Geum.ru

Антология Москва «Academia»

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   59


Появление индустриального общества стало возможным лишь благодаря промышленной революции. Зародившись в Англии в конце XVIII века, к середине следующего столетия она перекинулась на всю Западную Европу, Америку и Японию, обретя форму фабричного производства, что стало общей чертой всех этих обществ.


При этом, однако, не следует забывать и о многочисленных технических достижениях, которые как предшествовали становлению фабричной системы, так и сопровождали его. У нас есть все основания задаться вопросом, почему в рамках эволюционного процесса именно этот конкретный момент выделяется как начало промышленной революции. Фабричное производство не сводилось к одному лишь быстрому техническому прогрессу; напротив, именно потому, что оно повлекло за собой разделение труда и средств производства, оно привело к коренному преобразованию всей социальной структуры.


В средние века земледельцы при помощи собственных орудий обрабатывали землю, которую им предоставлялось право возделывать, ремесленники владели необходимыми им инструментами, торговцы либо торговали в собственных лавках, либо владели повозками и лошадьми, на которых развозили свои товары. Таким образом, за небольшими исключениями, в это время господствовали такие условия хозяйства, при которых тот, кто владел трудом, обладал и конкретным правом (если не фактической собственностью в ее современном смысле) на использование земли и/или орудий, имевших определяющее значение для его производства; одновременно те права, которыми он владел, заставляли его заниматься именно этим видом занятий и никаким другим.


Промышленная революция, приведя к появлению фабричной системы, использующей паровые машины, создала ситуацию, при которой произошло взаимное отчуждение труда и средств производства. Это положило начало описанной Марксом поляризации между капиталистами, владеющими средствами производства, и свободной рабочей силой, у которой ничего нет, кроме услуг, которые она способна предложить.


Таким образом, промышленная революция повлекла за собой не только появление новой технологии или изменения в средствах производства, но и коренное преобразование общества. Импульс, вызванный ею, был столь велик, что каждое новое событие — изобретение двигателя внутреннего сгорания, появление электроэнергии или зарождение химической промышленности — не только не оборачивало вспять воздействие этих коренных преобразований, но и еще больше их усиливало. Средства производства увеличивались в объеме и дорожали в такой степени, что отдельным людям и даже семьям все больше и больше становилось не под силу управлять ими и финансировать их, поскольку они должны были быстро разрастаться и адаптироваться к меняющимся условиям. В течение долгого времени каждое крупное техническое достижение или изобретение приводило лишь к тому, что социум все более и более отвечал характеристикам, свойственным именно индустриальному обществу; все эти достижения ни в коей мере не изменяли структуру, успевшую установиться к этому времени.


Как же обстоит дело в отношении того общества, к которому мы движемся сегодня, — общества, основывающегося на созданной знанием стоимости? Какие средства производства, какие орудия используют те, кто принимает участие в процессе увеличения такой стоимости? Дизайнеру для создания его набросков требуется рабочий стол, карандаши, угольники и другие несложные инструменты. Фотографу нужен фотоаппарат, оператору необходима кино-или видеокамера. Большинству разработчиков программного обеспечения достаточно для работы небольшого компьютера. Цена на орудия, необходимые для выполнения любой из этих функций, не является запредельно высокой: напротив, их приобретение связано с расходами, которые вписываются в более чем разумные рамки. Даже корпорации, которые должны обеспечивать материально-техническую базу для разработки новых технологий или видов продукции, в последние годы все меньше склонны к строительству огромных лабораторий и все чаще и чаще обходятся средними или даже небольшими по размеру научно-исследовательскими центрами, причем строят их непосредственно в городах, а не в гигантских промышленных парках неизвестно на какой окраине. Направление развития и превалирующая концепция технологического прогресса все больше отходят от понятия «большой науки», одержимой тем, чтобы добиться максимальных размеров, объемов, скоростей; вместо этого происходит движение к такой концепции технологии, при которой во главу угла ставятся диверсификация, эффективность и оптимальная увязка множества функций.


Однако наиболее важным средством умножения созданной знанием стоимости оказывается разум отдельного человека, и те, кому поручено ее производство, должны стремиться вложить в него как можно больше знаний, опыта, мировосприятия. Сотворение созданной знанием стоимости является процессом, при котором труд и средства производства оказываются неразрывно связанными; сам человек становится главным средством производства.


Если предположить, что число работников, связанных с производством созданной знанием стоимости, будет увеличиваться, то весьма вероятно, что противоречие между трудом и средствами производства, бывшее постоянной чертой, доставшейся нам в наследство от промышленной революции, начнет сходить на нет, и в обществе будущего станет превалировать новая концепция хозяйства, в которой эти два элемента гармонично сольются воедино. Нет никакого сомнения, что это означает отказ от основных принципов индустриального общества и будет иметь огромные последствия для всех экономических, социальных и политических институтов.


Я считаю возможным утверждать, что начавшиеся в 80-е годы изменения знаменуют собой не просто появление более развитой промышленной экономики, но начало перехода к обществу нового типа; что эти перемены не ограничатся технологическими нововведениями или изменениями индустриального порядка, но коренным образом преобразуют всю социальную структуру. В этом смысле изменения, которые наблюдаются сегодня в Японии и в Соединенных Штатах, могут быть названы наиболее важными из происшедших за двести лет с момента начала промышленной революции. Вот почему я предпочитаю называть эти преобразования knowledge-value revolution.


События, происшедшие за последние несколько лет, за время после выхода в свет первого издания этой книги, появившегося в декабре 1985 года, практически полностью подтверждают мои тогдашние прогнозы.


Осенью 1985 года в Японии резко подскочили процентные ставки, а те отрасли промышленности, которые в своей работе нуждаются в сырье, «вошли в штопор», как только резко взмыл вверх потребительский спрос на фирменные товары и продукцию самого высокого качества. Одновременно активизировался спрос на максимально разнообразную продукцию, в результате чего теперь все чаще предлагаются множественные варианты одного и того же товара, причем время, отводимое на выпуск каждого из них, все больше сокращается. Сегодня, в 1990 году, основная экономическая проблема, стоящая перед Японией, заключается в том, что она не располагает системой и возможностями для эффективной диверсификации производимых благ, с тем чтобы обеспечить удовлетворение все более конкретного и вместе с тем все более многообразного потребительского спроса. Сложившаяся в Японии социальная структура, идеально отвечавшая задачам современного массового производства, плохо удовлетворяет потребности страны, как только дело доходит до культивирования такого типа индивидуализированного творчества, который имеет существенно важное значение для разработки различных форм созданной знанием стоимости, а именно это особенно необходимо для обеспечения эффек- тивной конкурентоспособности по мере перехода к следующему этапу [хозяйственного прогресса].


Американский опыт второй половины 80-х годов несколько отличался от японского. Тот факт, что доллар ослаб, а иена и немецкая марка окрепли, дал американской промышленности конкурентное преимущество на международном рынке. Несмотря на это, показатели производительности и занятости в американской промышленности не достигли ожидавшегося уровня. Даже после падения курса доллара рост занятости и производительности труда в основном ограничился лишь теми секторами экономики, где «белые воротнички» были связаны с производством созданной знанием стоимости; я имею в виду научные исследования и разработки, коммуникацию, информационную индустрию, финансы, конструкторские бюро и недвижимость. Скорее всего, такой рост показателей объясняется тем обстоятельством, что в Америке, которая в настоящее время продвинулась дальше Японии на пути производства созданной знанием стоимости, молодых людей, вступающих в мир труда, все меньше и меньше привлекает перспектива засучить рукава и отправиться на завод, посвятив себя выпуску безликой продукции.


Вторая половина 80-х годов во всем мире стала периодом экономического подъема. Однако при этом увеличение производства ресурсов и сельскохозяйственной продукции и даже появление их излишков не привело к колебаниям цен на эти товары, как это происходило в 60-е годы. Несмотря на то, что цены на многие виды ресурсов действительно снизились, это не повлекло за собой возврата к прежнему менталитету, когда образ жизни, связанный с максимальным потреблением, считался синонимом хорошего вкуса, как было в те дни, когда индустриальное общество находилось в своем зените.


Напротив, растущая обеспокоенность глобальными экологическими проблемами свидетельствует о том, что все более распространенным становится ощущение того, что должен существовать материальный предел и производству, и потреблению.


Но если выбирать наиболее яркий пример того, как характерные для индустриального общества вкусы и убеждения стали меняться к концу 80-х годов, на ум сразу приходит то разочарование социализмом, которое дало о себе знать в Советском Союзе и во всем восточном блоке. Социализм и те три идола, которым он по- клонялся, — идеализм, плановая экономика и однопартийность — были одним из крайних выражений современной индустриальной идеологии; его сторонники верили в способность человечества дойти в своей эволюции до состояния Homo economicus, поведение которого подчинялось бы законам объективной рациональности. Социалистическая система представляла собой попытку административного воплощения именно этого принципа, и в качестве таковой она оказалась плохо приспособленной как к восприятию создаваемой знанием стоимости, которая в значительной степени опирается на субъективные факторы, так и к решению проблемы диверсификации потребительского спроса, характерной для общества, в основе которого лежат подобные ценности.


Изучение тенденций, наметившихся во второй половине 80-х годов, показывает, что революция, порожденная создаваемой знанием стоимостью, распространяется по всему миру. В результате изменений, происшедших за эти годы, производство таких ценностей становится главным условием экономического роста и средством обеспечения корпоративных прибылей; человечество уже начало свой переход от индустриального общества [к новому социальному строю].


Крайне важно соотнести появляющиеся сегодня технические новшества с многочисленными преобразованиями, сказывающимися на других аспектах общественной жизни.


Развитие компьютерных коммуникаций не стало одномомент-ным явлением, относящимся к 80-м годам. Подобные технологии активно развивались и в конце 60-х, и в 70-е годы, и уже тогда можно было предсказать, что вскоре наступит период их гораздо более бурного распространения. Однако в то время невозможно было предвидеть ни достигнутую впоследствии степень миниатюризации, диверсификации и экономичности, ни появление большого числа совершенно новых технологий, ни массовые формы их использования в таких областях, как организация досуга и сервисный сектор. Прогнозы «компьютерного общества», которыми так изобиловали 70-е годы, основывались на идее центрального звена, на поочеред- ном использовании суперкомпьютеров через сеть терминалов, охватывающих всю страну. Если вспомнить, каким реальным путем направились инновации, нет ничего удивительного в том, что компанией, впервые изобретшей персональный компьютер, стала не такая гигантская корпорация, как «Ай-Би-Эм», а небольшая молодая компания, основывающаяся на совместном капитале.


По сути, развитие и массовое распространение компьютерно-коммуникационных систем, ворвавшихся в нашу жизнь в 80-е годы, стало результатом неуклонного развития технологии, которое, поменяв свое направление в соответствии с желанием человека, позволило ей решительно вторгнуться в целый ряд непривычных областей. Побудительным мотивом такой модели прогресса оказалось изменение вкусов и этических принципов человека, основывающееся на крепнущем убеждении в том, что материальные ресурсы имеют конечный и ограниченный характер.


Воздействие современных компьютерно-коммуникационных технологий на общество по своему характеру резко отличается от влияния, которое некогда оказали на него двигатель внутреннего сгорания, электричество или химическая промышленность. Изобретения прошлого отвечали превалирующему в то время стремлению к количественному увеличению материальных благ. Большинство технических инноваций, свидетелями прогресса которых мы являемся сегодня, направлены на уменьшение зависимости от материальных ценностей путем обеспечения все большей и большей их диверсификации и роста масштабов информационных услуг. Именно такой характер имеют инновации, реальная роль которых заключается в закреплении успехов, достигнутых на пути роста значения создаваемой творческим знанием стоимости.


Каким же окажется общество, основывающееся на созданных знанием ценностях? Прежде чем ответить на этот вопрос, имеет смысл рассмотреть саму природу создаваемой знанием стоимости, кото- рой, на мой взгляд, предопределено играть все более и более важную роль.


Вновь следует повторить: созданная знанием стоимость генерируется путем субъективных перцепций (группы людей или же общества в целом), получающих определенное распространение в обществе. Подобный вид социальной субъективности отличается неустойчивостью и подвержен быстрым изменениям. Особенно это относится к обществам, допускающим свободу выражения мнений и обладающим гигантскими информационными системами. Структура подобных перемен не ограничивается простой серией вертикальных флуктуаций, а является по своей природе гораздо более зыбкой: превалирующая ценность мгновенно может быть низведена до нуля.


Даже если речь идет о продукции, относящейся к разряду типичных материальных ценностей или услуг, ее цена может резко взлетать и падать в зависимости от факторов спроса и предложения. Цена на стальной прокат, например, в течение одного года способна колебаться в интервале между 50 и 150 тыс. иен. Тем не менее есть все основания смотреть на базовую цену проката как на стабильную в рамках определенного диапазона, определяемого социальными условиями соответствующего периода. Если цена падает слишком низко, есть основания предполагать, что она вновь поднимется, а если она взлетает до астрономических высот, то с уверенностью можно говорить о том, что в недалеком будущем следует ждать ее падения. Другими словами, к вопросам цены на сталь вполне применима традиционная экономическая логика спроса и предложения.


В отношении созданной знанием стоимости дело обстоит иначе. Возьмем уже упоминавшийся пример с галстуками, которые были модны год назад и быстро расходились по цене 20 тыс. иен. Когда такой товар выходит из моды и продается по 4 тыс. иен, никто не надеется на то, что его стоимость скоро вновь возрастет. Если такое и случится, это будет похоже на чудо.


Данный феномен свидетельствует, что подобный товар теряет практически всю свою стоимость; если мы попытаемся трактовать этот феномен как уменьшение цены, это будет означать некорректную постановку вопроса. Тот факт, что подобный галстук все еще продается по цене 4 тыс. иен, обусловлен издержками на материал, использованный для его изготовления, однако стоимость, созданная знанием и нашедшая свое выражение в покрое и расцветке этого галстука, упала до нуля. Это сразу становится очевидным, если рассматривать покрой и расцветку в качестве самостоятельного фактора.


Аналогичный принцип с еще большей уверенностью может быть отнесен к технологии и информации. Продукция, обладающая m.i-сокой стоимостью в силу того, что она представляет собой уникальную новую технологию, немедленно утрачивает свою ценность, как только появится другая, превосходящая ее технология. Когда транзисторы получили повсеместное признание, стоимость радиоламп упала до крайне низкой отметки, а появление реактивных двигателей столь же сильно обесценило винтовые моторы. С развитием текстовых процессоров ценность технологии, связанной с производством пишущих машинок, быстро приближается к нулевой отметке, а компьютерное программное обеспечение нередко теряет всю свою стоимость за один-два года. Если только не произойдет ничего исключительного, эти товары уже никогда не обретут вторую жизнь.


Другими словами, созданная знанием стоимость подобна падающей звезде, которая горит ярко лишь в те мгновения, когда проходит через пространство социальных обстоятельств и субъективных факторов, позволяющих ей светить ярче других. Осознание факта, что созданная знанием стоимость слагается из такого мимолетного набора переменных факторов, обладает определяющим значением для понимания того, почему она не имеет никакого прямого и даже косвенного отношения к издержкам, связанным с ее созданием.


Разработка универсальной концепции (подобного теории трудовой стоимости), применимой в отношении созданной знанием стоимости, невозможна; более того, трудно представить себе и то, каким образом теория полезности способна объяснить характер такой ценности. Понесенные производителем расходы в своей основе не имеют никакого отношения к стоимости созданного знанием продукта; помимо этого, отсутствует то традиционное движение, которое сближает цены с затратами. В этом заключено фундаментальное отличие созданных знанием ценностей от материальных товаров и услуг, к которым может быть применена теория общественной полезности Вальраса.


Временный характер как созданной знанием стоимости, так и самого процесса ее производства, обусловливает высокую степень уязвимости факторов хозяйства перед лицом нестабильности. Даже тот, кто, проявив незаурядные способности, создал соответствующие той или иной конкретной отрасли субъективные факторы и технологические условия, может утратить их по мере эволюции соответствующего производства. Таким образом, повсеместные изменения являются непременным условием, свойственным основанному на знаниях обществу, а само оно оказывается гораздо более динамичным, чем индустриальный строй, с которым мы сталкивались до сих пор.


Каким же образом может быть установлена цена в случае, когда отсутствует всякая связь с издержками? В этой ситуации она, примитивно говоря, формируется потребителями в зависимости от того, какое у них складывается представление о «надлежащей» цене.


Помимо затрат, существует ряд факторов, формирующих у потребителя ощущение того, что та или иная оценка имеет «правильный» характер. Одним из элементов, присутствующих в этом уравнении, является цена альтернативных видов продукции; свою роль играют и представления, которые данное общество принимает как отвечающие здравому смыслу. В качестве важных факторов могут также выступать реклама, отзывы средств массовой информации, престиж той или иной продукции среди тех, кто формирует общественное мнение. Время от времени сюда вторгаются и элементы изменений, поскольку стоимость, созданная знанием, в своей основе имеет временный характер.


Между тем одним из важнейших факторов выступают издержки выбора, затраты, связанные с принятием решений (decision-making cost). Концепция подобных затрат родилась из попыток предсказать число людей, посещающих те или иные мероприятия. Обычный метод прогнозирования распределения участников событий или покупателей в магазинах заключается в использовании так называемой гравитационной модели. Таковая предусматривает, что число прибывающих потребителей находится в обратной пропорции к расстоянию (следует отметить, что в данном контексте понятие расстояния имеет крайне широкое значение). Однако, как известно из опыта проводившихся в Японии всемирных ярмарок и научных выставок, эта модель не срабатывает. В последнее время отмечено, что из более отдаленных областей появляется большее число потребителей, чем следовало бы ожидать согласно основанным на данной формуле расчетам. Вот почему новая прогностическая модель включает константную величину, отражающую издержки выбора.


Когда человек потребляет определенный продукт, этому предшествует выплата некоей суммы денежных средств, отражающая его финансовые затраты. В богатом обществе потребление в подавляющем большинстве случаев не сводится к непроизвольным действиям, обусловленным необходимостью удовлетворения биологической потребности. Напротив, человек, выбирая ту или иную форму потребления, вынужден отказаться от другой, альтернативной, формы, что всегда сопровождается психологическими издержками. Это и есть затраты, связанные с принятием решений. В условиях бедности, когда потребитель не располагает богатым выбором, затраты такого рода оказываются незначительными по сравнению с финансовыми издержками. Таким образом можно объяснить тот факт, что экономисты до недавнего времени не уделяли данному моменту значительного внимания.


Между тем в богатом обществе затраты, связанные с принятием решений, оказываются важным фактором, определяющим поведение потребителя. И пусть сегодня у людей достаточно денег, необходимость выбора между большим числом альтернатив, открывающихся перед потребителем, делает таковой все более и более трудным, и значение затрат, связанных с принятием решений, проявляет тенденцию к росту. Поэтому, когда мы говорим об отказе от одной формы потребления при выборе другой, мы не обязательно имеем в виду, что покупка одной вещи означает отсутствие денег для покупки какой-то другой веши; мы хотим этим сказать, что такие факторы, как ограничения, налагаемые временем, имеющимся для потребления, или же социальная оценка той или иной конкретной формы поведения потребителя, также играют свою роль. Более того, мы вправе пойти еще дальше и заявить, что время и репутация для многих потребителей стали играть даже большее значение, чем деньги.