Geum.ru

…Всеми будет править она

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   41


Чирнхаус знал, о чем говорил. Едва он поведал о фарфоре курфюрсту, тот пришел в возбуждение: «Если вы сумеете получить фарфор, я стану самым богатым государем Европы. Пусть алхимик работает день и ночь под твоим руководством». – «Одно плохо, – осторожно заговорил Чирнхаус. – Алхимик живет взаперти. А ему следует искать новую белую глину. Так что целесообразно разрешить Бёттгеру ездить по Саксонии. А для этого я его приодену: не должен слуга курфюрста позорить господина». Август только рукой махнул: «Делай, как считаешь нужным. Лишь бы у меня появился собственный фарфор».


Словом, Бёттгера перевели из подвала в жилое помещение, приодели, разрешили выходить в город и колесить по окрестностям. Ну а курфюрст, оставив все на верного Чирнхауса, вместе с Анной укатил в свою дрезденскую резиденцию. Иоганн обрадовался: чем дальше Анна будет находиться, тем лучше. А ну как, родив девочку, она решит отомстить неумехе алхимику?


В феврале 1708 года графиня фон Козель действительно разрешилась от бремени дочерью. Узнав о том, Иоганн задрожал как осиновый лист. Ясно, что капризная фаворитка во всем обвинит его. Теперь Бёттгер старался уезжать из замка Альбрехтсбург подальше, дабы ненароком не столкнуться с Анной. Но судьба оказалась не на его стороне. Или пророчество ворожеи влияло на ход событий? Словом, Иоганн оказался вместе с красавицей на одном из постоялых дворов. И что только она делала в эдакой глуши?!


Графиня фон Козель удивленно воззрилась на встречного. Сейчас – в ладно сшитом камзоле, парике и вполне сносных ботфортах – молодой человек никак не походил на грязного оборванца-алхимика. При взгляде на него Анна даже почувствовала, что недаром ее называют фрау Страсть: в крови закипело влечение. Но… Анна вспомнила, что по вине этого недоучки она опростоволосилась перед курфюрстом, родив дочь. Да и старуха ворожея хороша! Зачем послала Анну к этому недотепе?! Это надо же сболтнуть такое: «Имя твое останется в веках, если ты придешь за помощью к алхимику. Он поможет…» Помог – как же! «Ты обманул меня, проклятый!» – взвизгнула Анна. Но Бёттгер не испугался. Более того, резкий звук женского визга словно заставил его очнуться от застарелого страха. Зачем так кричит эта женщина? Да, она фаворитка Августа, но ведь и он, Иоганн Бёттгер, больше не узник подвалов замка, а хлопотами покровителя Чинрнхауса – придворный алхимик короля-курфюрста. Теперь он может не бояться никаких фавориток. Сколько их еще будет в жизни Августа, а создателей фарфора только двое: он и Чирнхаус.


Бёттгер расправил спину и проговорил: «Я работаю по особому заданию курфюрста, госпожа. Не стоит забывать об этом!» Анна чуть не поперхнулась: «Нашел задание – делать чашки с тарелками! Да наш курфюрст просто слишком милостив. Попробовал бы ты, неумеха, создать что-то действительно нужное в этой жизни!» – «Например?» – осведомился Иоганн. «То, зачем я приехала сюда!» – «Что же это, госпожа?» – «То, что изобрели умные люди, – пудра для парика. Вообще-то ее привозят из Парижа. Но она так дорога! Август купил мне целый ящик, но тот, увы, мгновенно закончился. Вот и пришлось покупать у местных парикмахеров». Бёттгер был ошарашен: «Вы приехали сами за пудрой, госпожа?» – «Да! – взвилась красотка. – Дуракам-слугам нельзя доверять в столь деликатном деле. Следует лично убедиться в качестве. Пудра должна быть безупречно белой, мягкой и довольно липкой, чтобы не спадать с парика. Иначе как жить?..»


Дальнейшие недовольные фразы стерлись из головы Иоганна. Видно, у каждого свое горе. Кто-то умрет без пудры, а кто-то без белой глины, ибо не может ее найти.


В лабораторию Иоганн вернулся в тяжелом настроении. В голове крутилась какая-то мысль, но он никак не мог ее поймать. Работа не радовала, а вскоре случилось несчастье – 11 октября 1708 года неожиданно скончался граф Чирнхаус. Иоганн остался один – без друга, руководителя и покровителя. А тут еще не сдерживаемый Чирнхаусом правитель начал яростно требовать результата. Но какой результат без глины? А где ее взять?


День за днем Иоганн объезжал окрестные земли, пытаясь хоть что-то найти. Все впустую. Но однажды ему приснился сон-воспоминание. Прекрасная графиня фон Козель зло выговаривает: «Умные люди изобрели пудру для парика. Она должна быть безупречно белой, мягкой и довольно липкой, чтобы не спадать с парика…» Бёттгер проснулся с вопросом: а из чего делают такую пудру?


Наутро он пришел к местному парикмахеру и попросил посыпать его парик белой пудрой. Цирюльник не поскупился. Бёттгер потрогал пудру – она лепилась в шарики, как глина. «Что это?» – спросил он. Парикмахер, задрожав, признался: он сэкономил на клиенте – посыпал его волосы не дорогой французской пудрой, а так называемой шноррской землей.


Еще лет десять назад купец Шнорр, проезжая по деревушке Ауэ, заметил, что вся округа засыпана белой пылью, похожей на муку. Оказалось, что ветер разносит по округе мельчайшую пыль от белой глины. Купец быстро смекнул, что может разбогатеть, и наладил продажу этой «муки» вместо дорогущей французской пудры.


Бёттгер не стал дальше слушать парикмахера, а кинулся в деревню Ауэ на поиски белой глины. По пути он добрым словом поминал графиню Козель. Видно, не зря она встретилась на его жизненном пути – ей тоже суждено было внести свою лепту в создание саксонского фарфора.


Словом, старуха ворожея оказалась-таки права – имя Анны фон Козель навсегда стало связано с тайной европейского фарфора. Не будь этого, кто бы сегодня вспоминал эту капризную графиню?..


Бёттгер рьяно принялся за эксперименты с новой белой глиной. Он быстро установил соотношение глины, кварца и алебастра, нашел нужную температуру для обжига. Работа пошла споро, и к концу 1708 года опыты были завершены. А в марте 1709 года 27-летний Иоганн Фридрих Бёттгер предстал перед научной комиссией, которой курфюрст Саксонии поручил оценить работу придворного алхимика, а вернее, первого в Европе создателя фарфора. Бёттгер представил шесть чашек – белых, легчайших, почти прозрачных. Они были прочны, устойчивы к кипятку и издавали приятный звон, если по ним постучать деревянной палочкой. К тому же поверхность их была твердой и гладкой – ее не царапал даже острый нож.


Ученые мужи составили заключение, в котором сквозило явное восхищение: «Иоганн Бёттгер показал нам сделанный им фарфор: полупрозрачный, молочно-белый, подобный цветку лотоса…» Словом, сей фарфор ничем не уступал китайскому.


Курфюрст Август Сильный повелел основать в Мейсене фарфоровую мануфактуру, а само производство засекретить. Любой поступающий на работу давал клятву о неразглашении государственной тайны. Ослушникам полагалась смертная казнь. Ну а с 1710 года мейсенский фарфор, выставленный на весенней Лейпцигской ярмарке, начал приносить Августу Сильному реки золота. Создатель фарфора Иоганн Бёттгер получил особую привилегию – работать на заводе Августа. Ну а графиня Козель впоследствии все-таки родила курфюрсту сына. Но это уже другая история.


Рубенс и венецианская куртизанка

Синьор Космо, хозяин известной венецианской гостиницы «Маркони», смахнул со стола не видимую посетителям пылинку. Он гордился своим заведением, ведь через месяц, в августе этого 1600 года, стукнет ровно полсотни лет, как его дед, покойный Сандро Космо, открыл семейное дело в роскошном доме недалеко от Сан-Марко, главной площади Венеции. Только самые богатые жители города и его почетные гости, дворяне и купцы, останавливаются в стенах «Маркони», ибо комнаты здесь весьма недешевы. Сейчас же, в благословенном июне, гостиница и вовсе забита до отказа – ведь через пару дней откроется известный на весь мир летний Венецианский карнавал. Улицы и площади, украшенные цветами, флагами, разноцветными лампионами, уже кишат народом. Веселые гондольеры с песнями ходят по волнам каналов, издавая призывные крики, когда гондола проплывает под аркой очередного перекидного мостика. Представители известных аристократических фамилий Рима, Флоренции, Генуи, Мантуи и других городов еще в конце весны заказали себе комнаты в гостинице синьора Космо, и тот искренне радовался наплыву посетителей, ведь каждый гость принесет свой золотой в кошелек жителей Венеции – владельцев домов и гостиниц, торговцев и лавочников, гондольеров и даже нищих, важно восседающих в своих живописных лохмотьях рядом с гнутыми венецианскими мостами.


Хлопнула дверь, и синьор Космо поморщился: а уж вот с этого посетителя много не получишь. Молодой художник, приехавший из Антверпена, поселился в «Маркони» несколько дней назад. Вообще-то Космо не привечал живописцев, ведь у этой братии карманы вечно пусты. И зачем только они едут в Италию со всей Европы? Здесь и своих голодранцев хватает. Да в Венеции или Флоренции каждый второй рисует, где уж тут получить работу приезжим! Но в тот день на нижнем и весьма сыром этаже гостиницы синьора Космо неожиданно освободилась крошечная комнатка. Обеспеченных претендентов на сырость не обнаружилось, вот хозяин и сдал ее приезжему. Тот записался в гостиничной книге: «Питер Пауль Рубенс, фламандский живописец 23 лет от роду» – и занял комнатушку. Еду в дорогой гостинице он не заказывал и, входя-уходя, старался проскользнуть незаметно, видно, стеснялся своей одежды, явно не модной в Венеции.


Питер Пауль Рубенс. Автопортрет. 1623

Синьор Космо ухмыльнулся: зря стесняется, будто сам не видит, какой он красавчик. Да такого в любой одежде самая прелестная модница готова приветить! И точно – синьор как в воду глядел: в конце затемненного коридора неизвестно откуда возникла белокурая Лючия, куртизанка, известная в Венеции под именем Белая Лилия, и пошла прямо на входящего художника. Ахнула и будто случайно, ненароком столкнулась с молодым красавцем. Ну а уж дальше было дело техники…


Рубенс очнулся на белоснежных простынях. Рядом, потягиваясь, как кошечка, возлежала белокурая Лючия. «Отчего ты снял такую сырую и темную комнату? – промурлыкала она. – Разве синьор Космо не предложил тебе другую?» Молодой художник улыбнулся: «Этот хитрый лис видит своих постояльцев насквозь. Он сразу понял, что я – невыгодный клиент». – «Но почему? – захлопала ресницами Лючия. – Разве он не видит то же, что и я? Ах да, конечно, не видит. Он же не умеет ясно видеть. А я умею. Так вот, я вижу тебя в окружении роскоши и богатства. У тебя даже будет собственный замок!» Рубенс хмыкнул: «Ты пророчица? Может, ты ведьма?» Лючия оскорбленно надула губки: «Скажешь тоже! Я не колдунья! Я просто ясновидящая. И я вижу, как твое богатство можно устроить». – «Вряд ли, – вздохнул Рубенс. – Я не торговец, не друг герцога или короля. Я просто художник». – «Но ты можешь поступить на службу к герцогу, – рассудительно произнесла Лючия. – Это можно устроить». Рубенс саркастически усмехнулся: «Конечно! Герцог ждет не дождется, когда я начну рисовать его портрет, а мой кошелек – когда я его наполню!..» – «Но почему ты не делаешь этого? – удивилась непонятливая красавица. – Может, ты не умеешь?» Рубенс вскочил с кровати, завернувшись в простыню: «Да весь Антверпен знает, что я лучший из молодых художников! Я могу за несколько минут набросать твой карандашный портрет!» – «Тогда чего же ты ждешь? – Обнаженная белокурая красавица приняла самую соблазнительную позу. – Рисуй меня!» Рубенс опешил: «У нас не принято рисовать голых женщин…» – «А в Венеции принято! – захохотала Белая Лилия. – Да все наши художники рисуют богинь с собственных любовниц. Даю тебе полчаса. Если мне понравится, я научу тебя, как надо наполнять кошельки золотом. Тогда ты сможешь купить самые дорогие холсты и краски и написать для меня парадную картину».


Карандаш Рубенса умело заскользил по листу плотной бумаги. Пять минут, десять, двадцать…


«Вот, смотри!» Лючия застыла в изумлении: «Неужели я такая красивая?» – «Ты еще лучше! У меня просто не было времени передать твою красоту», – улыбнулся художник. «А вот у меня есть время, чтобы тебя поучить! – Лючия поудобнее уселась среди подушек. – Слушай, что надо сделать. Только никому не передавай. Это венецианский секрет! Недаром здесь, в Венеции, так много богатейших купцов, торговцев и даже… куртизанок. И все потому, что они знакомы с денежной магией. Завтра же сделай вот что. Раз у тебя глупый кошелек, который не любит наполняться деньгами, купи новый. Выбери не большой и не маленький. В маленьком деньгам будет тесно, а в большом – пусто. Не бери кошелька ни красного, ни синего, ни белого цветов. В красном деньги «сгорать» будут, в синем – «утекут», а в белом – «заледенеют». Всех других цветов можно брать, но лучше всего возьми кошель зеленого или коричневого цвета. В зеленом деньги «расти» будут, а в коричневом – «размножаться», ведь зеленый – цвет растений, а коричневый – плодородной земли. Но главное, чтобы кошелек тебе понравился, чтобы он был удобный и держать его было приятно. И смотри, чтобы он у тебя с рук не падал, не соскальзывал. Ну а после того, как выберешь и купишь, неси кошель домой и весь день с ним не разлучайся. Держи его в руках, говори с ним. Можно положить его на ночь под подушку. Словом, со своим кошельком надо подружиться».


Рубенс недоверчиво покачал головой: «Глупости какие!» Лючия вскинулась: «Вовсе нет! Я ясно вижу тебя богатым. Но тебе придется еще потрудиться. Найди богатого, почтенного человека, который, ты точно знаешь, процветает. Возьми у него любую монету и положи ее в свой новый кошелек». Рубенс захохотал: «Как же я у почтенного человека денег возьму? Попрошу: подайте, пожалуйста?!» – «Глупец! – проворковала Лючия. – Но все равно очень милый… Попроси почтенного сеньора разменять тебе некую сумму. Свою монетку ему отдашь, а его – в кошелек положишь. Это же так просто!» Художник попытался возразить: «Просто… Да я в Венеции никаких богачей не знаю!» Но Лючия загадочно улыбнулась: «Купи кошелек – узнаешь!»


На другой день Рубенс купил у разносчика кожаный темно-коричневый кошелек. Не большой, не маленький – в самый раз. Удобный на ощупь и по виду такой приятный. Нитка золоченая по верху кошелька пущена. Принес покупку к себе. Положил на столик и целый день на него поглядывал, ночью положил под подушку. Наутро собрался на улицу и кошелек с собой захватил. Только вышел под колоннаду гостиницы и тут же увидел роскошного вельможу: на богатой одежде – алмазные пуговицы, на пальцах – массивные золотые перстни.


Художник так загляделся, что кошелек выпал на мраморный пол. «Вы что-то уронили!» – вежливо произнес вельможа. «Простите! – Рубенс поднял кошелек. – Растерялся… Я здесь приезжий. Мне необходимо разменять вот эту монету на более мелкие». – И художник вынул из кармана монету. «А мне как раз не хочется носить груду мелочи! – улыбнулся вельможа и протянул Рубенсу несколько монеток. – Вы приехали на карнавал?» – «Нет, синьор. Я приехал из Антверпена и ничего не знал о карнавале. Я фламандский художник Питер Пауль Рубенс». Вельможа улыбнулся: «Какая удачная встреча! Мой повелитель, Винценчо Гонзага, герцог Мантуанский, совсем недавно говорил, что желает взять на службу живописца с Севера. Он считает, что северные художники лучше владеют масляными красками, чем наши, итальянские. Пишете ли вы маслом, мой друг?» – «Конечно! – счастливо заулыбался художник. – Я привез с собой наиболее удачные холсты. Не угодно ли взглянуть?»


Уже на другой день новые знакомые выехали в Мантую. А исследователи творчества Рубенса до сих пор гадают, как это молодой художник сумел познакомиться с приближенным герцога и попасть на службу ко двору Гонзага. Но точно установлено одно: с тех пор Питер Пауль Рубенс уже никогда не испытывал недостатка в деньгах – его живопись оплачивалась по самому высшему разряду. А его современники вспоминали, что уже богатый и всесильный Рубенс, ставший не только блестящим художником, но и весьма умелым дипломатом, почему-то всегда носил с собой коричневый кошелек, уже довольно неприглядный от старости. Так что венецианка Лючия не ошиблась в своем предсказании: художник стал богат и даже приобрел замок, о котором когда-то впервые сказала ему золотоволосая куртизанка.


Солнце Кампанеллы

Благодаря истории, а больше романам великого Александра Дюма мы хорошо знаем, что король Франции Людовик XIII, прозванный Справедливым, обожал свою красавицу супругу Анну Австрийскую. Конечно, свадьба состоялась со всей возможной помпой и роскошью 10 октября 1615 года, брак был династическим, но оказался (по крайней мере, со стороны короля) – по любви. И тут стоит отметить, что и Людовику XIII, и Анне в то время было всего-то 14 лет. Ясно, что о детях пока можно было не беспокоиться. Правда, в те времена роды в юности были явлением распространенным, но можно было и повременить. Вот только когда царственные супруги достигли 20-летнего возраста, уже вся Франция шепталась, что Бог не дает монархам детей за все их родовые грехи. Сам Людовик принадлежал к династии Бурбонов и был всего-то вторым Бурбоном (после его отца, Генриха IV Наваррского) на французском престоле, так что его не обвиняли в том, что у престола нет наследника. Но вот бедная Анна, хоть и звалась Австрийской, была дочерью короля Филиппа III, принадлежавшего к стариннейшему в Европе роду Габсбургов. Ну а Габсбургов вся Европа давно считала отпетыми злодеями.


Словом, виноватой, как всегда, оказалась женщина. Время шло – наследника не было. Людовику уже советовали получить развод у папы римского и найти себе новую супругу, способную родить наследника. Ведь шел уже 23-й год со дня свадьбы, и будущее династии Бурбонов было под угрозой. Как вдруг…


В 1634 году во Францию из Рима бежал, спасаясь от выдачи испанцам, величайший философ того времени, автор легендарной книги-утопии «Город Солнца» Томмазо Кампанелла. И вот этот знаменитый ученый, когда-то не побоявшийся выступить и в поддержку преследуемого Галилея, и возглавить заговор против испанского владычества в Калабрии, неожиданно предсказал, что королева Анна Австрийская родит сына, который станет величайшим властителем Европы и чья жизнь будет счастливой и долгой.


Уже давно отчаявшаяся Анна ухватилась за это предсказание как за последнюю соломинку. Тем более что ее супруг Людовик XIII не мог не поверить Кампанелле, ведь сам кардинал Ришелье считал этого ученого мужа великим астрологом и мыслителем. Томмазо Кампанелла действительно хоть и был сыном сапожника, но с детства тяготел не только к наукам разрешенным (математике, философии и прочее), но к учениям тайным. Он кропотливо и тщательно изучал астрологию, алхимию, каббалистику и другие магические науки. Правда, и к жизни вполне светской Томмазо имел настоящую тягу, недаром он стал видным политическим деятелем Италии. В 1598–1599 годах он возглавил в Калабрии заговор против испанского владычества, который, увы, был раскрыт. Кампанелла был схвачен и приговорен к пожизненному заключению в итальянской тюрьме.


Двадцать семь долгих лет он провел в заточении. Там в 1602 году и написал свой солнечный труд – великую утопию о справедливом государстве и счастье человеческом – «Город Солнца». И только в 1629 году философ был освобожден по особому указу папы Урбана VIII. Кампанелла стал его личным советчиком и астрологом, каждый день давал ценные советы, сверяясь по звездам. Но в 1634 году испанцы затребовали его выдачи. Вот тогда-то Кампанелла и сбежал во Францию.


Здесь он встречался с кардиналом Ришелье, составлял ему гороскопы и, наконец, предрек рождение сына Анне Австрийской. И не ошибся! В 1638 году королева действительно родила сына. И он, Людовик XIV, стал самым могущественным и блестящим королем Европы. Больше того, он, предсказанный автором «Города Солнца», получил прозвище «король-солнце». Ну разве в этом не было божественного провидения?


Впрочем, Кампанелла предсказал не только рождение величайшего короля, но и собственную смерть. И даже дату назвал – 1 июня 1639 года, в день солнечного затмения. И место определил – монастырь. Правда, тут случилась заковыка: ученый скончался действительно в монастыре якобитов, но за 10 дней до предсказанного срока. Что ж, когда смотришь на мир из вечного «города Солнца», тень вполне может сбить ориентир. Но все равно, разве не символично, что рождение «короля-солнце» навсегда окажется связанным с солнечным городом?..


Жил да был Луи Второй…

«Король-солнце» поморщился: вечер обещал быть приятным, но все пошло наперекосяк. Посланник из далекой Московии с длинной и непроизносимой фамилией был приглашен на приватный вечер в личные покои Версальского дворца. Людовик XIV предполагал выступить перед ним не в облике могущественного короля Франции, а в роли гостеприимного хозяина – отца семейства. Говорят же, что в этой Московии огромные семьи: дети, внуки, правнуки, и все живут вместе. Людовик, конечно, никакими правнуками еще не обзавелся, но ведь и у него есть достойный наследник. Вот только дофин Луи куда-то запропастился.


Людовик вскинул очи на своего доверенного камердинера: «Где мой сын?» Слуга вздохнул: «Месье дофин вышел в сад. Как всегда, в черном плаще и маске…»


Король вздохнул: у дофина вечные причуды! А ведь он – его единственный выживший ребенок от законной жены, покойной королевы Марии-Терезии Испанской. Сын, родившийся в 1661 году, когда молодому отцу было всего-то 26 лет. Людовик тогда пришел в восторг, ведь наследник короны появился сразу через год после свадьбы. Ликовал весь Париж – многие ведь помнили, что самого Людовика XIV его родители, Людовик XIII и Анна Австрийская, ждали 20 лет.


Радостный молодой король уже в первый же день подержал крошку сына на руках. Впрочем, малыш Луи явно не тянул на крошку. Даже повитуха изумлялась: «Тяжеленький наследник!» Так и вышло – Луи рос как на дрожжах. Уже в детстве он был толстощеким и пухлым, к юности стал неуклюжим увальнем, ну а к 30 годам и вовсе рыхлым толстяком. И видно, из-за этой своей неуклюжести начал стесняться людей, вечно забивался в какой-нибудь угол. Вот и сейчас не явился…


В его-то годы Людовик XIV обожал развлечения, особенно танцы и театр. Он даже сам блистал в балетах и театральных постановках. Но больше всего любил юных прелестниц – ах, сколько милых лиц он перецеловал! А его наследник – просто бирюк. Да если б он не был уверен, что Луи – его сын, решил бы, что в мальчишке течет не голубая, а рыбья кровь. Впрочем, еще тогда, когда дофину исполнилось 12 лет, придворный астролог Жером Гудрэ предупредил короля: «Звезды сложились в странную конфигурацию, которая указывает, что женская красота приводит принца в ужас». – «Что это значит, милейший? – взревел король. – Ты хочешь сказать, что мой сын будет предпочитать мальчиков?!» Астролог ужаснулся: «Нет, сир! Это значит, что любой внешней красоте ваш сын станет предпочитать внутреннюю добродетель».