохнуло.

— И что вам ваши учителя по музыке говорили о вашем слухе?

— Ну… Кажется, мсье Ле Грон что-то говорил об абсолютном слухе. Помнится тогда проверяли музыкальный слух у сеcтры, а я закапризничал, мне было то 5 лет, мол тоже хочу. Ну и мне тоже дали "постучать по клавишам", чем бы дите не тешилось, в результате проверяли меня потом пол часа, против сестринских пяти минут… А что? — смущенно, что ему ранее было не свойственно ответил Рудневу Кирилл, выплывая из череды детских воспоминаний.


— Курс на зюйд, ход — самый полный! Всем расчетам по орудиям! Хотя это и преждевременно, пусть сначала доужинают, — разразился адмирал серий резких и четких команд. После этого он наклонился к амбршоту, ведущему в машинное отделение, и проорал, — Эй там, в потрохах «Варяга»! Лейков, это я к вам обращаюсь. Если «Варяг» через час не даст свои проектные 24 узла, то вам останется в жизни один выбор — между петлей на рее и доской на борту!

[2]

Пора отрабатывать оказанное вам высокое доверие!


— Ну что же, господа-товарищи, проверим, прав ли был мсье Ле Грон, — обратился Руднев к соседям по мостику, шокированным его обращением к ни в чем вроде бы не провинившемуся Лейкову, главному механику крейсера, — Если там, за горизонтом, кто-то в кого-то стреляет, то это наверняка наши с японцами перестреливаются. А до темноты нам только полным ходом можно успеть подойти на расстояние выстрела… Да, уважаемый Вениамин Васильевич, простите ради бога, что-то я тут у вас раскомандовался.

Отойдя к поручням на левом крыле мостика, Руднев закурил и, мысленно укоряя себя за срыв на глазах подчиненных, снова вспомнил позавчерашний ночной разговор с неизвестным, вселившимся в черепушку механика «Варяга». Тогда все пошло наперекосяк с самого начала: его рука дрогнула, и стакан, пролетев мимо открывшейся двери, разбился о стальную стену каюты. Но вот прозвучавшая в ответ фраза…

— Простите ради бога, я, кажется, опять что-то уронил!

— Я сейчас тебя самого уроню, гнида, — пробормотал Руднев, сдержав однако палец на спусковом крючке браунинга, — Что? Опять решили попытаться "исправить ситуацию", пристрелив меня?

— Да что вы, ни в коем случае, я наоборот считаю, что вы являетесь фиксирующим фактором новой инвариантности течения истории, и ваша ликвидация приведет к набору неконтролируемых флуктуаций, наложение которых на уже имеющееся возмущение темпорального по… — зачастивший с пулеметной скоростью пришелец был прерван щелчком взводимого курка.

— Ты мне зубы не заговаривай! Кто сюда Балка отправил с поручением меня за борт отправить? Ликвидация, блин… Вот сейчас с полным правом тебя ликвидирую, и пойду досыпать, с чистой совестью. Ты вообще — о чем думал, когда сюда сунулся на МОЙ корабль, после того как МЕНЯ сюда из моего мира отправил? Не спросясь, между прочим. Да я тебя только за это выведу в чистое поле, прислоню лицом к гладкой стенке и пущу пулю в лоб! Хоть представься напоследок что-ли.

— Фридлендер Владимир Александрович. Но насчет посылки нашего куратора в тело Балка, вы кардинально не правы, его инструктировал мой коллега, профессор Зеленской. А я…

— Ага, а ты тут совершенно не причем. Вот скажи мне, а на кой ты мне за спиной сдался? Мало того, что ты у меня уже лет 15 — 20 жизни украл, когда в более старое тело пересадил… Так в любой момент можешь захотеть "проверить новую теорию" и чисто из научного любопытства меня вообще порешить. Чего такого ты, живой, можешь хорошего сделать, чтоб мне имело смысл пойти на риск и тебя сейчас не пристрелить? Был бы ты поумнее, господин Фрилансер, сидел бы тихо в своем Лейкове, и жить бы тебе да жить, спокойно.

— Знаете, а об этом я как-то не подумал… — задумчиво произнес пришелец, и въевшимся за годы жестом попытался пригладить отсутствующую у Лейкова бородку.

— А зачем вообще сюда полез, если не подумал? Вадик то хоть про Николашку кое-что полезное заучил. А в тебе какой прок? Ты кто ТАМ был, пока не начал людям подлянки межвременные кидать?

— Кандидат технических наук, радиотехника… А там уже никак мне оставаться не получалось, пока мы снова зацепили настройкой хоть кого-то, горючего для генераторов уже почти не осталось. И так бочку со спиртом, и весь коньяк из погреба в солярку слили, чтобы перенос обеспечить. Хорошо хоть у клиента нашего запасы на даче на все случаи жизни, там третью мировую войну можно пересидеть…

— Хороший-то хоть коньяк был, господин кандидат в доктора? — первый раз за время беседы хмыкнул Руднев, не опуская, однако, пистолета.

— Курвуазье, Мартель, даже пару бутылок Шустовского попалось, но его мы более традиционно употребили…

— А чего вы все именно на «Варяг» лезете? Тут что, медом намазано? Нет чтобы в Николая Второго переместиться, или хоть великого князя какого, вы выбираете механика «Варяга»… Вы идиот, или как?

— Понимаете, тут весьма интересный казус вышел, — внезапно встрепенулся и оживился Фридлендер, совершено забыв о направленном на него стволе, — Каким-то образом все личности в данном временном потоке, находящиеся от вас на расстоянии более 200 метров, для переноса недоступны. Я предполагаю, это обуславливается тем фактом, что фактически эта версия реальности связана с нашей только вами. Вы — исходник этого мира, и сам мир по отношению к нашему стабилен только в приближенном к вам периметре. На это накладывается тот факт, что личность, в которую перемещается донор, должна спать. А единственное место где мы точно знаем, что вы иногда спите — это «Варяг». А все попытки зацепить Николая ни к чему не привели.

— Значит, все-таки пытались себя на царство продвинуть, — задумчиво промурлыкал Руднев, — тогда я, как честный офицер русского императорского флота, вас обязан повесить, еще и за покушение на царствующую особу.

— А по другому никак нельзя? — снова потускнел перемещенец.

— Ну, есть еще пара вариантов, — наслаждался долгожданным реваншем Руднев, — можно, по блату и расстрелять, конечно. А можно вспомнить славные пиратские времена, и отправить вас в путешествие по доске. Ну и как самый скучный вариант — вы мне через пару дней предоставите список тех "добрых дел", которые вы сможете тут, в 1904 году, сделать. Добрых не только и не столько для меня, а скорее для России, в преддверии первой мировой и вытекающей из нее смуты. Только делать это придется без транзисторов, резисторов и даже радиоламп, господин кандидат в радиотехнические доктора. Тогда мы и закончим этот, безусловно, интересный разговор. А теперь избавьте меня от своего присутствия, пока я не передумал и не решил проблему экспресс-методом.

При последних словах Руднев выразительно покачал слева направо стволом браунинга.

— Дым на горизонте!! Зюйд-зюйд-вест! — прервал размышления Руднева крик сигнальщика. С удивлением он обнаружил себя на левом крыле мостика крейсера, в окружении полудюжины свежих окурков.

— Дым на норд-осте!

Почти одновременно раздался крик сигнальщика на миноносце «Беспощадный». Его командир, капитан второго ранга Федор Воинович Римский-Корсаков, до этого флегматично куривший сигарету за сигаретой, поминутно посматривая в бинокль на догоняющие его три дестроера противника, мгновенно оказался на носу миноносца. Вскинув к глазам бинокль, он несколько секунд вглядывался в облачко дыма, и потом побежал в машину.

— Николай Семенович, как у нас с углем?


— Тонн восемь, а то и меньше. Два часа такого хода, и мы сидячие утки, Федор Воинович. Не мне, машинному прапорщику, вам давать советы по морской тактике, но по моему пришла пора переодеваться в чистое.

[3]

Ну и пока уголь, пар и ход еще есть — развернуться навстречу японцам и попытаться использовать ту последнюю мину, что у нас в первом аппарате осталась.


— Это по идущему то полным ходом миноносцу ее использовать? Побойтесь бога, можно просто в море выпустить, шансы те же. Там на горизонте дым, вроде корабль одиночный. Тут, в Цусимском проливе, кроме японцев больше делать никому нечего. Если повезет и это транспорт, то в него и используем. А там — коль снова повезет, то может вообще японцы станут с него команду снимать и отстанут. Ну а нет — так хоть помрем с пользой. Вы уж следующие два часа, постарайтесь поддерживать ход без сюрпризов?

— Не извольте беспокоиться, товарищ командир, — проявилась на черном от угольной пыли лице меха белозубая улыбка, — ради еще одного транспорта не подведем.

— Все бы вам, Николай Семенович, балаганить. На пять лет меня старше, а туда же — "товарищ командир", — блеснул в ответ не менее белыми зубами капитан.

Отодвинув от штурвала рулевого, Римский-Корсаков сам положил лево на борт, и повел свой миноносец навстречу показавшемуся на горизонте дыму. При повороте преследующие «Беспощадного» японцы срезали угол и приблизились на 20 кабельтов. Теперь снаряды из носовых 75 мм пушек вполне долетали до русского миноносца, как и снаряды его кормовой пушки того же калибра до них. За время сближения с неизвестным кораблем, в «Беспощадный» попало 3 снаряда.

Когда спустя пол часа на левом борту миноносца справились с первым пожаром (просто выкинув за корму весело полыхающую шлюпку вместе с тоже занявшимся брезентовым чехлом. Больше на миноносце и гореть-то было нечему — остальное металл), сигнальщик опустил от глаз бинокль, и как-то враз постаревшим голосом вынес приговор кораблю и команде:

— Это не транспорт. Крейсер идет прямо на нас, больше ничего сказать не могу — его дым тоже на нас ветром несет. Даже трубы посчитать не выходит, створятся.

На анализ ситуации у командира миноносца ушло не более тридцати секунд. По истечении этого времени, он тихо выматерился и звучно (когда у тебя маленький, метров в 60 длиной кораблик, большая часть команды которого находится на верхней палубе, громкий командный голос вырабатывается быстро) на весь корабль заорал.

— Слушайте все. Шансов у нас теперь точно нет. Сзади три миноносца, впереди крейсер. Мы, конечно, можем попытаться отвернуть от крейсера. Но тогда на циркуляции те три макаки, что висят у нас на хвосте, подойдут к нам на пистолетный выстрел, а две пушки против шести — это бесполезно. Да и угля до берега на полном ходу нам все одно не хватит, даже проскочи мы миноносцев, на берег нам не выброситься. Можно, конечно, просто затопить наш корабль, без боя, — при этих словах над палубой пронесся недовольный гул пары десятков голосов, и как будто заручившись поддержкой команды, Римский-Корсаков еще более возвысил голос, — но я хочу попытаться подорвать этот крейсер последней миной, что осталась у нас в аппарате номер один! Шансов на это у нас тоже, один из тысячи… И скорее всего японцы нас утопят еще на сближении. Но так наш «Беспощадный» погибнет не пытаясь сбежать от врага, а атакуя его, как и положено боевому кораблю Русского Флота! Не все же нам транспортники топить, давайте и крейсер попробуем!

Громогласное мрачное, но преисполненное решимости "Ура!" пронеслось над палубой миноносца. Расчет носового 75 миллиметрового орудия, до этого до упора развернутого на правый борт в попытке при повороте достать подходящие с кормы миноносцы, мгновенно развернул его на нос. Минеры бросились к торпедному (хотя в те далекие годы он и именовался минным, но тафталогия "минный аппарат на миноносце в который заряжена мина" уже достала Руднева и, с его легкой руки, слово торпеда уже входило в обиход) аппарату и стали спешно менять глубину установки хода мины. Если для атаки миноносцев они выставили наименее допустимую, то для крейсера 4 метра заглубления, гарантирующие более ровный ход, были более актуальны. Командир с мостика инструктировал наводчика носового орудия.

— Семен, первым не стреляй. Твой калибр крейсеру ничего серьезного не сделает, а так авось нас за своих примут и на лишние пару кабельтов подпустят. Но как сами японцы начнут нас обстреливать, тут уж не зевай. Стреляй чаще и точнее.

— Слушаюсь, товарищ командир, — отозвался Семен Зябкий. И неожиданно даже для самого себя добавил, — Спасибо, товарищ капитан второго ранга, мне очень нравилось служить под вашим командованием. Всего то мы с вами и проходили три месяца, но по сравнению с Лукиным — небо и земля. Простите, если что не так сказал, — внезапно засмущался молодой матрос нахлынувшим перед лицом надвигающейся смерти чувствам.

— Ну-ну, разговорился тут у меня! — добродушно проворчал старый боцман, хлопая матроса по плечу и разряжая повисшую в воздухе неловкую паузу, — Займись лучше пушкой, пока есть минутка.

С мостика ему благодарно кивнул командир, который и сам был изрядно смущен.

Корабли сближались с относительной скоростью более 50 узлов, и крейсер, который только что был силуэтом на горизонте, теперь довольно отчетливо вырисовывался на фоне быстро темнеющих и уже почти черных облаков. Но даже с расстояния в 45 кабельтов опознать крейсер никак не удавалось — приближаясь с темной стороны горизонта, он как плащом был укутан собственным дымом. К удивлению команды русского миноносца и его японских коллег, крейсер пока огня не открывал. Японцы несколько сбавили ход и разошлись, чтобы перекрыть русскому миноносцу все пути отхода. Больше всего удивлялся поведению командира японского крейсера Римский-Корсаков — тот вел себя явно тактически неграмотно. Выбрав курс по ветру, японец, из — за своего же дыма, не только не мог вести огонь, он был не в состоянии даже нормально наблюдать за ходом боя. По расчетам Римского-Корсакова через десять-пятнадцать минут уже можно было пускать по опрометчиво приблизившемуся без стрельбы противнику мину. Он уже минут пять как отодвинул рулевого от штурвала и стал к нему сам. Беззвучно шевеля губами, командир миноносца молил Бога об одном — успеть выпустить мину по врагу ДО того, как его миноносец будет утоплен артиллерией крейсера.

Наконец, после сближения на примерно 30 кабельтов, «японец» проснулся. Резко, на полном ходу, который по прикидкам уважительно покачавшего головой Федора Воинович был не менее 22 узлов, крейсер завалился в циркуляции вправо, разворачиваясь к миноносцам бортом. «Беспощадный» мгновенно отреагировал и лег лево на борт, курсом на пересечку. Но через минуту после поворота левый борт, выскочившего как черт из табакерки из облака собственного дыма крейсера окрасился вспышками выстрелов из почти двух десятков орудий… Еще до падения снарядов первого крейсерского залпа Зябкий ответил выстрелом из своей пушечки. К удивлению всех на миноносце, рой снарядов, прогудев над палубой миноносца, довольно-таки кучно лег вокруг среднего из его преследователей. Радостно вопящий "по своим бьют, бараны жултопузые" Зябкий успел выпустить по крейсеру еще три снаряда, пока не был остановлен пронесшимся над палубой миноносца слитным криком сигнальщика и командира, наконец разглядевших «противника»:

— Отставить стрельбу, отставить, ЧЕТЫРЕ ТРУБЫ, ЧЕТЫРЕ!!! Это наши!

— Это же «Варяг», братцы, "Варяг"!!!

На мостике «Варяга» Руднев, вглядевшись в силуэты миноносцев на горизонте, устроил "товарищу великому князю" очередной мини-экзамен.

— Ну, и что мы тут наблюдаем?


— Удирает двухтрубный миноносец с полубаком, наверное, наш из Шихаусских,

[4]

догоняют три четырехтрубных. Явно японцы британской постройки. Или японской, с такого расстояния не различить, да и разницы никакой.


— Угу. Не различить. Мачт на преследователях сколько? Если одна — то британцы, если две — то собственной сборки. А разница, уважаемый, в пару узлов максимального хода. Дьявол — он в деталях, и опускать их не стоит.

— Так ведь за дымом ни черта не видно! И как вы только разглядели мачты? И почему мы сближаемся столь странным курсом? — удивился пристыженный Кирилл.

— С мачты видно, вот я у марсового и поинтересовался. А идем мы, прикрываясь своим дымом как завесой, чтобы опознали нас попозже. Может, повезет, кто из трех слишком близко подлезет — авось утопим… Кстати о дыме… Что-то густовато дымим, оно конечно для маскировки неплохо, но к чему бы это… На лаге! Ход?

— Д-двадцать четыре узла, — отчего-то слегка заикаясь, ответил молодой мичман Александр Карлович Штокс, недавно прибывший на «Варяг» и занявший место второго штурманского офицера.

— Вы мне очки не втирайте, — мгновенно вскипел Руднев, — я понимаю, что вы переживаете за судьбу Лейкова, и крейсер только что из дока, но врать мне про 24 узла не рекомендую. Сколько на самом деле на лаге?

— Сам глазам своим не верю, — оправдываясь, зачастил Штокс, — но уже пол часа как именно 24. Может лаг после позавчерашнего боя врет?

— Так-с… Занятно. До контакта с противником сколько осталось? — строго спросил адмирал мичмана.

— Не более пятнадцати минут.

— Гм. Ни мне в машинное сбегать не успеть, ни Лейкову на мостик… Да и негоже его сейчас отрывать. Придется снова пообщаться через амбрюшоты.

— Николай Григорьевич, — прокричал Руднев в переговорную трубу, — но, черт возьми — как?


— Да ничего особенно сложного, всего то делов — форсированное дутье, зажать предохранительные клапана до 16 атмосфер, масло на колосники, чтобы уголь горел ровнее, дополнительная смазка опорных подшипников, ну и еще пара мелких хитростей — вот вам и 24 узла на лаге. Крейсер-то после переборки машин и очистки днища.

[5]

Но если мы еще хоть час такой ход продержим, то одной лопнувшей трубкой не ограничимся. Прошу разрешения снизить на два-три узла, если ситуация не критична. В противном случае, — труба донесла тяжелый вздох, — я не гарантирую через три часа хода более 17 узлов. По крайней мере до замены трубок, а это минимум сутки на 10 узлах с выведением котлов. Решать вам.


— Так вы что, чуть не сломали крейсер посреди Японского моря, пытаясь достичь заведомо нереальной скорости? — снова начал беситься Руднев, вспомнив, с кем он имеет дело.

— А что, у меня таки был выбор? — донесла труба искреннее удивление главмеха, — приказ дать 24 узла — был. Выбора — нет. Уж извините, если вам эти 24 узла не надо, то незачем было и приказывать? Так можно ход снижать, или дальше "pedal to the metal" прикажете?

— Черт с вами, снижайте до 21, если надо. Но в принципе, «Варяг» может стабильно давать 24 узла, без риска для машин, и если да — что для этого надо?

— Доработка всех трубок в котлах. В идеале и сами котлы бы поменять, дурацкая конструкция с этим противотоком, знаете ли, но это уже после войны. А пока — заказать в Питере или, если денег не жалко а времени нет — в Америке, набор новых трубок, с более толстыми стенками. Они и нужны то только для двух нижних рядов. Установку я проведу на графировую смазку, а то сейчас менять каждую трубку это час высверливать — прикипают к котлу. Месяц, максимум — два на трубки и еще трое суток на замену. Но до этого больше 21 узла — только в случае жизнь или смерть.

— Добро. Приму к сведению, и, это — спасибо. И еще — масла не жалейте и дальше — нам сейчас дыма надо побольше.

Глубоко, в потрохах крейсера «обновленный» Лейков усмехнулся свом мыслям и, отдав приказ своему помощнику, сменившему погибшего у Чемульпо Зорина Вакшину, снизить обороты, быстрым шагом прошмыгнул к корме. Там он, воровато оглянувшись, подлез к шестереночному нивелиру валопровода корабельного лага, и быстренько отъюстировал его на изначальное, правильное, значение. После устроенной адмиралом выволочки бывший кандидат наук, работавший в системе МинСредМаша и не раз правдами и не правдами выполнявший задания партии, решил не рисковать. Он беззастенчиво сбил настройки лага, и тот вместо показанных на самом деле без малого 23 узлов упорно выдавал на мостик требуемые 24. Снова полюбовался на дело рук своих и, тихо пробурчав под нос: "Что механика, что электроника, бывалому человеку все можно взломать и хакнуть", понесся обратно, в локальный корабельный филиал пекла.

За это время корабли сблизились до 30 кабельтов, и Вениамин Вячеславович скомандовал "лево на борт". Зарубаев решил не тратить время на пристрелку (ведь после первого же выстрела японцы неминуемо отворачивали) и приказал открыть огонь из всех орудий на максимальной скорострельности. Увы — попасть с более чем сорока кабельтов, по юрким миноносцам было почти невозможно.

Сразу после первого залпа «Варяга» японское трио развернулось "все вдруг" и отбежало почти на линию горизонта. С «Варяга» попаданий отмечено не было, хотя головной миноносец и получил во время отрыва один 75 мм снаряд. На мостике японского флагмана в это время произошел забавный эпизод. Когда «Варяг» наконец-то "показал личико", повернувшись к японцам бортом, командир пятого отряда истребителей капитан второго ранга Гендзо Манга мгновенно выкрикнул: "Четыре трубы, это "Громобой"!". Его крик слился с возгласом командира миноносца: "Четыре трубы, это "Варяг"!". До падения первого залпа они еще успели обменяться парой реплик, отстаивая каждый свое мнение. Капитан-лейтенант Иде тактично напомнил старшему по званию, что «Громобой» имеет три мачты, а не две, как показавший зубы крейсер противника. На что получил ответ, что одну могли снять при модернизации или сбить в бою. После падения первого русского залпа, Манга бросил на подчиненного победоносный взгляд — в рощице 6-и и 3-х дюймовых всплесков, выделялись два высоченных столба от падения явно восьмидюймовых снарядов.

— Отходить в Сасебо полным ходом. Втроем нам «Громобой» не по зубам, а Камимуре надо о его местоположении сообщить незамедлительно.

После сближения с миноносцем с высоты варяжского борта был задан вопрос: мол, контр адмирал Руднев интересуется, "с кем имеем честь встретиться, и как вас сюда занесло?"

— Миноносец «Беспощадный», ваше превосходительство! — радостно прокричал севшим от пятиминутного орания «ура» вместе со всей командой голосом Римский-Корсаков, — идем от Порт-Артура. Мы там после выхода эскадры погнались за японским транспортом, некоторые все же успели развести пары, и из них кто выбрасывался на берег (по приказу Того, когда стало ясно, что японским транспортам не уйти из-под удара Макарова, все перевозившие солдат суда выбросились на берег. Благодаря этому удалось так или иначе спасти и доставить на берег большинство японских солдат. Хотя в связи с утратой ими всего тяжелого и почти всего стрелкового вооружения и боезапаса, их боеспособность была околонулевой), а кто врассыпную уходил. Наш мало того, что ходкий оказался, за 18 узлов, так еще и японские миноносцы прикрывали, наверняка что-то важное вез. Ну, пока «Новик» миноносцы отогнал, пока транспорт догнали, пока мину в него всадили… К тому же верткий, гад, и крепкий. Был — из трех мин от первой очень грамотно увернулся. Вторая только хода лишила, пришлось еще третьей добивать. Пока возились с ним — мало того что ночь наступила и угля меньше половины осталось, так по дороге в Артур опять в темноте на пару японских истребителей налетели! Еле оторвались, пришлось на них даже две мины потратить, только перезарядили аппараты, обидно. Потом утречком остановили немецкий транспорт, догрузились углем. Но тогда уже до Владивостока было идти если и не ближе, то однозначно безопаснее. И дошли бы, но вот не задача — в полдень опять миноносцы, теперь три, ну не везет нам на них. Весь день от них уходили полным ходом, весь уголь пожгли… Хорошо, что хоть вас повстречали…

— Ну, в принципе понятно. С углем совсем плохо? Хорошо, догрузим, товарищ Великий князь, Кирилл Алексеевич, будьте добры — распорядитесь и организуйте конвейер погрузки. Хоть десять тонн до темноты извольте перекинуть. Ну и десяток кочегаров вам одолжим, ваши-то, небось, совсем запыхались. Вот только по поводу "вас повстречали" поподробнее, — задумчиво потянул Руднев, — почему заметив на горизонте дым, вы пошли на него, а не от него? Тактически не грамотно, по-моему. Окажись на нашем месте японский крейсер — вы бы попали как кур в ощип.

— Я надеялся, что за горизонтом японский транспорт, — начал оправдываться командир миноносца, привыкший за годы службы к тому, что от начальства кроме неудовольствия по любому поводу ждать нечего, — хотел его последней миной подорвать.

— Тогда резонно, — к удивлению капитана второго ранга согласно покачал головой адмирал, — но когда стало ясно, что это не транспорт, а крейсер, почему вы не отвернули-то? На что рассчитывали?

— А у нас все одно угля даже до берега уже не хватало. Отвернешь от крейсера — попадешь к трем миноносцам, что там потопят, что здесь. Или хуже того — кончится уголь, так вообще без хода расстреляют как щит на маневрах. Зато по крейсеру хоть имело смысл попытаться выпустить последнюю мину. Так и так погибать, тогда хоть с музыкой!

— Вы всерьез собирались атаковать крейсер днем, в одиночку? — не веря своим ушам, переспросил Руднев, и, дождавшись утвердительного кивка с низкой палубы миноносца, продолжил, — А я-то ломаю голову, почему вы, опознав «Варяг», если уж пошли на сближение, потом открыли по нему огонь! А каковы по вашей оценке были шансы успеха этой атаки?

— Где-то между один к сотне и один к тысяче. Не в нашу пользу, естественно. Но шансы нанести существенный урон противнику в бою против 3-х миноносцев еще ниже. Из двух пушек по трем целям нормально не отстреляться, а они нас в 6 стволов — 47 мм я не учитываю за бесполезностью — быстро угробят. Мину по миноносцу на ходу пускать вообще занятие для оптимистов — мой ход 28 узлов, его 28, а у мины 35 не больше…

— Однако молодца, оценка правильная. Кстати по поводу стрельбы… У вашего кораблика девиз есть?

— Да как-то не сподобились пока, — не успевал следить за полетом начальственной мысли миноносник, но на всякий случай, оправдываясь, добавил, — я вообще всего только три месяца как «Беспощадным» командую.

— Угу… Воистину "беспощадным", — усмехнулся Руднев, — из четырех 75-миллиметровых снарядов, что вы по нам выпустили — один в трубу навылет, а второй так вообще — в метре над рубкой прошел, судя по свисту. Я чуть с мостика не спрыгнул, и это почти с трех миль… Так что насчет девиза рекомендую — "бей своих, чтоб чужие боялись". И что у вас за Вильгельм Телль на носовой трехдюймовке, что так стреляет с миноносца идущего навстречу волне на полном ходу?

— Комендор Зябкий. Но он стрелял по моему приказу, мы вас до поворота не могли опознать, — горой встал за своего матроса Римский- Корсаков, чем заработал еще пару очков в глазах Руднева.

— Ну, раз по вашему приказу, тогда вы ему добавочную чарку завтра и поставьте. Я-то и сам хотел, за меткость, ну да ладно.

— Рад стараться, ваше высокопревосходительство! — радостно гаркнул зачехляющий орудие Зябкий, который до этого, при упоминании о попадании его снаряда в «Варяг», опасливо втянул голову в плечи.

— А вот сигнальщику, на вашем месте, я бы не наливал с недельку. Почему он так поздно «Варяг» опознал? В японском флоте четырехтрубники не водятся, — продолжал разбор боя любящий поговорить Руднев.

— Всеволод Федорович, да я сам, не отрываясь, смотрел в бинокль — вы же на прямо нас шли, а с носа да за дымом не то что трубы пересчитать, я вообще был не уверен, крейсер там или броненосец!

— Ладно. Хватит ломать комедию, Федор Воинович, — за транспорт и прорыв вы Георгия честно заработали. Кого еще из команды отметить и наградить — пишите представления сами, я завизирую. А теперь о главном: расскажите мне и остальным товарищам офицерам, как прошло у Макарова под Артуром? Вы же со всей эскадрой выходили?

— Не совсем. Наш отряд с «Новиком» и «Аскольдом» вышел до эскадры — мы должны были разогнать японские миноносцы, чтобы Того не всполошился раньше времени. Так что выход эскадры я наблюдал с моря. Броненосцы прошли с рассветом, и сразу на 14 узлах пошли к Бидзыво — там транспорта под разгрузкой стояли. Того, пытаясь прикрыть транспорта, вышел навстречу всего с четырьмя броненосцами, а куда еще два делись, и где Камимуру носит — это я вам сказать не могу.

— Это Я ВАМ могу сказать, — усмехнулся Руднев, — Камимура с нами в это время воевал, а пара броненосцев караулила «Ослябю». Вот только незадача — они его в Сангарском проливе ловили, а он пошел проливом Лаперуза. Извините, опять перебил. Ну и как у Макарова с Того получилось, семь против четырех?

— Поначалу да, но… Знаете — я не перестаю восхищаться Того. Он опять, как в истории с блокировкой фарватера, чуть не превратил поражение в победу! Он начал отходить в сторону моря на 16 узлах. Макаров погнался за ним четырьмя скоростными броненосцами…

— А "Баян"? — снова перебил рассказчика Руднев, — почему «Баян» не пошел с броненосцами? С его броней мог бы и поучаствовать разок в линии…


— Он с тройкой "Соколов"

[6]

пошел на острова Эллиота, там по слухам у японцев маневренная база. Вот его Степан Осипович туда и отослал, шороху навести. Так или иначе — «Баян» в бою не участвовал. Так вот, через несколько часов, когда «Цесаревич», "Ретвизан", «Победа» и «Пересвет» оторвались от тройки «Полтав», Того развернулся на Макарова. Я не видел, чем там все закончилось — мне надо было гнаться за транспортом, и я ушел за горизонт. Но «Пересвет» выходил из боя с креном еще на моих глазах! Правда несколько попаданий в японские броненосцы я тоже разглядел, а там вроде и «Полтавы» подоспели.


— А чем наши крейсера занимались? — ревниво поинтересовался действиями коллег Степанов.

— "Аскольд" с «Палладой» гоняли пару японских крейсеров. Собачек, кстати, я там не видел, тоже к вам ушли? — поинтересовался Римский-Корсаков.

— Было дело, одну, кстати, уже и не увидите, если только жабры не отрастите, — под довольный смех варяжцев прокомментировал руководившей погрузкой на миноносец угля Кирилл, — А кто там тогда был?

— "Сума", «Нийтака», пара антиквариата — «Мацусимы» и «Акацусима» я имею в виду. «Аскольду» с «Палладой» вполне под силу, так что «Новик» с миноносцами ушел добивать транспорты, которые на берег выбрасывались.

— Вот только насчет «Нийтаки» вы погорячились — она позавчера была у Сунгарского пролива, — поправил миноносника Степанов, — и чем там у крейсеров все кончилось?

— Понятия не имею, — выразительно пожал плечами смертельно уставший командир миноносца, которому в последние двое суток удалось поспать аж три часа, — когда я ушел от места основного боя, у них еще только все начиналось. Японские крейсера отходили в строе пеленга, наши гнались за ними. А «Нийтаку» я видел с 20 кабельтов, еще утром. Если вы мне можете назвать другой японский трехтрубный бронепалубник с шестидюймовой артиллерией — будьте любезны.

— Ну а как тогда я мог эту же самую «Нийтаку» видеть в тысяче миль от Порт Артура в тот же день? Тоже кстати с 25 кабельтов, и тоже трехтрубную. Может все же вы «Тацуту» за нее приняли в суматохе?

— Нет, — отрезал Римский-Корсаков, — она по мне всем бортом отстрелялась, четыре всплеска от снарядов среднего калибра. А у «Тацуты» только пара 120 мм, нос и корма. Да и всплеск 120 мм от шестидюймового я смогу отличить — богатая практика в последние пару месяцев, знаете ли.

— Господа, не ссорьтесь, — как обычно бесцеремонно встрял в разговор Руднев, — просто теперь мы точно знаем, что однотипный с «Нийтакой» крейсер «Цусима» вошел в строй. Ладно, как перекидаем тонн десять, ночь вам пережить хватит, держитесь в кильватере или на левой раковине. Идем во Владивосток, а там вам придется вступить в командование всеми дестроерами Владивостокской эскадры.

— То есть "Беспощадным"? — недоуменно спросил Римский-Корсаков, прекрасно знающий, что эсминцев во Владивостоке НЕТ.

— Ну, им и еще одним — трофейным. Я думаю, ему подойдет имя «Восходящий»: он все же, как не крути — подарок от страны Восходящего солнца, — Руднев переждал смешки на мостиках «Варяга» и "Беспощадного", — Мне тут, глядя на ваше доблестное бегство от трех миноносцев противника, пришла в голову интересная подлость… Эх, знать бы — чем сейчас занимается Камимура, купит он нашу хитрость или нет, ведь тогда «Ослябе» солоно придется? Ладно, господа товарищи — солнце уже практически село, сворачиваем погрузку и трогаем во Владивосток.