Человеческая деятельность
Вид материала | Документы |
- Сош №1 п. Тульского Майкопского района Математика это человеческая деятельность, 125.48kb.
- На доске слова и план конференции Любовь к природе, впрочем, как и всякая человеческая, 27.74kb.
- Сисекин Игорь Александрович моусш №1 г. Новокубанска 2004 Анализ эпизода повести, 117.78kb.
- Доклад учителя моу сош №5 с углубленным изучением отдельных предметов г. Климовск, 266.79kb.
- Лекция №5 (19. 09. 08) Техника и технологии, как культурный феномен, 18.02kb.
- Религия и человеческая деятельность, 483.46kb.
- Парфюмер или история одного убийцы, 2628.32kb.
- Психические познавательные процессы, 542.13kb.
- Дивидуального, как правило, занимает периферийное место, а субъективное начало минимизируется,, 324.45kb.
- Программа проведения аттестационных испытаний при поступлении на второй и последующие, 677.83kb.
Чтобы избежать возможных недоразумений, необходимо подчеркнуть следующее. Разночтения, вызванные причинами, о которых говорилось выше, нельзя смешивать:
1) с целенаправленным искажением фактов;
2) с попытками оправдать или осудить какую-либо деятельность с точки зрения морали или закона;
3) с привходящим замечанием, выражающим субъективную оценку по ходу строго объективного изложения состояния дел. Трактат по бактериологии не потеряет своей объективности, если автор, придерживаясь точки зрения человека, считает главной целью сохранение человеческой жизни и, применяя эту мерку, относит эффективные средства борьбы с бактериями к хорошим, а бесполезные к плохим. Если бы эту книгу писала бактерия, то оценки были бы противоположными, но содержательно она не отличалась бы от книги бактериолога. Точно так же европейские историки, занимающиеся монгольским вторжением XIII в., могут говорить о благоприятных и неблагоприятных событиях, потому что разделяют позицию европейских защитников западной цивилизации. Но одобрение ценностей одной из сторон не обязательно оказывает негативное влияние на содержательную часть исследования. Оно может быть с позиций современного знания абсолютно объективным. Монгольские историки могут полностью с ним согласиться, за исключением этих случайных замечаний;
4) с представлением деятельности одной из сторон в условиях дипломатического или военного противостояния. Столкновения конфликтующих групп могут рассматриваться с точки зрения идей, мотивов и целей, которые руководят действиями любой из сторон. Для полного понимания того, что случилось, необходимо принимать во внимание все, что было сделано обеими сторонами. Но, для того чтобы понять их поведение, историк может попытаться представить критический момент событий глазами их участников, не ограничиваясь взглядом с вершин нашего сегодняшнего знания. История политики Линкольна в недели и месяцы, предшествовавшие вспышке Гражданской войны [29], не закончена. Но ни одно историческое исследование не является законченным. Независимо от того, кому симпатизирует историк, юнионистам или конфедератам, либо вообще остается нейтральным, он должен объективно изучать политику, проводимую Линкольном весной 1861 г. Такое исследование является необходимым условием при ответе на вопрос о том, почему разразилась Гражданская война.
И наконец, урегулировав эти проблемы, мы можем вернуться к главному вопросу: присутствует ли субъективный момент в историческом понимании, и если да, то в какой мере он оказывает влияние на результаты исторических исследований?
Если задача понимания заключается в установлении факта, что люди руководствовались определенными ценностными суждениями и ориентировались на определенные средства, то здесь не может быть никакой почвы для разногласий между подлинными историками, т.е. людьми, желающими познать события прошлого. Вследствие недостаточной информации, предоставляемой первоисточниками, может сохраняться определенная неясность. Но это не имеет никакого отношения к пониманию. Это относится к предварительной работе историка.
Понимание следующая задача историка. Он должен дать оценку результату, вызванному к жизни действием, обсудить значимость каждого мотива и каждого действия.
Здесь мы сталкиваемся с одним из основных различий между физикой и химией, с одной стороны, и науками о человеческой деятельности с другой. В мире физических и химических событий существуют (или по крайней мере считается, что существуют) постоянные зависимости между величинами, и человек способен открыть эти постоянные с разумной степенью точности с помощью лабораторных экспериментов. Аналогичные постоянные зависимости отсутствуют в сфере человеческой деятельности за пределами физической и химической технологии и терапии. Некоторое время назад экономисты считали, что открыли такую постоянную зависимость между количеством денег и ценами на товары. Утверждалось, что увеличение или уменьшение количества денег в обращении должно приводить к пропорциональным изменениям товарных цен. Современная экономическая наука ясно и неопровержимо показала ошибочность этого утверждения[См. с. 385387.]. Экономисты, желающие заменить количественную экономическую теорию на то, что они называют качественной экономической теорией, весьма заблуждаются. В области экономической науки нет постоянных зависимостей и, следовательно, невозможны никакие измерения. Если статистик выясняет, что в Атлантиде увеличение предложения картофеля на 10% через какое-то время приводит к падению цен на 8%, он не устанавливает ничего, что произошло или могло произойти из-за изменения предложения картофеля в другой стране и в другое время. Он не измерил эластичность спроса на картофель. Он установил уникальный и частный исторический факт. Ни один разумный человек не может сомневаться, что поведение людей по отношению к картофелю и любому другому товару меняется. Разные люди ценят одни и те же вещи по-разному, с другой стороны, при изменении условий оценки одних и тех же людей также меняются[См. с. 330.].
За пределами экономической истории никто не рискнет утверждать, что в человеческой истории преобладают постоянные взаимосвязи. То, что в вооруженных конфликтах европейцев с отсталыми народами других рас один европейский солдат обычно справлялся с несколькими туземцами, является фактом. Но еще никто не оказался достаточно глуп, чтобы измерить величину превосходства европейца.
Невозможность измерения состоит не в недостатке технических методик определения меры. Причина в отсутствии постоянных соотношений. Если бы это было связано лишь с техническими трудностями, по крайней мере приблизительная оценка в некоторых случаях оказалась бы возможной. Но истина заключается в отсутствии постоянных соотношений. Вопреки постоянным заклинаниям невежественных позитивистов экономическая теория не является отсталой наукой из-за того, что не носит количественного характера. Она не является количественной и не производит измерений, так как отсутствуют константы. Статистические цифры, относящиеся к экономическим событиям, это исторические данные. Они говорят нам о том, что произошло в неповторимом историческом случае. Физические события могут быть объяснены на основе нашего знания постоянных взаимосвязей, установленных экспериментально. Исторические события не поддаются подобному истолкованию.
Историк может перечислить все факторы, приводящие к известному результату, и все факторы, действующие против него и способные отсрочить или смягчить конечный результат. Но он не сможет установить количественные отношения между различными причинами и производимыми следствиями, иначе как путем понимания. Он сможет определить роль фактора n в достижении результата P только путем понимания. Понимание в мире истории является так называемым эквивалентом количественного анализа и измерения.
Технология может подсказать нам, какой толщины должна быть стальная пластина, чтобы ее не пробила пуля, выпущенная с 300 ярдов из винчестера. Она, таким образом, может дать ответ, почему человек, спрятавшийся за стальную пластину известной толщины, был ранен выстрелом или остался невредим. История затрудняется с такой же точностью ответить на вопрос, почему цена молока выросла на 10%, или почему президент Рузвельт победил на выборах губернатора Дьюи, или почему Франция с 1870 по 1940 г. жила по республиканской конституции. Подобные проблемы не допускают ничего иного, кроме понимания.
Для каждого исторического фактора понимание пытается определить его значимость. В рамках понимания нет места произвольности и своенравности. Свобода историка ограничена его стремлением дать удовлетворительное объяснение реальности. Его путеводной звездой должен быть поиск истины. Но в понимание неизбежно проникает элемент субъективности. Понимание историка отмечено печатью его личности. Оно отражает взгляды своего автора.
Априорные науки логика, математика и праксиология нацелены на знание, безусловно действительное для всех существ, наделенных логической структурой человеческого разума. Естественные науки нацелены на познания, имеющие силу для всех существ, которые обладают не только даром человеческого разума, но и человеческими ощущениями. Единообразие человеческой логики и ощущений наделяет эти отрасли знания всеобщностью. По крайней мере этим принципом руководствуются в своих исследованиях физики. Только в последние годы они стали обнаруживать пределы своих возможностей и, отбросив излишние претензии своих предшественников, открыли принцип неопределенности. Сегодня они осознали наличие ненаблюдаемого, чья ненаблюдаемость является делом эпистемологического принципа[См.: Eddington A. The Philosophy of Physical Science. New York, 1939. P. 2848.].
Историческое понимание никогда не получит результаты, которые будут приняты всеми людьми. Два историка, одинаково относящиеся к теориям неисторических наук и к установленности фактов, установленных без обращения к пониманию значимости, могут расходиться в своем понимании значимости этих фактов. Они могут быть полностью согласны с тем, что факторы a, b и c, действуя совместно, приводят к следствию P, и тем не менее сильно расходиться в оценке соответствующего вклада a, b и c в конечный результат. Насколько понимание направлено на установление значимости каждого фактора, настолько оно подвержено влиянию субъективных оценок. Разумеется, это не ценностные суждения, они не выражают предпочтения историка. Это суждения значимости[Поскольку это не работа по общей эпистемологии, а необходимые основания трактата по экономической теории, нет необходимости подчеркивать сходство между пониманием исторической значимости и задачами, которые решает диагностирующий врач. Эпистемология биологии находится вне предмета наших исследований.].
Историки могут спорить по многим поводам. Они могут придерживаться различных взглядов в отношении к теориям неисторических наук; они могут строить свои рассуждения на основе более или менее полного знакомства с документами; они могут по-разному понимать мотивы и цели действующих людей и средства, применяемые ими. Все эти противоречия поддаются урегулированию с помощью объективной аргументации; относительно них общее согласие достижимо. Но невозможно найти решение, которое устроит любого здравомыслящего человека, если объектом разногласий историков являются оценки значимости.
Интеллектуальные средства науки по природе своей ничем не отличаются от средств, применяемых рядовым человеком в обыденной жизни. Ученый использует тот же инструментарий, что и обыватель; просто он пользуется им более квалифицированно и осторожно. Понимание не является привилегией историков. Это дело каждого. При наблюдении за состояниями своего окружения каждый из нас является историком. Каждый из нас пользуется пониманием, сталкиваясь с неопределенностью событий, к которым ему приходится приспосабливать свою деятельность. Специфические рассуждения спекулянта суть понимание значимости различных факторов, определяющих будущие события. И разрешите подчеркнуть это в самом начале нашего исследования деятельность всегда необходимо нацелена на будущие, поэтому неопределенные состояния это всегда спекуляция. Действующий человек смотрит в будущее глазами историка.
История природы и человеческая история
Космогония, геология, история биологических изменений являются историческими дисциплинами, когда они изучают уникальные события в прошлом. Однако они оперируют исключительно познавательными средствами естественных наук и не испытывают нужды в понимании. Лишь изредка они пользуются весьма приближенными численными оценками. Но эти оценки не являются оценками значимости. Это менее совершенный метод получения количественных соотношений, чем точное измерение. Их нельзя смешивать с состоянием дел в сфере человеческой деятельности, которая характеризуется отсутствием постоянных соотношений.
Когда мы говорим об истории, то подразумеваем только человеческую историю, специфическим мыслительным орудием которой является понимание.
Утверждение о том, что наука о природе обязана всеми своими достижениями экспериментальному методу, иногда подвергается резкой критике со ссылками на астрономию. В настоящее время астрономия представляет собой исключительно применение физических законов, экспериментально открытых на земле, к небесным телам. В далеком прошлом астрономия основывалась на предположении, что небесные тела не изменят своего курса. Коперник и Кеплер просто попытались предположить, по какой траектории Земля вращается вокруг Солнца. Поскольку круг считался самой совершенной кривой, Коперник и выбрал его для своей теории. Позднее Кеплер также на основе предположений заменил круг на эллипс. И только после открытий Ньютона астрономия стала естественной наукой в строгом смысле слова.
9. Об идеальном типе
История занимается уникальными и неповторимыми событиями, необратимым потоком человеческих дел. Историческое событие нельзя описать, не ссылаясь на вовлеченные в него личности, на место и дату его совершения. Если о случившемся можно рассказать без подобных ссылок, то это не историческое событие, а факт естественных наук. Сообщение о том, что профессор Х 20 февраля 1945 г. провел определенный эксперимент в своей лаборатории, является отчетом об историческом событии. Физик считает себя вправе абстрагироваться от личности экспериментатора, времени и места эксперимента. Он рассказывает только про те обстоятельства, которые, по его мнению, относятся к получению достигнутого результата и при повторении воспроизведут тот же самый результат. Он трансформирует историческое событие в факт эмпирических естественных наук. Он пренебрегает активным вмешательством экспериментатора и пытается представить его безразличным наблюдателем и рассказчиком о неподдельной реальности. Эпистемологические проблемы этой философии не дело праксиологии.
Являясь уникальными и неповторимыми, исторические события имеют одну общую черту: они деятельность человека. История понимает их как человеческое поведение; она постигает их смысл посредством праксиологического познания и понимает их значение, рассматривая их индивидуальные и уникальные черты. Для истории важно только значение для человека: значение, которое люди придают состоянию дел, которое они желают изменить; значение, которое они придают своей деятельности; значение, которое они придают результатам своего поведения.
Аспектом, с точки зрения которого история упорядочивает и сортирует бесконечное разнообразие событий, является их значение. Единственный принцип, который она применяет для систематизации своих объектов людей, идей, институтов, социальных общностей и артефактов, равнозначность. В соответствии со степенью равнозначности она группирует элементы в идеальные типы.
Идеальные типы это специфические понятия, применяемые в историческом исследовании и в представлении его результатов. Это концепции понимания. Как таковые они в корне отличаются от праксиологических категорий и понятий и от понятий естественных наук. Идеальный тип не является родовым понятием, поскольку его описание не указывает на признак, присутствие которого ясно и недвусмысленно определяет принадлежность к данному классу. Идеальный тип нельзя определить; он должен задаваться перечислением тех признаков, наличие которых, вообще говоря, определяет, встретился ли нам в данном конкретном случае образец, принадлежащий к рассматриваемому идеальному типу. Особенностью идеального типа является то, что не все его признаки должны иметься в наличии в каждом конкретном примере. Вопрос о том, препятствует ли отсутствие некоторых характеристик включению конкретного образца в данный идеальный тип, зависит от понимания оценки значимости. Сам идеальный тип есть результат понимания мотивов, идей, целей действующих индивидов и применяемых ими средств.
Идеальный тип не имеет ничего общего со статистическими усредненными и средними величинами. Многие из его признаков не поддаются численному определению и по одной этой причине не могут участвовать в вычислении средних. Но основную причину следует искать в чем-то другом. Статистические средние обозначают поведение класса или типа, уже заданного определением или описанием, отсылающим к другим признакам, относительно признака, на который нет ссылки в определении или описании. Принадлежность к классу или типу должна быть известной до того момента, когда статистики могут начать исследование особых признаков и использовать результаты своих исследований для установления среднего значения. Мы можем установить средний возраст сенаторов Соединенных Штатов или подсчитать средние показатели поведения возрастной группы населения относительно какой-либо проблемы. Но логически невозможно сделать, чтобы принадлежность к классу или типу зависела от средней.
Без идеального типа нельзя решить ни одной исторической проблемы. Даже когда историк изучает отдельную личность или единичное событие, он не может обойтись без ссылок на идеальный тип. Если он говорит о Наполеоне, то должен ссылаться на такие идеальные типы, как командующий, диктатор, революционный лидер; а если он занимается Великой Французской революцией, то должен ссылаться на такие идеальные типы, как революция, крушение установленного режима, анархия. Может получиться так, что ссылка на идеальный тип будет состоять только в отрицании его применимости в данном случае. Но все исторические события описываются и комментируются посредством идеальных типов. Обыватель, рассматривая события прошлого или будущего, должен использовать идеальные типы, невольно он так и делает.
Оценить целесообразность использования определенного идеального типа и узнать, дает ли он адекватное понятие явления, можно лишь с помощью понимания. Не идеальный тип определяет способ понимания; наоборот, способ понимания требует конструирования соответствующих идеальных типов.
При конструировании идеальных типов используются идеи и понятия, выработанные неисторическими отраслями знания. Разумеется, любое историческое знание обусловлено данными, полученными другими науками, зависит от них и не должно противоречить им. Но историческая наука имеет свой предмет и свой метод, отличающиеся от других наук, в свою очередь последние бесполезны для исторического понимания. Таким образом, идеальные типы не следует смешивать с понятиями неисторических наук. То же самое относится и к праксиологическим категориям и понятиям. Безусловно, они предоставляют необходимые средства для изучения истории, однако не имеют отношения к пониманию уникальных и единичных событий, которые составляют предмет истории. Поэтому идеальный тип никак не может быть простым заимствованием понятий праксиологии.
Часто бывает так, что термин, используемый в праксиологии для обозначения праксиологического понятия, служит для определения идеального типа. В этом случае историк использует одно слово для выражения двух разных вещей. Иногда у него термин имеет праксиологическую коннотацию, но чаще обозначает идеальный тип. В последнем случае историк вкладывает в него смысл, отличающийся от праксиологического значения; перенося его в другую область исследований, он его изменяет. Экономическое понятие предприниматель относится к уровню, отличному от идеального типа предприниматель, используемого в экономической истории и дескриптивной экономической теории. (На третьем уровне находится юридический термин предприниматель.) Экономический термин предприниматель является строгим понятием, которое в рамках теории рыночной экономики обозначает четко интегрированную функцию[См. с. 238241. * Финансовая верхушка (олигархия) (фр.). Прим. пер.]. Исторический идеальный тип предприниматель не включает тех же представителей. Используя его, никто не вспоминает о чистильщиках обуви, таксистах, имеющих в собственности автомобиль, мелких коммерсантах и фермерах. То, что установлено экономической наукой в отношении предпринимателей, строго действительно для всех представителей класса безотносительно к временным и географическим условиям, отраслевой принадлежности. То, что устанавливает история для своих идеальных типов, может различаться в зависимости от конкретных обстоятельств, разных эпох, стран, отраслей и многих других условий. Общему идеальному типу предпринимателя мало прока от истории. Последняя больше интересуется такими типами, как американский предприниматель эпохи Джефферсона, тяжелая промышленность Германии во времена Вильгельма II, текстильное производство Новой Англии в десятилетия, предшествовавшие первой мировой войне, протестантская haute finance* Парижа, предприниматели, сделавшие себя, и т.д.
Рекомендуется ли применять определенный идеальный тип или нет, полностью зависит от способа понимания. В наши дни широкое распространение получили два идеальных типа: левые партии (прогрессисты) и правые партии (фашисты). Первые включают западные демократии, некоторые латиноамериканские диктатуры и русский большевизм; вторые итальянский фашизм и германский нацизм. Эта типизация результат определенного способа понимания. Другой способ будет противопоставлять демократию и диктатуру. Тогда русский большевизм, итальянский фашизм и германский нацизм будут принадлежать к идеальному типу диктаторских государств, а западные системы к идеальному типу демократических государств.
Основная ошибка исторической школы Wirtschaftlische Staatswissenschaften* в Германии и институционализма в Америке заключается в интерпретации экономической науки как описания поведения идеального типа homo oeconomicus**. Согласно этой теории традиционная, или ортодоксальная, экономическая наука изучает не реальное поведение человека, а абстрактные и гипотетические образы. Она описывает существо, движимое исключительно экономическими мотивами, т.е. одним стремлением получить наибольшую вещественную или денежную выгоду. Такое существо, говорят критики, не имеет аналога в реальной действительности; это фантом ложной кабинетной философии. Ни один человек не подвержен исключительно страсти стать как можно более богатым, а некоторые вообще находятся вне влияния этого усредненного стремления. Изучая жизнь и историю, бессмысленно обращаться за помощью к этому призрачному гомункулусу.