Geum.ru

Антология Москва «Academia»

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   59


Упадок социализированное™ имеет существенные последствия для американской демократии и, пожалуй, еще более важные — для экономики. Уже сейчас США расходуют на содержание полиции значительно больше, чем другие промышленно развитые государства, а количество заключенных в тюрьмах составляет более одного процента населения страны. И на юристов, обеспечивающих гражданам возможность судиться друг с другом, в США тратят значительно больше, чем в странах Европы и в Японии. Обе эти статьи расходов, составляющие значительную часть валового внутреннего продукта, представляют собой как бы прямой налог, возникающий из-за нарушения доверия в обществе. В перспективе экономические последствия могут стать еще более глубокими; способность американцев создавать новые организации и работать в них, возможно, начнет уменьшаться, так как само разнообразие таких организаций будет приводить к снижению уровня доверия и создавать новые барьеры на пути взаимодействия. Помимо материального капитала США расходуют и запас капитала общественного. Норма сбережений давно уже недостаточна для обеспечения обновления промышленных мощностей и объектов инфраструктуры, и темпы пополнения общественного капитала в последние годы также стали замедляться. Накопление его — сложный и во многом загадочный культурный процесс. Правительства зачастую осуществляют политику, приводящую к истощению общественного капитала, но при этом они с трудом понимают, каким образом можно обеспечить его восстановление.


Поэтому либеральная демократия, возникающая в «конце истории», не является «современной» (modem) в полном смысле. Чтобы институты демократии и капитализма могли действовать эффективно, они должны сосуществовать с определенными до-современными (рге-modem) культурными устоями, которые и обеспечат их надлежащее функционирование. Закон, договор, экономическая целесообразность необходимы, но не достаточны в качестве основы стабильности и благополучия постиндустриальных обществ; к ним следует добавить такие понятия, как принципы взаимности, моральные обязательства, долг перед обществом и доверие, которые основаны на традициях и обычаях, а не на рациональном расчете. Все эти понятия в условиях современного общества — не анахронизмы, а необходимые условия его успешного развития. <...>


Информационные технологии активно способствовали децентрализации и демократизации в течение всей жизни нынешнего поколения. Многие отмечают, что именно электронные средства массовой информации и связи в определенной степени предопределили падение деспотических режимов, включая диктатуру Map-коса на Филиппинах и коммунистические правительства в Восточной Германии и бывшем Советском Союзе. Но теоретики эпохи информатизации утверждают, что техника губительна для любых форм иерархии, в том числе и для гигантских корпораций, в которых работает большая часть американцев. В 80-е годы компанию «IBM», прежде занимавшую доминирующие позиции в производстве компьютеров, потеснили на рынке такие новички, как «Сан Майкросистемз» и «Компак», что нередко представляют как нравоучительный пример того, как малые, гибкие и новаторские фирмы могут конкурировать с крупными, централизованными и бюрократизированными традиционными предприятиями, добиваясь при этом больших успехов. Многие авторы утверждают, что в результате революции в области телекоммуникаций все мы рано или поздно будем работать в объединенных в единую сеть небольших «виртуальных» корпорациях. Это означает, что фирмы начнут безжалостно сжиматься, сохраняя лишь свою «основную специализацию», а для остальных видов работ, включая заказы на поставки сырья и материалов, оказание бухгалтерских услуг и организацию сбыта продукции, будут подряжать другие мелкие фирмы, размещая заказы через волоконно-оптические линии свя- зи2. Некоторые утверждают, что именно сети мелких фирм, а не крупные иерархические структуры и стихийные рынки, станут в будущем под влиянием неумолимого наступления электроники магистральным путем развития. Добровольное объединение — а не хаос и анархия — возникнет только при условии освобождения общества от централизованной власти крупных компаний и ведомств, начиная с федерального правительства и кончая гигантскими корпорациями «IBM» и «AT&T». С развитием мощных средств связи надежная и точная информация вытеснит ненадежную, честные и трудолюбивые работники перестанут связываться с мошенниками и нахлебниками, и возникнет добровольное единение людей во имя общего блага.


Очевидно, что революция в информационной сфере приведет к глубоким преобразованиям, но эпоха крупных корпораций с иерархической структурой еще отнюдь не завершилась. Многие футурологи информационного века делают слишком широкие обобщения на основе опыта компьютеризации, когда стремительное развитие техники дает реальные преимущества мелким и гибким фирмам. Однако во многих других сферах экономической жизни — от самолетостроения и автомобильной промышленности до изготовления кремниевых пластин — требуются все большие и большие объемы капиталовложений, техники и людских ресурсов. Даже в области телекоммуникаций волоконно-оптическая техника более удобна при ее эксплуатации единой гигантской компанией, обеспечивающей междугородную и международную связь, и не случайно к 1995 году число работников компании «AT&T» вновь достигло показателя 1984 года, когда 85% фирмы были превращены в местные телефонные компании. Информационные технологии помогут некоторым мелким фирмам более эффективно решать масштабные задачи, но не устранят потребности в концентрации ресурсов.


И, что еще более важно, когда наиболее восторженные адепты информационной эры выражают радость по поводу крушения иерархий и власти крупных структур, они забывают о таком важнейшем факторе, как доверие и общепринятые этические нормы, на которых оно основано. Человеческие сообщества зависят от взаимного доверия и не могут спонтанно возникать в условиях его отсутствия.


Иерархия необходима, так как нельзя рассчитывать, что все без исключения люди в рамках сообщества будут добровольно подчиняться одним только общепринятым этическим правилам. Возможно, некоторые займут активно антиобщественные позиции, стремясь подорвать коллектив, воспользоваться им в мошеннических целях либо просто в силу любви к интригам. Гораздо больше найдется халтурщиков, которые будут стремиться получить максимальные выгоды от участия в коллективе, вкладывая при этом в общее дело как можно меньше. Иерархическая организация необходима, так как невозможно рассчитывать на то, что все члены коллектива всегда будут действовать в соответствии с принятыми этическими правилами и честно выполнять свою часть общей работы. И если кто-то не выполняет данных требований, их следует заставлять делать это при помощи четких правил и санкций. Это относится и к экономике, и к жизни общества в целом: крупные корпорации возникли из-за того, что очень уж накладно заключать договоры на поставку товаров и оказание услуг с людьми, которых не знаешь достаточно хорошо или которым не доверяешь. В результате фирмы сочли, что более рационально и выгодно включить сторонних подрядчиков в собственную структуру и распространить на них непосредственный контроль.


Доверие не воплощено в компьютерных сетях и волоконно-оп-тических линиях связи. Хотя оно и предполагает обмен информацией, оно отнюдь не сводится к информации. «Виртуальная» фирма может иметь самые обширные сведения обо всех своих поставщиках и подрядчиках, но если все они — мошенники, работать с ними будет тяжело, придется заключать множество контрактов и тратить время на их принудительное исполнение. В условиях отсутствия доверия всегда будет иметься соблазн включить эти функции в структуру компании и тем самым вернуться к прежней иерархической системе организации.


Таким образом, вовсе не очевидно, что информационная революция ведет к отмиранию крупных организаций с иерархической структурой и становлению замещающего их добровольного сообщества людей. Поскольку объединение связано с доверием, а доверие, в свою очередь, определяется культурными факторами, в условиях разных культур добровольные сообщества будут распространяться в различной степени. Способность компаний к переходу от крупной иерархической структуры к гибкой сети мелких фирм, иначе говоря, будет зависеть от степени доверия и наличия общественного капитала в социуме в целом. Общества с высоким уровнем доверия (например, Япония) создали такие сети задолго до того, как набрала темп информационная революция; между тем общество с низким уровнем доверия, возможно, никогда не сможет воспользоваться преимуществами, открываемыми информационной технологией.


Доверие есть возникающее в рамках определенного сообщества ожидание того, что члены данного сообщества будут вести себя нормально и честно, проявляя готовность к взаимопомощи в соответствии с общепризнанными нормами. Последние могут относиться к сфере «фундаментальных ценностей» — о природе Господа или справедливости, но они охватывают и вполне светские понятия, такие, как профессиональные стандарты и кодексы поведения. Так, мы вправе рассчитывать, что врач умышленно не причинит нам вреда, так как предполагается, что он обязан соблюдать клятву Гиппократа и определенные профессиональные нормы.


Общественный капитал — это возможности, возникающие из наличия доверия в обществе или его частях. Он может существовать в мельчайшей и основной социальной ячейке, в семье, или же на уровне предельно большого коллектива — всего народа, равно как и в рамках какой-либо из промежуточных групп. Общественный капитал отличается от других форм человеческого капитала постольку, поскольку он обычно создается и передается посредством культурных механизмов — через религию, традиции и исторические обычаи. Экономисты нередко утверждают, что создание социальных групп можно объяснить как результат добровольного договора между отдельными личностями, которые на основе разумного расчета пришли к выводу о том, что сотрудничество отвечает их долгосрочным интересам. В таком случае для сотрудничества и взаимодействия доверие кажется вовсе необязательным: просвещенный корыстный интерес в сочетании с такими правовыми механизмами, как договоры и контракты, может компенсировать его отсутствие, позволив незнакомым людям создать организацию, которая будет действовать ради достижения общей цели. Группы могут создаваться в любой момент времени на основе эгоистических интересов, и, таким образом, процесс их формирования не связан с культурой.


Однако, хотя договор и эгоистический интерес являются важными основами ассоциации, наиболее действенные организации включают в себя коллективы, члены которых разделяют общие этические ценности. В таких сообществах не требуется широкого договорного и правового регулирования отношений, поскольку между их членами существует предварительный морально-нравственный консенсус как основа для взаимного доверия.


Общественный капитал, требующийся для создания такой моральной общности, невозможно получить путем выработки и реализации рациональных инвестиционных решений, подобно другим формам человеческого капитала. Человек может принять решение «инвестировать» определенные ресурсы в обычный человеческий капитал, например, окончить институт или прослушать курс обучения и стать механиком или программистом; для этого достаточно пойти учиться в соответствующее учебное заведение. Приобретение общественного капитала, в отличие от этого, требует адаптации к моральным нормам определенного сообщества и усвоения в его рамках таких добродетелей, как преданность, честность и надежность. Прежде чем доверие в рамках группы станет всеобщим, она должна принять и усвоить некоторые общие для ее членов нормы. Иными словами, общественный капитал не может стать результатом индивидуальных действий. Общественный капитал предполагает приоритет общественных добродетелей, а не индивидуальных. Склонность к социализации приобрести гораздо труднее, чем другие формы человеческого капитала, но поскольку в ее основе лежат морально-этические устои, эту склонность также труднее изменить или уничтожить.


Еще один термин, которым я буду широко пользоваться, — это естественная склонность к объединению (spontaneous sociability), являющаяся составной частью общественного капитала. В любом современном социуме организации постоянно создаются, упраздняются или изменяются. И наиболее полезный общественный капитал зачастую состоит не в способности действовать под властью того или иного традиционного сообщества или коллектива, а в способности к созданию новых объединений и к взаимодействию в рамках установленных в них правил и условий. Объединения такого типа, которые возникают в рамках сложной системы разделения труда, существующей в индустриальном обществе, но в то же время строятся на основе общих ценностей, а не на договор- ных отношениях, относятся к категории, обозначенной Дюркгей-мом в качестве «органичной солидарности». Стихийная склонность к социализации относится к самым разнообразным промежуточным формам общности, отличным от семьи и форм объединений, создаваемых целенаправленными действиями государства. Там, где отсутствует такая склонность, государству приходится вмешиваться и содействовать образованию сообществ. Но его вмешательство связано с очевидным риском, так как оно может легко подорвать стихийные объединения, сформировавшиеся в гражданском обществе.


Общественный капитал оказывает важнейшее влияние на природу индустриального строя, которое только может оказать общество. Если люди, которым приходится работать на одном предприятии, доверяют друг другу, ибо действуют в рамках общего комплекса этических норм, затраты на организацию совместного труда будут меньше. Подобное общество имеет бблыцие возможности по внедрению новых форм организации, так как высокий уровень доверия открывает путь более разнообразным общественным отношениям. Поэтому именно американцы, с их большой склонностью к общественному поведению, стали первопроходцами в создании современных корпораций в конце XIX и в начале XX века, а японцы — в изучении возможностей сетей фирм уже в XX столетии.


И наоборот, люди, не испытывающие доверия друг к другу, смогут взаимодействовать лишь в рамках системы формальных правил и положений, которые нужно постоянно вырабатывать, согласовывать, отстаивать в суде, а потом обеспечивать их соблюдение, в том числе и с помощью мер принуждения. Все эти правовые приемы, заменяющие доверие, приводят к росту того, что экономисты называют «трансакционными издержками». Иначе говоря, преобладание недоверия в обществе равносильно введению дополнительного налога на все формы экономической деятельности, от которого избавлены общества с высоким уровнем доверия.


Общественный капитал не распределен равномерно между различными обществами. В некоторых из них склонность к объединению выражена явно сильнее, но общества различаются также и в смысле предпочтения тех или иных форм ассоциаций. В одних основными инструментами объединения считаются семья и родство; в других гораздо более крепкими являются добровольные ассоциации, служащие .для того, чтобы увести людей из системы семейных уз. В США, например, люди, обращенные в иную веру, нередко оставляют семью и живут по зову новой религиозной секты, или, во всяком случае, им приходится выполнять обязанности, которые нередко приходят в противоречие с их долгом перед семьей. В Китае, наоборот, буддистским священникам не очень-то удается увести детей из лона семьи, а когда удается, их нередко за это наказывают. В течение времени общество способно как накапливать общественный капитал, так и терять его. В конце средних веков во Франции существовала разветвленная система гражданских объединений, но начиная с XVI—XVII столетий способность французов к стихийному объединению была практически уничтожена победившим централизованным монархическим режимом.


Принято считать, что Германия и Япония — это общества коллективистской ориентации. В этих обществах традиционно поощряется повиновение власти, они практикуют систему, которую Лес-тер Туроу назвал «коммунитарным капитализмом»3. В литературе последнего десятилетия по вопросам конкурентоспособности формулируется аналогичное допущение: Япония — это общество «коллективистской ориентации»; на другом полюсе находятся США как воплощение общества индивидуалистического, в котором люди не имеют безусловной готовности взаимодействовать друг с другом или оказывать поддержку ближнему. По мнению япониста Рональда Дора, все общества можно разместить в той или иной части непрерывного спектра, на одном краю которого окажутся индивидуалистические англосаксонские страны — США, Великобритания, а на другом — Япония с ее коллективистской ориентацией4.


Однако такое противопоставление очевидно искажает реальное распределение общественного капитала по странам мира и отражает глубокое непонимание как японского, так и американского общества. В самом деле, существуют поистине индивидуалистические социумы, мало приспособленные к объединению в коллективы. В таких обществах слабыми являются и семья, и добровольные объединения; нередко наиболее крепкими сообществами ока- зываются преступные группировки. В качестве примеров можно назвать Россию и некоторые другие бывшие коммунистические страны, а также отдельные районы некоторых крупных городов США.


По сравнению с нынешней Россией более высокую способность к объединению обнаруживают общества фамилистические, в которых основной (и нередко единственной) формой ассоциации является семья и более широкие формы родственных союзов — роды и племена. В таких случаях добровольные объединения нередко слабы, так как люди, не связанные кровным родством, не имеют оснований доверять друг другу. Примерами являются китайские общества — Тайвань, Гонконг и сама Китайская Народная Республика; суть конфуцианства заключена в возвышении семейных уз над всеми другими социальными отношениями. Но такие же устои существуют во Франции и в некоторых районах Италии. И хотя в этих странах фамилизм выражен не так ярко, как в Китае, все равно наблюдается дефицит доверия между людьми, не связанными родственными узами, а значит, и слабость добровольных объединений.


От фамилистских обществ резко отличаются те, в которых существует высокая степень обезличенного общественного доверия и, следовательно, большая предрасположенность к стихийному общественному поведению. К этой категории определенно относятся Япония и Германия. Что же касается Соединенных Штатов, то с самого момента основания эта страна никогда не была индивидуалистическим обществом, каковым ее считают многие американцы; напротив, в ней всегда существовала обширная сеть добровольных объединений и структур, которым отдельные личности подчиняли и подчиняют свои узкие интересы. Вполне справедливо то, что традиционно американцы относятся к государству более негативно, чем немцы или японцы, однако сильная общественная ориентация может возникать и в отсутствие мощного государства.


Общественный капитал и склонность к добровольному общественному поведению имеют прямое отношение к экономике. Если сравнить масштабы крупнейших фирм определенных категорий (исключая те, которые находятся в собственности, либо щедро субсидируются государством или зарубежными многонациональными компаниями) по ряду стран, можно получить довольно интересные результаты5. Если брать Европу и Северную Америку, частные предприятия в США и Германии намното крупнее по своим масштабам, чем в Италии и Франции. В Азии различия еще более резки между Японией и Кореей, где созданы крупные фирмы и отмечается высокая концентрация промышленного производства, с одной стороны, и Тайванем и Гонконгом, чьи фирмы значительно меньше по своим масштабам, — с другой.


Можно предположить, что способность к созданию крупных фирм связана просто с абсолютными масштабами экономики той или иной страны. По понятным причинам Андорра или Лихтенштейн вряд ли смогут породить гигантские многонациональные концерны, такие, как «Шелл»> или «Дженерал Моторз». Но с другой стороны, во многих промышленно развитых странах не всегда прослеживается связь между абсолютной величиной валового внутреннего продукта и наличием крупных корпораций. Три самые маленькие европейские экономики — Голландия, Швеция и Швейцария — имеют на своей территории гигантские частные корпорации; почти по всем показателям Голландия имеет самый высокий в мире уровень концентрации промышленного производства. Что касается Азии, то, хотя Тайвань и Южная Корея сохраняли более или менее одинаковые масштабы экономики на протяжении жизни нынешнего поколения, в Корее предприятия гораздо более крупные, чем на Тайване.


Хотя имеются и другие факторы, влияющие на масштаб компа- ний, и в их числе — налоговая политика, антитрестовское и иное регулирующее законодательство, — отмечается связь между уровнем доверия и величиной общественного капитала (а впереди по этим показателям стоят Германия, Япония и США) и способностью к созданию крупных частных коммерческих организаций. Эти три общества были первыми — и по абсолютной шкале времени, и относительно этапов их собственной истории, — кто создал крупные современные корпорации с иерархической организационной структурой и системой профессионального управления. Что касается стран с относительно низким уровнем общественного доверия, таких, как Тайвань, Гонконг, Франция и Италия, то в них, наоборот, традиционно широкое распространение имеют семейные предприятия. Там нежелание не связанных родственными узами людей доверять друг другу задержало, а в некоторых случаях даже вообще не позволило создать, современные управляемые профессионалами корпорации.


Если в условиях общества с низким уровнем доверия, ориентированного на семейные узы, возникает потребность в создании крупных предприятий, государство должно оказать в этом содействие путем предоставления субсидий, координации деятельности или выступая в качестве непосредственного владельца. В результате возникнет седлообразная структура, где на одном краю шкалы окажется большое количество относительно мелких семейных фирм, на другом — небольшое число крупных государственных предприятий, а в средней части — почти ничего. Благодаря поддержке государства таким странам, как Франция, удалось создать крупное капиталоемкое промышленное производство, но не обошлось и без издержек: в государственных компаниях эффективность работы и управления всегда ниже, чем на предприятиях частного сектора.