Geum.ru

Общественные настроения в период Первой мировой войны (на материалах Московской губернии)

Вид материалаРеферат

Содержание


Роль прессы в нарастании германофобии и шпиономании.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Роль прессы в нарастании германофобии и шпиономании.



Немалую роль в разжигании антинемецких настроений не только на фронте, но и в тылу сыграла российская пресса. Весьма одиозная книга Николая Яковлева «1 августа 1914» выдержавшая с 1974 по 1993 годы три издания, может быть очень полезна исследователям как раз потому, что опирается не на фактический материал, а именно на пропагандистскую литературу времен Первой мировой войны. Главной же причиной популярности этой работы стала развернутая версии автора о «масонском корне» обеих революций 1917 года. «Немецкие зверства» - это побочный сюжет работы. Вот как автор цитирует и переосмысливает выводы агитационных брошюр 1914-1915гг: «Люди 1914года были потрясены, вести о чудовищных зверствах потоком шли из Бельгии, Франции, России – отовсюду, куда вступал кованый сапог немецкого солдата. Мир еще не знал фашизма, Освенцима, Дахау, Гитлеровского геноцида, но разве не вещими, в свете узнанного нами в 1914-1945 годах звучат наивные слова предисловия к книге «Немецкие зверства», составленной по документам и показаниям очевидцев, выпущенной в Петрограде в 1914 году.»1

На наш взгляд важнее подобных сомнительных цитат воспоминания очевидцев Первой мировой войны, одним из которых являлся поэт и храбрый кавалерист2 Николай Гумилев. В своих письмах Анне Ахматовой и в послевоенных воспоминаниях он рассказывает: «Ни в Литве, ни в Польше я не слыхал о немецких зверствах, ни об одном убитом жителе, изнасилованной женщине. Скотину и хлеб они действительно забирают, но, во-первых, им же нужен провиант, а во-вторых, им надо лишить провианта нас; то же делаем и мы, и поэтому упреки им косвенно падают и на нас, а это несправедливо. Мы, входя в немецкий дом, говорим «gut» и даем сахар детям, они делают то же, приговаривая «карошь». Войско уважает врага, мне кажется, и газетчики могли поступать также. А рождается рознь между армией и страной. И это не мое личное мнение, так думают офицеры и солдаты, исключения редки и труднообъяснимы или, вернее, объясняются тем, что «немцеед» находился все время в глубоком тылу и начитался журналов и газет».1

В «Записках кавалериста» того же Гумилева мирное немецкое население, с которым он сталкивается в ходе боевых действий 1914 года, разное. Есть те, кто рад встретить русского солдата, но есть и другие, в страхе бегущие. Беззлобное отношение к противнику показывают такие строки Гумилевских воспоминаний: «Какой-то хитрый немец, очевидно хороший стрелок, забрался нам во фланг…. Ишь ловок, - безо всякой злобы говорили о нем солдаты».2

Искусственность агитационных клише выведенных газетчиками, о которых, с горечью говорит Гумилев, мы решили проиллюстрировать на примере популярного в годы войны сатирического журнала «Новый Сатирикон».3

Начав работу еще до Первой мировой, в 1913 году, «Новый Сатирикон» конечно же вспоминал «русского немца»: подтрунивал над его излишней практичностью, рациональностью, деловито обустроенному укладу жизни. На подобной тональности авторов журнала застает начало войны – они еще стараются (но с трудом) выдержать юмористическую тональность. Анекдот начала войны звучит следующим образом: «Слышали? Немцы одержали крупную победу при Чемодане». – «Чемодан? Разве есть такой город?» - «Это не город, а обыкновенный чемодан. Немецкие солдаты избили русских путешественников и при криках «ура!» вступили в русский чемодан».4

Поражение на фронте возрождает к жизни сатиру, балансирующую на грани человеческого приличия. Сам глава издания Аркадий Аверченко, «золотое перо», остроумнейший и умнейший Аверченко выступает с фельетоном «Немецкий заступник». Это диалог Брюнета и Блондина. Один вроде бы нападает, другой защищает немцев:

«Блондин: Ну и скоты же эти немцы!

Брюнет: Ну за что же это Вы так… Просто озверелый народ, на котором пленка культуры была тоньше папиросной бумаги… Подуло ветром – она и слетела… Просто люди опились пивом, завалили сердце жиром и чувствуют себя превосходно со своим толстоногим кайзером. Ведь у них шкура толще гипопотамовой, мозги совсем заспиртовались в угаре своей безнаказанности и миражного владычества над миром… А немка глупа, холодно-развратна, продажна без темперамента и приторного сентиментализма.

Блондин:… Если бы при вас кто-то стал ругать меня, то – будьте добры, не заступайтесь.»1

Аверченко сменяет более озлобленный, но менее одаренный Георгий Ландау. На материалах петроградских газет он размышляет о том, что было бы неправильно убрать немецкий язык из программ средних учебных заведений. «Напрасно! Можно было бы ввести сокращенный курс в один день из трех слов: 1) дикари, 2) жулики, 3) лгуны…»2 Заметим, что высмеивание немецкой военщины сменяется издевательствами над «немцем» вообще. В следующих номерах у Ландау есть такие строчки: «… Я пришел к твердому решению, что немцы – низшая раса, … Свиньи в идеально чистых уборных».3

Желание «пустить кровь врагу» на страницах «Нового Сатирикона» достигает апогея в 1915 году. В № 9 за этот год проходит убийственный материал под видом «обзора немецкой печати». Здесь читатель узнает о последних изобретениях в Германии, в частности, об изобретении автоплуга, в скоростном режиме роющего могилы.

Образцы сатирических статей и карикатур времен Первой мировой войны безусловно воздействовали на читателя. Но это были своеобразные отражения того «всплеска патриотизма», который охватил общество. Гораздо более серьезной «обработке» русский обыватель подвергался со страниц обычных газет.

Набравшая силу националистическая пропаганда преследовала цель создать образ немца-врага, понятный любому читателю. Начиная с погрома немецкого посольства, в прессе идет разработка темы «внутреннего» врага. «Если в многочисленных листовках и плакатах «внешние» немцы изображались, как страшные чудовища или свита Антихриста (обязательно с лицом Вильгельма II), то «внутренние» чаще всего представлялись как шпионы, паразиты и нахлебники русского народа».1 Московский издатель Машистов выпустил даже серию лубков и почтовых открыток с народными поговорками о немцах, сделав упор на принижение нравственных идеалов «тевтонов» и их умственных способностей.2

В результате планомерной пропаганды антинемецких идей в периодической печати города России превратились в «пороховую бочку», готовую взорваться от малейшего сотрясения. Гонениям в российской печати подверглись и формально полноправные граждане России немецкого происхождения, проживающие в стране со дня своего рождения.

Широкомасштабной компанией по борьбе с «немецким засилием» с начала 1915 года будет охвачена и Москва.

Весной 1915 года были закрыты все немецкоязычные газеты и конфискованы книги, издаваемые для этнических немцев. «Газетный шпионаж немцев… - внушалось российским гражданам, - носит совсем неуловимый характер. Вот почему закрытие газет, издающихся в России на немецком языке, учитывая при этом выяснившееся отношение русских немцев к настоящей войне, (выделено Ю.Г.) является мерой положительно необходимой, для избежания могущих быть печальных неожиданностей…»1

В авангарде антигерманской компании в прессе шли националистические издания братьев А.А. и Б.А. Сувориных «Новое время» и «Вечернее время». Бульварная пресса стала вести травлю немцев, не считаясь с их подданством. Лидеры правых партий и организаций раздували эту травлю речами и докладами на устраиваемых ими многолюдных собраниях и лекциях.

Провокационное поведение прессы видели все, даже безусловные сторонники запретительных мер против немцев. Вот мнение петроградского градоначальника А.Оболенского в письме от 31 января 1915 года князю А.Н. Трубецкому в Ашхабад: «Ты пишешь, что я напрасно штрафую Суворина (редактор «Нового времени» - Ю.Г.), но ведь он ведет шантажную войну, требуя денег с разных немцев и вообще лиц с немецкими фамилиями. Вообще газеты все сволочь…»2

За несколько дней до погрома в Москве, по слухам, в одном из ресторанов Охотного ряда были вывешены призывы к активным выступлениям против московских немцев. Почва для массового психоза была подготовлена – оставалось только поднести спичку.


Глава II