Geum.ru

Лась в брежневскую эпоху, когда советский идеологический аппарат пытался отстаивать приоритет русской науки и техники даже там, где никаким приоритетом не пахло

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5
Офицеры армии барона Врангеля!

Время и опыт должны были обнаружить перед большинством из вас ту преступную и постыдную роль, которую вам навязали ваши вожди в то время как трудовая Россия истекает кровью в борьбе с польской шляхтой, которую поддерживают хищники всех стран.

Вы, русские офицеры выполняете роль вспомогательного отряда на службе польских панов. Кто вас ведет? Черносотенный немецко-русский барон, который пытался столковаться с кайзером Вильгельмом против Антанты…»

Брови старого генерала поползли вверх. Он считал, что за три года привык к образцам советского красноречия, но это… Брусилов заглянул в конец документа:

«…Честно и добровольно перешедшие на сторону Советской власти не понесут кару. Полную амнистию мы гарантируем всем переходящим на сторону Советской власти. Офицеры армии Врангеля! Рабочее-Крестьянская власть последний раз протягивает вам руку примирения».

Под текстом стояли подписи: Председатель ВЦИК М.И.Калинин, Председатель СНК В.И.Ленин, нарком по военным и морским делам Л.Д.Троцкий, Главнокомандующий всеми вооруженными силами Республики С.С.Каменев. Напротив должности Председателя Особого совещания при Главкоме красовалось пустое место.

- Я не могу так сразу, Иван Филиппович! Судя по всему, этот документ очень важен. Оставьте его у меня до следующего дня, я его посмотрю и обдумаю…

- Алексей Алексеевич! – Медянцев даже всплеснул руками, - Это совершенно невозможно, это очень экстренно! Все уже подписались, дело за Вами. Кстати, с Вами хотел бы поговорить по этому поводу товарищ Склянский, он Вас ждет у себя завтра в любое время.

Старик с сухим острым лицом, похожий на Дон Кихота, пожевал губами и молча поставил росчерк.

Беседа четвертая. [31]

Генерал Алексей Алексеевич Брусилов оглядел собравшихся. Он пригласил немногих – тех, кому доверял. [32] На него вопросительно смотрели бывшие царские генералы, а теперь трогательно лелеемые товарищем Троцким военспецы П.П.Лебедев, [33] Г.Н.Хвощинский, [34] А.М.Зайончковский, [35] В.Н.Клембовский – фактические организаторы Красной Армии и ее главные стратеги. Брусилов знал, что, как и он, эти генералы перешли на службу к большевикам, оставаясь в душе монархистами. Эти люди редко виделись, но и не выпускали друг друга из поля зрения. Кредо у этого небольшого замкнутого социума было очень своеобразное: руками большевиков покончить с «этой сволочью» – кадетами, эсерами и меньшевиками, а затем свергнуть большевиков с помощью Красной Армии и, естественно, восстановить монархию. Основным заблуждением этих людей состояло в том, что они до сих пор отрицали, что армия может иметь цвет. Тем не менее, собрание у Брусилова носило конспиративный характер: встречаться явно всем вместе этим людям было нежелательно.

Поняв, что пауза затягивается, и собравшиеся ждут от него объяснений, стареющий генерал откашлялся и негромко начал:

- Приношу мои извинения за беспокойство, господа. Однако я не мог не поделиться с вами важной правительственной информации, ставшей мне известной буквально на днях. Меня вызвали в Кремль, где со мной разговаривал Склянский. [36] Он предложил мне возглавить Русскую армию в Крыму…

Кто-то из присутствующих вскрикнул. Генерал Клембовский вскочил на ноги, но тут же сел. Выдержав эффектную паузу, Брусилов продолжал:

- Склянский мне рассказал, что в штабе и даже в войсках Врангеля происходит настоящее брожение. Что многие войска не хотят сражаться с красными, и тем более бежать за границу. Что их заставляют силой, - тут Брусилов позволил себе усмехнуться, - драться и покидать родную землю. Что состав офицеров определенно настроен против распоряжений высшего начальства.

Здесь Брусилов снова сделал паузу, чтоб отдышаться. Остальные генералы смотрели на него не двигаясь, как загипнотизированные. Брусилов продолжил:

- Он задал вопрос, соглашусь ли я принять командование врангелевской армией, если она останется в России без высшего начальства. Я отвечал ему, что очень мало склонен теперь принимать какую-либо армию, что я стар и болен. Но если это буден необходимо, - голос Брусилова задрожал, - я приду на помощь русским офицерам, солдатам и казакам постараюсь быть для них руководителем и согласовывать их действия с планами Советской республики…

Генералы разом зашевелились.

- Наконец-то! – воскликнул Клембовский, - конец братоубийству!

- А под какие гарантии врангелевские войска готовы… остаться без высшего начальства в России? – холодно глядя на Брусилова хитрыми близорукими глазками спросил генерал Лебедев, начальник Полевого штаба РВСР, лучший военный стратег Красной Армии. По мнению всех людей, близко знакомых с работой Главного Командования красных, этот человек играл при Главкоме С.С.Каменеве туже роль, что Борис Годунов при Федоре Иоанновиче. [37] Сейчас он злился, что информация такой важности прошла мимо него.

- Полная амнистия без исключения и соответствующее обращение Главкома Каменева или самого Троцкого – ответил Брусилов.

- То есть никаких, - в тон Брусилову продолжил генерал Зайончковский, человек едкий и злой на язык, и потому чуткий на всякого рода двусмысленности. Брусилов вскинулся:

- Конечно, я поеду на юг с пентаграммой, а вернусь с крестом, - он истово перекрестился, - и силою свалю этих захватчиков и безумцев. В этом я рассчитываю и на вас, господа генералы. Если вы меня поддержите…

- То все равно ничего не получится, - отрезал генерал Лебедев, глядя в пространство – Не знаю, Алексей Алексеевич, чего больше в Вас сейчас – политической наивности или политического авантюризма? Политическая наивность, переходящая в авантюризм…

Его правая рука, генерал Г.Н.Хвощинский уже чертил на листе бумаги какую-то схему из непонятных непосвященным значков, стрелок и вопросительных знаков.

- Следует привлечь к м-м-м… обсуждению создавшегося положения так же генералов Гутора, Готовского, Новикова, Снесарева и Роттеля, - произнес наконец он, и только уловив гнетущую тишину в комнате, поднял глаза.

- Большевиков поддержало население страны, мне, как монархисту, тяжело об этом говорить, но это так, - продолжал Лебедев, - Красная Армия обеспечила целостность страны. В прошлое вернуться невозможно. Я против игр в заговорщики.

- Но, Павел Петрович, мы же пошли в Красную Армию с благословения «Национального центра» специально, чтобы не дать формироваться армии, [38] а теперь… - начал Хвощинский, - А теперь мы можем наконец свалить большевиков…

- Мы не можем свалить большевиков, слишком поздно, - Лебедев поднялся, - Я ухожу. Оставляю за собой право противодействовать вашим выходкам… не привлекая ЧеКа, разумеется, в этом можете оставаться благонадежны… Георгий Николаевич, – развернулся он к своему заместителю, - Вы со мной?

- Я остаюсь, - упрямо произнес Хвощинский, - я три года ждал этого момента.

Лебедев пожал плечами, и вышел. Генерал А.М.Зайончковский пытливо приглядывался к Брусилову. «Старчески хитер и трусливо расчетлив, - характеризовал он про себя старого друга, - если уж он ввязался в эту авантюру… Что ж, кто не рискует, тот не пьет шампанского».

Расходились поздно за полночь. Все было обдумано, роли были распределены.

Документ № 5. [39]

Из доклада П.П.Лебедева Предсовнаркома В.И.Ленину.

«В заключение считаю необходимым повторить основную мысль, приводящую меня к изложенному решению: одновременная борьба с Польшей и Врангелем нам успеха не дала; необходима массировка сил и средств против одного из этих противников, и именно против Врангеля».[40]

Документ № 6.[41]

Собственноручная записка А.А.Брусилова, составленная перед беседой с Л.Д.Троцким.

«1.Мне необходимо знать, куда будет направлена армия и что с ними приблизительно будет сделано.

2.Полная амнистия всем заключенным офицерам, не обвиненным в каких-либо тяжких преступлениях, не считая таковыми принадлежность к бывшим армиям Деникина, Юденича, Колчака.

3.Возвращение эшелонов арестованных, перевезенных с Юга на Север».

Документ № 7. [42]

Приказ о назначении А.А.Брусилова командующим Крымской Армией.

Бланк: «Совершенно секретно

Приказ

Революционного Военного Совета Республики

16 сентября 1920 года № 689 гор.Москва

Революционный Военный Совет Республики по согласованию с Главнокомандующим Вооруженными Силами назначает председателя Особого совещания при Главнокомандующем Всеми Вооруженными Силами Республики, генерала А.А.Брусилова командующим всеми войсками, находящимися в настоящее время под командованием барона Врангеля с переименованием этих войск в Красную Крымскую Армию. Приказ вступает в силу по устранении барона Врангеля от командования.

Председатель РВСР Л.Д.Троцкий

Главком С.С.Каменев»

Документ № 8. [43]

Выписка из постановления Особого Совещания при Главкоме от 15 сентября 1920 года:

«Слушали сообщение Председателя ВЧК Ф.Э.Дзержинского ознакомившего членов ОС с информацией члена РВС Юго-Западного фронта С.Гусева получившего негласные сведения, что бывшие царские генералы, а ныне военспецы А.М.Зайончковский и В.Н.Клембовский стоят во главе белогвардейского заговора внутри РККА. В связи с этим постановили: вывести военспецов Зайончковского и Клембовского из состава Особого Совещания при Главкоме, и арестовать их в зале заседания. Передать поступившие материалы во Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем».

Документ № 9. [44]

Приказ председателя ВЧК Ф.Э.Дзержинского – А.Х.Артузову.

«Всероссийская

Чрезвычайная комиссия

по борьбе

с контрреволюцией и саботажем

при Совете народных комиссаров.

Председатель.

16.09.20. № 1287.

Приказываю срочно поместить под стражу бывших генералов, ныне военспецов Красной Армии А.Зайончковского и В.Клембовского по обвинению в контрреволюционном заговоре. Не допускать никаких контактов с внешним миром. Допросы арестованных поручаю проводить лично вам. Ф.Э.Дзержинский».

Документ № 10. [45]

«Всероссийская

Чрезвычайная комиссия

по борьбе

с контрреволюцией и саботажем

при Совете народных комиссаров.

15 сентября 1920 года

Москва

Ордер.

Предписывается товарищу В.Стырне [46] провести обыск на квартирах бывших царских генералов Зайончковского и Клембовского и задержать всех находящихся там лиц. А.Х.Артузов».

Документ № 11. [47]

Расписка о сотрудничестве:

«Освобождается 14/XI Камера 35 Вх № 4102

Я, бывший царский генерал Зайончковский Андрей Мидардович признаю себя полностью виновным в предъявленном мне обвинении в контрреволюционной заговорщицкой деятельности и готов искупить свою вину добровольным сотрудничеством с органами пролетарской защиты Советской республики. Я обязуюсь информировать ВЧК о всех планах и действиях заговорщиков. Данная расписка дана мною без всякого давления и принуждения со стороны следствия, совершенно добровольно.

Зайончковский».

В текущей реальности старый генерал-монархист А.М.Зайончковский вынужден был играть унизительную для себя роль опереточного заговорщика – главы никогда не существовавшей Монархической Организации Центральной России по легенде контрразведывательной операции ОГПУ под кодовым названием «Трест». Генерал В.Н.Клембовский отказался сотрудничать со следствием, не подписал никаких бумаг и умер от истощения во внутренней тюрьме на Лубянке в 1923 году. [48]

Узел № 2. Белый Крым

(изменение реальности)

Ситуация становится необратимой, когда уже нельзя сказать: «Давайте все забудем!»

Правило Фергюсона.

Беседа пятая

(но по хронологии первая) [49]

Двое склонились над столом, целиком застеленным топографическими картами. Карты были испещрены стрелами, линиями, специальными знаками. Водя карандашами по верхней карте, собеседники разговаривали вполголоса.

- Какие же средства борьбы? – спросил человек в черной черкеске с серебряными газырями.

Второй, в полевой офицерской форме, но с погонами генерал-лейтенанта, задумчиво покачал головой:

- По моему мнению, их два: первое, которому я не сочувствую – это переправа на правый берег Днепра у Херсона, с прорывом туда мелких судов флота, и Александровска, - карандаш плавно заскользил по карте, выписывая сложную ломаную линию, - с тем, чтобы, заняв район Синельниково-Апостолово-Николаев угрожать Екатеринославу, а Каховскую группу взять в клещи от Александровска и Херсона и передать в наши руки правый берег Днепра, поднимая одновременно восстания, - выговаривая эту длинную тираду, генерал-лейтенант заметно увлекся, но, обратив на это внимание, заставил себя успокоиться и перешел на деловой служебный тон, - Но я полагаю, что этот план запоздал – времени для его производства не хватит, да Второй корпус стал теперь настолько небоеспособным, что задачи овладения низовьем Днепра не выполнимы, а восстания там уже ликвидированы. Поэтому второй способ, который бы я применил – это оставить в Северной Таврии только конные группы, всю же массу войск отвести в Крым, расположить по квартирам, и начать переговоры, для подкрепления которых высадить часть слишком многочисленных для Крыма войск в Одессе или устье Буга и устроить там плацдарм. Если это сделать, и вести защиту Крыма, как я ее вел в прошлом году, красные в Крым не войдут и сговорятся с нами о нашей будущности.

Генерал-лейтенант перевел дух. П.Н.Врангель давно стоял распрямившись, глядя не на карту, а на своего собеседника.

- Ну, Яков Александрович, Ваши нервы еще расстроены, Вам повсюду мерещатся опасности, которых нет, - фальшиво-участливо сказал он. В голосе чувствовалась прямая насмешка, и Яков Слащев это понял. Его щека непроизвольно дернулась, чуткие ноздри кокаиниста затрепетали.

- Дай Бог, чтобы было так. Только помните одно: кто обороняет Северную Таврию, не имея очень глубоких крупных резервов для действия по внутренним операционным линиям, всегда будет разбит. Ваши армии стоят растянутыми по фронту в несколько сот верст, и прорыв противника в одном месте приведет его к Перешейкам раньше других ваших частей, которые должны будут бежать наперегонки, спасая свою жизнь. Это я говорил еще в прошлом году Деникину, а теперь повторяю Вам.

- Ну, у Вас было мало войск, а у нас их, Слава Богу, достаточно.

Генерал-лейтенант Я.А.Слащев [50] несколько секунд прожигал собеседника взглядом, резко боднул головой (что долженствовало обозначать прощальный наклон головы), и быстро вышел из залы. П.Н.Врангель посмотрел ему вслед, и нажал кнопку звонка.

Генерала Шатилова [51] ко мне – сказал он появившемуся адъютанту. Через несколько дней корпус генерала А.П.Кутепова был брошен на Александровск и Синельниково. Претворялся в жизнь первый план Я.Слащева, но в более урезанном, чем у автора, виде. В сложившихся условиях это было равносильно самоубийству. [52]

К осени 1920 года в Крыму сложились все объективные предпосылки для военного заговора против барона П.Врангеля. Всего за один год он успел восстановить Русскую армию из остатков Добровольческой, и повторить все ошибки предыдущего Главнокомандующего. Совершенно неожиданно во Врангеле проснулись интриганство и нетерпимость к чужому мнению, не так заметные, пока он сам был в оппозиции к А.И.Деникину. Взять хотя бы дикий случай с арестом 18 апреля 1920 года и судом над генералами В.И.Сидориным [53] и А.К.Кельчевским [54] по обвинению в поддержке донского сепаратизма в Донском корпусе, расквартированном в Евпатории (господа, где Крым, а где область Войска Донского?). Теперь Я.А.Слащев играл при П.А.Врангеле туже роль, что и сам Врангель при А.И.Деникине - конструктивной оппозиции. Чем больше знакомишься с системой отношений внутри белой верхушки, тем больше становится ясно, что белые проиграли войну в самом ее начале, из-за гибели Лавра Георгиевича Корнилова. Как и В.И.Ленин, этот человек обладал харизмой

То, что война проиграна, понимали многие высшие офицеры Русской армии и люди из окружения самого Врангеля. Например, председатель врангелевского правительства А.В.Кривошеин прямо говорил, что одна губерния не может воевать с сорока девятью. А ведь в девятнадцатом году белые на Юге проиграли, находясь в гораздо более выгодных, чем армия Врангеля, условиях: они рвались к Москве, их поддерживали Колчак, Юденич, Миллер. У белых была целая армия своего собственного «спецназа» - «цветные» дивизии: черная Марковская, красная Корниловская и белая Дроздовская, которые отдельными ротами противостояли красным дивизиям. Но это им не помогло…

Теперь же, когда с таким трудом накопленные силы были растрачены в Кубанском десанте и в штурме Каховского плацдарма, становилось ясно, что белые могут рассчитывать только на почетные условия сдачи, то есть широкую амнистию в обмен на прекращение борьбы. Альтернативной почетной капитуляции был полный разгром и эвакуация Крыма, что и случилось 17 ноября 1920 года.

Хотите узнать, какие белые батальоны первыми дрогнули на Перекопе? Полковник Сергей Германович Пушкарев в своем «Дневнике» это зафиксировал: «Два батальона дроздовцев перешли на сторону красных, предупредив предварительно своих офицеров и предоставив им возможность уйти». На самом деле все было немного не так. В последних боях в Северной Таврии Корниловская и Марковская дивизии потеряли две трети своего состава. Командир корниловцев генерал Н.В.Скоблин был ранен, командир марковцев, генерал А.Н.Третьяков застрелился, получив от Врангеля приказ об отставке за якобы допущенные ошибки. На Перекопе батальоны дроздовцев одиннадцать раз ходили в штыковые атаки против красных, и офицеров в их рядах просто не осталось. Солдаты второго батальона вынесли из-под огня смертельно раненого командира, капитана Потапова, и пошли назад в огонь, сдаваться. Так это описывает Антон Туркул: «Мне казалось, что это бред моей тифозной горячки, как идет без цепей наш 2-й батальон, как наши стрелки поднимают руки, как вбивают в землю штыками винтовки, как в воздухе качаются приклады. 2-й батальон сошелся с красными вплотную. Наш батальон сдался. Никогда, ни в одном бою у нас не было сдачи скопом. Это был конец. Люди отчаялись, поняли, что наша карта бита, потеряли веру в победу, в себя. Началось это у Знаменки, когда рухнула в кровопролитном бою не поддержанная вовремя Корниловская дивизия, и закончилось на Перекопе, когда, не веря больше ни во что, вынеся из огня своего белого офицера, сдался в последней, одиннадцатой атаке истекающий кровью дроздовский батальон».[55]

Почему это произошло? Потому что во время буденовского прорыва с Каховского плацдарма «цветные» дивизии были задействованы не все вместе, а поодиночке. Вместо удара кулака получился тычок разведенными пальцами. И пальцы сломались. С такой самоубийственной стратегией и тактикой П.Н.Врангель перешел точку, предусмотренную правилом Фергюссона. Поэтому заговор против «черного барона» не мог не возникнуть.

Пока Н.В.Куйбышев громил на Дону десант несчастного полковника Назарова, [56] Врангель перебрасывал войска из Северной Таврии на Кубань и снимал с должности Я.А.Слащова, а Д.М.Карбышев укреплял Каховский плацдарм, в штабе самого Врангеля обсуждали возможности и пути его отстранения от командования и условия прекращения вооруженной борьбы с Советами. И, как показала миссия поручика Яковлева, большевики благожелательно расценивали возможность немедленного прекращения войны на Юге. На первом этапе переворота заговорщики могли рассчитывать и на поддержку генералов, обиженных П.А.Врангелем. Например, Я.А.Слащов, А.С.Секретев,[57] Е.Зеленин, И.Клочков, Тимонов в 1922-1923 гг. вернулись в Советскую Россию и в той или иной форме сотрудничали с Советской властью. Такие же настроения проявлялись у офицеров «цветных частей»: командир Корниловской дивизии генерал Николай Скоблин [58] с 1920 года был советским агентом. Генерал Евгений Достовалов, [59] начштаба армии генерала А.П.Кутепова, сотрудничал с советской разведкой с 1923. [60] В торжество белой идеи после разгрома под Каховкой они верили слабо. Так почему бы им не озаботиться своим будущим еще в Крыму, а не уже в эмиграции? Но заговор провалился: тайная офицерская организация, готовившая устранение Врангеля, была раскрыта врангелевской контрразведкой. Руководители организации застрелились. [61] Послав в качестве эмиссара Яковлева к красным, и сдав им часть своей агентуры, они также перешли свою точку, предусмотренную правилом Фергюссона.

Однако все могло повернуться и по-другому. Успех или провал заговора зависел от двух человек: от генерал-лейтенанта Якова Александровича Слащева, без участия которого переворот вообще не стоило начинать; и от главы отдела врангелевской разведки, генерал-майора Николая Степановича Батюшина, раскрывшего заговор. [62] В текущей реальности Я.А.Слащев был единственной политической фигурой, не перешедшей точки необратимости по Фергюссону. 2 августа 1920 года Слащев ушел в «добровольную» отставку «по состоянию здоровья». 2 октября М.В.Фрунзе разработал план штурма Перекопа, 17 ноября 1920 года Белый Крым перестал существовать. За это время Слащев не сделал ничего, чтобы переломить ситуацию. Весь сентябрь месяц он просидел на Ливадийской даче, в покоях бывшего министра двора Фредерикса, лечил свои «расстроенные нервы» кокаином, приводил в порядок материалы по истории защиты Крыма, принимал делегации ялтинцев, украинских деятелей и крымских татар «всех партий», забрасывал Главковерха рапортами и проектами, и так до конца не смог поверить, что его списали. [63] Общественность Крыма недоумевала, почему он не в армии, а он ссылался на французский вопрос, избегая признаваться, что к армии его не подпускает П.Н.Врангель, «завернувший» все до единого его рапорта. [64] Значит, рассчитывал договориться. Все рапорта Я.А.Слащева этого времени содержат подсознательный, на уровне контент-анализа мотив: «Давайте все забудем».

С кем, извиняюсь, договориться? С людьми, которые пытались выставить его перед крымским обществом сумасшедшим, возбудили против него два уголовных дела – «дело Протопопова» и «дело Шарова», якобы незаконно репрессированных Я.А.Слащевым, и, наконец, разжаловавшими его уже в эмиграции 21 декабря 1920 года из генералов в рядовые. [65] К тому же делом Протопопова, в законности расстрела которого возникли серьезные сомнения, занимался следователь Гиршиц, который перед этим вел дело В.Сидорина и А.Кельчевского. И никаких иллюзий насчет целей его работы у Я.А.Слащева не было. [66]

Остается последний вопрос: могли ли заговорщики из врангелевского штаба договориться с Я.А.Слащевым? Безусловно, да. Я.А.Слащев сам два раза предлагал барону П.Н.Врангелю начать переговоры о мире с большевиками: первый раз в апреле, второй – в начале сентября 1920 года. Так что, если бы депрессия генерал-лейтенанта Слащева в сентябре оказалась легче (а дозы кокаина меньше), или если бы следователь Гиршиц нажал бы посильнее на «расстроенные нервы» генерала, то, может быть, Слащев увенчал бы собой заговор генштабистов. А за Слащевым пошли бы другие опальные генералы.

Разумеется, в планы заговорщиков не входила немедленная советизация Крыма или перекрашивание белой армии в красную. Через поручика Яковлева они могли пообещать большевикам и это, и Луну с неба. Но в практической области соглашения с Советами лежали: прекращение военных действий и амнистия участникам белого движения (Крым все равно не мог накормить и обогреть всех беженцев и войска); легитимация большевистской партии в Крыму (в противном случае это произойдет само собой, явочным порядком); присоединение к Советской России на правах широкой автономии (по аналогии с возникшей в марте 1920 года Дальневосточной республикой Краснощекова, где в конституции закреплялась многопартийность, а принципы НЭПа проводились в жизнь и до Х съезда РКП(б)); участие вместе с частями РККА в новом Польском походе (в явной надежде, что этот поход даст «советского Бонапарта»).

Что же касается генерал-майора Н.С.Батюшина, который раскрыл заговор, то здесь задача изменения реальности еще проще. Мог ли он погибнуть до этого момента? Безусловно, мог. В Крыму было неспокойно. Не имея усиленной охраны, как у «черного барона» по дорогам Таврии передвигаться было просто опасно. Любой одинокий путник мог привлечь излишнее внимание «зеленых». На Кубани их называли «камышатниками», на Северном Кавказе и в Одессе – «кукурузной армией». Но в Крыму нет ни камышей, ни кукурузы, поэтому - просто зеленые. Я.А.Слащов так характеризует обстановку в Крыму: «В тылу в это время образовался целый фронт “зеленых”, среди которых, конечно, было много красных. Зеленых насчитывалось до десяти тысячи человек. Они совершали набеги на разные города и благодаря сочувствию населения были неуловимы». [67] К тому же в горах Крыма с 1919 года действовал партизанский отряд «капитана Орлова», стоявшего за большевиков. На самом деле под этой кличкой скрывались два человека – А.В.Мокроусов и капитан П.В.Макаров. Первый был политическим авантюристом, чье выступление инспирировалось крайними монархистами, [68] второй, бывший адъютант генерала Май-Маевского, послужил прототипом для главного героя «Адъютанта Его Превосходительства».

К тому же, на третьем году гражданской войны русские люди очень легко пускали в ход оружие в личных ссорах, и даже при недоразумениях. В.В.Шульгин в своих воспоминаниях «1920» описывает такой случай: «Через несколько дней был убит начальник одесской контрразведки полковник Кирпичников. Он ехал поздней ночью. Автомобиль был остановлен офицерским патрулем. Кирпичников назвал себя. Его попросили предъявить документ. Когда он вытаскивал удостоверение из кармана, раздался залп винтовок… Всю сцену рассказал шофер, которому удалось тихонько исчезнуть… Кто был убит? Начальник контрразведки, т.е. офицер или чиновник, назначенный генералом Деникиным. Кем убит? Офицерами генерала Деникина же. Акт убийства Кирпичникова является, прежде всего, актом величайшего порицания и недоверия тому, кому повинуешься… Это весьма плохо прикрытый бунт…» [69]

Теперь предположим, что поздним вечером 14 сентября 1920 года генерал-майор Н.С.Батюшин был убит неизвестными злоумышленниками рядом с собственной квартирой. Время и место преступления изобличали преднамеренное убийство, но виновных найти не удалось.

Через неделю после убийства Н.С.Батюшина в Севастополе произошел тихий государственный переворот. В разгаре рабочего дня несколько отставных белых генералов – Яков Слащев, приехавший из Ливадии, Сергей Добророльский, Игорь Клочков, снятые вместе с В.И.Сидориным, Евгений Зеленин, Александр Секретев, поднявшись по характерной для Севастополя крутой каменной лестнице, которые заменяют здесь улицы, вошли в особняк, занимаемый ставкой генерала П.Н.Врангеля. [70] Стоявшие у дверей почетные часовые – казаки из конвоя П.Н.Врангеля – пытались загородить им путь, но были остановлены офицером штаба, полковником С.Я.Соболевским (Соколовским?). Заговорщики беспрепятственно прошли внутрь через небольшую приемную, обыкновенно набитую народом, но теперь странно пустую. Все вместе они вошли в кабинет барона и предложили ему добровольно сложить с себя полномочия Главнокомандующего Русской армией. Полковники Н.Климович и М.Лялин в сопровождении большой группы старших офицеров штаба разоружили врангелевский конвой. Одновременно были арестованы его начальник штаба генерал Павел Николаевич Шатилов, начальник оперативного отделения штаба генерал-майор Алексей Александрович фон Лампе, [71] председатель Правительства юга России Александр Васильевич Кривошеин [72] и другие врангелевские ставленники, включая П.Б.Струве, А.М.Драгомирова, [73] М.В.Бернацкого. [74] Всех их поместили в кабинете Врангеля под охраной генерал-майора генштаба А.Бабочкина и полковника А.Вохмина, присоединившихся к заговору вместе с Я.Слащевым, и нескольких штабных офицеров. В соседней зале на скорую руку собиралось Особое совещание, куда кроме Сергея Добророльского, Игоря Клочкова, Евгения Зеленина, Александра Секретева вошли генералы Яков Юзефович [75] и Сергей Улагай. [76] Присутствие же такой фигуры как Яков Слащев придавало перевороту легитимность в глазах общества и армии. Далее повторилась новороссийская ситуация – экстренно созванное Особое Совещание из находившихся в Севастополе высших военных и гражданских чинов провозгласило Верховным Главнокомандующим Русской армии генерал-лейтенанта Якова Александровича Слащова-Крымского, удостоенного этого почетного титула за беспримерную оборону полуострова зимой 1919-1920 годов.

В.В.Шульгин так описывал «белый» Севастополь лета 1920 года: «Улицы полны народом, и каким народом. Прежним и даже как будто похорошевшим. Масса офицеров, часто нарядных, хотя по новому нарядных, масса дам – шикарных дам, даже иногда красивых, извозчики, автомобили, объявления концертов, лекций, собраний, меняльные лавки на каждом шагу, скульптурные груды винограда и всяких фруктов, а главное, магазины… Роскошь витрин… особенная, крымская… и все тут, что угодно… Кафе, рестораны… Свободно, нарядно, шумно, почти весело…» [77]

В одночасье все переменилось. После того, как известие об аресте барона Врангеля разнеслась по городу, закрылась вся торговля. Вся роскошь и все изобилие исчезли, как по волшебству. Город бурлил. По нему шли гигантские волны: народ двигался вверх, от порта, к зданию ставки. На встречу этим волнам самой разной публики – от офицеров до мастеровых шли встречные информационные волны сплетен, слухов и заявлений. Все типографии, за исключением типографии газеты «Великая Россия» Н.Н.Львова и В.В.Шульгина, спешно перепечатывали «Возвание к врангелевским офицерам» Советского правительства, а также обращение генерала А.А.Брусилова.

Документ № 12. [78]

Из обращения генерала А.А.Брусилова к Русской армии.

«И не в первый раз Россия переживает большие потрясения. Я глубоко верю, что ее ждет великое будущее, должен вам сказать, что к старому возврата нет, в старом было столько дурного, что народ наш, значит, Ваши братья, бросились к новому правительству и поддержали его. Я наблюдал это вблизи. Разве Вы не понимаете, что иначе ничего нельзя было сделать, если бы не было этой могучей народной поддержки…

Все, знающие меня, знают, что я никогда не был коммунистом и никогда им не буду, но я подчинился стихийной воле народов, населяющих землю Русскую, и полагаю, что не ошибся. Россия, которой угрожал при Временном правительстве и вторжении чужеземцев полный распад, теперь существует! Россия, которую я люблю превыше жизни! Границы наши, несмотря на отделение некоторых окраин, все же громадны. И ныне Россию защищает Красная Армия.

…А я старик, мне ничего не надо лично для себя, но я люблю свою Родину и хочу для нее в будущем великого блага. Мои кости истлеют а земля будет процветать…»

Севастопольский гарнизон был поднят по тревоге. Большинство солдат благожелательно восприняли объяснения полковников Д.Житкевича и В.Оржанецкого. Идея примирения с Советами: «Штыки в землю, и по домам» - им понравилась. Бесконечная война без надежды на успех всем надоела. Крымский подпольный областной комитет большевиков (С.Я.Бабахан, П.И.Ословский, В.С.Васильев, Д.Горленко, О.Тарханов), переживший недавно четвертый осваговский разгром, пытался действовать в рабочих кварталах и спешно посылал директивы Крымской повстанческой армии А.В.Мокроусова, сформированной в августе из «красно-зеленых» отрядов. [79]

Не так однозначно принимала известия городская публика. Сообщение о «добровольной» отставке барона Врангеля толпа встретила с энтузиазмом: новый Командующий – новые надежды. Собравшиеся на Графской пристани устроили овацию генералам Я.А.Слащову Я.Д.Юзефовичу и С.Г.Улагаю, вышедшим на балкон старого трехэтажного дома из инкерманского камня, куда «переехало» Особое Совещание. Юзефович откровенно праздновал победу над своим старым недругом, генералом Барбовичем, [80] которого Врангель назначил вместо Юзефовича инспектором кавалерии. Теперь произошла «обратная рокировка». Улагай же, Сергей Григорьевич, один из легендарных белых генералов, был в начале сентября текущего года назначен Врангелем козлом отпущения за неудачу кубанской десантной операции.

Чуть поодаль от особняка полковник Э.П.Гильбах, [81] примкнувший к заговору вместе со своим «патроном», генералом Я.А.Слащевым, горячо доказывал окружающим его офицерам:

- Врангель был готов кого угодно потопить ради своей выгоды! Он не терпел подчиненных с умом и самостоятельностью и не умеет держать своего слова…

Повсюду повторялась фамилия Слащева, причем не иначе, как с придыханием или прибавлением титула – «Крымский». Но выступление нового Главнокомандующего Графская пристань выслушала в полной тишине. Слащев заявил, что считает свое назначение на должность временным, поскольку видит в качестве нового Главковерха генерала А.А.Брусилова. Начало заявления было воспринято с некоторым недоумением: все знали, что с недавних пор старый генерал предался большевикам. Однако, начавшиеся в толпе разговоры о том, что престарелый генерал бежал от большевиков и уже находится по эту сторону фронта, быстро утихли после того, как Я.А.Слащев прямо с балкона зачитал свой приказ пехотным частям Русской армии отойти к Перешейку, а кавалерийским - прикрывать отход пехоты плотной завесой. Таким образом, все жертвы и достижения летней кампании сводились на «нет». Конец выступления расставило все на свои места. Оно представляло собой обращение к В.И.Ленину и Л.Д.Троцкому с предложением о прекращении огня и начале переговоров об «установлении в стране гражданского мира перед лицом польской угрозы».

Точку в этом выступлении едва не поставила пуля: один из офицеров, слушавший выступление Слащева с бледным, перекошенным лицом, выстрелил в генерала. Однако покушавшийся не сумел справиться с волнением и точно послать пулю. Толпа вскрикнула и качнулась из стороны в сторону. А на спине у покушавшегося уже висели два человека самого пролетарского вида: подпольный Крымский комитет получил через фронт однозначную директиву содействовать перевороту и беречь его руководителей как зеницу ока. Яков Слащев, не двигаясь, стоял на балконе.

- Я начинал борьбу с большевиками в Алексеевской организации, одним из первых, когда в возможность борьбы с ними никто не верил, - громко сказал он, - И я первым выступаю за мир. Вы можете меня сейчас убить. Но ни одного солдата и офицера на новую авантюру я не дам! – закончил он неожиданно звонким голосом. Слащев постоял еще, суровый и внушительный, излучавший волю. Никому больше не пришло в голову, что это мишень.

Непримиримые сторонники «войны для победного конца» спохватились, но было уже поздно. Первоначальный энтузиазм, а потом недоумение заставили их потерять драгоценное время, не позволили сорганизоваться. Свою роль сыграла и харизма Слащева. Поэтому разрозненная перестрелка, начавшаяся в городе после четырех часов дня, быстро затихла. Солдаты, увидевшие перед собой близкий мир, поддержали Особое совещание. Непонятливым или принципиальным новую политику «разъяснили» свои же товарищи. Все непримиримые офицеры были арестованы и препровождены на гауптвахту. Сам Врангель вместе с женой был доставлен на яхту «Лукулл» и посажен под домашний арест. В текущей реальности 15 октября 1921 года шедший под итальянским флагом пароход «Адрия» протаранил «Лукулл» на константинопольском рейде. При этом его нос прошел точно в районе врангелевской каюты и разнес ее в щепки. В считанные минуты яхта пошла на дно. Погибли мичман Сапунов, кок и два матроса. П.Н.Врангель, находившийся в это время на берегу, остался жив, чтобы умереть 25 апреля 1928 года от банального гриппа в сочетании с туберкулезом. Но в этом варианте реальности он находился в своей каюте и погиб. По-видимому,