Антология Москва «Academia»

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 59

В теории рынок все приводит к общей норме. В конечном счете все стремится к тому, чтобы сравняться с лучшим или самым дешевым. Однако в действительности дело обстоит иначе: рынки некоторых продуктов — компьютерных программ, фильмов, юридических услуг — сегодня расширились настолько, что «победитель получает все», по меткому выражению Роберта Фрэнка и Филипа Кука, озаглавивших так свою книгу.

Как отмечают эти авторы, высококлассные профессионалы, будь то теннисисты, юристы или писатели, могут зарабатывать во много раз больше, чем люди этой же профессии, лишь немного уступающие им или не столь широко разрекламированные Похоже, что чем шире рынок, тем выше вознаграждение удачливых игроков, будь то отдельные лица или корпорации.

Организация бизнес-семинаров стала сегодня международным делом. И где бы они ни проводились — в Катаре, Сиднее или Фениксе, — организаторы хотят видеть в качестве лекторов одних и тех же известных личностей. Без них, считают они, мероприятие не будет иметь международного значения и не привлечет желаемую аудиторию. Эти знаменитости могут назначать свою цену, хотя во многих случаях лекции, которые они читают, ни по содержанию, ни по стилю не лучше тех, что могли бы прочитать многие из менее известных специалистов.

Умение рекламировать свое имя становится не менее важным, чем профессиональные качества, однако любая рекламная кампания обходится дорого. Тем временем затраты, а следовательно, и стоимость участия в мероприятиях продолжают расти. В теории, повышение расценок способствует появлению новичков, которые предлагают более низкие цены, но рынок профессионалов ориентируется в первую очередь на престиж, который тем выше, чем выше стоимость оказываемых услуг, поэтому сбивание цен не приветствуется. В результате мы имеем рынок столь же нереальный, сколь и нечестный.

Бизнес-семинары могут в один прекрасный день стать настолько дорогими, что их попросту перестанут организовывать, однако это не коснется других высокооплачиваемых профессий. Когда на карту поставлена жизнь или свобода, кто не заплатит максимально возможную цену за услуги лучшего адвоката в округе? Но как узнать, кто лучший? Гонорар — один из надежных показателей. В этом случае старое уравнение, увязывающее цену с качеством поставляемого товара, не действует. Даже если мы, заплатив втрое дороже, получаем лишь на десять процентов больше товаров или услуг, мы выберем самый дорогой вариант, какой сможем себе позволить, поскольку хотим получить эти дополнительные десять процентов, сколько бы это ни стоило.

Однако сверхзаработки для немногих и гроши для остальных — отнюдь не то, что призван обеспечить рынок, даже если потребитель готов нести неимоверные расходы.

Рынком игнорируется все, что не имеет стоимостного выражения. Самый яркий пример — окружающая среда. Воздух не имеет цены, мы пользуемся им бесплатно и загрязняем его в большинстве случаев безнаказанно. Так же мы относимся и к водным ресурсам. То, что никому не принадлежит, не имеет стоимостного выражения и не может быть включено ни в один расчет. Выход, очевидно, состоит в том, чтобы определить цену природных ресурсов путем установления налога на их использование или как минимум на нанесение им ущерба, но на практике такую политику осуществить сложно.

Некоторые вещи не бесплатны, но поскольку цена за их ежедневное использование не установлена, они кажутся бесплатными. Одним из примеров могут служить дороги. В Британии пользование ими в основном бесплатно, за исключением нескольких мостов, за проезд по которым взимается сбор. Разумеется, содержание дорог финансируется за счет множества налогов на транспортные средства и горючее, но непосредственно за пользование ими мы не платим и поэтому не знаем, во сколько обходится стране, да и нам самим, каждая поездка. Путешествие по железной дороге, где за каждую лишнюю милю нужно платить, кажется дороже, чем поездка на то же расстояние на автомобиле, хотя если учесть все косвенные расходы, то зачастую более дорогостоящей оказывается автомобильная поездка. Однако средний гражданин не может сравнить цены, в результате чего рынок не срабатывает. Многие люди стали бы реже пользоваться автомобилями, если бы знали, во сколько им это обходится на самом деле. Чтобы решить эту проблему, необходимо поставить автомобильные и железные дороги в равные условия, или сделав и те, и другие бесплатными, или оплачивая каждую милю поездки.

Неоплачиваемая работа по дому является еще одним ярким примером того, что рынок игнорирует не имеющий цены товар. Поскольку за домашнюю работу не полагается денежного вознаграждения, родители испытывают соблазн предложить свои услуги на оплачиваемом рынке труда и нанять прислугу для выполнения работы, которую им пришлось бы делать бесплатно. Возможно, что на обычной работе получаешь большее удовлетворение, но я подозреваю, что, если бы был найден способ платить родителям за работу по дому, многие из них решили бы уделять ей больше времени.

Правда, лично я не хотел бы, чтобы мне платили за воспитание моих детей. Это обесценило бы время и любовь, которые я им дарю. Точно так же я не хочу, чтобы мне платили за работу в добровольных организациях: часто большее удовольствие доставляет отдавать, а не получать. С другой стороны, если живешь в условиях рынка, всегда подвергаешься искушению следовать его законам. Вещи, не имеющие стоимости, либо не поддаются оценке, как, например, забота о собственных детях, либо ничего не стоят, потому что никто не хочет платить за них. Поэтому неудивительно, что чаще всего благотворительной деятельностью занимаются те, у кого есть оплачиваемая работа, а не безработные, пенсионеры и домохозяйки, как логично бы было предположить. Если чья-либо работа ничего не стоит на рынке оплачиваемого труда, то бессмысленно предлагать ее в качестве подарка на рынке труда бесплатного.

Мы не можем организовать любую работу на рыночной основе. Даже если бы я хотел получать деньги за воспитание детей, кто станет мне за это платить? Что мы могли бы сделать, так это шире признать, что безвозмездный труд жизненно важен для общества. Нет никаких значимых причин, по которым нельзя было бы включить его оценочную стоимость в статистику ВВП, коль скоро это действительно валовой внутренний продукт. То, что не просчитано, в расчет не принимается, однако рыночная цена не должна быть единственным количественно оцениваемым параметром. Игнорируя то, что по определению не поддается оценке, рынок может извратить наши ценности. <...>

Если бы вы оказались один на необитаемом острове, вам не нужны были бы деньги и рынки, вы бы не ощущали и их отсутствия. Однако жить в одиночестве, не имея рядом никого, с кем можно себя сравнить, очень трудно. Именно из этого и происходит конкуренция. Она дает основу для сравнения, позволяя нам узнать, что значит быть умным, надежным, хорошо готовить или быстро бегать. Смысл этих слов выявляется только благодаря сравнению. Конкуренция, таким образом, является важнейшей частью любой [социальной] системы, и действие ее не измеряется в денежных знаках. <...>

Побывав в Венгрии в те времена, когда она еще была государством с централизованно планируемой экономикой, я спросил, зачем в сравнительно небольшой стране необходимо иметь два завода по производству удобрений, если в этой отрасли промышленности крупные предприятия обладают серьезными преимуществами. «Все очень просто, — ответили мне, — если бы у нас был только один завод, мы должны были бы устанавливать стандарты централизованно, а мы не знаем, сколько стоят удобрения. Поэтому было построено два завода, которые, конкурируя друг с другом, сами определяют для себя нормы и стандарты».

Конкуренция генерирует энергию, награждает победителей и наказывает проигравших. Поэтому она служит горючим для экономики. В 1992 году Билл Клинтон обещал, что основанная на конкуренции экономика обеспечит «хорошую работу за хорошую зарплату». С тех пор американская экономика стала гораздо более конкурентоспособной, хотя до этого проигрывала Японии. Растет экс- порт, прибыли достигли небывалых высот. Было создано множество новых рабочих мест — гораздо больше, чем во всех европейских странах вместе взятых. К сожалению, лишь половина из них может быть названа «хорошими» во всех смыслах этого слова. Конкуренция предполагает, что Америка становится богаче, но при этом некоторые американцы становятся гораздо богаче других, а кое-кто и беднеет. Производительность не всем приносит одинаковые блага.

Отчасти по этой причине Европа не так агрессивно стремилась к конкуренции, как Америка, и не смогла создать новые рабочие места. Из каждых 100 рабочих мест, существовавших в Европе в 1975 году, сейчас осталось только 96. В Америке на каждые 100 рабочих мест, существовавших в 1975 году, сегодня приходится 156. С другой стороны, разрыв между десятью процентами самых богатых и самых бедных семей в Америке вдвое выше, чем в Европе. <...>

Мы не можем с уверенностью сказать, что плоды конкуренции — экономический рост и богатство — делают людей довольными и счастливыми. В Японии, на Тайване и в городах Америки темп жизни очень напряженный; пешеходы там движутся быстро, тогда как медленнее всего ходят индонезийцы. В странах с быстро растущей экономикой выше процент самоубийств, а автомобилисты ведут'себя на дорогах более агрессивно. Я помню, как мой первый преподаватель экономики, работающий сейчас в Америке выходец из Центральной Европы, Нобелевский лауреат, задумчиво говорил, что всегда предпочитал жить в странах, где экономика на спаде, потому что обеденный перерыв там гораздо длиннее. Только вот в таких странах не было спроса на его работу. <...>

Можно оспаривать значение, которое придается в капиталистической системе деньгам и рынкам, но вряд ли кто-либо станет подвергать сомнению один из основных результатов развития рыночной экономики — экономически эффективное общество. Экономическая эффективность не есть худшая цель в мире. Оставим в стороне вопрос о том, кому достаются деньги. Когда система работает исправно, в выигрыше оказываются все. Возможно, политикам следовало бы придавать этой идее большее значение в своих программах.

Россия еще не стала таким обществом, поэтому трудно жить в этой стране. В гостинице в Санкт-Петербурге я попросил портье дать мне телефонную книгу, чтобы узнать нужный номер. Девушка ответила, что телефонной книги не существует. «В городе семь миллионов населения, — сказала она, — разве можно напечатать все телефоны?» Через год-два окажется, что очень даже можно.

Экономическая эффективность и ее результаты — наиболее очевидные плоды капитализма, конкуренции и рынка. Обилие товаров, высокое качество услуг, низкие цены и большая надежность делают жизнь удобной и легкой. Эти плоды должны были бы с лихвой компенсировать любой перекос в системе. Чаще всего так и бывает, но есть реальная опасность того, что наше стремление к экономической эффективности само создаст перекосы. Мы можем так увлечься рационализацией производства, что забудем о первоначальной цели предприятия. Рентабельность не всегда есть синоним разумности.

Электронная и голосовая почта — замечательные помощники делового человека, позволяющие быстро и легко установить сообщение между людьми. В самом деле, они действуют настолько эффективно, что глава одной крупной консалтинговой фирмы как-то пожаловался, что ее сотрудники тратят массу времени на прослушивание, чтение и ответы на поступающие сообщения и совсем перестали думать. Эффективно? Да. Разумно? Не уверен.

Недавно я обнаружил, что нажатием кнопок на телефонном аппарате можно забронировать билет в кино, выбрать нужную дату, сеанс, место и цену, оставить свой номер телефона и все реквизиты банковских карточек, получить через голосовое устройство компьютера подтверждение этих данных, а потом пойти в кино, вставить карточку в машину, получить билет — и все это без участия человека. На меня произвел впечатление уровень автоматизации этого процесса, вот только кнопки пришлось нажимать долго, а звонок оказался междугородным. Эффективно с точки зрения кинотеатра, но не очень удобно для меня самого.

Правда, в конце концов я получил то, что хотел. А ведь часто, когда я звоню в больницу или на какую-нибудь фирму и меня просят нажать на ту или иную кнопку, я или не получаю ответа на свой вопрос, или слышу автоответчик. Могу представить, что в один прекрасный день, придя на прием к врачу, мы будем общаться с заменившим его компьютером. Может быть, и рационально уменьшить количество визитов на биржу труда, которое нужно совершить молодому безработному, чтобы получать пособие, но при отсутствии личных контактов уже ничто не будет стимулировать его к более энергичному поиску работы. Наше общение было бы более эффективно, будь оно менее рационализировано.

Теоретически рыночные механизмы или хороший менеджмент со временем исправят эти изъяны, но если весь мир пойдет одной дорогой и будет преследовать лишь одну цель — повышение рентабельности, то у потребителя просто не окажется выбора, а следовательно, и права голоса. Однако это лишь слегка нервирует общество, где компьютерные программы и телефоны дешевле, надежнее и менее хлопотны, чем люди. Есть и более серьезные последствия нашего увлечения экономической эффективностью. <...>

Английский экономист Фред Хирш считал, что экономический рост в конечном итоге самоограничен, поскольку он будет все более обеспечиваться за счет «престижных товаров», вещей, которые выделяют нас из среды соседей: дач в живописных местах, членства в элитных клубах, редкого антиквариата. Количество этих товаров по определению ограниченно, поскольку, если бы они были у всех, они потеряли бы свою исключительную ценность. Он, возможно, недооценил нашу способность придумывать новые модные увлечения и причуды, однако, повторяю, общество, основная движущая сила которого — зависть к соседям, вероятно, не то общество, за которое стоило бы бороться, и не то, в котором многие из нас хотели бы жить, потому что личному соперничеству и чувству вечной неудовлетворенности не будет конца и края. Хозяйственный рост, движителем которого является стремление к экономической эффективности, не может быть бесконечным, сколь бы странным ни казалось это сегодня. С другой стороны, если бы мы отказались от принципа эффективности, общество перестало бы нормально функционировать.

Приходится признать, что эффективность может иметь решающее значение для существования общества, но в итоге ни она, ни экономическая модель, к которой она принадлежит, не могут удовлетворить духовный голод человечества, ответить на вопрос о смысле жизни. Возможно, нам придется больше времени и сил отдавать деятельности вне экономической сферы, активности, мотивиро- ванной не стремлением к эффективности, а желанием обрести внутреннее удовлетворение и достоинство. В такой системе ценностей деньги и рынок отойдут на второй план. <...>

Рынок и экономическая эффективность имеют свои изъяны, но следует соблюдать осторожность, чтобы не выплеснуть ребенка — капитализм — вместе с грязной водой непредусмотренных результатов. До сих пор мы мало говорили о достоинствах рынка и экономической эффективности. Необходимо восстановить равновесие. <...>

Капитализм должен вновь обрести свою истинную роль — роль философии, призванной обеспечить средства для жизни, но не ее цель. Такое переосмысление этого понятия позволило бы избежать распространенной критики в адрес капитализма, заключающейся в том, что у коммунизма была всеобщая цель — искоренение бедности, гарантированная работа и крыша над головой для каждого, — но не было механизма ее достижения, тогда как у капитализма есть механизм, но нет общей цели. Такое переосмысление понятия высветило бы, что капитализм есть лишь механизм, который позволяет каждому индивиду самому ставить себе цели. Убеждение, что деньги есть средство, а не цель, послужило бы не ограничению, а освобождению личности.

Все это предвидел Кейнс, обратившийся в своем эссе 1930 года «Экономические возможности для наших внуков» от экономики к философии и писавший: «Мы больны новым недугом, названия которого, возможно, еще не слышали некоторые читатели, но о котором они не раз услышат в ближайшие годы, а именно — технологической безработицей. Это безработица, возникающая в результате того, что изобретение новых способов экономии труда опережает появление новых областей применения рабочей силы... Последнее означает, что в будущем экономические проблемы перестанут быть вечным спутником человечества».

Кейнс считает, что, когда будет решен экономический вопрос, человечество утратит традиционную цель и перед ним встанет реальная проблема: как жить мирно, разумно и счастливо. По мнению Кейнса, не все воспримут это с радостью: «Я полагаю, — отмечал он, — что нет ни одной страны и ни одного народа, которые могли бы без страха ждать наступления эры изобилия». Однако в конце концов, «когда накопление богатств не будет более иметь решающего значения, в системе нравственных ценностей произойдут серьезные изменения... мы сможем понять истинную роль денежной мотивации».

С тех пор ничего не изменилось. Капитализм, каких бы успехов он ни достиг, никогда сам по себе не сможет дать исчерпывающего ответа на вопрос «зачем мы живем?». Мы можем искать выход либо в разработке более совершенных теорий управления, которые принимают в расчет как пределы возможностей человечества, так и его потенциал, либо в создании новой экономики, которая учитывает реальную ценность предмета, а не только его стоимость. Однако эти преобразования могут быть проведены (если это вообще возможно) лишь в том случае, если мы поймем, чего хотим от жизни для себя и для других. В конечном счете нам необходимо новое понимание жизни, отдающее деньгам должное, но не более того.

Правительствам не под силу справиться со стихией капитализма. Только мы сами можем поставить ее под контроль. Чтобы рынок стал нашим слугой, а не хозяином, понадобится коллективная воля большинства. Для этого людям надо четко понять, кто они, зачем живут и чего ждут от жизни. К сожалению, это легче сказать, чем сделать, но это необходимо, если мы хотим управлять своей собственной жизнью и нашим обществом.

Адам Смит считал, что даже добродетельные мужчины и женщины сами по себе ничего изменить не могут, пока не изменится вся система. Однако его собственный пример уже много десятков лет служит доказательством того, что хорошие идеи, появившиеся в нужное время, с помощью добродетельных людей могут изменить сложившийся порядок. Хорошие идеи обычно не новы, а представляют собой старые идеи, возвращенные к жизни в нужное время. Быть может, пришло время возродить и некоторые философские учения прошлого о жизни и обществе.

Вацлав Гавел, драматург, диссидент, бывший заключенный и нынешний президент Чешской Республики, так сформулировал этот вызов: «Спасение нашего мира — лишь в сердце, умении думать, смирении и ответственности человека. Без глобального переворота в человеческом сознании ничто не изменится к лучшему, и катастрофа, к которой стремится этот мир, станет неизбежной». <...>

Путь к познанию самого себя долог и труден. <...> Похоже, что существует некая необходимая последовательность, через которую мы должны пройти.

Фрэнсис Кинсмен в книге «Тысячелетие: навстречу обществу завтрашнего дня», написанной в конце материалистических восьмидесятых и в то время оставшейся почти незамеченной, использовал для описания своего видения мира три психологических типа человека, разработанных Стэнфордским исследовательским институтом. Вот эти три типа:

«Движимые поиском средств к существованию»;

«Ориентированные на внешний мир»;

«Ориентированные на внутренний мир».

Эти слова, настолько неуклюжие, что сначала я неправильно их понял, выражают важные истины.. В моем понимании «ориентированные на внешний мир» значило «заботящиеся о других людях». В действительности же, как мы сейчас увидим, это означает, что индивид интересуется тем, что думают и делают другие люди, их ценностями и заботами. «Ориентированность на внутренний мир» — это то, что Юнг назвал бы «индивидуализацией», а я называю «разумным эгоизмом», т.е. способностью вырабатывать собственные ценности и ставить себе цели. Специальные термины, если вы их понимаете, хороши тем, что не окрашены эмоционально. Для моего собственного удобства и каждодневного использования я дал стэнфордским категориям свои названия: «Выживание», «Достижение» и «Самовыражение», — но этим терминам не хватает точности стэнфордских. Последние определяются следующим образом:

Движимые поиском средств к существованию

Основная цель людей, которыми движет поиск средств к существованию, — безопасность, как финансовая, так и социальная. Одни из них бедны и/или не имеют работы, другие живут в достатке, но крепко держатся за то, что имеют. Эти люди склонны к клановости, закоснелы и противятся переменам. Они — «остаточный продукт философии сельскохозяйственной эпохи — верхушка, середина и основание феодальной пирамиды».

Ориентированные на внешний мир

Люди, ориентированные на внешний мир, многого добиваются. Они жаждут уважения и социального статуса в качестве внешних символов своего успеха. Поэтому в жизни им нужно иметь все са- мое лучшее или, по крайней мере, чтобы все было «как надо». Обычно они умны, хорошо образованны и честолюбивы. Они материалисты, за исключением тех кругов, где модно не быть материалистом. Они являются движущей силой экономически преуспевающих обществ.

Ориентированные на внутренний мир

Побудительный мотив этих людей — проявить свои таланты и убеждения. Это не означает, что они замкнуты и отчужденны или что у них нет честолюбия, но они в меньшей степени материалистичны, чем две другие группы, больше заняты этическими проблемами, постижением механизма управления обществом. В систему их ценностей входят развитие личности, самореализация, обостренность восприятия и качество жизни их самих и других людей. Одни называют их «чудаками», другие считают их опасными. «Как научиться распознавать таких людей — и как искоренить эту напасть?» — спросил один менеджер, придерживавшийся авторитарных методов руководства.

Blog

Антология Москва «Academia»