Михаил янгель воспоминания о первом главном конструкторе кб "южное"

Вид материала

Тезисы

Содержание Ф.П. Санин "Не забывайте, где Вы работаете!" А.Ф. Гришин

Подобный материал:

• Воспоминания Сайт «Военная литература», 4244.99kb.
• Рижский писатель и кинодраматург Михаил Дымов предложил учащимся русскоязычных рижских, 38.13kb.
• СНиП 06. 04-85. Положение о главном инженере (главном архитекторе) проекта, 3159.59kb.
• Здесь представлены участники конкурса на лучший отзыв о романе «Джейн Эйр» Шарлотты, 102.15kb.
• Минтранс россии южное межрегиональное территориальное управление воздушного транспорта, 204.6kb.
• Методические рекомендации мдс 11-11. 2000, 630.49kb.
• Михаил Петров Садовников родом из Московской губернии, Бронницкого уезда, Усмерской, 5306.68kb.
• Михаил Александрович Врубель Как поразительна неповторимость биографии каждого творца!, 368.97kb.
• Воспоминания необразумившегося молодого человека, 575.38kb.
• Д. Л. Кречман ~ Е. С. Никифорова, 51.47kb.

Ф.П. Санин

"Не забывайте, где Вы работаете!"

С М.К. Янгелем я впервые встретился в 1957 году, после того как Михаил Кузьмич добился подключения институтов АН УССР к решению вопросов КБ. Я тогда работал в ФТИ АН УССР (г. Харьков) младшим научным сотрудником. Нам было поручено повысить стойкость разрабатываемых изделий. И вот не помню когда, но мне пришлось докладывать Михаилу Кузьмичу в его кабинете о результатах нашей работы. По одним вопросам дела у нас шли хорошо, так как это поддавалось нашей вакуумной технологии, которая лучше всего в то время была поставлена в ФТИ. По другим – я чувствовал себя неуверенно. Михаил Кузьмич подбодрил примерно такими словами: "Мы от Вас сразу не ждали чего-то сверхъестественного, но вдруг Вы, как бы с другого света, что-нибудь и подскажете". Как оказалось, результаты наши, полученные на моделях, не так уж плохи, но осуществить на натуре это было трудно. Затем я сказал, что американцы переходят на новую конфигурацию изделий – тупо закругленный наконечник (боялся, что говорю глупость). Некоторые иронически переглянулись, но Михаил Кузьмич как-то остановил на этом свое внимание, и это мне запомнилось надолго. У меня сложилось такое впечатление, что он умеет создать располагающую обстановку и человек не почувствует себя глупым даже перед таким большим человеком, если, может быть, говорит и не то. Потом, когда я уже работал в КБ, я почему-то не боялся ходить к нему, так как, казалось, всегда говорил правильно, а ведь это, очевидно, не всегда было так.

Мне приходилось наблюдать за работой Михаила Кузьмича при решении разных вопросов. Один из них касался нового покрытия с особыми свойствами. Никто не мог толком определиться с основными требованиями (эффективная поверхность), на совещании не пришли к единому мнению. Михаил Кузьмич решение сразу не принял (это было до обеда) и пригласил всех на 17 часов. Но к этому времени он с некоторыми специалистами переговорил лично в спокойной обстановке. Когда все собрались, сели за стол, он спокойно сказал: "Принять R+6 %". В другой раз для одного из изделий мы решили ввести ремонтный вариант у Заказчика в случае обнаружения негерметичности. Вызвали представителей. С ними занимались три дня и не пришли к положительному решению, так как Заказчики выдвигали невероятные требования. В четверг зашли все к Михаилу Кузьмичу, рассказали ему все, он внимательно выслушал стоя. Затем позвонил по ВЧ Николаю Ивановичу Крылову, справился о его здоровье, а потом сказал: "Твои ребята (на уровне подполковников) не хотят серьезно заниматься делом". "Ребята" весь разговор слышали, так как при этом присутствовали. В пятницу решение было подписано. Наши предложения оказались правильными. Михаил Кузьмич очень часто интересовался нашими делами и все приказывал: "Смотрите, не подведите!" Один раз мы чуть не перестарались. Договорились у Михаила Кузьмича взять коэффициент запаса "3", а когда выпустили методику, там поставили "5". За это Михаил Кузьмич хотел меня наказать, но, видимо, только хотел, так как в общем плохого я ничего не сделал.

Радовала в Михаиле Кузьмиче способность ухватить главное, на ходу усвоить и потом его утверждать, как будто он с этим имеет дело каждый раз. Мы готовили с В.А. Шапошниковым доклад на коллегию, затем вместе
с М.К. Янгелем уехали в Москву. Утром, перед коллегией, встретились. Мы немного опоздали, так как бюро пропусков открывалось только в 9.00. Михаил Кузьмич нас уже ждал, спросил, почему опоздали, но не ругался, когда мы ему ответили: "Михаил Кузьмич, у нас же не такой пропуск, как у Вас". По-моему, для него это было открытием. Затем он спросил, на что надо обратить внимание в докладе. Спросил, что за единица измерения "литр-микрон в секунду". Удивляюсь, как он быстро это усвоил и потом, уже на трибуне, втолковывал генералам и министерским работникам, какие мы собираемся применять и применяем точные методы. Это действительно было убедительно и смело!

Он им образно показал, что это объем булавочной головки. Потом сказал, что мы собираемся измерять величину в сто тысяч раз меньше, т.е. 10^-5 литр-микронов в секунду. О диффузии говорил как заправский специалист.

В решении, которое было подготовлено по этому случаю, в исполнителях значился п/я В-2289, на что Михаил Кузьмич сказал: "Так это же должны делать мы". Мы ему сказали, что это и есть – мы, он больше употреблял
"ОКБ-586", а почтового ящика он, видимо, не любил.

Взысканий я не имел, если не считать то, что за коэффициент "5" Михаил Кузьмич меня отругал: "Почему не доложили мне?" Он очень доверял людям и страшно переживал, если его подводили. Поощрений тоже не помню, но вот запомнил, когда он мне подписывал отзыв предприятия перед защитой кандидатской диссертации. Он так тепло, так хорошо к этому отнесся, что меня это не могло не воодушевить. Мне уже и защищаться было не страшно.

Мне в жизни повезло: я встречался с И.В. Курчатовым, многими учеными-физиками. Все они, каждый по-своему, были интересны и значительны. Михаила Кузьмича и И.В. Курчатова можно, пожалуй, сравнить по их манере спокойно, как будто без напряжения, решать сложные проблемы. В Михаиле Кузьмиче поражала легкость мышления, казалось, все так просто, а ведь за этой кажущейся легкостью – колоссальное напряжение ума, нервов. Он специально не воспитывал, просто его поведение само воспитывало, оставляло след, заставляло других быть лучше. Наиболее характерной чертой Михаила Кузьмича можно назвать доверие людям. Если доверие не оправдывалось, он больше, по-моему, переживал, чем наказывал.

Михаил Кузьмич очень хорошо умел слушать, не выделяя, кто ты – начальник или простой инженер. Умел извлекать главную мысль, делать выводы и принимать решения опять же с кажущейся легкостью; у него были очень располагающая внешность, взгляд, манеры.

В людях Михаил Кузьмич более всего ценил порядочность, честность. Удивительно, что при нем даже хамы старались казаться и быть порядочными. А их у нас, к сожалению, было много.

С вышестоящими руководителями, Главными конструкторами Михаил Кузьмич беседовал, по-моему, с позиции государственной необходимости и важности того дела, над которым работало КБ. Главных конструкторов он умел просто держать в руках и ставить на место. Я, конечно, редко при этом присутствовал, но один случай хорошо помню. Как-то В.Г. Сергеев пытался открутиться от гарантирования работоспособности своей системы для темы 67 в течение 5 лет, причем вел себя вызывающе. Тогда Михаил Кузьмич спокойно сказал примерно так: "Если у тебя нет ответственности Главного конструктора, мы призовем тебя к партийной, не можешь – другие смогут. Не хочешь – положишь партбилет на стол". В.Г. Сергеев выглядел при этом, как мальчишка, а Михаил Кузьмич, казалось, сделал выговор без напряжения, хотя это было и не так. С подчиненными у него была железная логика, которая убеждала без приказов и повелений.

Когда он посылал кого-нибудь на другие предприятия, то говорил: "Не забывайте, где Вы работаете!" Так, однажды я приехал в Институт органической химии АН СССР по очень важному для нас делу. Типичная московская секретарша на мою просьбу пропустить к директору, члену-корреспонденту Кочеткову, впоследствии академику, ответила, что он никого не принимает. Я ей сказал: "А меня он примет". И вошел в кабинет, в котором сидел уже немолодой, но довольно холеный и не обремененный заботами, подобно нашим, человек. На мою просьбу о помощи он ответил, что они сильно заняты проблемой белка. Я, чувствуя невольно защиту своего Главного, может быть, даже дерзко ответил: "Ваш белок будет не раньше, чем через 20 лет, а нам страну защищать нужно сегодня". Будущий академик сдался, и через неделю его представители были у нас на предприятии.

Еще помню случай, когда Михаил Кузьмич поставил на место директора Московского электродного завода С.Е. Вяткина, который считал себя монополистом в поставке графитовых узлов. В связи с ухудшением их качества мы предложили тогда технологию вакуумной обработки, повышающую их свойства, но Семен Ерофеевич, отличающийся некоторой грубоватостью, хотя был очень работоспособный, от нее отказался. Тогда Главный сказал: "Не поправишь дело, сядешь в тюрьму. Если поправишь, я помогу тебе создать нужный всем нам специальный институт углеродных материалов".

Качество газоструйных рулей было улучшено, и Михаил Кузьмич помог создать НИИграфит, первым директором которого был Вяткин С.Е. Нужно сказать, что этот институт много сделал для развития у нас твердотопливной тематики.

М.К. Янгель помог создать еще ряд институтов, построить и оснастить их, в том числе ИМП АН СССР, ФТИНТ АН УССР, ИПП АН СССР и др.

Однажды Михаилу Кузьмичу позвонил один подполковник, ныне генерал, и с некоторым упреком сказал: "Вот Вы проверяете свои изделия с чувствительностью 10^-4, а американцы – 10^-6". Он тогда ему ответил: "Я разберусь и, если не так, попрошу Вас извиниться". Оказалось, что у американцев единица измерения на 3 порядка больше нашей, и мы на порядок лучше проверяем, чем они. Подполковник принес извинения, о чем Михаил Кузьмич рассказал нам. Конечно, я об этом сейчас говорю спокойно, а тогда переживал, не желая подводить нашего Главного.

Я редко летал самолетом вместе с Михаилом Кузьмичом, но мне запомнился один случай. Мы сели в г. Уральске, и, естественно, все кинулись в буфет. Среди нас было несколько женщин. Он их посадил за стол, сам пошел в буфет и взял все, что нужно было себе и им.

Об этих примерах говорю потому, чтобы показать, какими высокими моральными качествами обладал этот человек.

Мне пришлось быть свидетелем одного из выступлений Михаила Кузьмича на коллегии министерства. За основу выступления он взял вехи из своего доклада и главную идею. Напечатанный доклад у Михаила Кузьмича был, но он пользовался им только тогда, когда нужно было приводить цифры, факты. Михаил Кузьмич подготовился к выступлению очень быстро, но говорил так убедительно, с таким знанием, что казалось, он этим только и занимался. Когда он докладывал, то казалось, что он не отчитывается перед министром, коллегией, приглашенными из "леса" высокими чинами, а наоборот просвещает, после чего они станут его единомышленниками. О придирках к нему не могло быть и речи, этого себе никто не мог позволить. И еще я любил, когда Михаил Кузьмич выступал на партийных собраниях, конференциях, делился впечатлениями о съездах, заседаниях Верховного Совета СССР. Здесь он был государственным деятелем, хотя и держал себя просто и говорил с улыбкой. Его слова доходили до каждого сердца. В проведении технической политики Михаил Кузьмич был тверд.

Я был свидетелем трагических событий октября 1960 года. Мне казалось, что на месте Михаила Кузьмича можно сойти с ума, выйти из строя, потерять волю, контроль над собой. Он внешне был спокоен, приходил к людям, поднимал дух, призывал к спокойствию и тут же принимался за дело, заставлял работать других. Я понимаю, как он, высокоэмоциональный человек, переживал случившееся, но этого совсем не было видно, когда он появлялся среди подчиненных или вышестоящих товарищей. Тяжело, но нужно жить, работать. А тяжелых ситуаций у нас было много. Бывали тяжелые ситуации у нас и позднее. Так было с вопросом герметичности по теме 67 в 1964-65 гг. Михаил Кузьмич острее всех понял серьезность этого дела. У нас появились предложения, как исправить дело, как поставить эксперимент. Михаил Кузьмич быстро привлек завод, многих специалистов, по субботам и воскресеньям собирал технические совещания, широко обсуждал проблемы, сам лично приходил в цехи завода, держал завод под контролем. Его можно было видеть в цехе даже ночью. Мы тогда перестроили всю технологию на заводе, заставили работать на нас наше министерство, которое привлекло другие министерства. И мы победили негерметичность потому, что серьезно к ней отнеслись!

А ведь американцы отказались от жидкостных ракет, перешли на твердотопливные, оставив только имеющийся задел ракет "Титан-2".

Только благодаря воле, настойчивости и вере в свои силы нашему КБ удалось создать изделия не только с пятилетним сроком хранения, но и больше. Здесь нужно отметить огромную работу бывшего тогда заместителя Главного конструктора В.Ф. Уткина, отличающегося колоссальной работоспособностью и преданностью своему делу. Да, мы создали и твердотопливные изделия, но значительно позже, когда, как говорят, созрели те только сами, а вместе со многими нашими смежниками создали целую индустрию новых материалов, испытательную базу, соответствующее производство. Как хорошо, что мы не бросились тогда в погоню за США, расходы наши тогда были бы просто непосильными для нашего народа.

Когда проходит время, начинаешь осмысливать события значительнее. Вот я и думаю, что Михаил Кузьмич был великим человеком и, вместе с тем, простым, доступным. Говорят, чтобы узнать человека, нужно его сделать начальником. Михаил Кузьмич никогда не был начальником, он был руководителем высокого ранга и долга. Ему не было присуще тщеславие, но в нем была гордость человека, облеченного большой государственной ответственностью. Он требовал потому, что это было нужно государству, а не ему. В нем не было чванства, высокомерия, он мог ругать человека, но не унижать его достоинства. Он был просто человеком.


Март 1991 г.

А.Ф. Гришин