Конспект по предмету «Новый Завет»
| Вид материала | Конспект |
- Конспект лекций по предмету новый завет введение понятие о священном писании нового, 495.98kb.
- План урока: Повторение Завет1ч. Завет с Авраамом. Пример заключения завета. Завет Ианафана, 70.63kb.
- Книга о коране, 4070.78kb.
- Идеология сионистов сионистская идеология – это Талмуд, 616.17kb.
- Господа Иисуса Христа. Галилейский период. Путь на Страсти. Страстная неделя, Страсти,, 3080.03kb.
- Священник Лев Шихляров Введение в Ветхий Завет (конспект лекций), 1992.1kb.
- Библия новый завет, 5118.76kb.
- Размышления о еврейском юморе, 118.38kb.
- 1. Происхождение христианства, 13.66kb.
- I. об источниках нашей веры 7 Вопрос: Откуда надлежит черпать представления о христианской, 6584.25kb.
Методология библейских исследований: история и современность
19-е правило VI Вселенского Собора (692), которое определяет «не инако изъяснять» Писание, как это делали святые отцы. Мало того, творцы правила считали необходимым для всякого нового толкования употреблять При изъяснении слова святых предшественников «более, чем свои собственные». Тем самым был выражен важнейший методологический принцип.
Возникает вопрос: как далеко простирается свобода исследования Библии? Часто святые отцы не только понимали отдельные места Писания по-разному, но порой имели несовпадающие герменевтические предпосылки. Такая свобода проистекала из-за того, что отцы Церкви всегда ощущали неисчерпаемость Библии и в толковании не могли удовлетвориться каким-то одним подходом. Но, несмотря на использование разных экзегетических приемов, различное образование и влияние всевозможных философских школ, они всегда стремились толковать Писание в рамках живого Предания, в едином подлинном христианском духе.
Еврейская традиция толкования и ее влияние на раннехристианский экзегезис
Первым и главным герменевтическим принципом в ветхозаветные времена была вера в Писание как Слово Божие, требующее к себе иного подхода, нежели обычное произведение письменности.
Вторым принципом была вера в единство священной истории, в которой явлены спасительные деяния Божий. Следствием этого явилось отношение к Библии как к уникальной цельной Книге, различные части которой неотделимы друг от друга и должны быть совместно воспринимаемы.
Третий принцип заключается в том, что Откровение обращено не столько к конкретному Богом избранному историческому лицу, сколько ко всему Израилю. Отсюда вытекает исключительная всеобщая значимость содержания Священного Писания.
Все три вышеизложенных убеждения были усвоены раннехристианским церковным сознанием.
Первые христиане в своем употреблении Ветхого Завета опирались на современный им еврейский экзегезис. В нем различают несколько основных приемов: буквальный метод, таргум, мидраш, пешер и символико-аллегорическое толкование, или машал. Эти подходы не следует рассматривать как жестко определенные. Порой их бывает трудно разграничить и с уверенностью классифицировать тот или иной способ толкования.
Буквальный метод толкования, называемый пешат, очевидно служил основой для других видов толкования. Считалось, что 1) толкователь должен найти много значений в одном конкретном тексте, и 2) что каждая незначительная деталь текста обладает своим значением.
Таргум означает прежде всего перевод (с древнееврейского на арамейский язык). К началу христианской эры еврейский язык постепенно вытеснялся арамейским, на котором говорили многие палестинские евреи. Для того чтобы в синагогах люди понимали чтения из Закона и пророков, их надо было переводить. После устных переводов появились письменные. Таргум не буквальный перевод. Часто он больше напоминает парафраз или объяснение. Оригинальный текст в нем порой расширяется, а нередко и видоизменяется.
Перевод Ветхого Завета на греческий язык (перевод семидесяти — Септуагинта) часто имеет таргумическую форму, а вслед за этим и обращения к Септуагинте новозаветных авторов носило подобный характер. Ибо благоговение ранних христиан к Писанию сочеталось со свободой его интерпретации в свете факта Боговоплощения Христа. Точно так же как в Его учении и жизни исполнение Закона соединялось с царственной свободой.
Мидраш означает такое разъяснение текста, цель которого — актуализировать его значение. При этом подразумевается внутренний или сокровенный смысл текста. Типичный мидраш состоит в извлечении таких скрытых значений, таящихся в данном отрывке. Можно привести пример мидраша из палестинского сборника толкований на книгу Исход середины III века, в котором разъясняется написание Пятикнижия не в Земле Обетованной. «Почему Тора была дана не на земле Израиля? Чтобы народы мира не могли сказать: она была дана на земле Израиля, поэтому мы не приняли ее»3. Созвучно этому новозаветное утверждение о «великом преимуществе» иудеев, состоящем в том, «что им вверено слово Божие» (Рим 3: 2). Примером новозаветного мидраша может служить разъяснение Господа таинственного значения манны в пустыне. Иудеи требуют от Него знамения с неба наподобие того, что совершил Моисей во время исхода Израиля из Египта. «Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им есть» (Ин 6:31). Здесь содержится ссылка на псалом (Пс 77:24). На это обращение и одновременно вызов иудеев Спаситель отвечает речью, в которой объясняет, какой хлеб имеется в виду в этом месте: «хлеб с неба» — это Он Сам, Его плоть. «Сей-то есть хлеб, сшедший с небес. Не так, как отцы ваши ели манну и умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек» (Ин 6: 58). В этом отрывке содержится также типология, о которой речь пойдет ниже.
Пешер можно рассматривать как частную форму мидраша. Этот тип толкования стремится к более конкретной интерпретации, чем мидраш. Грубо говоря, мидраш расширяет сферу применимости текста, в то время как пешер объясняет значение текста, устанавливая однозначные соответствия («один к одному»). Известен кумранский пример пешера на стих (Ис 52: 7): «Как прекрасны на горах ноги благовестника, возвещающего мир, благовествующего радость, проповедующего спасение». Подтверждение того, что древнее понимание этого стиха было мессианским, мы находим в кумранском библейском комментарии. В одной из рукописей (обычно датируемой I веком до Р.Х., тем самым она никак не может зависеть от христианской доктрины) (Ис 52: 7) толкуется следующим образом: «Горы — это пророки, а вестник — это мессия». Апостол Павел в Послании к Римлянам (Рим 10: 15), цитируя это место, меняет единственное число оригинального текста на множественное («благовествующие мир»), чтобы указать на проповедников мессианского «благовестия». А затем вся последующая христианская традиция относила этот текст к числу мессианских пророчеств.
Один из наиболее ярких новозаветных случаев применения этого типа толкования можно найти в Евангелии от Матфея. « И пришед поселился в городе, называемом Назарет, да сбудется реченное через пророка, что Он Назореем наречется» (Мф 2: 23). Формально такое мессианское пророчество отсутствует в Ветхом Завете. С середины XX века существует предположение, что в таком случае евангелист основывает свой пешер слова Назорей (Ναζωραῖος, в значении «житель Назарета») на его созвучии с еврейским netzer (ветвь) из несомненно мессианского отрывка (Ис 11:1). Таким образом, обращение к связанной с (Ис 11:1) экзегетической традиции позволяет автору Евангелия представить галилейское происхождение Иисуса как еще один знак его мессианства.
Машал (символико-аллегорическое толкование), по-видимому, возник из-за потребности в переосмыслении некоторых ставших непонятными и неактуальными для самих иудеев установлений и запретов Закона. Примером такого рода иносказания может служить возникшее в александрийской еврейской диаспоре апокрифическое «Послание Аристея к Филократу». Применяемый автором «Послания» способ иносказательного переосмысления буквы библейского законодательства схож с тем, как это делалось новозаветными авторами. Скажем, в «Послании» утверждалось, что в Пятикнижии говорится не о конкретных «нечистых и чистых» животных (Лев 11; Втор 14), а о необходимости отвергаться пороков и вести праведную жизнь, что и символизирует запрет употребления в пищу указанных животных4. А у апостола Павла заповедь о «воле молотящем» (Втор 25: 4) понимается как указание на необходимость заботиться о странствующих проповедниках (1 Кор 9: 9-10).