Geum.ru

Австро-Венгрия XVI века

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   35
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИМПЕРИЯ ПОД УДАРОМ.


Текст принадлежит АИ - сообществу va.borda.ru/


К 1610 году, после разгрома Марокко и завоевания Египта, Испанское королевство достигло вершины могущества. Средиземное море фактически было под его контролем. От Гибралтарского пролива тянулись его обширные африканские владения - "Заморская Гранада" в границах РИ Испанского Марокко+часть побережья Алжира, имевшая статус собственно кастильской провинции; вице-королевство Ливия в границах РИ древнего королевства вандалов (большая чать Туниса с прибрежными районами Алжира и Триполи); и наконец вице-королевство Египта и Иерусалима. Заморская Гранада, заселенная испанцами при ФилиппеII, считалась частью собственно Испании и пользовалась всеми благами метрополии. На колонизацию Ливии у Испании людских ресурсов небыло (колонисты направлялись в основном в Америку), и при ее освоении испанское правительство в массовом порядке призывало переселенцев из Италии (не только из испанского Неаполя но и с севера). Немало прибыло в Ливию и немцев-католиков, из которых набирали солдат и военнопоселенцев, но вообще в крае возобладал итальянский язык, а итальянские литераторы приветсвовали восстановление древней Римской Африки.

Экономика Испании (в противоположеность реалу) процветала. Эмиграция в Америку значительно уменьшила демографическое давление и позволила Месте обратить обширные земли в Кастилии в пастбища, но отсутсвие унии с Нидерландами и таможенные законы ФилиппаII направляют шерсть преимущественно на внутренний рынок. В то же время с одной стороны ограничение полномочий инквизиции и введение ее судопроизводства в рамки гражданского судебного процесса, предпринятое Фердинандом, а с другой - военно-политическое крушение ислама в Средиземноморье превратили морисков в лояльных подданных испанской короны, и их молодые поколения вырастали добрыми католиками. Именно мориски в Андалузии не только широко применяли ирригацию и выращивали виноград, оливки, сахарный тростник, финиковые пальмы и цитрусовые культуры, но и занимались традиционным в крае выращиванием хлопка и разведением тутового шелкопряда. Доступность сырья обеспечивало массовое производство сукон, шёлковых и хлопковых тканей, отличавшихся высоким качеством. Севилья, расцвет которой покоился в первую очередь на её положении центра торговли с американскими колониями, являлась крупнейшим центром торговли, банковского дела и промышленности. В её предместьях производились сукна, мыло, фарфоровые изделия и шёлк, который все более захватывал европейский рынок, вытесняя более дорогой персидский и китайский. Толедо -- одном из крупных промышленных городов -- в начале XVII в. выработкой сукон и шёлковых тканей было занято более 50 тыс. ремесленников и наёмных рабочих. Толедо славился также производством оружия и обработкой кож. По объёму производства и в особенности по качеству своих тонких сукон одно из первых мест занимала Сеговия - в ряде ее мастерских было занято по 200--300 рабочих. Керамическая промышленность была развита, кроме Севильи, в Малаге, Мурсии, Талавере и других городах.

В северной части Испании благодаря обилию месторождений развивалось горное дело. Представители немецкого банкирского дома Фуггеров, управлявшие испанскими рудниками по контракту при Фердинанде, принесли туда наиболее продвинутые в то время германские технологии горного дела и металлообработки. Испанская металлургия не только удовлетворяла потребностям страны, ее армии и флота, но и направляла железо на экспорт, в частности в соседнюю Францию. По соседству, на верфях Бильбао, Сантадера и Ла-Коруньи строились и оснащались сотни морских судов различного тоннажа.

В сельском хозяйстве преобладали скотоводство, садоводство и технические культуры, и строго говоря, сельское хозяйство Испании не удовлетворяло собственной потребности в зерновых. Хлеб ввозился из Сицилии и Африки, затем из Египта. Впрочем, благодаря обилию скота мясо с овощами и пикантными приправами преобладало на испанском столе.

Важное место в финансовой системе Испании занимают банки, служащие поддержанию финансов огромной империи и их беспрерывному фунционированию. Испанская армия, состоявшая по большей части из чрезвычайно многочисленного мелкого дворянства - идальго - обеспечивалась высоким денежным жалованием, и в обстановке частых войн нужно было регулярно, ежемесячно платить войскам и флотским экипажам. Банкиры были необходимы Католическому королю, ибо они преобразовывали в постоянный поток поток прерывистый, доставлявший в Севилью американский белый металл. Эту нишу в Испании заняли итальянцы, в первую очередь генуэзские аристократы - Гримальди, Пинелли, Ломеллини, Спинола, Дориа. Все они принадлежали к старому дворянству (nobili vecchi) республики св. Георгия., и в значительной степени сливались с испанской знатью, получив титулы грандов и пребывая по большей части при испанском дворе (из них кстати вышел наиболее прославленный испанский полководец эпохи - маршал Спинола). Эти несколько фамилий контролируют финансовый рынок империи. Для своих все более и более широких операций они организовали ярмарки денег и ценных бумаг, так называемые безансонские, которые с 1579 г. будут долгое время проходить в Пьяченце. С того времени они одновременно стали и хозяевами богатства Испании, государственного и частного (кто в Испании -- дворяне, служители церкви, предприниматели - не доверял им свои деньги?), и как бы рикошетом--хозяевами всего богатства Европы, по меньшей мере поддававшегося мобилизации богатства. В Италии каждый будет играть на безансонских ярмарках и ссужать испанским банкирам деньги, даже не ведая об этом.

Ограничение влияние инквизиции приводит к тому, что испанские университеты отнюдь не ограничиваются теологией и правом. На испанскую систему образования оказал огромное влияние личный секретарь, а затем министр покойного короля Фердинанда Хуан Луис Вивес. Отвергая средневековую схоластику, Вивес выдвигает на первый план опыт: наблюдение и эксперимент позволяют проникнуть в глубь природы, открывают путь к познанию мира. Таким образом, Вивес предвосхитил Френсиса Бэкона. Вивес явился основателем новой педагогической системы, включавшей изучение классических языков, истории и естественных наук, и теоретически разработанной им в памфлете "Мудрец". Заложенная Вивесом традиция живет в испанских университетах. Во время пресловутого "дела Галлилея" в Ватикане, сам папа (личный друг Галилея и ученый -математик) и главный богословский авторитет кардинал Беллармин (писавший " тогда нам надлежало бы с вящей осмотрительностью толковать те места Свяшенного Писания, в коих говорится об этом, и уж лучше допустить, что мы неверно понимали эти слова, нежели ложным объявлять то мнение, истинность коего наглядно доказана"), склонялись к оправданию ученого, но страх перед критикой протестантских богословов, занявших на тот момент непримиримую позицию относительно концепции Коперника, и яростное сопротивление профессоров-аристотеликов в сочетании с шаткой политической позицией папы заставили осудить Галилея. В данной же АИ именно мнение испанских кардиналов заставляет Ватикан принять обратное постановление: "Может ли считаться ересью мнение, не имеющее никакого касательства к спасению души? Или Святой Дух не сообщил нам всего, что относится к спасению? В намерения Святого Духа входило сообщить нам, как идут на небеса, а не то, как идут небеса".

Невиданная роскошь и тонкий вкус испанской знати делают Мадридский двор законодателем мод. Художники школы Эль-Греко благодаря обилию богатых меценатов создают новые шедевры мировой живописи, а на сценах великолепных театров Сервантес и Лопе де Вега состязаются в драматургическом искусстве.

Испанские предприниматели отличаются традиционалистким корпоративным духом. Владелец мануфактуры поддерживает патриархальные отношения со своими рабочими, уровень жизни и заработной платы которых для их английских или нидерландских коллег является недостижимой мечтой. Особый деловой кодекс испанских предпринимателей, сформировавшийся в значительной степени под влиянием дворянства, изображен Потоцким в романе "Рукопись, найденная в Сарагосе":

"Вернувшись в Кадис, я присоединил еще один корабль к моим

двум, которые посылал каждый год на Филиппины, и перестал о них думать. На

следующий год бедный Ливардес умер, и Санчо Моро написал мне, что нашел в

бумагах покойного упоминание о том, что он поместил миллион в мое

предприятие и теперь просит меня вернуть этот капитал. Может быть, мне

следовало уведомить его о нашем уговоре и о деле покойного в предприятии,

но, не желая иметь никаких сношений с этим проклятым домом, я без всяких

объяснений отослал миллион.

Через два года корабли мои вернулись, утроив вложенный в их груз

капитал. Таким образом, я должен был бы выплатить покойному Ливардесу два

миллиона и, помимо своего желания, вынужден был написать братьям Моро о

наличии у меня двух миллионов, которые - в их распоряжении. Они мне

ответили, что вот уже два года капитал внесен в книги, и они слышать не

хотят об этих деньгах.

Ты понимаешь, мой сын, как воспринял я это жестокое унижение? Они явно

хотели подарить мне два миллиона. Я посоветовался с несколькими кадисскими

негоциантами, которые, как назло, признали, что мои противники правы, так

как, вынув за два года перед тем из моего дела миллион, дом Моро не имеет

ни малейшего права на то, чтобы теперь получать проценты. Я готов был с

документами в руках доказать, что капитал Ливардеса действительно был

вложен в товары, находящиеся на кораблях, и что если бы последние

затонули, я имел бы право требовать у Моро возврата переданного им

миллиона. Но я видел, что само имя Моро действует против меня и что если б

я передал дело на рассмотрение третейского суда негоциантов, их решение

было бы не в мою пользу.

Я обратился к адвокату, который сказал мне, что, так как братья Моро

потребовали возвращения миллиона, не имея на то разрешения умершего дяди,

я же употребил этот миллион согласно желанию этого дяди, означенный

капитал, по существу, находится у меня, миллион же, два года тому назад

внесенный в книги дома Моро, - это другой миллион, не имеющий никакого

отношения к первому. Адвокат посоветовал мне призвать братьев Моро в

Севильский трибунал. Я последовал его совету и повел против них процесс,

тянувшийся шесть лет и стоивший мне сто тысяч пиастров. Несмотря на это, я

проиграл во всех инстанциях, и два миллиона остались у меня.

Сначала я думал употребить их на какую-нибудь благотворительную цель,

да побоялся, как бы заслуга эта не была зачтена в какой-то степени

проклятым братьям Моро. До сих пор еще не знаю, что с этими деньгами

сделать, но каждый год, подводя баланс, вывожу на стороне кредита на два

миллиона меньше. Так что ты видишь, мой сын, у меня достаточно оснований

запрещать тебе всякое общение с домом братьев Моро."


Процветание Испании и высокий уровень жизни ее населения обеспечивались не только выгодным положением страны и обилием денег в обороте. Испания стала первой в Европе классической колониальной империей, строившей благополучие метрополии за счет колоний. Шла ненавязчивая игра в саранчу, где саранчой была Испания, а обжираемыми полями - провинции вне Пиринейского полуострова. С одной стороны налоги в этих провинциях были на порядок выше, чем в Испании, с другой стороны - устанавливались высокие цены на испанские товары с одновременным запретом на ввоз аналогичных иностранных товаров. Именно на этой системе строились и роскошь испанской знати, и процветание испанских мануфактуристов, и относительно высокий уровень жизни их наемных рабочих.

В средиземноморских провинциях - Неаполе с Сицилией и Сардинией, Ливии, Египте - система функционировала безотказно. Но не столь просто оказалось в Америке, куда через открытый океан устремился поток на несколько порядков более дешевых контрабандных товаров из Англии и Нидерландов. Испанские власти вели беспощадную борьбу с контрабандистами, но среди населения все равно находились желающее взяться за это ремесло - уж больно доходным оно оказывалось. Испанцы топили у берегов Америки проникавшие туда иностранные торговые суда - в ответ англичане и голландцы снаряжали пиратские экспедиции. Война на море с англичанами была перманентна всю вторую половину XVI века. С момента, когда ФилиппII по требованию кастильских кортесов запретил нидерландским купцам торговлю с испанскими колониями, сюда прибавилась еще и конфронтация с Нидерландами. При этом император СРИ был верным союзником Испании, но Нидерландские штатгальтеры - эрцгерцоги Эрнст и Андреас - игнорировали требования императора и почти открыто покровительствовали пиратам. Конфронтация особенно обострилась, когда Испания взяла под защиту разгромленную англичанами и нидерландцами и лишенную торгового господства в Индийском океане Португалию, которая превратилась в испанского сателлита. С 1598 года Нидерланды взяли под контроль Пунта-де-Арайю -- богатую месторождениями соли прибрежную полосу венесуэльского побережья. Именно на это время приходится начало освоения Голландской Гайаны между Ориноко и Амазонией.

Возглавивший испанское правительство при воцарении ФилиппаIII герцог Лерма считал Средиземноморье главным направлением испанских интересов, и здесь ему удалось добиться блестящего успеха - завоевания Египта. Но игнорировать угрозу испанской монополии в Америке он не мог. Был запущен грандиозный проект создания океанского "Флота наветренной стороны" (Armada de Barlovento), который должен был обеспечить защиту побережья американских колоний от европейских корсаров. Пересмотр конструкции кораблей, произведенный еще при ФилиппеII, дал результаты. В 1600 был заключен официальный мир с Англией, при чем Иаков I обязался не допускать пиратских экспедиций. Англия переносила сферу своих интересов в Индийский океан, где у нее начался конфликт с Нидерландами.

Что касается самих Нидерландов, то именно под давлением Испании и при ее финансовой помощи РудольфII осуществил оккупацию Нидерландов и ликвидацию их самоуправления, причем так же обязался пресечь пиратские и контрабандные действия нидерландцев. Настал момент, когда казалось что Испания навела порядок в океане.

Pax Hispanica казался реальностью, и по выражению Шиллера "судьбы Европы решались за Пиринеями".


Оккупация Нидерландов императорскими войсками и ликвидация их как самостоятельной политической силы была крупным успехом Испании - по воле императора немедленно были прекращены все антииспанские действия голландцев. Император Рудольф, упразднив нидерландскую конституцию и распустив Штаты, значительно повысил налоги. Тилли должен был создать в Нидерландах новую генерацию дворянства, обогащенную за счет конфискации земель у противников режима.

Тем не менее Тилли не удалось создать новому режиму в Нидерландах никакой опоры. Власть императорского наместника держалась лишь на пиках венгерских солдат. Ликвидация традиционных свобод, рост налогов и произвол австрийской администрации привели к закономерному результату - католики и протестанты сплотились против режима.

В апреле 1610 на севере страны - в Голландии - вспыхнуло восстание во главе в графом Эгмонтом (сын того Эгмонта, что в РИ был казнен ФилиппомII; одно время в РИ соперничал с Морисом Оранским за штатгальтерство в Голландии). Самым опасным было то, что к мятежу почти в полном составе примкнул нидерландский военный флот во главе с адмиралом де Люмэ. Мятежники обратились за помощью к Англии и Франции.

Король Франции Генрих IV уже заключил союз с Протестантской Лигой верхнегерманских князей и готовил армию для вмешательства в Юлих-Клевский конфликт на стороне Бранденбурга. Посланцы мятежников встретили в Лувре самый радушный прием (тем более что при дворе Генриха высокое положение занимал состоявший на тот момент на французской службе принц Морис Оранский, которого Рудольф после смерти его отца Вильгельма не допустил к наследованию отцовских поместий в Нидерландах).

С Англией было сложнее. Еще в 1600 году начался острый конфликт английской и нидерландской Ост-Индских компаний в Индонезии, в ходе которого голландцы разгромили английские фактории на Островах Пряностей. Король Иаков заключил мир с Испанией и даже начал преследовать поощрявшееся Елизаветой корсарство в Атлантике. Но это не всегда ему удавалось, и нападения на испанские владения имели место. После оккупации Нидерландов армией Тилли партия "ястребов" в Мадриде требовала "зачистить этот вонючий остров", раз и навсегда покончив с пиратством и контрабандой. Лидер "ястребов" герцог Осуна даже разработал обсуждавшийся в королевском совете проект разгрома Англии. Согласно ему испанский "Флот Наветренного Моря" должен был объединится с флотом Нидерландов и уничтожить английский флот. После этого армия Тилли должна была высадится в Англии, поднять английских и ирландских католиков, низложить Стюартов и возвести на трон Англии одного из австрийских эрцгерцогов, для обоснования прав женив его на английской аристократке, находившейся в родстве с угасшим домом Тюдоров.

Проект был положен под сукно - вместо Англии Лерма предпринял завоевание Египта. Однако известия о "проекте Осуны" просочились в Англию и вызвали там страшный переполох - объединенным военно-морским силам Испании и Нидерландов английский флот противостоять однозначно не мог. Англичане ждали что как только военные действия в Египте и Палестине завершатся, Испания приведет проект в действие. Понятно какой восторг вызвало в Лондоне известие о восстании в Голландии (в подготовке которого английская агентура приняла не последнее участие) и о переходе флота на сторону мятежников. Английский парламент немедленно высказался за отправку войск в Нидерланды и ассигновал крупную субсидию повстанцам. На снаряжение экспедиционного корпуса был введен экстраординарный налог.

В Италии на стороне Франции должна была выступить Савойя. В союз с Францией вступила и Венеция, зажатая в клещи австрийскими владениями. Между этими двумя союзниками предполагалось поделить герцогство Миланское. Даже папа, страдая от диктата Габсбургов, тайно держал сторону Франции.

Французская и венецианская дипломатия приложила максимум усилий для того, чтобы вовлечь в войну Греко-Русскую империю. Димитрию сулили всю Сербию с Боснией и даже Египет. Но Димитрий, только что закончивший тяжелую войну в Малой Азии, имея пустую казну и натянутые отношения с московским правительством, предпочел сохранить дружественные отношения с Габсбургами и занял позицию нейтралитета.


В начале мая 1610 года союзники были готовы к выступлению: в Италии сорок тысяч человек и сорок шесть пушек, французские войска, папские, савойские, венецианские, под общим командованием француза маршала Ледигьера. На границе Испании, на обоих концах Пиренеев, сосредоточились две армии по двадцать пять тысяч человек каждая. Тринадцатого мая король возвел в маршалы назначенного командующим на пиринейский фронт герцога де ла Форса.

На Нидерланды надвигалось двадцать пять тысяч французов с двенадцатью тысячами швейцарцев и немецких наемных ландскнехтов, под начальством короля Генриха. Англия с Шотландией поставляла в Голландию на помощь повстанцам двадцать пять тысяч солдат, протестантские князья в Германии выдвинули тридцать пять тысяч. В совокупности антигабсбургская коалиция собрала: сто шестьдесят пять тысяч солдат с двумя сотнями пушек. На долю Франции пришлось две пятых. Военный фонд союзников превышал сто пятьдесят миллионов ливров.

Силы СРИ явно уступали столь мощной коалиции. Содержащаяся под ружьем армия императора Рудольфа составляла в среднем шестьдесят тысяч, причем половина армии во главе с Тилли размещалась в Нидерландах. Католическая Лига в Германии, возглавляемая герцогом Максимилианом Баварским могла выставить двадцать пять тысяч. Таким образом коалиция имела почти двухкратное превосходство.

В сложившейся ситуации вся надежда императора возлагалась на Испанию. Но та оказалась явно не готова к большой европейской войне. Собрав свои обширные силы, сверхдержава могла выставить почти стотысячную армию, но за вычетом крайне необходимых для содержания в африканских провинциях гарнизонных частей в военных действиях в Европе могло принять участие не более семидесяти тысяч, из которых тридцать были в это время в Египте. В Европе таким образом могло быть задействовано только сорок тысяч, и учитывая то, что только в Пиринеях на испанской границе Франция сосредоточила пятидесятитысячную армию де ла Форса, на быстрый успех рассчитывать не приходилось.


Для Австрии складывалось критическое положение. Оно обострялось еще и тем, что у Рудольфа прогрессировала шизофрения с явными симптомами паранойи. Из-за страха перед покушением он начал скрываться, перестал кого-либо принимать, и в конце концов совсем перестал разговаривать. С императором общалось только несколько камердинеров, ставших теперь всесильными, и управление оставалось в значительной степени парализованным.

При грозных вестях Максимилиан Баварский примчался в Вену и буквально прорвался на прием к императору. Рудольф встрепенулся, и собрал имперский совет. На нем было предложено во-первых немедленно пойти на уступки нидерландской оппозиции, восстановить официально конституцию и обещать созыв Штатов, назначить вновь генерального штатгальтера, а так же немедленно направить туда подкрепления, так как противник по всей видимости направит туда главный удар, а потеря Нидерландов будет означать и потерю власти в Германии. Но Рудольф, который уже не в состоянии был адекватно оценивать обстановку, категорически отказался пойти на уступки "бунтовщикам и еретикам". Он только распорядился направить на помощь Тилли 10тысячный корпус. Для прикрытия от атаки протестантов Австрии и Баварии оставалось таким образом всего 5000 императорских войск (за вычетом корпуса, сосредоточенного в Милане и крепостных войск) и 25тысячная армия католической лиги во главе с Максимилианом Баварским. Для того чтобы получить достаточно сил и перейти в наступление, оставалось одно - призвать к оружию венгерское дворянство.