Лекции по истории русской литературы ХХ века. (40-е 90-е гг.) Война и свобода в «Книге про бойца»

Сухих.

. Лекции по истории русской литературы ХХ века. (40-е – 90-е гг.)

Атмосфера свободы царит на страницах «Книги про бойца».

В том числе это и свобода выражения авторской мысли – то, что позже Твардовский называл «беспротокольным складом речей» – автор нисколько не заботится о том, соответствуют ли его суждения тому, что принято и санкционировано официально, сверху.

Иначе говоря, при том, что поэма, конечно же, подвергалась цензуре, никакого «внутреннего цензора», т.е. авторской ориентации на то, что можно, а что нельзя, что не рекомендовано, в ней нет.

Есть в главе «От автора» кусок, изъятый цензурой специальным приказом от 21 января 1943 года. В нем говорится как раз о том, чего требует от литературы власть и чего в поэме нету:

Действительно, не вышли. Автор понимал, что существует цензура. Но, читая «Книгу про бойца», мы нигде не ощущаем следов влияния цензуры на поэта – ни внешней, на внутренней. Она писалась без оглядки на идеологическую норму, в состоянии полной творческой свободы».

Можно попробовать соотнести содержание поэмы с тем, что соотвествовало официальным установкам партийной цензуры (и что сегодняшняя критика считает якобы обязательным «ассортиментом» в литературе «эпохи сталинизма», в том числе в литературе военных лет).

Как, например должен был бы быть показан в официозной литературе бой «за населенный пункт Борки»? (глава «Бой в болоте»). Надо было бы показать,

На самом деле война совсем другая, и именно такой показана она в поэме:

Лубочные картинки про войну были, конечно, и до войны, и после. А чем лучше их сегодняшняя «развесистая клюква» про войну, хоть и показывается она в духе самой что ни на есть «чернухи». Один за другим идут телесериалы, в которых к 60-летию Победы создается самый настоящий «черный миф» о войне, и в этих фильмах нет ни крупицы правды. А «лубок», хоть и «черный» – пожалуйста. В сериале «Штрафбат», показанном осенью 2004 г., на позиции штрафного батальона идет ни много ни мало – 500 танков (это же целая танковая армия – на один батальон!». И комбат, которому предстоит отразить эту лавину, говорит: «Ничего, как-нибудь выкрутимся!» А ему дали всего лишь 4 жалкие «сорокапятки» да 20 противотанковых ружей – это просто ничто против такой танковой армады. И ведь – по фильму, выстояли, даже уничтожили эту танковую лавину.

Про такие байки есть кое-что и в поэме Твардовского «Василий Теркин».

– Вот ты вышел спозаранку,

Глянул – в пот тебя и в дрожь:

Прут немецких тыща танков…

–Тыща танков? Ну, брат, врешь.

А чего мне врать, дружище?

– Рассуди – какой расчет?

– Но зачем же сразу – тыща?

– Хорошо. Пускай пятьсот.

– Ну, пятьсот. Скажи по чести,

Не пугай, как старых баб.

– Ладно. Что там триста, двести.–

Повстречай один хотя б…

И один танк страшен в бою. Вот строки тоже из поэмы «Василий Теркин»:

Низкогрудый, плоскодонный,

Отягченный сам собой,

С пушкой, в душу наведенной,

Страшен танк, идущий в бой.


Об основном принципе изображения войны в поэме автор говорит, что он,

Случалось, врал для смеху,

Никогда не лгал для лжи.

Потому что на войне

Не прожить наверняка –

Без чего? Без правды сущей,

Правды, прямо в душу бьющей,

Да была б она погуще,

Как бы ни была горька.


Поэтому в поэме рассказано и про то, как «приходилось парню драпать»:

И не раз в пути привычном,

У дорог, среди колонн,

Был рассеян я частично

И частично истреблен.

Рассказано и про рядовые солдатские беды, тяготы фронтовой жизни, фронтового быта:

Поэму «Василий Теркин» называли «энциклопедией фронтовой жизни бойца». И там действительно есть война в наступлении и в обороне, и на марше, и в окружении, зимой и летом, осенью и весной, есть рассказ про бои, про привалы, про госпитали, про труд и отдых, про все, что составляет солдатскую жизнь на фронте:

Про огонь, про снег, про танки,

Про землянки да портянки,

Про портянки да землянки,

Про махорку и мороз…

Но вы не найдете в поэме ни одного упоминания ни о присяге, ни о красном знамени, ни о социализме, ни о коммунизме, ни о партии, ни даже о Сталине.

И знаменитый приказ, поднимающий солдат в атаку, многократно повторяется в тексте поэмы, но в нем ни разу не звучит сакраментальное «За Сталина!»: в поэме Твардовского солдаты и офицеры идут в атаку по приказу: В бой! За Родину! Вперед!

В поэме есть генерал, есть лейтенант, поднимающий солдат в атаку и падающий под пулями, умирающий со словами: «Я не ранен, я убит», есть даже политрук, но никто из них не произносит имя Сталина.

А политрук в поэме, кстати, – сам Теркин, которому пришлось побывать на этой должности в окружении:

Какую же политработу вел этот «более идейный» политрук?

Между прочим, несмотря на то, что поэма Твардовского была удостоена высшей награды – Сталинской премии первой степени – «товарищи по перу», другие поэты, предъявляли автору «Книги про бойца» по тем временам более чем суровый счет: они считали, что в поэме Твардовского герой олицетворяет образ русского солдата, но в нем мало или почти совсем нет ничего «советского». Об этом говорили и Н.Асеев, и Н.Тихонов, и К. Симонов, И А.Фадеев

Есть ли в поэме, в сознании главного героя представления о советском характере страны, о революции? Есть – даже трижды возникают в тексте поэмы эти мотивы. Но при этом они никак не акцентируются и в сознании героя сливаются – советское – с российским, революция – со всей российской историей.

1. Вот рассказ о выходе из окружения:

«Советское» в сознании героя – синоним Российского, или даже метонимическое обозначение более общего понятия – своей, то есть не занятой врагом земли.

2. Другой пример – из главы «Переправа» о «ребятах», которые идут в бой «как когда-нибудь в двадцатом / их товарищи-отцы», т.е. в революцию, но тут же, в следующих строках, и та, гражданская, и эта, Отечественная, соотносятся с другими войнами, в которых пришлось воевать русскому солдату:

Тем путем идут суровым,

Что и двести лет назад

Проходил с ружьем кремневым

Русский труженик-солдат.

И еще: в главе «О потере» в разговоре с солдатом, потерявшим «все на свете и кисет» (потеря кисета как бы переполняет чашу всех потерь, и боец расстроен, выбит из колеи) Теркин, говоря о том, много ли они все знали-понимали до войны, напоминает собеседнику:

Разреши одно отметить,

Мой товарищ и сосед:

Сколько лет живем на свете?

Двадцать пять! А ты – кисет.

Имеются в виду двадцать пять лет после революции уже живем. Слова вроде бы политически «идейные», но сразу после этого Теркин дарит горемыке свой кисет, а когда видит, что тот, «как дитя, обновке рад», продолжает свою «политбеседу», только смысл ее куда глубже и масштабнее, чем напоминание о двадцатипятилетии революции:

И тогда Василий Теркин

Словно вспомнил:

- Слушай, брат.

Потерять семью не стыдно –

Не твоя была вина.

Потерять башку – обидно,

Только что ж, на то война.

Потерять кисет с махоркой,

Если некому пошить,–

Я не спорю, тоже горько,

Тяжело, но можно жить,

Пережить беду-проруху,

В кулаке держать табак.

Но Россию, мать-старуху,

Нам терять нельзя никак.

Наши деды, наши дети,

Наши внуки не велят.

Сколько лет живем на свете?

Тыщу?.. Больше! То-то, брат!

Сколько жить еще на свете –

Год, иль два, иль тыщи лет,-

Мы с тобой за все в ответе.

То-то, брат! А ты – кисет…

Так что советские «двадцать пять» – это лишь очень малая часть того, что имеет в виду Теркин, когда говорит об ответственности за «Россию, мать-старуху» – за ее историческую судьбу, которая охватывает и в прошлом «тыщу лет», а в будущем еще больше – «тыщи лет».

В ряду ценностей, утверждаемых в поэме, «советское» вовсе не исключается, но оно поглощается гораздо более всеобъемлющими понятиями – Россия, родина, родной край, дом, «сучок в стене», мать, жена, дети – ценностями национальными и общечеловеческими.

Вот это и есть народная философия войны. Она выражена Твардовским в высшей степени отчетливо и свободно, без оглядки ни на какую цензуру – ни внешнюю, ни внутреннюю. Свободен на этой «святой и правой» войне и ее главный участник – солдат, воин. Казалось бы, какая может быть свобода в армии, тем более на войне? Поэт и сам вроде бы говорит об этом, когда доказывает свой тезис, что «на войне сюжета нету».

Так что же это за свобода, если человек в воюющей армии так стеснен?

Но на этой войне, именно на этой, «святой и правой», он свободен.

Что ему может угрожать?

Ничего, с земли не сгонят,

Дальше фронта не пошлют!

Т. е он свободен психологически. И воюет на Отечественной войне, где

Бой идет не ради славы,

Бой идет святой и правый

Ради жизни на земле.

В годы войны А.Твардовский написал знаменитое стихотворение»

Я убит подо Ржевом,

В безымянном болоте,

В пятой роте, на левом,

При последнем налете.

Солдат обращается к друзьям, чтобы они закончили войну с победой и были

счастливыми.


Во время нынешней чеченской войны (первой, еще при Ельцине) из Чечни в одну их смоленских газет

пришло без подписи письмо со стихами:

Это совсем про другую войну.