Geum.ru

Человеческая деятельность

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   102


Универсализм и коллективизм необходимо являются формой теократического правления. Общей отличительной чертой любой их разновидности является то, что они постулируют наличие сверхчеловеческой сущности, которой индивиды должны повиноваться. Различаются они только названиями, присваиваемыми этой сущности, и содержанием законов, провозглашаемых во имя ее. Диктатура меньшинства не может иметь никакого другого оправдания, помимо апелляции к полномочиям, якобы полученным от сверхчеловеческой абсолютной власти. Не играет большой роли, обосновывает ли деспот свои притязания божественными правами помазанных королей, исторической миссией пролетариата, высшим существом, называемым Абсолют (Гегель) или Человечество (Огюст Конт). Термины общество и государство в том смысле, в каком они используются сторонниками социализма, планирования и социального управления, обозначают божество. Жрецы новой веры приписывают своему идолу все атрибуты, которые теологи приписывают Богу, всемогущество, всеведение, бесконечную доброту и т.д.


Как только кто-то предполагает, что над действиями индивида и вне их есть вечная сущность, преследующая собственные цели и отличная от смертных людей, он тем самым уже создает понятие сверхчеловеческого существа. Тогда он не может обойти вопрос о том, чьи цели имеют приоритет в случае возникновения антагонизма государства и общества или индивида. Ответ на этот вопрос подразумевается самой концепцией государства или общества в понимании коллективизма и универсализма. Если постулируется сосуществование сущности, которая ex definitione выше, благороднее и лучше, чем индивиды, то не может быть никаких сомнений в том, что цели этого выдающегося существа должны быть превыше целей жалких индивидов. (Правда, некоторые любители парадоксов, например Макс Штирнер[Cf. Stirner M. (Shmidt J. K.). The Ego and His Own. Trans. by S.T. Byington. New York, 1907.], получают удовольствие, переворачивая все с ног на голову и несмотря ни на что утверждая приоритет индивидов.) Если общество или государство является существом, наделенным волением и стремлениями, а также всеми другими качествами, приписываемыми ему коллективистской доктриной, то бессмысленно противопоставлять его величественным замыслам жалкие цели ничтожного индивида.


Квазитеологический характер всех коллективистских доктрин проявляется в их взаимных конфликтах. Коллективистская доктрина не утверждает превосходство коллективного целого in abstracto; она провозглашает возвышенность конкретного коллективистского идола и либо решительно отрицает существование других подобных идолов, либо низводит их до подчиненного и вспомогательного положения по отношению к своему идолу. Поклонники государства провозглашают совершенство определенного государства, а именно своего собственного; националисты совершенство своей собственной нации. Если несогласные оспаривают их программу, объявляя превосходство другого коллективистского идола, они не находят иного возражения, кроме как заявлять вновь и вновь: Мы правы, потому что внутренний голос говорит нам, что мы правы, а вы ошибаетесь. Конфликты антагонистических коллективистских вероучений и сект могут быть разрешены не путем логических рассуждений; они могут быть разрешены только с помощью оружия. Альтернативой либеральному и демократическому принципу власти большинства являются принципы вооруженного конфликта и диктаторского угнетения.


Все разновидности коллективистских вероучений едины в своей неистребимой ненависти к основополагающим политическим институтам либеральной системы: принципу большинства, терпимости к инакомыслию, свободе мысли, слова и прессы, равенству всех людей перед законом. Такая солидарность коллективистских вероучений в их попытках разрушить свободу привела к ошибочному мнению, что суть современного антагонизма заключается в противостоянии индивидуализма и коллективизма. На самом деле это борьба между индивидуализмом, с одной стороны, и множеством коллективистских сект с другой, причем их взаимная ненависть и враждебность не менее сильны, чем их отвращение к либеральной системе. Капитализм атакует не единая марксистская секта, а множество марксистских групп. Эти группы (например, сталинисты, троцкисты, меньшевики, сторонники II Интернационала [44] и т.д.) сражаются друг с другом с крайней жестокостью и бесчеловечностью. Существует и много немарксистских сект, которые применяют такие же зверские методы в борьбе между собой. Замена либерализма коллективизмом приведет к бесконечным кровавым междоусобицам.


Традиционная терминология толкует все это абсолютно неверно. Философия, обычно называемая индивидуализмом, является философией общественного сотрудничества и поступательного усиления общественных связей. С другой стороны, применение основных идей коллективизма не может привести ни к чему иному, кроме дезинтеграции общества и увековечения вооруженного конфликта. Правда, каждая разновидность коллективизма обещает вечный мир, начиная с момента своей полной победы и окончательного поражения и истребления всех других идеологий и их сторонников. Однако для реализации этих планов необходима радикальная трансформация человечества. Люди должны быть поделены на два класса: на всесильного богоподобного диктатора и на массы, должные отказаться от воления и рассуждения, чтобы стать простыми пешками в планах диктатора. Для того чтобы сделать одного человека богоподобным господином, массы необходимо обесчеловечить. Мысль и действие, важнейшие характеристики человека как человека, становятся привилегией только одного человека. Нет необходимости говорить о том, что данный сценарий неосуществим. Тысячелетние империи диктаторов обречены на крушение; они никогда не существуют дольше, чем в течение нескольких лет. Мы только что стали свидетелями распада нескольких подобных тысячелетних порядков. Оставшиеся вряд ли кончат лучше.


Современное возрождение идей коллективизма основная причина всех страданий и бедствий наших дней оказалось настолько успешным, что важнейшие идеи либеральной социальной философии были преданы забвению. Сегодня даже многие из тех, кто поддерживает демократические институты, игнорируют эти идеи. Аргументы, которые они выдвигают в пользу свободы и демократии, заражены коллективистскими ошибками; их доктрины являются скорее искажением, нежели поддержкой подлинного либерализма. По их мнению, большинство всегда право просто потому, что способно сокрушить любую оппозицию; власть большинства является диктаторской властью самой многочисленной партии, а правящее большинство не должно само ограничивать себя, осуществляя свою власть и проводя в жизнь свою политику. Как только фракции удается получить поддержку большинства граждан и таким образом встать у руля государственной машины, она свободна отказать меньшинству во всех демократических правах, посредством которых она сама только что вела борьбу за верховенство.


Такой псевдолиберализм является полной противоположностью либеральной доктрины. Либералы не считают, что большинство божественно и непогрешимо; что поддержка политики многими является доказательством ее соответствия общему благу. Они не рекомендуют диктатуру большинства и жестокое преследование инакомыслящего меньшинства. Либерализм имеет в виду политическое устройство, которое обеспечивало бы ровную работу общественного сотрудничества и поступательное усиление взаимных общественных связей. Его основная цель избежать острых конфликтов, войн и революций, которые разрушают общественное сотрудничество и возвращают людей в первобытное варварство, когда все племена и политические группировки бесконечно сражались друг против друга. Поскольку разделение труда требует нерушимого мира, либерализм направлен на установление системы правления, склонной поддерживать мир, а именно демократии.

Праксиология и либерализм


Либерализм в значении XIX в. является политической доктриной. Это не теория, а приложение теорий, разработанных праксиологией, и в особенности экономической наукой, к определенным проблемам человеческой деятельности в обществе.


В качестве политической доктрины либерализм не является нейтральным относительно ценностей и конечных целей деятельности. Он предполагает, что все или по крайней мере большая часть людей стремится преследовать определенные цели. Это дает им информацию о средствах, подходящих для реализации их планов. Поборники либеральных доктрин полностью отдают себе отчет в том, что их учения имеют силу только для людей, приверженных этим ценностным принципам.


В то время как праксиология, а вслед за ней и экономическая наука используют термины счастье и устранение беспокойства в строго формальном смысле, либерализм придает им конкретное значение. Он предполагает, что люди предпочитают жизнь смерти, здоровье болезни, питание голоду, достаток нищете. Он учит человека тому, как действовать в соответствии с этими оценками.


Принято называть эти заботы материалистическими и обвинять либерализм в грубом материализме и пренебрежении высшими и благородными стремлениями человечества. Не хлебом единым жив человек, говорят эти критики, и поносят убожество и презренную низменность утилитарной философии. Однако эти страстные обличительные речи несправедливы, поскольку сильно искажают учение либерализма.


Первое: либералы не утверждают, что людям следует стремиться именно к тем целям, которые упомянуты выше. Они всего лишь считают, что подавляющее большинство людей предпочитают быть богатыми и здоровыми, а не бедными и больными. Корректность этого утверждения не может быть поставлена под сомнение. Это доказывается тем, что все антилиберальные доктрины теократические догмы различных религий, этатизм, национализм, социализм содержат ту же позицию в этих вопросах. Все они обещают своим последователям жизнь в изобилии. Никто из них еще не рискнул сказать людям, что осуществление их программы ухудшит их материальное положение. Напротив, они упирают на то, что как раз реализация планов соперничающих партий приведет к обнищанию большинства, а сами они желают обеспечить своим сторонникам достаток. Христианские партии не менее активно, чем националисты и социалисты, обещают массам более высокие стандарты жизни. Сегодняшние церкви часто больше говорят о повышении ставок заработной платы, чем о догмах христианской доктрины.


Второе: либералы не смотрят свысока на интеллектуальные и духовные устремления человека. Наоборот, с неистовым рвением они стремятся к интеллектуальному и нравственному совершенствованию, к мудрости и эстетической безупречности. Но их взгляды на эти высокие и благородные вещи весьма далеки от грубых представлений их противников. Они не разделяют наивное мнение о том, что какая-либо система социальной организации способна непосредственно стимулировать философскую или научную мысль, рождение шедевров литературы и искусства и сделать массы более просвещенными. Они понимают: все, что общество может достичь в этих областях, это создать среду, не возводящую непреодолимых препятствий на пути гениев, и сделать обычного человека достаточно свободным от материальных забот, чтобы он имел возможность интересоваться чем-то иным, помимо поисков средств существования. По их мнению, важнейшим социальным средством сделать человека более человечным является борьба с нищетой. Мудрость, наука и искусство в мире изобилия чувствуют себя лучше, чем в среде нуждающихся людей.


Упрекать эпоху либерализма за так называемый материализм означает искажать факты. XIX в. был не только веком беспрецедентного усовершенствования технических методов производства и повышения материального благосостояния масс. Он не просто увеличил среднюю продолжительность жизни человека. Его научные и художественные достижения непреходящи. Это была эпоха бессмертных музыкантов, писателей, поэтов, художников и скульпторов; он произвел революцию в философии, экономической науке, математике, физике, химии и биологии. И впервые в истории человечества он сделал великие работы и великие мысли доступными обычному человеку.

Либерализм и религия


Либерализм основывается на чисто рациональной и научной теории общественного сотрудничества. Политика, им рекомендуемая, является приложением системы знаний, не имеющих никакого отношения к чувствам, интуитивным верованиям, которые нельзя в достаточной степени логически подкрепить, мистическому опыту и личной осведомленности о сверхъестественных явлениях. В этом смысле к нему можно применить эпитеты атеистический и агностический, часто имеющие иронический оттенок или неверно понимаемые. Было бы, однако, серьезной ошибкой делать вывод, что науки о человеческой деятельности и установки, вытекающие из их учений, либерализм антитеистичны и враждебны религии. Они категорически противостоят любой системе теократии. Но они абсолютно нейтральны в отношении религиозных верований, которые не претендуют на вмешательство в ход общественной, политической и экономической жизни.


Теократия есть общественная система, которая выдвигает притязания на сверхъестественные основания своей легитимности. Основным законом теократического режима является прозрение, не доступное исследованию путем умозаключений и доказательству логическими средствами. Его конечным критерием является интуиция, дающая разуму субъективную уверенность в некоторых вещах, которые не могут быть постигнуты путем умозаключений и логического рассуждения. Если эта интуиция ссылается на один из традиционных комплексов учений, касающихся существования Божественного Создателя и Господа, мы называем ее религиозной верой. Если она ссылается на другой комплекс взглядов, мы называем это метафизическими взглядами. Таким образом, система теократического правления не обязательно должна основываться на одной из великих исторических мировых религий. В ее основе могут лежать метафизические принципы, которые отвергают все традиционные церкви и названия, и гордятся своим подчеркнуто антитеистическим и антиметафизическим характером. В наше время самые мощные теократические партии противостоят христианству и другим религиям, развившимся из иудейского монотеизма. Теократический характер им придает стремление привести земную жизнь человечества в соответствие с комплексом идей, чью обоснованность невозможно доказать логически. Они ведут себя так, как будто их лидеры одарены знанием, недоступным остальному человечеству и противоречащим идеям, разделяемым теми, кому в искре Божьей отказано. Посвященным лидерам вверена мистическая высшая власть и право управлять делами заблудшего человечества. Лишь они одни просвещены; все остальные люди или слепы и глухи, или являются злодеями.


Многие направления великих исторических религий поддавались теократическим влияниям. Их поборники были ослеплены жаждой власти, стремлением к угнетению и уничтожению всех инакомыслящих. Тем не менее не следует смешивать две разные вещи: религию и теократию.


Уильям Джемс называет религиозными чувства, действия и опыт отдельной личности, поскольку их содержанием устанавливается отношение ее к тому, что она почитает Божеством[Джемс У. Многообразия религиозного опыта. СПб.: Андреев и сыновья, 1992. С. 40.]. В качестве признаков религиозной жизни он называет следующие убеждения: видимый мир является частью иного духовного мира, в котором он черпает свой главный смысл; согласие и гармония с этим высшим миром являются истинной целью; молитва, или внутреннее общение с ее духом Бог ли это или закон есть реально протекающий процесс, в котором проявляется духовная энергия и который порождает известные психические и даже материальные последствия в феноменальном мире. Религия, продолжает Джемс, также включает в себя следующие психологические черты: новая энергия, добавляющаяся к жизни как дар и принимающая форму лирического очарования или влечения к суровости и героизму, затем уверенность в спасении опасности и мирной настроенности, а в отношении других преобладание нежной любви[Там же. С. 384385.].


Такая характеристика религиозных опыта и чувств человечества никак не касается организации общественного сотрудничества. Религия в представлении Джемса является чисто личными и индивидуальными отношениями между человеком и священной, таинственной и вызывающей благоговейный трепет божественной Реальностью. Она предписывает человеку определенные правила индивидуального поведения. Но ничего не утверждает относительно проблем социальной организации. Св. Франциск Ассизский, величайший религиозный гений Запада, не касался политики и экономики. Он хотел научить своих учеников благочестивой жизни; он не разрабатывал планов организации производства и не побуждал своих последователей прибегать к насилию против инакомыслящих. Он не несет ответственности за толкование своих учений режимом, который он основал.


Либерализм не чинит препятствий человеку, стремящемуся привести свое личное поведение и частные дела в соответствие с тем, как он сам или его церковь или вероисповедание истолковывает учения Священного Писания. Но он решительно противостоит любым попыткам заглушить рациональное обсуждение проблем общественного благосостояния путем апелляции к религиозным откровениям и интуиции. Он никому не предписывает разводы или практику регулирования рождаемости. Но борется с теми, кто хочет запретить другим свободно обсуждать все за и против этих мер.


Либеральное мнение состоит в том, что цель нравственных принципов заставить индивидов приводить свое поведение в соответствие с требованиями жизни в обществе, воздерживаться от любых действий, наносящих вред сохранению мирного общественного сотрудничества и улучшению отношений между людьми. Либералы приветствуют поддержку, которую религиозные учения могут обеспечить тем нравственным предписаниям, которые они сами одобряют, но противостоят любым нормам, которые могут привести к разрушению общества, из какого бы источника они не происходили.


Разговоры многих сторонников теократии о том, что либерализм борется против религии, являются искажением фактов. Там, где для решения мирских проблем используются церковные принципы, различные конфессии, вероисповедания и секты борются друг с другом. Отделяя церковь от государства, либерализм устанавливает мир между различными религиозными фракциями и каждой из них обеспечивает возможность безопасного проповедования своего учения.


Либерализм рационалистичен. Он утверждает, что подавляющее большинство людей можно убедить в том, что мирное сотрудничество в рамках общества лучше отвечает их правильно понимаемым интересам, чем борьба всех против всех и социальная дезинтеграция. Либерализм полностью полагается на человеческий разум. Возможно, такой оптимизм необоснован и либералы ошибаются. Но тогда у человечества не остается никакой надежды на будущее.

3. Разделение труда


Разделение труда (и его двойник человеческое сотрудничество) является фундаментальным общественным явлением.


Опыт учит человека, что объединенные усилия более эффективны и производительны, чем изолированная деятельность самодостаточных индивидов. Некоторые естественные обстоятельства, определяющие жизнь и деятельность человека, приводят к тому, что разделение труда увеличивает выработку на единицу затраченного труда. Эти естественные обстоятельства заключаются в следующем.


Первое: врожденное неравенство способностей людей к различным видам труда. Второе: неравномерное распределение по поверхности земли природных, не связанных с человеком возможностей производства. В равной степени их можно рассматривать как проявление одного и того же феномена, а именно многообразия природы, которая делает мир совокупностью бесконечного разнообразия. Если физические условия производства были бы одинаковыми на всей поверхности земли и если бы все люди были одинаковы подобно окружностям с равным диаметром в евклидовой геометрии, то они не участвовали бы в разделении труда.


Существует и третье обстоятельство, состоящее в том, что некоторые предприятия превосходят возможности одного человека и требуют объединенных усилий нескольких людей. Одни требуют таких затрат труда, которые не под силу ни одному человеку, поскольку его работоспособность недостаточно велика. Другие же могут быть выполнены отдельными индивидами, но для этого понадобилось бы столько времени, что результат был бы получен слишком поздно и не компенсировал бы затраченного труда. В обоих случаях лишь совместные усилия позволяют достигнуть искомой цели.


Если соблюдается лишь третье условие, между людьми возникает временное сотрудничество. Однако подобные мимолетные союзы с целью решения задач, с которыми не справляются отдельные индивиды, не приводят к устойчивому общественному сотрудничеству. На ранних этапах цивилизации таких задач было немного. Более того, не все, кого это касается, могут согласиться с тем, что данная деятельность более насущна и принесет больше пользы, чем задачи, которые они могут выполнить в одиночку. Великое человеческое общество, охватывающее всех людей со всеми их делами, не порождается такими случайными союзами. Общество это нечто более значительное, нежели преходящие союзы, заключаемые с определенными целями и распадающиеся, как только эти цели достигаются, пусть даже партнеры готовы возобновить их, если возникнет такая необходимость.


Повышение производительности, вызываемое разделением труда, становится очевидным, когда любой индивид или участок земли превосходит других индивидов или участки земли по крайней мере в одном отношении. Если А способен производить в единицу времени 6p или 4q, а B только 2р, но 8q, работая по отдельности, они произведут 4р + 6q, а в условиях разделения труда, когда каждый из них производит только то, что способен производить более эффективно по сравнению со своим партнером, они произведут 6р + 8q. Но что произойдет, если А по сравнению с В более эффективно производит не только р, но и q?


Именно эту проблему поставил и решил Рикардо.

4. Рикардианский закон образования связей


Для того чтобы продемонстрировать последствия разделения труда в том случае, когда более эффективные во всех отношениях индивид или группа сотрудничают с индивидом или группой, во всех отношениях менее эффективными, Рикардо разработал закон образования связей (law of association). Он подверг исследованию последствия развития торговли между двумя регионами, в неравной степени одаренными природой, предположив, что продукты, но не рабочие и не накопленные факторы будущего производства (капитальные блага) могут свободно перемещаться из одного региона в другой. Как показывает закон Рикардо, разделение труда между этими регионами приводит к повышению производительности труда и поэтому выгодно всем, даже если физические условия производства любого товара более благоприятны в одном регионе по сравнению с другим. Более одаренному региону выгодно сконцентрировать свои усилия на производстве тех товаров, где его превосходство выше, и оставить менее одаренному региону производство тех изделий, где его превосходство меньше. Парадокс, заключающийся в том, что выгоднее оставлять более благоприятные внутренние условия производства неиспользованными и покупать товары, которые могли бы быть на них произведены, в регионах, где условия их производства менее благоприятны, является результатом отсутствия мобильности труда и капитала, которым более благоприятные места производства недоступны.