Geum.ru

Антология Москва «Academia»

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   59


Сегодня члены семьи поддерживают ее в меньшей степени, потому что это не столь необходимо для их благополучного экономического выживания. Люди больше не трудятся всей семьей. Зачастую они редко видят друг друга, потому что часы их работы или учебы не совпадают. Повзрослев и иногда живя за тысячи миль друг от друга, они теряют друг друга из вида. Раздельное проживание разрушает расширенную семью- Она перестала служить средством социального обеспечения. Эти функции переняло государство, и семья не возьмет их на себя вновь, даже если государство откажется от своих обязанностей. На языке капитализма дети перестали быть «центрами прибыли» и превратились в «центры издержек». Дети по-прежнему нуждаются в родителях, но родителям дети не нужны.


Дело кончается тем, что у мужчин возникает сильное побуждение избавиться от семьи и семейных обязанностей. Когда мужчины уходят из семьи, их реальный жизненный уровень повышается на 73%, тогда как уровень жизни брошенной семьи падает на 42%10. В 25% семей с детьми на иждивении нет мужчины. Мужчины покидают семью по разным причинам: либо не желая отцовства, либо в результате развода, чтобы уклониться от уплаты алиментов, либо будучи рабочим-мигрантом из страны «третьего мира», который вскоре перестает посылать деньги домой. Современному обществу не удается сделать из мужчин отцов. Свое благополучие они видят только вне семьи11 . Но где же моральное давление социальных ценностей, призывающих жертвовать собственными интересами ради семьи? В современном обществе ценится свобода выбора, а не узы. Матерей создает природа, а отцов должно создавать общество.


С другой стороны, женщины в Соединенных Штатах получают пособие, только если в доме нет мужчины. Уровень жизни детей в государственных воспитательных учреждениях зачастую выше, чем в распадающихся семьях. Матерей-одиночек можно заставить работать, но эта работа обходится государству дороже, чем выплата пособия. Чтобы работа была экономически обоснованна, им нужно предоставить оборудование, руководство, профессиональную поддержку. Заработная плата при этом должна быть такой, чтобы она покрывала ежедневный уход за детьми и транспортные расходы. Производительность труда женщин в настоящее время не оправдывает их заработок, который должен покрывать связанные с работой расходы, а платить столько, сколько нужно, чтобы сделать эту работу экономически оправданной, государство просто не хочет.


Исторически родитель-одиночка никогда и нигде не был нормой, но существование по законам патриархата с экономической точки зрения изжило себя. На семейные ценности ведется атака — не государственными программами, отваживающими от создания семьи (хотя есть и такие программы), не телевизионными и радиопередачами, принижающими ее значение (хотя есть и такие), но самой экономической системой. Она просто не дает семьям жить по старинке — с отцом, приносящим большую часть дохода, и матерью, берущей на себя большую часть домашних забот. Семья среднего класса с одним кормильцем исчезла.


Устройство семьи не определяется экономикой... но оно должно соответствовать экономическим реалиям. Устройство традиционной семьи им не отвечает. В результате семья — это институт, находящийся все время в движении и под давлением. Дело не в «закалке характера», а в жестком экономическом эгоизме или, точнее говоря, в нежелании подчинить личные интересы интересам семьи. Экономическая реальность заставляет обсуждать кардинальные вопро- сы, касающиеся ее организации. Изменения внутри капиталистической системы во все большей степени делают семью и рынок несовместимыми.


Поскольку низкооплачиваемые рабочие никогда не получали пенсий от частного сектора или медицинской страховки, они не рискуют их потерять. Поскольку они никогда не ждали повышения по работе и никогда не верили, что их заработная плата будет возрастать на протяжении их жизни, их надежды не могут рухнуть. Люмпен-пролетариат не играет никакой роли в политической жизни. От него нельзя ждать революции, он инертен. Бедные в Соединенных Штатах даже не ходят голосовать.


Особое значение имеют ожидания среднего класса. Его рухнувшие надежды могут стать причиной революции, поэтому среднему классу теперь внушается мысль, что его прежние идеалы несовременны12. Все меньше представителей этого класса смогут обзавестись собственными домами. Им придется жить в мире, где растет неравенство и где у большинства падает реальная заработная плата. Эпоха ежегодных прибавок к зарплате осталась позади; людям не приходится ждать повышения уровня жизни даже для своих детей.


Средний класс напуган, и напуган недаром. У него нет унаследованных состояний, в поисках экономической стабильности он вынужден полагаться на общество, но именно здесь ему не на что рассчитывать. Правительство отказывается от политики обеспечения экономической стабильности, а корпорации относятся к ним как к «наемникам», которым положено все меньше и меньше дополнительных льгот, гарантирующих благополучие.


Богатые оплачивают частных охранников, а среднему классу приходится жить на небезопасных улицах, учить детей в плохих школах, созерцать неубранный мусор и разрушение системы общественного транспорта. Как удачно выразился консервативный аналитик Кевин Филлипс, «средний класс — это, скорее, социальное мировоззрение, нежели определенный уровень материаль- ного комфорта», но все меньше людей будет иметь такое мировоззрение, ибо в конечном счете оно должно основываться на реальной жизни13.


Реальность постепенно просачивается в сферу представлений и меняет их. В 1964 году только 29% населения говорили, что управление страной ведется в пользу богатых, но в 1992 году таких уже было 80%. И, судя по экономическим результатам последних двадцати лет, с ними трудно не согласиться.


На наших глазах религиозный фундаментализм поднимается, словно лава из жерла проснувшегося вулкана. Связь этого грозного социального явления с экономикой очевидна. В нем находят убежище те, кто проигрывает в хозяйственном отношении или не в состоянии выдержать экономическую неопределенность, не зная, что необходимо для достижения успеха в новой, грядущей эпохе. Когда нарушается равновесие, перестают действовать прежние типы человеческого поведения, а новые ценности, в которых ощущается необходимость и которые рано или поздно появятся, становятся угрозой старым, привычным моделям. Когда нарушается равновесие, растет неопределенность. Никто не знает точно, что должен делать человек, чтобы добиться успеха... никто не может дать общее определение тому, что такое успех, и даже тому, что морально, а что аморально.


Несмотря на то, что люди — особенно американцы — часто говорят : «Мы любим перемены», — они терпеть их не могут. Не нужно быть циником, чтобы признать: утверждая, что они любят перемены, американцы предпочитают смотреть, как меняются другие, чем меняться самим. Китайское проклятие «Желаю тебе жить в интересные времена» (примерно равнозначное западному «Да гореть тебе в аду») весьма точно отражает реальные человеческие воззрения. Интересные времена — это период перемен, когда человеческое поведение должно меняться. Сказать человеку, что он дол- жен измениться, если хочет выжить, равнозначно пожеланию, чтобы он горел в адском пламени.


Исторические периоды неопределенности всегда характеризовались подъемом религиозного фундаментализма. Люди не терпят неопределенности, и многие ищут спасения в вере, когда неусто-чивость физического бытия становится непереносимой. Так было в средние века, так происходит и сегодня. Люди спасаются от экономической неопределенности окружающего их реального мира в мире религии, который гарантирует им спасение, если они будут следовать предписанным правилам.


В эпоху раннего средневековья было немало христианских религиозных фанатиков, и папы всячески стремились избавиться от них. Самобичевание (стремление обеспечить себе место в раю путем умерщвления плоти) — наиболее известная средневековая фундамента-листская практика, хотя в те времена существовало много других обрядов, которые практиковали последователи культа Пресвятой Девы Марии, бегинии, некроманты. Современные боснийские мусульмане некогда принадлежали к одной из многочисленных сект, существовавших в эпоху средневековья (нео-манихейская секта бо-гомилов, которые морили себя голодом, отстаивая более простой и чистый монотеизм и выступая против изощренных ритуалов, дорогих церковных одежд и порочной торговли индульгенциями). В период владычества на Балканах Оттоманской империи они перешли в мусульманство; чтобы избежать преследований со стороны своих римско-католических и греко-православных соседей, принадлежавших к религиозному истеблишменту.


Религиозный фундаментализм (индуистский, мусульманский, иудейский, христианский, буддистский) набирает силу повсюду. Фундаменталисты проповедуют, что те, кто будет идти по строго предписанному пути, обретут спасение; те же, кто не будет следовать предписаниям, понесут наказание. В их мире все предельно ясно.


Исламский фундаментализм в Алжире — это от 30 до 40 тысяч убитых гражданских лиц и объявленная война против всех иностранцев (в том числе лиц французского происхождения, пусть даже и родившихся в Алжире)14. В Израиле юноши-фундаменталисты обвязываются бомбами и взрывают себя вместе с людьми на автобус - ных остановках в центре Тель-Авива. За это они прямиком вознесутся на небо и будут предаваться радостям любви со множеством прекраснейших дев. Награда сродни той, что была обещана «асса-синам» в средневековой Персии. Американский еврей-фундамента-лист поливает автоматным огнем мечеть в Хевроне и убивает двадцать девять молящихся мусульман. Его могила превращается в место паломничества его религиозных единомышленников. Израильский раввин выносит смертный приговор лидеру своей страны в соответствии с доктриной религиозного преследования. В Индии индуистские Фундаменталисты разрушают мусульманскую мечеть, простоявшую четыре столетия, и громят мусульманские кварталы в Бомбее. В Кашмире и Пенджабе бушуют религиозные войны, которым не видно конца...


В Соединенных Штатах христианские Фундаменталисты убивают врачей, делающих аборты, пускают под откос поезда, требуют введения молитв в школах для детей своих соседей независимо от их религиозных убеждений (во имя нравственности я обязан контролировать поведение ближних), взрывают федеральное здание в Оклахома-Сити, в развалинах которого погибли 167 человек, в том числе 19 детей. Пресвитерианский священник, убивающий врача, делающего аборты, знает, что «поступает правильно»15. Бог обязал его убивать и обрек на мученичество.


Когда произошел взрыв в Оклахома-Сити, американцы сразу же приписали его «мусульманским фундаменталистам», даже не зная еще, чьих рук это дело, но они очень неохотно употребляли выражение «христианские Фундаменталисты», узнав, кто это сделал. Арестованные были связаны с мичиганским вооруженным формированием самообороны, организованным двумя христианскими священниками (один из них — владелец оружейного магазина), и называли себя «Армией Бога», объявившей войну федеральному правительству из-за преследования другой христианской фундамен-талистской секты, «Ветви Давидовой», [созданной] в [городе] Вако, штат Техас. Еще одна группа называется «Завет, меч и рука Бога». Примечательно, что христианская «Армия Бога» и шиитская мусульманская группа в Иране пользуются одинаковой терминологией и сражаются с одним и тем же врагом — правительством США, «великим Сатаной» и воплощением зла.


Подобные группы организуют «курсы выживания» — проводят учебные стрельбы и учат жить среди дикой природы. Предсказывая гражданские войны и расовые бунты, они утверждают, что Америке грозит опасность иностранной интервенции со стороны войск ООН, но проповедуют, что «Бог поможет некоторым (их членам) выжить и увидеть более совершенный мир». В одном из их полевых уставов говорится даже, что «Иисус не возражал бы против применения смертоносного оружия». Здесь очевидны параллели с исламскими, индуистскими и буддистскими фундаменталистами, даже если американцы не хотят этого признать.


Американцы не желают называть такие группы христианскими фундаменталистами под тем предлогом, что «истинные христиане» никогда бы не сделали того, что эти группы совершили. Поэтому христиане говорят о них как об отдельных фанатиках, а не как об организованном христианском фундаменталистском движении. Но правоверные мусульмане, евреи, индусы и буддисты скажут то же самое о своих фундаменталистах. «Истинные» мусульмане, евреи, индусы и буддисты тоже никогда бы так не поступили!


Все фундаменталисты, как и фундаменталисты-католики во времена инквизиции, стремятся установить свою диктатуру в обществе. Американский телевизионный проповедник-фундаменталист Пэт Робертсон в своей книге 1991 года «Новый мировой порядок» утверждает, что неопределенность мирской жизни в настоящее время есть «не что иное, как новый мировой порядок для человеческой расы, где господствует Люцифер и его свита»16. В своем «Контракте с американской семьей» он пишет, что сорок миллионов американских избирателей-фундаменталистов должны «сосредоточить усилия на искоренении морального разложения и социального распада, вызванных тридцатилетней войной левых радикалов против традиционной семьи и американского религиозного наследия»17. Это отнюдь не проповедь демократического компромисса, а отражение взглядов тех, кто верит, что ведет безжалостную войну с самим дьяволом. Если человек победит в единоборстве с дьяволом, он должен вогнать кол в его сердце.


Как и в случае «Контракта с Америкой», каждый из пунктов «Контракта с американской семьей», навязываемого всему населению, прошел обкатку при опросах общественного мнения, что дает возможность формулировать его так, чтобы от 60 до 90% людей с ним согласились18. Другой вопрос, захотят ли 60—90% американцев жить по этим правилам, когда они будут им навязаны. С радикальными мерами против порнографии будут согласны все до тех пор, пока не узнают, что подразумевается под порнографией.


Прежние правительства в Иране и Афганистане свергнуты, им на смену пришли новые фундаменталисты. Многообещающий мирный процесс на Ближнем Востоке замедлился. В Индии религиозные войны способствовали центробежным тенденциям, способным расколоть вторую по численности населения страну мира. В Турции возникает угроза существованию светского государства, когда турки-мусульмане видят по телевизору, как в Боснии и Чечне убивают их единоверцев, а христианский мир при этом бездействует, — число фундаменталистов растет.


Тектонические сдвиги в экономике приводят к глубокому социальному расколу между теми, кто хочет вернуться к старинным добродетелям, теми, кто хочет наслаждаться новыми свободами, и теми, кто понимает, что вчерашние ценности не могут стать истиной завтрашнего дня. Когда равновесие нарушено, никто не может знать, какая модель социального поведения обеспечит людям выживание и процветание. Но поскольку старые модели, по всей видимости, не работают, необходимо опробовать новые, экспериментальные модели.


Моральные ценности, если им еще суждено существовать, должны способствовать успешному выживанию цивилизации. Истинные моральные ценности (благодаря которым человечество смогло так долго существовать), касающиеся, например, сексуального добрачного воздержания молодых людей, не могут не измениться после изобретения противозачаточных таблеток. Однако экспериментирование с новыми формами семьи, многие из которых окажутся непригодными, пугает фундаменталистов, предпочитающих верить в определенность и вечные истины. Но как найти новые моральные ценности, которые помогут выживанию человечества, без тревожащих многих экспериментов?


Электронные средства массовой информации преувеличивают серьезность проблем при изображении нового образа жизни. Телепередачи интересно смотреть именно по той причине, что они дают зрителю возможность думать и мысленно экспериментировать с новыми стилями поведения, не рискуя применить их на практике первыми и, возможно, сломать собственную жизнь. По сути своей электронная пресса фактически не левая и не правая, она за свободу выбора. Средства массовой информации проповедуют доктрину, согласно которой людям должно быть позволено делать то, что они хотят, без оглядки на социальные условности.


Однако, с точки зрения фундаменталистов, эти видео-стили жизни нужно искоренить, поскольку то, что они демонстрируют, противоречит старым моральным ценностям... В. душе фундамента -листы — социальные диктаторы. Поскольку им известна верная дорога на небо, они считают своим долгом заставить других следовать по ней. А раз это «правильно», то о диктаторстве не может быть и речи. Поборники свободы личности, средства массовой информации хотят, чтобы люди не вмешивались в дела своих ближних; религиозные фундаменталисты считают своим долгом заставить соседей «вести себя» подобающим образом.


В Соединенных Штатах христианские фундаменталисты представляют одну из двух групп (вторая — белые мужчины со средним образованием), чьи голоса обеспечили на выборах 1994 года абсолютную победу республиканцев. В значительной мере эти две группы совпадают, и неудивительно, что именно на долю белых мужчин со средним образованием пришлось самое крупное сокращение заработной платы и именно они лишились перспектив на будущее. Трое из каждых четырех фундаменталистов голосовали в 1994 году за республиканцев, и в целом они обеспечили им 29 процентов голосов19. Ни у кого не вызывает сомнений, что выдвижение следующего республиканского кандидата в президенты во многом будет зависеть от голосов христианских фундаменталистов.


Проявления политической напряженности в США, связанные с фундаментализмом, наиболее отчетливо видны на примере республиканской партии — партии, за которую голосует и большинство ревнителей свободы личности, и большинство христианских фундаменталистов. Их союз держится на неприязни к демократам, но если речь идет о регулировании социального поведения, то трудно найти две более антагонистические группы.


Люди вряд ли примут концепцию неограниченной свободы и вседозволенности. Подобные ценности для них неприемлемы. Тем не менее религиозные установки в их нынешнем виде также для них не подходят. Только социальное экспериментирование способно определить, что нужно людям, и именно оно более всего ненавистно фундаменталистам. Поэтому нам придется еще не раз столкнуться с их террористическими актами.


Этнический сепаратизм, как и религиозный фундаментализм, характерен для периодов экономической неопределенности. Если по данным статистики валовой внутренний продукт в пересчете на душу населения растет, то жизнь представляется беспроигрышной лотереей, где каждый может рассчитывать на успех; но если у 80% работающих реальная заработная плата снижается, как это происходит в Соединенных Штатах, то среднему человеку так не кажется. Он [и подобные ему] все чаще встречают вокруг себя проигравших, а не победителей. Мест с хорошей зарплатой на всех не хватает, у большинства его соотечественников доходы падают, и он пребывает в состоянии перманентной борьбы с ними за экономическое выживание. Неудивительно, что многие люди, одновременно нуждаясь как в союзниках, которые могли бы помочь им в этой борьбе, так и в противниках, у которых можно отнять их хорошую работу, в период нарушенного равновесия начинают симпатизировать этническим сепаратистам.


Те из нас, кто достиг совершеннолетия в годы «холодной войны», склонны забывать, что периоды изменения национальных границ случаются гораздо чаще, чем периоды их неизменности. С наступлением новой эпохи вернулось и более естественное состояние границ. После падения Берлинской стены образовались двадцать новых государств, а две страны — Восточная и Западная Германия — стали единым целым. То, что в это время происходило с границами, есть не конечный этап приспособления к краху коммунизма, а лишь первые ростки новой национальной географии. Если где-то в мире происходит изменение границ, это делает законным предположение о том, что они могут измениться и в других местах.


Нации объединяет либо внешняя угроза, либо мощная внутренняя идеология, какой и был коммунизм. При нем заставили жить вместе — и если не любить, то хотя бы терпеть друг друга — такие народности, которые прежде никогда вместе мирно не жили. Стоит, пожалуй, вспомнить, что в послереволюционной России Сталин был народным комиссаром по делам национальностей, подавлявшим этнические группы с помощью идеологии и силы. «Коммунистический манифест» прямо отвергал идею национального государства. Сегодня правители России и других [постсоветских] стран не имеют в своем распоряжении ни силы, ни идеологии.


Коммунизм представлял собой мощную внешнюю угрозу, которая удерживала этнические силы под контролем и в других странах. Если региональные группы вступали в схватку друг с другом, дело кончалось тем, что они становились добычей коммунистов. Северная лига — партия, призывающая к разделу Италии на два государства (путем отделения, с их точки зрения, богатой, экономически эффективной и честной северной части полуострова от бедной, экономически неэффективной и бесчестной южной), — не могла существовать в стране в годы «холодной войны», поскольку голосовать за нее было равносильно победе коммунистов. Сегодня северяне могут свободно говорить южанам, что они о них думают, а единство Италии уже больше не цементируется «холодной войной».


Иногда, как в Югославии, коммунизм был и внутренней идеологией, и внешней угрозой. Тито использовал как коммунистическую идеологию, так и угрозу поглощения страны империей Кремля для убеждения воюющих ныне этнических групп в том, что им следует держаться вместе, если они не хотят погибнуть по отдельности. Когда коммунистические надежды внутри страны угасли, а внешняя угроза поглощения Советами перестала существовать, эти группы оказались вольны уничтожать друг друга — и они принялись это делать, хотя со стороны продолжали казаться одним народом. Важно также понять, что межэтническая рознь отнюдь не равнозначна религиозным войнам XXI века, как это считает Самюэль Хантингтон. Национальное государство — это явление XIX или XX столетий, и в большинстве случаев трудно найти общее объясне- ние того, почему сегодня существуют те или иные нации. Какой принцип разделения ни предложи, всегда найдется контраргумент. Арабский мир, к примеру, разделен на множество стран, несмотря на общий язык, близкие этнические корни и единую религию.