Geum.ru

…Всеми будет править она

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   41


Людовик тогда только хмыкнул, но про себя твердо решил: надо как можно скорее женить парнишку. Добродетель добродетелью, но мало ли извращенцев прикрываются ее именем? И вот в 1681 году, едва Луи исполнилось 20 лет, король сосватал за своего увальня сестру баварского курфюрста – юную Марию-Анну-Викторию. Та, конечно, не отличалась ни особым умом, ни красотой, но союз с ее братом был нужен в то время Людовику, да и астролог когда-то советовал выбирать добродетель. А что может быть добродетельнее брака по государственному расчету?


Сестра почтенного баварца расчет оправдала и сумела склонить толстяка Луи к своему ложу. Тот, конечно, никакой особой любовью к принцессе не воспылал, но в положенное время эта парочка принесла королю Франции трех здоровых внуков. Да вот беда – в прошлом 1690 году принцесса неожиданно скончалась. И Луи снова утратил всякий интерес к придворным обязанностям. Правда, пару месяцев назад начали толковать, что дофин все же посетил придворный театр. Там увидел актрису Ла Резен и даже попытался утешиться с нею. Но видно, утешения не пришло, и Луи вновь забился в свои апартаменты…


Король в сердцах стукнул каблуком по паркету и отправился к гостям. По дороге привычно отметил, что темноты, которой он всегда пугался, нет нигде – все салоны его блестящего Версальского дворца освещены сотнями канделябров, жирандолей и факелов. Людовик пересек салон Марса, где уже были расставлены столы для ночной игры в карты, прошел через салоны Изобилия и Венеры, в которых устраивались роскошные буфеты, и под громкий возглас церемониймейстера вошел в самый роскошный зал Версаля – огромную Зеркальную галерею.


Узкий круг придворных – всего-то 200 человек – сверкал драгоценностями похлеще всех факелов Версаля. Людовик XIV порадовался, что и сам надел главные сокровища короны – Голубой алмаз и знаменитые бриллианты «Зеркало Португалии» и «Розу Англии» – вечер ожидался хоть и приватный, но московского гостя следовало бы поразить. Даже для увальня дофина еще с утра были приготовлены огромный алмаз «Санси» и знаменитая «Великая камея Франции».


И тут глаза короля Франции сузились и зажглись холодным огнем – приближавшийся к нему посланник Московии с труднопроизносимой фамилией Шемяк-Шекловитый оказался увешан бриллиантами огромной величины, не уступавшими драгоценностям самого «короля-солнце». И Людовик XIV с еще большей яростью пожалел, что не надел сам ни знаменитого алмаза «Санси», ни «Великой камеи Франции», оставив их дофину. Все равно блудный сын не явился!


Ну а толстяк Луи уныло брел по темной аллее Версальского парка – подальше от ярко освещенного дворца, от всей этой показной шумихи и лихорадочной радости. В дальних углах парка почти не было освещения, и черный плащ принца сливался с темнотой. Толстяк снял маску – уж тут-то его точно не найдут!..


Он давно привык к тому, что шумная и праздничная жизнь не для него. Весь этот яркий, веселый, роскошный мир крутится вокруг только одного «солнца» – короля Людовика XIV. Робкому Луи никогда не стать вровень с остроумным и блестящим красавцем отцом. Тому хоть и перевалило за пятьдесят, но он строен, подтянут, готов в любой миг хоть станцевать партию в балете, хоть загнать оленя на охоте, хоть выиграть огромнейшую ставку в карточной игре. «Король-солнце» все может. Он – почти Бог. А кто же угонится за божественным?..


С детства Луи понял, что ему не перегнать отца ни в красоте, ни в остроумии, и потому он никогда не позволял себе ни каприза, ни прихоти, ни даже крошечного собственного мнения. Да и зачем позволять? Все равно все будет так, как решит «Солнце»!


Король решил, что у его сына робкий характер, и отдал его на воспитание доблестному вояке – офицеру де Монтозье. Думал, тот научит дофина храбрости. Но вояка только избивал Луи, еще и грозился, что вообще убьет, если дофин расскажет о побоях. Тогда-то Луи и научился молчать. Но синяки и рваные рубцы на теле рассказали все сами, и король-отец передал сына новому воспитателю – Жану Боссюэ, автору богословских и исторических сочинений. Но огромные трактаты не умещались в голове бедного Луи, так что новый учитель вскоре сообщил Людовику, что «ум дофина маловыразителен». Король вызвал сына и обвинил в нерадении к знаниям. Луи хотел объяснить, что старается, как может, но отец только бросил: «Глупости!» И тогда принц вообще перестал говорить. А зачем? Все равно скажешь глупость…


Потом король женил его по собственному выбору. Хотя это оказалось не так уж и плохо. Принцесса из заштатного Баварского герцогства тоже оказалась ни грациозна, ни стройна. В день своего приезда она вообще, выходя из кареты, упала на землю. Тщеславный «король-солнце» счел, что взволнованная принцесса решила приветствовать его, стоя на коленях, и остался весьма польщен. Правда, повезло и Луи. Плохо говорящая по-французски баварка мало вступала в разговоры. Вот они и молчали вместе с Луи. И это было замечательно! Но со временем бедная принцесса покинула сей бренный мир. Отец сказал: «Что делать? Бог дал – Бог взял». Ему хорошо говорить: он – «Солнце», которому принадлежит весь мир. А несчастный Луи, потеряв женушку, опять остался один…


Дофин подошел к скамейке под деревом и плюхнулся, вытирая пот. Вдали от придворного шума здесь так тихо и умиротворенно. Луна окутывала деревья серебристым светом. И вдруг от одного из деревьев отделилась угловатая тень – какой-то человек вышел на дорожку парка.


Луи замер. Грабитель? Убийца? Надо бежать! Но, впрочем, далеко ли он убежит?..


Человек приблизился и поднял руку: «Не бойтесь, ваше высочество! Я не причиню вам вреда. Я только хочу кое-что сказать!»


Дофин порылся в памяти: кажется, когда-то он видел этого человека. Вернее, слышал и запомнил этот голос. Луи вообще легче всего запоминал голоса. Сам вечно молчавший, он любил слушать ЗВУКИ. Да у него только и радостей-то было что вкусно поесть и, лежа на диване, послушать музыку. Отец разрешил ему держать крошечный оркестрик, и Луи с упоением слушал его игру. Под маршевые мелодии он выбивал дробь пальцами, а под сентиментальные мог и слезу пустить. И всегда старался запомнить все звуки. Вот и этот голос когда-то запомнил. Да, так и есть – это астролог Жером Гудрэ: «Я специально отправился за вами, ваше высочество, хотел поговорить наедине. Настало ваше время. Звезды сулят счастливый поворот. Вас ждет тайное счастье!»


И пока Луи силился понять смысл этих слов, Гудрэ растворился в тени и быстро свернул на другую дорожку, за кустами которой его ждали друзья-заговорщики. «Толстяк заглотнул наживку! – прошептал астролог. – Скоро я скажу ему, что звезды велят отринуть отца и самому сесть на трон. Государственный переворот – вот и вся тайна!»


Наутро, хоть звезды и посулили счастье, Луи ждал выговор от отца. Людовик XIV, распаляясь, выговаривал сыну так долго, что вся речь слилась в уме принца в одну нудную черную ноту с красными всполохами монаршего гнева.


Зализывать раны дофин побрел в покои своей сводной сестры – принцессы де Конти. Там у него давно было излюбленное местечко – удобное кресло за одной из многочисленных ширм, расставленных в огромной комнате приемных покоев. Здесь дофин нередко просиживал целыми днями, никем не видимый и сам не желавший чьего-либо общества. Но в этот день сестра устраивала музыкальное суаре – перед ней и ее друзьями выступали модные певцы. Так что Луи не заснул, как обычно, а начал прислушиваться. Ему даже показалось, что из-за соседней ширмы с золотыми павлинами слышатся какие-то посторонние звуки, а на самых драматических аккордах – грустные всхлипы. Сначала дофин даже подумал, что это вскрикивают павлины, потом, правда, понял, что этого не может быть, – птицы же не живые, а вышитые. Выходит, за ширмой кто-то сидит – такой же невидимый обществу, как и сам Луи.


Дождавшись, когда концерт окончится и сестра со своими придворными выйдет в сад, увалень выбрался из своего убежища и подошел к ширме напротив. Легонько отодвинул павлинью загородку и ахнул – прямо на него рухнул ворох разноцветного атласа и бархата. Оказывается, за ширмой сидела девушка-швея. Заваленная шитьем, она не могла встать, увидев дофина, и только вскрикнула, торопливо вынимая изо рта булавки, которыми скалывала будущие платья. Глаза у девицы были заплаканные от грустных песен, и потому Луи сказал тихо и ласково: «Как приятно, когда кто-то столь ценит музыку, мадемуазель!» Девица снова всхлипнула – теперь еще сильнее. Луи прошептал еще с большей нежностью: «Не стоит плакать от музыки, ею стоит восхищаться!» И тогда девушка прошептала: «Я плачу не из-за музыки, ваше высочество, а из-за своей загубленной жизни!..» Луи удивился: неужели в этом дворце вечной радости и нескончаемых праздников кто-то несчастен, как и он? Тогда это явно близкая душа. «Бросайте свое шитье! – неожиданно для самого себя проговорил принц. – Пойдемте погуляем!»


Девушка, высвободившись наконец из вороха атласа и бархата, встала и шагнула к Луи. Сердце дофина екнуло – девица оказалась низка ростом и довольно толста. А первый ее шаг обнаружил, что она к тому же и кривобока. Боже! Да она была уродлива до безобразия…


Луи инстинктивно отшатнулся и тут же поймал отчаянный взгляд. Девушка и сама знала, что безобразна, и понимала, почему дофин так на нее среагировал. Наверное, такое случалось с ней частенько. Бедняжка!.. Разве она виновата в том, что некрасива и толста? За спиной Луи тоже частенько шептались о том, что он позорит королевскую семью своей внешностью.


Дофин вздохнул поглубже и галантно подал толстухе руку: «Пойдемте развеемся!» И они пошли.


Вскоре уже весь двор судачил о неожиданном увлечении наследника престола. И кем?! Младшей фрейлиной, взятой во дворец из жалости к многодетному семейству ее отца. Бретонский барон де Шуэн некогда оказал услугу покойному королю Людовику XIII, потому его шестнадцатая дочь и оказалась при дворе. Словно в насмешку бедняжка получила при крещении имя Эмили Жоли, то есть «миленькая и хорошенькая». Жестокий двор, потешаясь, перекрестил красотку необъятных размеров в Шуэншу, что напоминало ее фамилию и, кроме того, на парижском арго значило «безобразная вонючка». Чтобы не шокировать окружение видом своей новой фрейлины, принцесса де Конти приказала ей не высовываться из-за ширм и загрузила работой, благо 19-летняя девица умела отлично шить.


И вот свершилось невероятное – сам наследник престола начал оказывать несомненные знаки внимания этому всеми презираемому созданию. Вместе они слушали музыку, часами сидели в каком-либо уголке и… молчали. Правда, уже вскоре придворные с удивлением обнаружили, что молчун Луи что-то говорит своей странноватой пассии, а та в ответ улыбается. А однажды на глазах у всех дофин рассказал анекдот, Шуэнша засмеялась, и Луи от избытка чувств ткнул ее прямо в необъятный бюст. При этом оба покраснели, как огромные вареные раки. Это было уже слишком.


На следующий же день Людовик XIV вызвал сына на приватный разговор.


«Мой дорогой сын! – с чувством произнес король. – Мне, конечно, мало пристало проповедовать вам то нравственное евангелие, которому я сам следовал плохо. Но мой дурной пример должен послужить вам уроком в любовных делах. Я никогда не компрометировал некрасивых девиц, ведь отказать вам они не могут, а добродетель – это все, что у них есть».


Узнав, что о ней поползли слухи как о любовнице дофина, Шуэнша пошла на отчаянный и благородный шаг – решила уйти в монастырь. Луи пришел в ужас. Ведь все помнят, что в свое время Луиза де Лавальер уходила от «короля-солнце» именно потому, что действительно была его любовницей. Но ведь Шуэнша чиста как ангел! Так что пусть сплетники убираются в монастырь, а не невинная душа. Именно так он и заявил подруге. Та, подумав, поняла, что Луи прав, и осталась. Но дофина с тех пор начала избегать.


Вот тут-то и появился снова астролог Жером Гудрэ. Его темно-фиолетовый бархатный камзол светился каким-то ужасающим черным отливом, глаза угрожающе горели дьявольским блеском. Но голос был вкрадчив и полон патоки: «Видите, ваше высочество, король не одобряет ни вас самих, ни ваших чувств к милой фрейлине. Но он уже стар – шестой десяток идет. Не пора ли ему на покой? Уверен, вы стали бы лучшим правителем!»


Луи замешкался, соображая, о чем толкует астролог. Но тут непонятно откуда выскочила Шуэнша и пробасила: «О чем вы толкуете, милейший? Подбиваете Луи против родного отца, к тому же законного короля?! Да это же государственная измена!» Жером Гудрэ опешил от наскока фурии столь необъятного размера, но быстро взял себя в руки. «Неужели вам не надоело всегда быть вторым? – крикнул он дофину. – Вас так и зовут – Луи Второй, но это не имя монарха, а презренная кличка! Но все может измениться! Я же говорил вам, что звезды говорят: настало ваше время!»


И тут Луи словно пришел в себя. Вмиг он вдруг стал неожиданно похож на своего жесткого и могущественного отца. «Звезды никогда не лгут! – презрительно процедил он. – Лгут только люди! Звезды сказали правду: наступает мое время – время любви. – И дофин, обняв, притянул к себе Шуэншу. – Я обрел верного друга и настоящего советчика. А ваши интриги мне совершенно не интересны!» И тогда астролог крикнул в сердцах: «Если звезды не лгут, знайте: еще в детстве я составил ваш гороскоп. Так вот, вам никогда не стать королем! Вы умрете раньше отца!» И разъяренный Гудрэ выскочил из зала.


Шуэнша уткнулась в плечо дофина: «Не слушай этого ужасного старика! Он все врет! Даже твой отец не верит ему!» Но Луи вдруг улыбнулся: «Все когда-нибудь умрут, Эмили… Но хорошо, что я теперь знаю, что не стану королем. Теперь я вполне могу на тебе жениться!»


Свадьба прошла тайно. А чтобы не возникло никаких вопросов, дофин покинул Версаль, удалившись в специально построенный для него дворец Медон. Новое жилище было обставлено в странном для того времени вкусе – никаких излишеств, только самое необходимое. «Король-солнце» оказался решительно обескуражен, прибыв на открытие Медона: «Это гораздо больше походит на дом банкира, чем на дворец благородного принца!» Но Луи было комфортно в своем новом жилище. Одно плохо – тихая госпожа де Шуэн отказалась перебраться в Медон. Правда, по ночам приезжала тайно из своего скромного жилища на парижской улочке Сент-Огюстен. Тяжело выходила из скромной кареты и, переваливаясь, шла через мощеный двор к черному входу. Поднималась на антресоли в скромную комнату, где ее уже поджидал Луи. Любопытные слуги пытались выяснить у мальчика-слуги, который через каждые полчаса вносил в комнату корзинки с едой, что странная парочка делает по ночам. Но мальчик только пожимал плечами: «Едят и говорят о чем-то. А наевшись, молчат, взявшись за руки». Слуги ахали: «Неужто и все?!» – «Честное слово! – божился мальчишка. – Я ведь даже не стучу, когда вхожу».


Но время шло, и однажды утром госпожа де Шуэн не уехала, как всегда, из Медона. Ну а потом с антресолей перебралась в одну из парадных комнат. Теперь даже за обедом толстуха восседала за столом в кресле такого же необъятного размера, как и дофин. Но однажды в Медоне случился истинный переполох – прямо к обеду явился король Людовик XIV. Вошел быстрой походкой, окинул блестящим взором парочку толстяков. Шуэнша вскочила и неуклюже плюхнулась на колени перед монархом. Тот вздохнул и собственноручно поднял толстуху.


«Я рад, что вы, милочка, быстро разобрались в словах предателя Гудрэ. Мой увалень еще долго гадал бы, о чем речь, – усмехнулся король. – И еще я рад, что предсказатели оказались правы: мой сын не погнался за красотой, а возлюбил добродетель. – Людовик снова перевел взор на объемную избранницу дофина. – Что ж, добродетели тут не занимать!» И тут вдруг молчун Луи обрел дар речи: «Хорошего человека должно быть много, сир…» Людовик XIV уставился на сына, словно впервые разглядел его, и вдруг захохотал: «Мальчик мой, да ты Сократ! Твой афоризм будут повторять в веках!»


Двор пришел в восторг: дофин хоть и говорит мало, но зато каждое его слово – чистое золото. Ну а госпожа де Шуэн обладает массой нравственных добродетелей, да и в профиль она просто… красавица.


В Медон повалили гости. Шуэнша только шумно вздыхала, слушая подобные дифирамбы. Ей было наплевать на дворцовых прихлебателей. Она-то знала, что живет по совести – хорошо кормит своего Луи, следит за тем, чтобы он был обихожен и счастлив, чтобы ему было с кем поговорить, чтобы в Медоне всегда звучала хорошая музыка. Она родила ему здорового и упитанного младенца и даже придумала, как уберечь ребенка от престолонаследных интриг. Мудрая родительница просто объявила, что ребенок… умер. На самом же деле отдала мальчика с огромным приданым в семью верных людей, которые тут же уехали из Медона и затерялись где-то в провинции.


Но иногда и терпеливая Шуэнша позволяла себе повеселиться. Тогда она выходила в зал приемов с огромной корзиной пряжи и, принимая льстецов, вязала носки. Для особо ненавидимых дам она устраивала и другое представление – поливала платок каким-то отвратно пахучим отваром и, разговаривая, размахивала им. Придворные неженки кривились, но уйти не могли – боялись, что королю донесут об их неуместной брезгливости. А по вечерам раздобревший Луи подталкивал супругу в мощный бочок: «Ну чем наш Медон не королевский двор? Пусть я только второй Луи, зато ты – медонская королева!»


14 апреля 1711 года после обильной трапезы толстяк Луи не проснулся. Престарелый Людовик XIV, узнав о смерти сына, горестно посетовал: «А ведь этот негодяй Гудрэ оказался прав с гороскопом Луи. Сбылось-таки его предсказание. Дофин умер раньше меня».


А госпожа де Шуэн не задумывалась ни о каких предсказаниях. Она просто собрала свои скромные пожитки и покинула Медон. К чему жить во дворце без принца?..


В скромной квартирке на улице Турнель в Париже появилась тихая квартирантка, редко выходившая из дома. Раз в месяц из королевской казны ей исправно приходила небольшая пенсия, которую она тратила на благотворительные и богоугодные дела. Когда в 1732 году она скончалась, ни один из придворных льстецов, некогда вившихся вокруг «медонской королевы», уже и не помнил о ней. И только пара верных слуг, проводивших ее на кладбище Сен-Поль, помянули госпожу: что ни говори, не каждому удается прожить жизнь словно истинной королеве.


Обещание несчастья

Рука мальчика покружила над шкатулкой с драгоценностями и вытянула большой бриллиант желтого отлива. «Я возьму этот!» – весело проговорил ребенок. Но мужчина, стоявший рядом, выхватил камень: «Нет!» Ореховые глаза мальчика сузились, губы скривились. «Почему? Я могу взять любые драгоценности! Они все принадлежат короне, а я король Людовик XV!» Юный властитель даже топнул ногой. Но его дядя, герцог Орлеанский, не дрогнул: «Именно потому, что вы – король Франции, вы не можете взять этот камень. Ведь это – дьявольский «Санси», его называют бриллиантом-убийцей!»


«Глупости! Отдайте!» – Восьмилетний Людовик схватил дядю за руку. Герцог мягко отвел руку мальчика: «Как ваш дядя и регент, я должен вас оберегать. Об этом камне ходят плохие слухи. Говорят, он приносит несчастье». Герцог Орлеанский скинул желтый бриллиант в бархатное ложе шкатулки и защелкнул ее золотой фермуар. Юный Людовик вспыхнул: «Вам просто нравится перечить мне во всем! Что за жизнь?! Мне стелют простыни, на которых уже кто-то спал. Приносят рубашки, которые уже кто-то носил. Даже мои носовые платки кто-то смял. А яблоки?! Они всегда надкусаны! Почему мне достаются одни огрызки?!»


Филипп вздохнул и обнял племянника. Хоть и король, но – ребенок. Как втолковать ему, что его белье, питье и еда проверяются – вдруг отравлены? Ведь его родители и старший брат умерли от странной болезни. Народу сказали – оспа. Но очень уж странной она была…


«Мы просто оберегаем тебя, малыш, – мягко проговорил герцог. – После того как паж поносит твои рубашки, мы знаем, что они безопасны для тебя. Так же и яблоки. Ну разве тебе жалко, если твой паж откусит кусочек? Зато сразу станет ясно, что яблоко можно есть». Людовик поднял на дядю свои бездонные ореховые глаза и спросил шепотом: «Вы думаете, меня отравят?..» Герцог Орлеанский скривил в зловещей улыбке свои знаменитые «бурбонские» губы: «Нет, мой мальчик, я не позволю!»


Филипп не лгал. После того как он стал регентом при пятилетнем племяннике, он сильно изменился. Куда девался прежний прожигатель жизни – кутила, мот и любитель женщин? В характере герцога появилась жесткость, во взгляде – угроза. Он готов был на все, чтобы сберечь мальчика. Ведь тот – единственная надежда на стабильность в стране. Покойный «король-солнце», Людовик XIV, прадед этого ребенка и дед самого Филиппа, наплодил множество детей. Теперь все эти ветви семейного древа так и тянутся к трону. Зазевайся регент хоть на секунду – они разорвут юного Людовика. Но герцог Орлеанский обещал умирающему деду-«солнце», что сбережет наследника. Однако как трудно держать такое обещание! Приходится во всем ограничивать бедного ребенка: ни прогулок, ни мальчишеской компании. Вот даже бриллиантовую игрушку пришлось отобрать.


«Знаешь, мой мальчик, – примирительно проговорил Филипп. – Пожалуй, я расскажу тебе историю этого камня. Чтобы ты понял, почему я тебе его не даю. Понимаешь, у каждого старинного бриллианта бывает собственное реноме, как у людей. А этот камень очень стар, и у него нехорошая история. Он приносил много несчастий своим владельцам, а часто и смерть. Считается, что его нашли в Индии в начале нашего тысячелетия, то есть 700 лет назад.


Рассказывают, что однажды раджа индийской Голконды посетил свои алмазные копи. И увидел, как один из рабов-старателей нашел желтый алмаз, да такой огромной величины, что за эту находку полагалось особое вознаграждение: следовало отпустить старателя на свободу. Но жадный правитель не желал терять раба. Раджа просто выхватил камень из рук работника, заявив, что он сам только что нашел алмаз. Вот тогда старатель в сердцах и предсказал, что желтый алмаз будет приносить владельцам одни несчастья».


Юный Людовик, восторженно глядя на дядю (какие увлекательные истории он знает!), тут же потребовал продолжения: «Дальше! Что было дальше?»