Хотите ли вы, милые читательницы, быть всегда неувядаемыми и обожаемыми; хотите ли вы в самой драматической ситуации сохранить себя Женщиной и улыбнуться
| Вид материала | Документы |
- Моу ропшинская средняя общеобразовательная школа урок: «Если хочешь быть здоровым!», 189.7kb.
- Сказка ложь. Но, как всякая сказка, эта сказка тоже бывает местами правдивой, 7849.4kb.
- Урок по теме: «Сумма углов треугольника», 34.26kb.
- Наталия Осьминина, 478.04kb.
- Информационный буклет по продукту: Кредитная карта «Депозитные вклады», 776.89kb.
- Задачи : познакомить с понятием «лимерик» иобеспечить его усвоение; научить отличать, 30.34kb.
- Как убедить собеседника, 954.53kb.
- Пасущие стадо находятся среди стада, а не над стадом, и в первую очередь должны вникать, 1056.81kb.
- Э. Кондильяк об искусстве рассуждения, 3950.34kb.
- Добро пожаловать в страну читалию, 22.89kb.
скачано с www.5tt.ru
Фанатичная страсть к оружию, картинам, ювелир¬ным изделиям — пожалуйста! Столбняк от мрамор¬ных граций, бронзовых Диан — сколько угодно. Так будем же последовательными, ведь перед живой жен¬щиной, если природа придумала ее не в припадке мизантропии, меркнут и украшения Фаберже, и полот¬на Рафаэля. Будь иначе, мастера всех видов и жанров искусств за недостатком натуры давно переквалифици¬ровались бы в управдомы, рекламная индустрия свер¬нулась до масштаба свечного заводика в Самаре, а Мулен-Руж перекупил бы Макдональдс. Вспомним, у всех Венер, Психей, Граций был двойник с тем¬пературой тела 36,6. Столь же ослепительный, но в ла¬данной дымке тленности.
Заглянем в медицинский справочник: “Этиологи¬ческие и патогенезные механизмы гомосексуализма, он же инверсия, уранизм, лесбиянство, сапфизм, пол¬ностью неизвестны”. Предлагаю свою версию. Не на¬учную, скорее гуманитарную, как помощь.
Прежде сознания пробуждается в человеке ин¬стинкт собственника. Первый выпуклый рефлекс — хватательный. Цепко сжимает крохотный кулачок и погремушку, и прядь матери, и мизинец отца. Един¬ственный доступный в ту пору способ присвоения съесть. И младенец все тянет в рот. Постепенно вы¬ясняется, что съедобного в этом мире маловато. Ар¬сенал завоевания после короткой заминки пополняется новым оружием: что нельзя проглотить, можно уничтожить. Гильотинируются куклы, потрошатся книги,выливаются на пол духи. У некоторых мужчин этот метод овладения остается основным пожизненно. И тогда рушится Троя, разгораются мировые войны, на смуглой груди цыганок и бесприданниц распуска¬ются алые розы ран.
Следующий эволюционный этап купить или ук¬расть. Подавляющее большинство на нем и тормозит. Но есть еще один вариант присвоения, который высит¬ся надо всеми, создать. Это мой дом, потому что я его построил, это мой сад, потому что я его посадил, это мой ребенок, потому что я его родила. На отшибе, автономно расположены способы получения в личное пользование женщины.
Соломон утверждал, что ветру, и орлу, и сердцу девы нет закона. Либо лукавый иудей льстил легионам своих прелестниц, либо мудрость его страдала серьез¬ным дефектом. Кому как не ему, с интернациональным штатом жен, раздутым до размера среднего советско¬го министерства, знать, что путь к сердцу женщины лежит через ее лоно. Где-то там, в тропической ночи, мерцает светлячком точка. От прикосновения к ней мыльными пузырями лопаются валуны у входа в запо¬ведный грот, с шуршанием отступает прилив, и на песке остается золотая рыбка, готовая выполнить лю¬бую прихоть господина, задохнуться у его ног в полу¬метре от воды, накормить на завтрак собственной плотью. Нередко бывает, что эта точка ускользает солнечным зайчиком от усердного ловца, а случайная рассеянная ладонь накрывает ее сразу, как зазевав¬шуюся бабочку.
ОЧАРОВАННАЯ СТРАННИЦА
В фокусе — героиня. Та из двух, чья кровь заражена вирусом рокового влечения. Симптомы его присутствия проявляются с младых ногтей: сверстницы уже заневе¬стились. Где надо — выпукло, где надо — вогнуто. А она по-прежнему смахивает на подростка с грубоватыми манерами, походкой гавроша и жарко-тревожной аурой. Стихи и футбол, румянец и сигарета, циничные реплики и пажеское послушание. Сплошной резкоконтиненталь¬ный климат. Однажды на пути возникает наставница.
Опытная жрица запретной любви вычисляет потен¬циальную послушницу моментально. Их сближение происходит без усилий, без путаных объяснений, стре¬мительно и естественно, как слияние торопливого ручья со спокойным озером. Это не связь, это посвящение, неумолимое зеркало судьбы, поднесенное вплотную к душе: смотри, детка, смотри внимательно — вот истинные причины твоего смятения и неуюта, испарины твоих сновидений, лихорадочных вопросов себе и миру. Ответ пугает, он похож на приговор? Увы, другого нет.
До поры до времени удается сохранить инкогнито. Но сколько веревочке ни виться... Рано или поздно случается неизбежное — встреча:
Движением беспричинным Я встала, нас окружили. И кто-то в шутливом тоне:
Знакомьтесь же, господа! И руку движеньем длинным Вы в руку мою вложили, И нежно в моей ладони Помедлил осколок льда.
Женская интуиция, не ослабленная, а усиленная изъяном, диктует одной гипнотические слова и поступ¬ки. Других же забавляют и притягивают откровенное обожание, пряная смесь союзничества и чужеродности. Они часто подолгу молчат. Старшей (не по возрасту. по чувству) нравится, когда младшая чем-то занята - ею можно беспрепятственно любоваться. Вот только зрение не единственный орган чувств, подаренный нам природой. Есть еще как минимум четыре, и вовсе не периферийных.
Понятно, что ни к чему для полноты ощущений нюхать перстень, даже если у него форма цветка, сли¬зывать масло с холста или гладить гриву медного скакуна. Так-то оно так. А если у предмета полный комплект чудесных свойств? Почему у зрения такие привилегии? Нелепая дискриминация. Да и мыслимо ли удержаться от искушении уткнуть нос в душистые волосы, припасть к роднику жилки на шее, к маковому зерну родинки над влажным углом рта? На этих ласках все бы и закончилось.
Но нутро старшей грызет и гложет пророчес¬кий страх: вот-вот ворвутся в их пастораль накачан¬ные викинги и украдут, умчат ее сокровище. А чем, чем они лучше? Лишь тем, что имеют законное пра¬во окольцевать при свидетелях, чтобы после при¬шпоривать ее норовистую лошадку на скрипучих ди¬ванах. Не отдам! Так из смуты, ревности, пощечин, истерик, покаяния, слез и пота рождается первая брач¬ная ночь.
Жребий брошен, рубикон позади. А как изменились глаза подруги — от вчерашней снисходительной про¬хлады ни следа. То-то же! Но эйфория будет быстротечной. На сей раз реальность материализуегся в об¬разе родителей младшей (старшая либо уже покинула отчий кров, либо отношения с близкими приняли ха¬рактер коммунального сожительства).
Мать давно смущала странная дружба дочери. Чутье твердило: что-то здесь нечисто. А теперь и вовсе сидят две девушки на кушетке с видом благовоспитан¬ных гимназисток, а между ними такие разряды элек¬трические проскакивают, словно это молодожены. Дневной неурочный визит с бесшумным поворотом ключа поставит раскаленные точки над “и”. И запыла¬ют костры инквизиции. Мольбы, проклятия, карцер, угрозы суицида и кровавой расправы — все пустит в ход несчастная мать. Ее можно понять. Лучше бы дочь принесла в подоле, спуталась с женатым эти девичьи грехи вечны. А здесь... Срам-то какой!
Игра в заговорщиков кончилась. Жгучая тайна при ярком свете пыточной лампы обернулась грязной спле¬тней. Под лепестками оказались ядовитые шипы, под ковровым мхом — бездна. И заблудшее чадо не выдер¬жит, содрогнется и отступит. Отступит ровно на тот шаг, который отделяет ненависть от любви. А когда после каникул, проведенных у тетки в Саратовской губернии, окликнет в толпе знакомый голос, она обер¬нется. Медленно-медленно, очень медленно... и из ле¬дяных осколков само собой сложится неуступчивое слово “вечность”.
Конец первого акта. Пожалуйте в буфетную, господа!
Молодые раны заживают скоропостижно. Еще не сносились кроссовки, в которых несла караул под теми к-нами, еще не порыжели чернила на письмах и екает плечко от звука запретного имени, а новая Галатея спускает мраморную ножку с пьедестала. Горький опыт наставил первые, пока еще редкие красные флажки на дистанции: никаких поздних звонков и визитов, никаких семейных чаепитий.
• Что же твоя новая приятельница никогда не зайдет в гости?
• Она, мама, очень стеснительная.
Карта города в масштабе один к одному выучена наизусть. Две руки в одном кармане куртки. Тупики, скверики, черные лестницы, ясельные беседки, чердаки и подвалы, где голуби и кошки, где граненый стакан наливают до краев рубиновым портвейном, где ти¬хонечко гуляет в смуглых пальцах нож. Самые теплые места — на заднем сиденье автобуса. Самый длинный маршрут — до аэропорта. Жмемся мы друг к дружке, чтоб теплее стало. Водитель подмигивает в зеркальце:
уже приметил. Милиционер интересуется паспортами:
тоже приметил. Нет, лейтенант, никуда мы не летим, хотя очень хотелось бы. Говорят, далеко-далеко есть лебединый остров, где ни штормов, ни ветров, ни паспортного режима, где каждая раковина в море— с жемчугом, где на каждом дереве — гамак, а в каждом гамаке — по русалке. Мы не нарушим порядок на вверенной вам территории. Мы только погреемся — и назад. Можно?
Минет зима, минет лето. Вот и осень. Сезон свадеб. Куклы на капоте, фата на невесте, жареные лебеди, народные песни, цыганочка с выходом, жениху жмут туфли, невеста уже без фаты курит и плачет в туалете.— Тебе нравится? — Her.— Невесту успокоили жениха разули, куклу отвязали от капота, спеленали сунули в коляску. Сопит, моргает, тужится.— Тебе нравится? — Да!
Можно вырыть крепостной ров, возвести китай¬скую стену, вставить глазок от непрошеных посети¬телей, когда они — люди. Природа же легким щелч¬ком пробьет брешь в яично-медовой кладке, от ее вздоха слетят пудовые замки и засовы. Теперь ее вест¬ник явится в розовой оболочке херувима, а попросту говоря — ребенка.
“Того, кто никогда не придет, того, о чьем появле¬нии даже нельзя молить. Можно просить у Богомате¬ри ребенка от возлюбленного, можно просить у Бого¬матери ребенка от старика — не справедливости — чуда, но о безумии не просят. Союз, где ребенок исключен начисто... Вот единственная погрешность, единственное уязвимое место в том прекрасном целом, которое являют собой две любящие друг друга женщи¬ны. Не влечение к мужчине, а желание ребенка — вот чему невозможно противиться. Единственное, что спа¬сает мужчину. И — человечество.
“Что скажут люди” — ничего не значит, не должно значить, ведь, что бы люди ни сказали, они скажут дурное, что бы ни увидели — увидят дурное. Дурной глаз зависти, любопытства, безразличия.
...Церковь и государство? Не посмеют сказать ни слова, покуда не перестанут толкать и благословля гь на убийство тысячи молодых людей.
Но что скажет, что говорит об этом природа единственная мстительница и заступница за наши Физические отклонения. Природа говорит: нет. За¬прещая нам это, она защищает себя; Бог, запре¬щая нам что-то, делает это из любви к нам; При-оода— из любви к себе, из ненависти ко всему, что не есть она.
..И та, что начинала с нежелания иметь ребенка от него, кончит желанием иметь ребенка от нее. И оттого, что это не может быть, она однажды уйдет, продолжая тюбить, но гонимая ясной и бессильной ревностью своей подруги, и настанет день, когда она, никому не нужная, рухнет в объятия первого встречного”. (М. Цветаева).
И замелькают перед очарованной странницей путе¬вые пейзажи и платформы. А на них ее транзитные подруги — блондинки и брюнетки, болтушки и мол¬чуньи, вертихвостки и хохотушки, неряхи и чистюли. У них будут дети и не будет детей. Обручальное золо¬то будет посверкивать на безымянном пальце то спра¬ва, то слева. Они будут кидаться в связь, зажмурив¬шись, как в омут. И вступать высокомерно, как арис¬тократки в придорожную корчму. За ними будет тянуться шлейф духов и смог перегара. Их будет мно¬го. Не по хотению темперамента, а по щучьему веле¬нию судьбы. Или общества. Которое шарахнется от такой супружеской пары как от чумы, обнесет ее колю¬чей проволокой взглядов, швырнет в спину комья на¬смешек. Портачит природа. Платит человек. Пошли, Господи, всем своим отверженным чадам утешение. Смягчи нравы и сердца.
ПИСАНАЯ ТОРБА
Нареки партнера в пылу ссоры неудачником, карь¬еристом, кретином, рохлей, алкашом, скупердяем, альфонсом. Чем грозят подобные крестины? Ну за¬метешь штукатурку с пола в коридоре, побарствуешь ночку-другую на постели без подселения, забу¬дешь надеть под нейлоновый халат трусики— и ин¬цидент исчерпан. Обругай его бабником — и тебя наградят польщенной ухмылкой. Но, упаси Бог, хоть ненароком, хоть в шутку пренебрежительно щелкнуть по орудию воспроизводства! Это оскорб¬ление уже не смыть ни потоком слез, ни ванной из “Наполеона”
На выходе из сортира мужчина рефлекторно ощу¬пывает гульфик По версии Фрейда, из подсознатель¬ного опасения: все ли в целости и сохранности Он может забыть вымыть руки, но эта ревизия свя¬щенный ритуал. Набоков в “Лолите” образно именует причинное место “жезлом жизни”, “скипетром” И впрямь для многих это весомый атрибут власти над миром Добавлю — над миром собственных ил¬люзий.
Самая закоренелая из них — это иллюзия прямой арифметической зависимости между двумя величина¬ми: их размером и нашим удовольствием Античные ваятели умещали победное оружие своих героев и небожителей за миниатюрным фиговым листком Вряд ли из соображений экономии или приступов целомудрия. Просто древним асам любви для блис¬тательных викторий над пылкими южанками не требовалась тяжелая артиллерия Они разбирались что почем
Большому куску рот радуется, утверждает пословица
но не уточняет — чей рот Держу пари, он принад¬лежит обжоре, но никак не гурману Да и для прими¬тивного чревоугодника гигантские параметры блюда -источник скорее визуального восторга.
А пагубное заблуждение с упорством сорняка про¬должает буйно цвести повсюду Именно пагубное. Из-за него наши голиафы сплошь и рядом — нефтяники, непоколебимо уверенные, чго их щедрая оснастка уже бесценный подарок женскому роду и дополнитель¬ные усилия совершенно ни к чему А у тех, кому пришлись бы впору хлорофилловые плавки эллинов, невинная жертва хозяйской мнительности приучена по первому сигналу тревоги сворачиваться в унылый ку¬киш
Амазонка отлично справляется с задачей развен¬чания вредоносного мифа. Потому что таинственный материк, на который алчные колумбы высаживаются как колонизаторы, с опасливой агрессией и с нитками стеклянных бус в обмен на золото и мех, для па¬дчерицы пола — родная почва Здесь и в полной тем¬ноте, по едва заметным ориентирам, по еле уловимым вздохам и трепету, по звездам и росе отыскивает она узкую козью тропку, по которой добирается до ма¬гической точки куда проворней неуклюжих конкиста¬доров
[Aкадемия Знакомств [Sоblaznenie.Ru] - это практические тренинги знакомства и соблазнения в реальных условиях - от первого взгляда до гармоничных отношений. Это спецоборудование для поднятия уверенности, инструктажа и коррекции в "горячем режиме". Это индивидуальный подход и работа до положительного результата!]
В плане физиологии близость со стороны стар¬шей — образец альтруизма. Самая желанная награда за труд сердцебиение и пустынное марево в зрачках подруги. Это более психологический акт, чем плотский. На пути к собственному финишу (особенно вна¬чале) двойной заслон пола. Робкие поползновения младшей восстановить симметрию пресекаются в за¬родыше:
• Какой клад ты там надеешься отыскать, сокро¬вище мое? Извини, вынуждена огорчить — ничего, до¬стойного твоего драгоценного внимания, нет и не предвидится. Не напрягайся! Мне вполне достаточно наблюдать твой полет.
скачано с www.5tt.ru
Рука отдергивается и перепархивает на нейтраль¬ную территорию.
А после подругу убаюкают, спеленают в лаван¬довый батист шепота, признаний, шаманства бессвяз¬ных бормотании. Когда-нибудь, одиноко дотлевая под классический храп, она вспомнит о них, и никакой маршальский жезл не послужит оправданием его са¬модовольному владельцу, не перевесит пустую чашу любовного эпилога.
Альтруизм, конечно, не беспределен. Умирать от жажды над ручьем и падать в голодные обмороки за накрытым столом — этих танталовых мук не сте¬рпит ни одна уважающая себя плоть, которая в гробу видала все психологические барьеры и со¬мнения. В конце концов вопреки протес гам и само¬отводам хозяйки она предъявит ультиматум, требуя свою законную долю. Тогда отыскивается компро¬миссное решение, необременительное для партнер¬ши. Какое? А вот и не скажу! Это не трактат по технике лесбийского секса. Я о любви вам толкую. О л-ю-б-в-и!
КТО ТАМ ШАГАЕТ ПРАВОЙ?
По статистике, около 50% мужчин и лишь 25% женщин имели в жизни хотя бы разовый инверсионный контакт. Так ли это? Думаю, что первые привирают,вторые скромничают. Конкурент ли Адам Еве по части дегустации запретных плодов? Другой вопрос, что первая леди земли, ловко сорвав и уничтожив с огрызком розовый ранет, уже через секунду паслась под деревом с таким непорочным видом, что и рент¬геновский луч устыдился бы своих подозрений. С на¬шим по-прежнему неумеренным любопытством сопер¬ничают только наша же скрытность. Которую не уле¬стишь никакими посулами анонимности: прекрасный пол усвоил насмерть, что чужая тайна — самый скоро¬портящийся продукт.
На любой щекотливый вопрос, в какой бы щадя¬щей форме его ни задавали, последует ответ: не была, не владею, не состояла. Чем стремительней и воз¬мущенней звучит “нет”, тем верней под ним зарыто “да”. Ничто не вынудит нас приподнять и краешек спального полога без гарантий аплодисмента, а не свиста и гнилых помидоров.
Воображаю исследователя прошлого века, когда женская чувственность отождествлялась с бесстыд¬ством и распущенностью, за сбором научного мате¬риала:
• Пардон, мадам, знакомо ли вам ощущение ор¬газма?
• Да как вы смеете? Я порядочная женщина! — набухала матрона.
• Не понимаю, о чем вы? Ванечка, Ванечка, тут господин медик всякие глупости задает! вспыхивала новобрачная.
• Это провокация. Андрей — мой товарищ по партии и борьбе,— каменела народоволка.
• А как же! Желание клиента — закон Угостите, пупсик, папироской,— подмигивала Нана или Лулу
И готово. И варится в чугунном котелке лапша для блюда национальной кухни под названием “жен¬ская фригидность”. Мужья верили Почему нет? Ос¬вобождало от массы хлопот. А что мигрени, флакон¬чики с нюхательной солью, обмороки в присутствен¬ных местах, горничную по щекам, сама под поезд — это все нервы и блажь.
Когда судьба швыряла меня на койки гинекологи¬ческого отделения, я каждый раз недоумевала: печаль¬ный счет соседок по палате, вне зависимости от возрас¬та и супружеского стажа, был едва-едва открыт Мне же досталось не лоно, а какой-то пылесос. Но откуда тогда берутся астрономические цифры абортов по стране? Вроде не тот показатель, который раздувают ради премий и международного престижа. И я чув¬ствовала себя чуть ли не главной виновницей мрачного лидерства державы на этом кровавом фронте, пока не догадалась: все врут — и правильно делают Чем еще, кроме лжи, защитит себя женщина в мире, который нарек ее греховным сосудом, в государстве, которое требует от нее ханжества и распутства одновременно? Вы надеетесь выманить признание в причастности к явлению, которое иначе как извращением и патоло¬гией не именуют? Дудки вам!
Впрочем, о конспиративных трюках это я так, для точнения Какая разница, четверть и четверть. Ко-ичество женщин, не допускающих и мысли о мо¬нопольном увлечении, не доказательство ненормаль¬ности остальных, более плюралистичных сестер. д сколько европеянок ни за какие коврижки не пе-песпят с негром или аборигеном Австралии? А сколь¬ко правоверных мусульманок шарахнутся от христи¬анина?
ОТКРОЙ МНЕ СЧАСТЬЕ — ЗАКРОЙ ГЛАЗА
Женщина любит с закрытыми глазами. В этой рефлек¬торной реакции на наслаждение — бездонная глубь Кому не знаком расхожий фольклорный сюжет, злая колдунья превращает прекрасного принца в монстра Чары рассеются лишь тогда, когда полюбит его в этом непотребном виде красная девица. И (какое постоян¬ное везенье) везде и всегда, у всех народов отыскива¬лась своя Настенька. Сначала по нужде, а потом тро¬нутая душевными красотами неказистого жениха, по доброй воле соглашается она стать его спутницей. Более того, обнаружив хладное тело, пленница долго не пускается с облегчением восвояси, а коленопрек¬лоненная тормошит, поливает горючими слезами свое¬го квазимодо: “Ты проснись-пробудись, мой желанный друг”. Это не риторическая фигура заплачки. Именно желанный.
С нашими рыцарями такой номер не проходит Эверест их жертвенности — лобызание мертвой невесты и то при условии хорошей сохранности трупа А лягушачью шкуру они непременно сожгут. Потому как очень хочется. Не завтра и навсегда, а сегодня и немедленно — и гори все синим пламенем.
А мы — такие. Нас медом не корми, дай только очеловечить чудовище. Калеки, карлики, тарзаны маньяки всех сортов — какие степные просторы, какое поле деятельности!
Взамен не возьмем ни полушки, ни полушалка. Тебя не соблазнить ни платьями, ни снедью, спра¬ведливо посетовал поэт. А на блесну восхищения ло¬вимся моментально. Промелькнет угрюмый восторг в тусклых зрачках удава — и женщина зачастит в тер¬рариум. Разбередят ее сердце ночные серенады, и она рухнет с балкона в объятия певца, заранее простив ему и рубильник Сирано, и оскал Гуимплена. А чаще даже не заметив ни того, ни другого.
В начале века в поездах промышляла особая кате¬гория дорожных аферистов. С усиками и в цилиндрах Подсаживался такой валет к одинокой пассажирке и затевал знакомство, опутывая жертву клейкими ни¬тями комплиментов, молниеносными признаниями, окатывал северянинской ажурной пеной, окуривал наркотическим фимиамом. От станции до станции ус¬певал справиться с испугом, корсажными шнурками приличий, “сударь, что вы себе позволяете”. И наши не избалованные дифирамбами прабабушки размякали, таяли, как мартовские сосульки, теряли бдительность. а вместе с ней свои дорожные саквояжи и ридикюли. Видимо, промысел был настолько прибыльным, не¬сложным и безопасным, что скоро обет авил по своему чмаху карточный железнодорожный бизнес по выка-иванию денег у раззявистых маменькиных сынков. В некот орых поездах даже вешали специальные преду -поедительные таблички. Совершенно напрасные. Ци¬линдр и усики заслоняли все. Думаю, обобранные дамы горевали вовсе не об утрате кошельков и при очередной встрече с жуликом не полицмейстера бы позвали, а закатили сочную сцену.
Нам совершенно безразлично, откуда идет тепло:
от старинного камина, буржуйки, костра на снегу или спичек балабановской фабрики. Только бы шло, толь¬ко бы грело. Потому отсутствие у партнера рук, ног, мозгов, члена, любого органа, кроме сердца,— до¬садная, но извинительная оплошность природы. К то¬му же последняя пытается загладить свои промахи, как-то утешить нестандартных детей: глухонемые улавливают даже вибрацию эфирных волн, слуху сле¬пого позавидуют и кошки. А уж компенсировать сто¬граммовую недостачу и вовсе легко. Особенно в на¬шем спартанском государе гве, где все мы — падче¬рицы пола в саже и лохмотьях. Потому что мужья, способные без понукания вбить одиозный гвоздь, сде¬лать комплимент, при разводе поцеловать руку, не требуя дележа табуреток и зубочисток, предел грез. Потому что с температурой под сорок мечемся меж¬ду стиральной машиной и пылесосом, с кличем “са¬рынь на кичку!” штурмуем житейские бастионы. У нас стальные локти и тонкие, как папиросная бу¬мага, стенки маток. От наших улыбок содрогаются закаленные дантисты. Мы политы матом и духами, от которых дохнут мухи и хлопаются в обморок комары. На нас искусственные шубы и неглиже, от кото¬рого у мужчины встают дыбом только волосы.
Но кольчуга Брунгильды вспенится кружевным пеньюаром, но из облака прачечного пара вылепится субтильная нимфа, стоит произнести простенький текст заклинания:
• Я не подпущу тебя к плите, чтобы атласную кожу не высушил ее жар, буду драить до блеска полы, чтобы ты могла босиком пропорхнуть в ванну, твои вены не набухнут от тяжелых сумок, у тебя никогда не потекут краны, не окосеет дверь, не рассохнутся стулья, не затупятся ножи, а в вазе не завянут цветы. Я буду плотником, маляром, сантехником, нянькой, горничной. Только люби меня. Как умеешь и сколько получится.
Декламатору выплатят вожделенный гонорар. И откроют беспроцентный бессрочный кредит. Даже если он ограничится двумя-тремя телодвижениями в заданном направлении. Когда сей сладкоголосый соловей — мужчина. А его сопернице нельзя опериро¬вать фальшивыми векселями. Иначе первый же встреч¬ный укомплектованный счастливец сдует ее с драго¬ценного ложа, словно пивную пену.
Вот и старается, вот и несет на блюдечке с голубой каемочкой амурное ассорти, заказанное избранницей. В нем поклонение соседствует с презрением, раболеп¬ство с деспотизмом, грубая фраза обрывается в голу¬биное воркование, рысь прыгает на загривок, чтобы обернуться вокруг горла ласковой горжеткой. Она об¬ращается к подруге, как женщина к любимому, она обращается с подругой, как мужчина с возлюбленной.
И все-таки,— слышу за плечом прокурорский голос въедливого читателя,— зачем нормальной жен¬щине природный кастрат, когда вокруг племенные стада?
А зачем умнице — дурак, трезвеннице — алкого¬лик моралистке— бабник? Зачем, зачем... Затем!
Журнальный снимок: голливудская звезда в обним¬ку со знаменитой теннисисткой. Что породило этот союз — банковский счет Мартины Навратиловой или аллергия на бицепсы экранных суперменов? А может (почему бы и нет?) элементарная женская сердечная недостаточность.
Судейский свисток судьбы вызывает монопольную любовь со скамейки запасников там и тогда, где и ког¬да мужчина проштрафился окончательно или его при¬сутствие чревато катастрофой. А еще когда женщина страдает хронической формой сиротства. Это не про¬фессиональная болезнь старых дев и покинутых жен. Внешние обстоятельства могут быть самыми распре¬красными: семья, стабильность, достаток. А копни поглубже космический вакуум, беспредел одинокос¬ти. На чьей груди отыщется место и для щеки, и для души, если не на груди существа, сочетающего в себе родственность и чужеродность. Первое — чтобы по¬нять, второе — чтобы притянуть.
Вот тепличный росток, вскормленный маменьки¬ными нитратными баснями о мужском коварстве, за¬пуганный обескровленными призраками абортов. Ей давно пора ночами напролет втискиваться барельефом в стены лестничных площадок, прятать под пудрой и шейным платком радужные кляксы первых уроков страсти. А она щиплет овечкой травку на клумбе под отчим окном до ранних сумерек комендантского часа. Но болотные огни блуждают в карминовых потемках тела, и на них, как на маяки, выруливает контрабанд¬ная шхуна:
• Твоя приятельница не вылезает из джинсов...
• Сейчас так модно, мама.
• ...и из твоей комнаты.
• Мы занимаемся. Английским языком. Ты что-то имеешь против?
А вот хрупкая сосенка с мужем-дятлом. Он закон¬чил классическую гимназию подворотен и подвалов, где сопрягаются на скорую руку и без выкрутас, он так и не понял разницу между самообслуживанием и парт¬нерским сервисом, путает окончания мужского и жен¬ского рода... Его любовь— это еженощный спуск в тесную штольню, это упорная осада крепости, кото¬рая и не думает сопротивляться. Только не надо коло¬тить в нее бревном, а достаточно нажать неприметную кнопку в стене над воротами — и они откроются авто¬матически.
В итоге муж оправдывает свои левые демарши холодностью жены, которая мается от ломоты в по¬яснице, астении, апатии, утешая себя время от времени собственноручно.
Но по остальным параметрам муж вполне удов¬летворяет: чадолюбив, домовит и т. д. Поменять его на какого-нибудь народного умельца — сомнительный бартер. Любовники — публика ненадежная, завертят, закрутят, наломаешь дров, разоришь гнездо, а как новое вить, тут-то они порх! — и ищи-свищи. Кукуй ягзицей, считая копеечную сдачу от пущенного по ветру бабьего века. А подруга — вне подозрений и вне конкурса. Ей-то потайные рычажки известны как свои пять пальцев, которые и воздадут должное всем ис¬томленным опалой бугоркам и впадинкам. В оплату не надо делить детей, квартиру, менять фамилию, потрошить почту в поисках квитка алиментов. Лишь иногда всплеснет короткое сожаление:
• Как грустно, что ты— не он. Я бы хотела жить с тобой по-человечески, чтобы у нас было все, как у людей.
• Ну, дорогая... тогда тебе следует завести не меня, а мужчину.
• Не могу.
• Почему?
• Он потребует всего.
А вот — наседка. С личной жизнью покончено раз и навсегда. Служение детям— смысл ее существова¬ния, ее сладкий крест, которым она не поделится ни с кем, с которым она не расстанется ни за какие блага мира, кому бы их ни сулили, ей или детям. Но кровь не водица, без огня закипает. Бегать по свиданиям? Круг¬лосуточные ясли? Ни за что. Привести мужчину в дом? Травмировать психику ребенка. А тетя есть тетя. Осо¬бенно такая — добрая, щедрая. Ну а что кладет ее мама с собой, а не стелет, как другим гостям, на раскладушке,— эта деталь до определенного момента не фиксируется. А когда он наступает, очарованной страннице указать на дверь куда проще, чем ее свод¬ным братьям. Ее права всегда птичьи.
А вот руководительница крупного предприятия.
У нее негнущийся голос, синий костюм, а под прямой без шлиц и складок юбкой угадываются галифе. Под¬чиненные обоего пола замирают навытяжку на даль¬нем краю ковровой дорожки ее кабинета. На банкетах ей наливают коньяк, а не вино. Муж давно дезертиро¬вал, не сняв фартука и не домыв посуду. Адъютант, щелкнув каблуками, приглашает на тур вальса мар¬китантку (уволить обоих). Водитель приклеен к рулю. Водопроводчик пьян. Сосед по лестничной клетке — старый хрыч и хам. Никто не пожалеет. Никто не приголубит. Никто не подарит цветов. Таких, как эти...— Милочка, откуда у меня подснежники? Вот как. Спасибо, тронута... Принесите мне чашечку кофе. По¬жалуйста. Две чашечки кофе...
А вот законсервированная из-за ложной неприв¬лекательности и реальной застенчивости девственница, а вот смоковница в незатянутых порезах мужниных попреков, а вот, а вот, а вот... Жизнь не пользуется копиркой, для каждого она сочиняет свой сюжет, на который у нее авторский патент, завизированный в са¬мых высоких инстанциях. Не будем вмешиваться, ляз¬гая цензурными секаторами. От человечества не убу¬дет, какими бы способами люди ни любили друг дру¬га. Лишь бы любили.
ТЕМА III
МЕЖДУ МУЖЕМ И ЛЮБОВНИКОМ
У тебя медовый месяц, ты без у иа от избранника, и каждое мгновение шшь укрепляет уверенность в ва¬шей предназначенности друг другу7 Дай Бог, чтобы так было всегда... Тогда не трать свое драгоценное время на прочтение этой писанины. Ее содержание тебе без на¬добности. Во всяком сгучае, сегодня. Оно заведомо вызовет реакцию сродни нормальной реакции ребенка на алкоголь • горько и гадко.
А теперь, милые дамы, когда наш дружеский кружок слегка поредел, еще одно принципиальное уточнение:
речь пойдет об измене в экологически чистом виде. За скобки вынесены:
акт мести, который подобен удалению здорового зуба вместо больного. Никакого облегчения, прогулки по потолку продолжаются, но вместо одного очага воспаления — два;
вакхические мотивы, когда вечером море по ко¬лено, а утром — небо с овчинку;
тот клинический случай, когда, спрятав ножи и запихав в чемодан фен, шляпу со страусовыми пе¬рьями, тетрадь с кулинарными рецептами и теплые рейтузы, очередная Анна Каренина поднимается навстречу мужу с отрепетированной репликой: “Васису-алий, нам надо объясниться. Я ухожу от тебя к Птибу-рдукову”.
И пока он прядает в ошеломлении знаменитыми ушами, прыгает в лифт, загодя оккупированный об¬курившимся дублером. Который и доставит ее, слитую в финальном поцелуе, в рай, где новопреставленные пары кувыркаются в блаженной невесомости. В этой ситуации, жеванной-пережеванной могучими челюстя¬ми классиков, мне остается лишь пожелать всем аст-ронавткам благополучного приземления.
Но далеко не каждый внебрачный роман венчает хеппи-энд. Сколько нас, легковерных и опрометчивых. болтается на ржавом крюке вины из-за металлической блесны? Сколько обречено на нескончаемое похмелье из-за одного-единственного глотка вина, который на миг раскрасил черно-белый экран будней?! И живем, вжатые в драные кресла, замурованные в преиспод¬нюю кухонь, с черной дырой в сердце и клеймом “неверная жена” на лбу.
А единый в трех лицах — судья, прокурор, палач — стоит, покачиваясь (пятка — носок, пятка — носок), разминает в ладонях узорчатый, вдвое сложенный ремень. Хотя у самого рыльце не в пушку, а прям-таки в щетине. Левый, черный, глаз вперил в жертву, а правый, зеленый, скашивает на часы, прикидывает, как и экзекуцией натешиться, и на свидание не опоздать.
Колеса такси, мчавших меня из подпольных гнез¬дышек в родовое гнездо, не раз зависали над пропа¬стью. На их багажниках рубцы от дамокловых мечей шлагбаумов, а на крыльях вмятины от бычьих рогов мотоциклов. Все хорошо, что хорошо кончается,
я хочу, жизнелюбивая сестра моя, чтобы и твои пробеги по извилистой боковой трассе не завершились аварией. Для чего и нарисовала путевую карту адюль¬тера с подробным инструктажем. Брось ее перед во¬яжем в сумочку в компанию к пудренице, помаде и газовому баллончику. Поможет не поможет, но и не навредит.
ПТИЦА-ТРОЙКА
Начнем с тормозов. Их у нас либо нет вовсе, либо они надежны, как лучшая подруга, почти сестра. Та самая, что прожужжала уши, раскаляя мембрану вулканичес¬ким шепотом:
• Такой мужик, та-а-а-акой мужик! Не чета тво¬ему... чудаку. Смотри, упустишь— будешь локти ку¬сать.
А после с интересом наблюдала из директорской ложи кровавые сцены. А по окончании спектакля на заднем сиденье частника экс-супруг сосредоточенно изучал содержимое ее запазухи.
У мелкого флирта, у спичечной страсти короткая дистанция с бетонной стеной в конце. Мы же нередко, сорвавшись с места в карьер, мчим по ней в эйфории на бешеной скорости, словно под колесами зеркальная автострада Калифорнии. Нет, я не против ответвлений любви всех сортов и масштабов. Выпала такая уда¬ча — посетить эту землю, попетлять по ее лабиринтам, глупо все время гнать вперед по комсомольской узкоколейке с упорством бронепоезда. Проблема в том что указатели поворотов натыканы в самых неожи¬данных местах и в самой нелогичной последователь¬ности.
Нет бы все по порядку: в яслях — симпатия, в шко¬ле — увлечение, в вузе — влюбленности, а в комплекте с дипломом— любовь-страсть, наваждение единым букетом, перевитым свадебной ленточкой. И чтоб не вял. И чтобы на фоне ровного семейного счастья ре¬гулярно вспыхивали рецидивы девственного чувства — с томительной дистанцией, вибрацией ожидания, сму¬той сомнений, неотшлифованными реакциями, легко¬мыслием и крылатостью.
Но на такое досвадебное ретро партнеру надо за¬тратить массу сил и энергии. Не затем женился. А карьера, а бизнес, а мироздание? Кто тогда поддер¬жит Пизанскую башню в ее падении, застеклит озоно¬вые дыры, испьет шеломом синего Дона?
Приходится, чтобы не отвлекать возлюбленных от их вселенских проблем, утолять жажду из чужих коло¬дцев. Потому что по велению и замыслу природы мы экстравертны и артистичны. Недаром имен великих актрис и звездного шлейфа их славы, несмотря на фору в тысячелетия, хватит на пояс для экватора, да еще и с кокетливым бантиком. Актеров же едва-едва на-скребется на бечеву волжских бурлаков.
А наши интрижки со всеми зеркальными поверх¬ностями! Витринами, чайниками, стеклами авто и му¬ниципального транспорта, полированными дверцами шкафов и даже черным мрамором надгробий. В об¬щем, без зрителей и поклонников — ну никак. Особено настойчивых иногда допускаем внутрь. Но не из-за ебединого клекота либидо, как это им мерещится, в награду за восторг, рукоплескания, за жаркую одну желания, из пены которой и восстаем ослепи¬тельными богинями.
Пусть себе заблуждаются. Они. А нам — нельзя. Надо помнить о неисправных тормозах и двигаться с такой скоростью, чтобы в любой момент выпорхнуть на обочину без риска сломать себе шею. Для чего и следует усвоить некоторые правила безопасности движения.
Постигай науку расставания. Еще до встречи сми¬рись и согласись с неизбежностью разлуки. Делай про¬межутки между свиданиями на час, на день, на неделю, на месяц длиннее, чем хотелось бы. Хотелось бы тебе, а не ему. Не потакай своему нетерпению. Оно чревато опрометчивыми поступками. Гаси его затянутым ожи¬данием. Это как при голодании: важно перетерпеть острую начальную фазу.
Мечтай. Мечтать не вредно. Но о прошлом, а не о будущем. Иначе срастешься со своими фантазиями и непременно захочешь их воплощения в реальности. Тут-то и грянут землетрясения и бури. А срастаемся мы с ними в две секунды. Помню мою первую коман¬дировку в столицу. Душа готовилась к празднику: трое суток за казенный счет в лучшем городе земли. Москва тогда возбуждала, а не угнетала провинциалов. Все кастовое, элитное было надежно замаскировано под овощную базу, а не кололо глаза невыносимой рос¬кошью витрин и холодным высокомерием халдеев. Уже под градусом эйфории я стояла на Кузнецком мосту в сногсшибательном марлевом сарафане (Ин¬дия), почти свежих босоножках (Болгария), арендован¬ных ради такого случая у подруги, и с собственной польской сумкой через плечо, которая при внешней элегантности легко затаривалась дюжиной пива, а сей¬час содержала сменные трусики, паспорт и пятьдесят три рубля сорок шесть копеек командировочных де¬нег,— стояла и сладостно колебалась между гости¬ницей и Красной площадью.
• Сеньорите, кажется, требуется гид?
Бархатный голос, высокий рост, прикид от фарцы, в общем, вполне, вполне...
После провинциального общепита ресторан “Огни Москвы” впечатлял: вышколенные официанты, пано¬рама вечного города с высоты птичьего полета, меню с диковинными блюдами типа жареного угря. Это сейчас шашлыком из аллигатора в пираньевом соусе никого не удивишь.
К третьему “Брюту” мы были помолвлены. Мой новый спутник жизни (штамп районного загса в соб¬ственном паспорте как-то незаметно стерся из памяти) явно принадлежал к дипломатическим кругам: когда мне требовалось в туалет, галантно провожал до дам¬ской комнаты и неотлучно ждал у дверей. По воз¬вращении отодвигал стул, наполнял преимущественно мой бокал и говорил, говорил, говорил: ложи Боль¬шого театра, склады ГУМа, алмазные пломбы крем¬левских дантистов, ближние дачи, дальние страны... Где ты, мой малогабаритный город, оклеенный старой шпалерой, с окнами на сараи? Когда-нибудь я приеду туда в карете, запряженной четверкой лошадей, с бартами, гувернантками, левретками, чтобы поплакать на могилке старого смотрителя...
- Ну, солнышко, давай в последний раз в туалет — и на пикник.
Когда я вернулась, за столиком уже диктовала заказ свежая компания. Моего поручика не было. Как и оставленной на стуле польской сумки с трусиками, паспортом и пятьюдесятью тремя рублями сорока шестью командировочными копейками...
Не проявляй никакой внешней инициативы. Дея¬тельная любовница — ночной кошмар мужчины. Они же лидеры (истинные или мифические — вопрос второ¬степенный) и не выносят, когда из их рук рвут пальму первенства, никогда ни о чем не проси. Могут от¬казать, и будет больно. А страдание— питательная среда для любви. Особенно вначале, когда еще не рассеялся розовый туман, когда еще слишком уверена в своей власти. Сопротивление ей заставит упорство¬вать, и не заметишь, как из королевы превратишься в нищенку.
Вообще мы обладаем поразительным даром пор¬тить себе праздники попытками растянуть их до раз¬меров будней, а веселый водевиль— до масштабов древнегреческой трагедии. Синдром старухи из сказ¬ки о золотой рыбке. Чтобы не раскачиваться скорб¬ным маятником над разбитым корытом — не жад¬ничай, бери лишь то, что дают без напряжения, не кидайся босиком по снегу вдогонку за решительной спиной. Ничего не добьешься, кроме простуды и оби¬ды.
Идеально — вовсе не доводить до финальной точки. Нет ничего более унылого, чем исчерпанные до дна отношения: ил, грязь, коряги. Пусть лучше будет элегантное многоточие, поставленное тобой, а не со. автором где-то посредине.
КОЛЕЧКО, КОЛЕЧКО, ВЫЙДИ НА КРЫЛЕЧКО
Оба пола (мужчины всегда, женщины— с опреде¬ленного возраста) не размахивают своим брачным свидетельством. По разным мотивам. Одни скрывают, чтобы не спугнуть. Другие — ради таинственного по¬крова, сотканного из намеков, приступов задумчивос¬ти, оговорок.
• Что вы сказали?
• Ах, простите! Ничего особенного, это я так... о своем.
А также в благодарность за внимание, в загадочной уверенности, что факт замужества бесконечно огорчит свежего кавалера. Точно все они до краев переполнены серьезными намерениями и мечтают только о том, чтобы донести их, не расплескав, до неминуемой встре¬чи с нами. Как бы не так!
Прикинь сама, сколько тягостных хлопот с не¬окольцованными пташками и что за прелесть эти за¬мужние дамочки! Есть некоторая страховка от венери¬ческих болезней, шантажа беременностью и брачных капканов. Связь не афишируют, на весь досуг не пося¬гают. Подруга знает, зачем пришла, и помнит, что пора уходить. Ей тоже некогда — и слава Богу!
Разумеется, эти аргументы не торчат из кушетки ржавыми пружинами. Нет, они застланы толстыми 'чными одеялами, а поверх еще брошена медвежья шкура и ты доверчиво растянешься растянешься на ней после ван¬ны откуда вынесли на руках, закутанную в махровую простынь, с фужером шампанского, из которого уже успела отхлебнуть изрядную порцию.
Голова вальсирует, в крови скачут солнечные зай¬чики, по телу пробегает золотистая рябь хорошо! Но тикает на мужественном запястье прямо над серд¬цем мина марки “Полет”, а в центре циферблата, как в овальном кладбищенском медальоне, угрюмая фи¬зиономия мужа. Как восхитительна была бы жизнь, когда б не этот соглядатай. Честное слово, их и срав¬нивать-то смешно: небо и земля, Ален Делон и Саве¬лий Крамаров. Вон как лихорадит любовника при первой расстегнутой пуговке! А этот отсопит, отъело-зит, одарит комплиментом типа “толстеешь, мать”— и лежишь как оплеванная А вчера во сне так лягнул, что теперь неделю париться по жаре в колготках И храпит со свистом, как чайник. И ванну за собой никогда не ополоснет. И вообще, почему я, такая нежная, должна все это терпеть?
Потому, милая, что как только обручальное кольцо перекочует справа налево — и алены и делоны переме¬стятся в обратном направлении. В соответствии с зако¬ном сохранения равновесия. В них неожиданно очнется от летаргии целый полк положительных качеств' тру¬долюбие, чадолюбие, домовитость, щепетильность и, наконец, совесть, в угрызениях которой ты будешь играть отнюдь не позитивную роль.
Специально для тебя, выудив из чердачных залежей памяти скудные познания в арифметике, я вывела фуц, даментальную формулу адюльтера:
(1+1)х1=2 (1—1)х 1=0
где единицы в скобках обозначают, соответственно любовника и мужа, а единица за скобкой — общий множитель, жену. Заменим цифры именами сущест¬вительными. И получим.
(любовник + муж) х жену = оба (любовник — муж) х жену = дырка от бублика
Дополнительные выводы из формулы Никогда не разводись первой. Наши галантные ка¬валеры с удовольствием пропускают даму вперед по болотистой местности. А когда она с успехом про¬валивается, облегченно ощущают под ногами твердую почву.
Но как же так! Я из-за тебя разрушила семью
• Почему из-за меня? Сама же ныла — надоело, опротивело, еле сдерживаюсь. Ну вот, теперь все в по¬рядке.
• Ах ты подлец! А если я навещу твою жену?
• Пожалуйста, нет проблем. Конечно, навести. Она давно тебя ждет... чтобы посочувствовать.
Не обольщайся и настойчивыми требованиями хо¬лостяков. Мужчине свойственно путать частнособст¬веннический инстинкт (моя — и больше ничья!) с желанием брачных уз (ее — и больше ничей?!). Но стоит вожделенному предмету переступить с чемода¬нами наперевес порог его логова, как тут же и наступа¬ет прозрение. Да, он хотел и по-прежнему хочет ее, но в таких же непереваримых количествах! И кто знал, что к телу прилагаются тряпки, кремы, запруды белья в ванной, незавинченные тюбики с зубной пастой, месячные с анальгином и слезливостью, “Сан-та-Барбара” вместо футбольного обозрения?
А еще выстроится в мозгу перед штыковой атакой силлогизм: мужу со мной изменяла? Изменяла. Значит, способна? Способна. Значит, не исключено, что рано или поздно изменит и мне? Не исключено. На фига же мне эти радости?
Много через полгода блудная жена, подрумяненная на медленном огне до хрусткой корочки невроза, по¬стучит в дверь по месту прежней прописки. Но вряд ли там ее будет ждать торжественный банкет с телятиной. Скорее незнакомые тапочки в прихожей.
Итак, помни: штамп в паспорте — и приманка, и броня.
МОЛЧИ, СКРЫВАЙСЯ И ТАИ
Последствия раскрытой измены, мужской и женской, разнятся, как фурункул и рак. От первого остается лишь шрамик. Летальный исход семьи не исключен, но если этого захочет виновник. Причем сильно захочет. Или когда законная половина превращает победные торжества в каннибальские пиршества и ежевечерне терзает печень и память преступного супруга.
После нашей измены гибельный процесс почти не¬обратим. Причина, на мой взгляд, кроется в глубокой разнице восприятия неверности и отношения к ней.
У нас: — Как он мог?
У них: — Как она смела!
У нас: — Он ее любит!
У них: — Она с ним спит!
Взвинченное воображение обманутой жены рисует не сексуальные сцены, а эротические: вот он знакомым жестом отвел прядку со щеки и нежно провел по ней пальцами; вот они сидят на парковой скамейке, а их губы нестерпимо долго сближаются; вот они плутают по полночному городу, его рука лежит на ее плече, регулируя движение, потому что спутница смотрит не на дорогу, а на него. Признания, сделанные сопернице, ранят больнее, чем факт близости. “Скажи, что она — шлюха, что, кроме физиологии, в вашей связи ничего не было,— и я все прощу и забуду”,— тайная мольба женщины.
Мужчина знает цену клятвам, целованиям рук, том¬ным вздохам. Ему в клубах табачного дыма видятся иные картинки: “Докажи, что у тебя с этим хмырем ничего не было”,— его требование.
Выполнит — наши условия помилования проще па¬реной репы. Ежедневный психотерапевтический сеанс из нескольких бесхитростных фраз: “Любил и люблю одну тебя. Никто мне больше не нужен, никто с тобой не сравнится, это была нелепая ошибка, в которой я раскаиваюсь”.
Заключительный акт: счастливые совместные рыда¬ния, судорожные объятия, посещение кафе-морожено¬го, усмешливо извлеченный из недр шифоньера конь¬як. Вторая свадьба да и только.
Никогда не устраивай свидания в своем дому. Это пикник в кратере вулкана Даже когда муж улетел в полярную экспедицию или уплыл с аквалангом в Турцию. На полпути вспомнит, что забыл носовой платок, и непременно вернется, сиганув с парашютом или оседлав акулу.
Вы расстелили скатерть, разложили яства и собира¬лись сдвинуть бокалы Тут-то и загрохочут ключи в заблокированном замке, забьется в истерике звонок, а потный Паоло замечется по квартире, тщетно пыта¬ясь'вдеть тряскую ногу в рукав твоего халата.
После знакомства и легкой потасовки они запрутся на кухне, раздавят поллитру, сначала каждый будет курить свои, потом конфискуют у тебя сигареты, пос¬леднюю по-братски разделят пополам и, окончательно сроднившись, сочтут общие финансы и канут в ночь На рассвете один из них вернется Угадай, который и с цветами или без?
Нет уж, лучше тебе с ворохом одежды запереться в совмещенном санузле и, сидя на кафельном крае в колготках на голое тело, по грохоту и вскрикам восстанавливать картину боя, пока его раскаты не переместятся из коридора в лоджию С улицы доно¬сится вой пожарной сирены, дребезжат стекла9 Значит, путь свободен. Ну — с Богом!
Вообще вопрос “где?” — не твоя головная боль А то вывели породу вечных грудничков и веселых даунов Мчим к ним на моторе под тахикардию счетчика, на коленях две сумки (в одной — салаты в литровых банках, курица по-болгарски и торт “Кудрявый мальчик”, в другой — постельное белье полотенце и дезодорант “Импульс”), в кулаке зажа¬ты купюра и выклянченные у приятельницы ключи. Она-то и продаст однажды с потрохами.
Ах, главпочтамт, главпочтамт, окошко “до вос¬требования”! Сколько жгучих тайн хранят твои дере¬вянные ящички, какой млеющий воздух над твоей очередью! Как безошибочно выхватывает взгляд из пачки стандартных конвертов тот, что через минуту будет разорван за столом с испорченными бланками телеграмм и допотопными чернильницами, первый и последний раз наполненными в июле тринадцато¬го года. И сразу рывком, кенгуриным скоком серд¬ца к финалу: что там?— “скучаю, люблю” или “прости-прощай”? Вздох облегчения — и уже мед¬ленными, мелкими глотками, слог за слогом, слово за словом.
Поплавала в перламутровом тумане, погрезила о райских кущах... и сунула бесценную писульку в кар¬ман плаща, в сумочку, за обшлаг. Немедленно вынь! Вынь, кому говорю! Погреби в ближайшей урне или кремируй. Да, жалко, да, хочется бесконечно вынимать заветный листок и выискивать десертные абзацы. А как насчет вечеров художественного чтения в тесном домашнем кругу? Еще не написана та любовная запис¬ка, которая не ускользнет из-под надзора, чтобы рас¬пластаться, бесстыдно хихикнув, перед тем, кому она менее всего адресована.
Как убоги амурные святцы! Киска, лапка, солнышко птичка, малышка... что там еще? Годам к тридцати сообразительный мужчина раз и навсегда выбирает для интимного общения одно из универсальных имен:
и дешево, и сердито — память не загружается, наклад¬ки исключены. Не ахти какой утонченный маневр, но не признать за ним утилитарных достоинств нельзя.
Врага надо побеждать его же оружием. Советую закрепить за всеми сортами и категориями возлюблен¬ных общую анонимную форму обращения. Положим, котик, или барсик, или зайчик — мир фауны велик. д то, не ровен час, перекрестишь спросонья Петю в Васю и не сразу сообразишь, отчего закатались желваки по скулам.
Лучшая подружка — девичья подушка. Эта акси¬ома, надеюсь, не требует доказательств? А тебе самой разве не случалось, капитулируя перед нестерпимым зудом, выкладывать мужу или подруге пылающую жаром запрета информацию? Совсем невтерпеж — бе¬ри ночную исповедальную плацкарту. Хотя и здесь не стопроцентная страховка. Попутчицей одной моей зна¬комой оказалась жена ее любовника. Это выяснилось, когда вынула фотографию, чтобы похвастаться. Боль¬шой эффект снимочек произвел. На обеих.
У МЕНЯ С НИМ НИЧЕГО НЕ БЫЛО
Двое крепко поддатых приятелей выясняют отноше¬ния:
• Зачем ты это сделал? Ну заче-е-ем? Я так ее любил, а ты взял и предал, взял и переспал...
• Да не спал я с ней, не спал Не дала Только целовать позволила везде
• Целовать — и все?
• И все . везде
• Значит, не спал9
• Говорю же тебе — не дала
• Значит, не предал?
• Не предал.
Друзья обнялись
Что это — черновики Ионеско или диалог двух психов?
Ни то, ни другое Нормальный мужской разговор Гумберт Гумберт с горечью оценивал восприятие себя Лолитой: “Что я для нее? Два глаза и толстый фал¬лос”.— Это образец механической проекции собствен¬ных ощущений на чужое пространство с иными гео¬метрическими законами Это для него, пока страдание и посеянное им сострадание к ограбленному, залитому спермой детству не проросли любовью, малолетняя падчерица была лишь миниатюрным футляром для “замшевого устьица”.
А вот не литературная, а житейская история. Не¬кая дама поделилась со своим мужем пикантной сплет¬ней
• А кралю-то из десятой квартиры ее идеал бро¬сил Пылинки сдувал, белье развешивал, ногти до зем¬ли отрастила, такими и сапоги не застегнешь . “Ах, мой Коленька от меня ни на шаг” Ну и где теперь этот Коленька? Ни Коленьки, ни маникюра
• А почему?
• Дура потому что и язык не короче ногтей. Заболела по-женски, сделали операцию, вырезали все что могли, а она взяла и доложилась мужу
• А разве такое скроешь? Сам бы заметил.
• Как же, заметил! Я пятый год стерильная, мно¬го ты назамечал?
Вскоре они развелись.
Мы и не догадываемся, какое значение имеет для возлюбленных альпинистов в нашем ландшафте тот альпийский лужок с аленьким цветком посреди¬не Редкая женщина, когда она не модель порно-журнала, представляет свою распахнутую плоть Природа так хитро спроектировала нас, что с соб¬ственной сердцевиной хозяйка знакома лишь на ощупь, если не устраивала ради томного девичьего озорства очную ставку с зеркалом. Не отсюда ли наив сетования- “Ну какая ему, кобелю, разница9 У всех вдоль, а не поперек”
Спорить трудно. И глаза у всех на лице, а не на затылке, и руки растут из плеч, а не из иного какого места Почему-то мы вычеркиваем заповедную зону из конкурсного списка, словно категории прекрасного здесь уже не действуют Еще как действуют .Попытай своего партнера — он подтвердит. Хотя скорее всего увильнет от ответа Очень уж щекотливая тема, и в конце сообщения лектор вполне может схлопотать по физиономии
Но об индпошиве это я так, к слову Что дано, то и ладно Существенно другое — сосредоточенность их чувства собственника там и нигде больше Поэтому с простыней у подбородка, с ножом у горла, пришпи¬ленная уликами, как бабочка булавками, к прелюбоденному ложу, не сознавайся в окончательном гре¬хопадении. Качество алиби и аргументов несуществен¬но, главное — убедительность тона. Муж поверит, вот увидишь. Не из-за наивности, а из-за трепетного от¬ношения к собственной персоне.
Их родовая терпимость к боли — совершеннейший блеф. Какое жалкое зрелище — мужчина в стомато¬логическом кресле! Какое жуткое зрелище — покину¬тый муж!
Мы, брошенные, рыдаем ночами, но слезы капают в мыльную пену постирушки, худеем, сохнем, но ва¬ренье сварено, огурцы законсервированы; о грудную клетку полирует коготки черная кошка депрессии, но машинально подкрашиваем губы перед зеркалом в прихожей. Они, отвергнутые, выпивают бермудский треугольник, слюнявят блузки залетных подруг, в пе¬рерывах между сеансами соития вкладывая их нама-никюренные персты в свои сердечные раны, чтобы на рассвете с полным правом оскорбленного навек самца выставить измятую гостью без кофе и поцелуя за порог.
Пусть весь мир обвиняет тебя, размахивая краде¬ными письмами и фотографиями, выстраивает у две¬рей мавзолейную очередь очевидцев, искушает заду¬шевными беседами, натягивая маску сочувствия и по¬нимания. Не удостаивай его взглядом — это Вий с поднятыми веками. Помни тверже своей девичьей фамилии: ты чиста и безгрешна.
Да, позволила себе немного лишнего, перекокет¬ничала, чуть не утратила контроль над собой и си¬туацией. Но пограничную черту не переступила. Не переступила — и все тут! А люди врут. Из-за подлости натуры. Из зависти к нашей любви и счастью. Мы же с тобой так нерушимо, так нескончаемо счастливы! Не правда ли, милый?
НЕ ПЛЮЙ В КОЛОДЕЦ
Влюбленная женщина чертовски хорошеет. Ее видно за версту: глаза лучатся, волосы отливают шелком, на губах мерцает джокондовская улыбка, по венам бро¬дит темным густым вином кровь. Мужчины оборачи¬ваются вслед, втягивая по-звериному воздух, и ноздри их хищно раздуваются. Наверное, наш организм, по¬трясенный чувством, вырабатывает какой-то особый колдовской фермент. Восхитительная реакция.