Geum.ru

Кирилл Семенович Москаленко. На юго-западном направлении книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   34

соединениями Сталинградского фронта, успешно наступавшими с юго-востока.

Вражеская группировка, насчитывавшая, как потом выяснилось, 22 дивизии и 160

отдельных частей, была отрезана от остальной части группы армий "Б".

Операция трех фронтов поражала не только невиданными масштабами, но и

исключительным по широте и смелости замыслом. Сталинградская группировка

противника, как известно, представляла собой нечто вроде треугольника,

уткнувшегося своим острием в Сталинград. Теперь этот треугольник был

подожжен и пылал со всех сторон и на всю оперативную глубину вражеской

обороны. Это означало, что сражение развернулось на огромной территории,

охватывающей значительную часть большой излучины Дона и междуречья Дона и

Волги.

Главное же заключалось в том, что сталинградская группировка противника

теперь была окружена. Ее ликвидация становилась вопросом времени.

Придя к такому выводу, мы не могли не обратить внимания на то, что

события в районе Сталинграда существенно меняют задачи и нашего,

Воронежского фронта. Он уже не мог оставаться пассивным. Правда, я знал, что

началась подготовка наступательной операции на его левом фланге, в полосе

6-й армии, однако считал, что этого недостаточно. Необходимо было вслед за

ней нанести удар и силами 40-й армии.

III

По моим предположениям, войска Юго-Западного и левого фланга

Воронежского фронта должны были в самое ближайшее время продвинуться вперед

и выйти в глубь большой излучины Дона. Отсюда следовало, что они окажутся

еще дальше от железных дорог, чем теперь, и при наступлении в сторону

Донбасса возникнут серьезные трудности в материальном снабжении войск. Для

предотвращения таких перебоев целесообразно иметь в своих руках рокадную

железную дорогу Воронеж - Ростов. А так как ее участок от ст. Свобода и

южнее находился у противника, то нужно было освободить его ударом на

Острогожск, Россошь, Кантемировку, т. е. навстречу наступавшим войскам

Юго-Западного фронта. Это могла сделать только 40-я армия.

Когда у меня созрел план операции, я поделился своими соображениями с

членами Военного совета и сказал: \357\

- Ясно, что 40 и армии следует наступать в юго-западном и южном

направлениях для очищения от врага участка этой железной дороги от ст.

Свобода до ст. Миллерово.

Крайнюков и Грушецкий были того же мнения.

- Вот ты и доложи Верховному Главнокомандующему,- убеждали меня они.-

Позвони по ВЧ и попроси активную операцию для нашей армии...

Я задумался. В самом деле, почему бы и не позвонить, ведь ясно, что

такая наступательная операция в скором времени станет необходимой, так не

лучше ли заранее подготовиться к ней. Командующий войсками Воронежского

фронта генерал-лейтенант Ф. И. Голиков находился в то время на левом фланге

в полосе 6-й армии, которая готовилась к наступлению на Среднем Дону

совместно с войсками Юго-Западного фронта.

Обдумав все, я подошел к аппарату ВЧ и попросил соединить с Верховным

Главнокомандующим. Вместе со мной подошли Крайнюков и Грушецкий. Я ожидал,

что сначала ответит кто-нибудь из его приемной. Придется доказывать

необходимость этого разговора, а тем временем можно будет окончательно

собраться с мыслями для доклада. Но в трубке вдруг послышалось:

- У аппарата Васильев.

Мне было известно, что "Васильев" - это псевдоним Верховного

Главнокомандующего. Кроме того, разговаривать со Сталиным по телефону мне

уже приходилось, да и узнать его спокойный глуховатый голос с характерными

интонациями было не трудно. Волнуясь, я назвал себя, поздоровался. Сталин

ответил на приветствие, сказал:

- Слушаю вас, товарищ Москаленко.

Крайнюков и Грушецкий, тоже взволнованные, быстро положили передо мной

оперативную карту обстановки на Воронежском фронте. Она была мне хорошо

знакома, и я тут же кратко изложил необходимость активных действий 40-й

армии с целью разгрома вражеской группировки и освобождения участка железной

дороги, так необходимого для снабжения войск при наступлении Воронежского и

Юго-Западного фронтов на Харьков и Донбасс.

Сталин слушал, не перебивая, не задавая вопросов. Потом произнес:

- Ваше предложение понял. Ответа ждите через два часа.

И, не прощаясь, положил трубку.

В ожидании ответа мы втроем еще раз тщательно обсудили обстановку и

окончательно пришли к выводу, что предложение об активизации в ближайшем

будущем действий 40-й армии является вполне обоснованным. Это подтверждалось

уже тем вниманием, с каким отнесся к нему Верховный Главнокомандующий.

Однако, какое он примет решение,- этого мы, естественно, не знали. Одно было

ясно: сейчас, в эти минуты, предложение всесторонне взвешивается в Ставке, и

нужно терпеливо ждать ответа. \358\

Ровно через два часа - звонок из Москвы. Бору трубку;

- У аппарата Москаленко. Слышу тот же голос:

- Говорит Васильев. Вашу инициативу одобряю и поддерживаю. Проведение

операции разрешается. Для осуществления операции Ставка усиливает 40-ю армию

тремя стрелковыми дивизиями, двумя стрелковыми бригадами, одной

артиллерийской дивизией, одной зенитной артиллерийской дивизией, тремя

танковыми бригадами, двумя-тремя гвардейскими минометными полками, а позднее

получите танковый корпус. Достаточно вам этих сил для успешного проведения

операции?

- Выделяемых сил хватит, товарищ Верховный Главнокомандующий,- отвечаю

я.- Благодарю за усиление армии столь значительным количеством войск. Ваше

доверие оправдаем.

- Желаю успеха,- говорит на прощанье Сталин. Кладу трубку и,

повернувшись к Крайнюкову и Грушецкому, определяю по их радостно

возбужденному виду, что они поняли главное: предложение одобрено Ставкой.

Подтверждаю это и сообщаю им все, что услышал от Верховного

Главнокомандующего. Добавляю:

- Скоро и 40-я армия от обороны четырьмя ослабленными стрелковыми

дивизиями и одной стрелковой бригадой перейдет к активным действиям в

усиленном составе.

Новость производит на всех нас большое впечатление. Крайнюков и

Грушецкий встречают ее восторженно. И мне становится еще радостнее от мысли,

что этот необычайный день так тесно сблизил нас троих.

Ивана Самойловича Грушецкого я знал уже больше месяца, с того дня,

когда вступил в командование 40-й армией. С ним я побывал в полосах обороны

всех дивизий, так что уже успел высоко оценить и личные качества второго

члена Военного совета армии, и его неутомимую деятельность. Теперь ко всему

этому мне довелось убедиться, что и он стремился к активным действиям войск

нашей армии.

Еще приятнее было видеть, что к активным действиям стремился и первый

член Военного совета, Константин Васильевич Крайнюков. Возможно, что это

вызывало во мне особое чувство удовлетворения по той причине, что тогда я

еще мало знал этого прекрасного человека, настоящего боевого комиссара. Он,

как и я, прошел суровый путь тяжелых боев лета и осени 1942 г. Сюда, в 40-ю

армию, К. В. Крайнюков прибыл из 9-й, подвергшейся тяжелым испытаниям во

время немецко-фашистского наступления на юге.

Отойдя с боями от Изюма на Северном Донце до Моздока, Малгобека и

Орджоникидзе на Тереке, она обороняла важнейшее направление на Кавказе. В

яростных, кровопролитных схватках армия сдержала натиск захватчиков,

стремившихся овладеть \359\ нефтяными источниками Грозного и Баку. Вер

ухищрения врага разбились о непреодолимую оборону 9-й армии. После всего

этого нелегко было Крайнюкову - и в этом также у нас с ним было много общего

- привыкать к пассивному участку 40-й армии.

Так военная судьба свела на этом участке трех человек, во многом

похожих друг на друга. И я имел все основания радоваться тому, что нам

привелось вместе руководить армией, готовить ее к наступательной операции,

которую предстояло начать, казалось, в самое ближайшее время.

На деле же это произошло далеко не так скоро. Два важных обстоятельства

повлияли на определение сроков проведения наступательной операции,

получившей позднее название Острогожско-Россошанской.

Первое из них состояло в том, что эта операция, замысел которой

значительно разросся по сравнению с первоначальным моим предложением, вошла

в план зимней кампании советских войск в качестве его существенной составной

части. А так как этот план осуществлялся в строгой последовательности, то и

Острогожско-Россошанской операции было отведено совершенно определенное

место и время. Кстати, уже в этом сказалось влияние решительного изменения

стратегической обстановки в районе Сталинграда. Вскоре оно привело к

коренному перелому в ходе всей войны, к переходу инициативы в руки

Советского Союза, к тому, что борьба на советско-германском фронте теперь

стала вестись целиком по планам командования Красной Армии.

Второе обстоятельство тоже являлось знамением времени. Вспомним наши

прежние наступательные операции, предшествовавшие Сталинградской.

Большинство из них осуществлялось в спешном порядке и без всесторонней

подготовки. Да и как могло быть иначе в то время, когда противник обладал

превосходством в силах и средствах. Он бешено рвался вперед, и нам

приходилось наносить ему контрудары, имевшие целью хотя бы сдержать его

натиск. В тех же случаях, когда у нас было достаточно времени для подготовки

наступления, часто не хватало сил или опыта, а то и того, и другого.

Сталинградская наступательная операция знаменовала собой перелом и в

этом отношении. Удары советских войск теперь, во-первых, заранее

подготовлялись и, во-вторых, имели решительные цели. Такой была и сама

Сталинградская наступательная операция, и последовавшие за ней мощные удары

войск Воронежского и Юго-Западного фронтов сначала на Среднем Дону, а затем

и в районе Острогожска и Россоши.

Но не будем забегать вперед. Изложенные выше переговоры по ВЧ с

Верховным Главнокомандующим происходили 23 ноября. А несколько дней спустя

по его поручению на командный пункт 40-й армии прибыл генерал армии Г. К.

Жуков. Для меня это было подтверждением того, что Ставка не только

заинтересовалась \360\ возможностями проведения наступательной операции на

нашем участке фронта, но и придавала ей важное значение.

К моему удивлению, Георгий Константинович был настроен несколько

скептически. Не возражая против самой идеи проектируемого наступления, он,

однако, считал, что при его осуществлении встретятся чрезвычайно большие

трудности.

- Далась тебе эта наступательная операция,- говорил он, хмуро глядя на

карту, разложенную перед ним.- Не знаешь разве, что перед тобой крупные силы

противника, глубоко эшелонированная оборона с развитой системой инженерных

сооружений и заграждений?

-Трудности, конечно, встретятся немалые,-отвечал я,-но все же вражескую

оборону прорвем, противника разобьем.

Моя уверенность основывалась прежде всего на том, что, как я полагал,

для проведения наступательной операции будут выделены необходимые силы. Но

имелись и другие немаловажные факторы. Мы досконально изучили вражескую

оборону на всю глубину ее главной полосы и, следовательно, были в состоянии

подавить огневые точки первой линии уже в период артподготовки. Кроме того,

в случае успеха наступления, подготовляемого в полосе левого соседа -

советской 6-й армии, должно было резко ухудшиться и положение

противостоявших нам войск. Наконец, большую часть последних составляла 2-я

венгерская армия, а в ее рядах было много солдат и офицеров, не желавших

воевать за интересы гитлеровской Германии, и это в известной мере облегчало

решение задачи.

Здесь нужно напомнить, что к тому времени Венгрия, втянутая своими

фашистскими правителями в войну на стороне гитлеровской Германии, уже

понесла тяжелые потери на советско-германском фронте. Работая над настоящей

книгой, я узнал из архивных документов, что только в период с октября 1941

г. по сентябрь 1942 г. были почти полностью уничтожены 102, 108-я и 109-я

венгерские пехотные дивизии, а четыре другие - 6, 7, 9-я и 20-я потеряли

около половины личного состава{145}.

В сентябре хортистские войска, противостоявшие 40-й армии, получили

крупное пополнение. Но, несмотря на затишье, продолжавшееся здесь всю осень

и часть зимы, они продолжали нести большие потери, в особенности от наших

снайперов. Это усиливало деморализацию венгерских солдат, их гнетущее

настроение. В дневнике, найденном на Сторожевском плацдарме у одного из

убитых в бою венгерских солдат, были такие записи: "Не дождемся улучшения

положения. Хорошо бьют русские снайперы. Стоит только показаться, как они

тебя продырявят. Обычно смертельно... Подсчитываем потери роты: 20 убитых,

94 раненых... Вижу нашу \361\ судьбу: мало шансов на возвращение домой.

Поскорее бы окончилась война, иначе мы псе погибнем. Половина уже

погибла..."{146}.

Венгерские солдаты начинали искать выхода из того гибельного положения,

в котором они оказались по вине гитлеровцев и их хортистских подручных.

"Каждый наш венгерский солдат,- рассказывал сдавшийся в плен командир,-

ненавидит проклятых немецких фашистов. Никто не хочет воевать. На войну нас

гонят... Позади нас стоят немецкие войска, которые расстреливают каждого,

кто осмелится отступить"{147}.

Действительно, как мы знали, противостоявшие нам войска располагались

так: в первом эшелоне - венгерские, во втором - немецкие, причем последние

находились там не столько для совместных действий и оказания помощи

союзнику, сколько для устрашения венгерских солдат, не желавших воевать

против Советского Союза.

Но и это не помогало. Дезертирство в венгерской армии принимало все

большие размеры. Нередки были случаи, когда в плен сдавались отдельные

группы солдат и даже целые подразделения. И делали они это не столько из

страха - храбрость венгерских солдат известна! - сколько потому, что не

видели причин продолжать войну. "Зачем нам стрелять в русских? Они нам

ничего не сделали",- так заявил ефрейтор одного из отделений, придя в

расположение наших войск во главе своих солдат, единодушно решивших сдаться

в плен{148}.

...Вероятно, мне не удалось рассеять сомнения генерала армии Г. К.

Жукова. Выслушав, он поднялся.

- Поедем в войска, на передний край. А там посмотрим...

Георгий Константинович Жуков, видный советский военачальник, в годы

Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. одним из первых среди военных

руководителей в Советской стране применил на практике наиболее действенные

методы подготовки, организации и ведения боевых действий. Одним из

принципов, которых он, а также А. М. Василевский неизменно придерживались

перед постановкой задачи на наступление, было личное ознакомление с обороной

противника.

Этим я вовсе не хочу сказать, что так поступали только генералы Жуков и

Василевский. Все дело в том, что такой подход к делу со стороны многих

других генералов не выходил за рамки армии или даже дивизии, которыми они

командовали, между тем как Г. К. Жуков и А. М. Василевский в качестве

представителей Ставки обычно координировали и направляли действия нескольких

фронтов. Поэтому и командующие этими фронтами, а также входившими в их

состав армиями, командиры корпусов, дивизий и \362\ т. д. сначала ползали по

переднему краю вместе с представителями Ставки, а затем, обнаружив все

преимущества такой системы изучения обороны противника, сделали ее

неотъемлемой составной частью своей деятельности по руководству войсками.

И, как правило, она давала хорошие результаты. Впрочем, могут сказать,

что доказывать, насколько важно для командира лично знать сильные и слабые

стороны обороны противника - значит ломиться в открытую дверь. Возможно.

Однако понимать - это одно дело, а действовать соответственно - другое. К

сожалению, не всегда все это сочеталось. И не только потому, что на переднем

крае было небезопасно. Часто сведения, доставляемые разведкой, пленными,

считались достаточными, а посему командиру и в голову не приходило самому

присмотреться к вражеской обороне.

Вот почему пример старшего начальника играл в этом такую важную роль.

Что же касается примера представителей Ставки, то его значение было особенно

велико в силу того, что этот метод руководства боевыми действиями войск

быстро распространился во всех звеньях действующей армии.

Итак, Георгий Константинович и на этот раз был верен себе: вы, мол,

изучили, ну, что ж, очень хорошо, а теперь и я посмотрю. Начали мы со

Сторожевского плацдарма, откуда, но моему предположению, следовало нанести

главный удар. Здесь к нам присоединился генерал-майор П. М. Шафаренко,

командир занимавшей часть плацдарма 25-й гвардейской стрелковой дивизии. По

ходу сообщения вышли на передний край.

Было тихо. Лишь изредка застрочит пулемет или прогремит артиллерийский

выстрел...

Прошли по траншеям по всему переднему краю на плацдарме. Отсюда до

укреплений противника было 150-200 м. Кое-где мы подползали и поближе. Лежа

за бугорком или кустиком в 80- 100 м от неприятеля, присматривались к

заграждениям, изучали подходы к переднему краю и систему огня.

Пояснения давал генерал Шафаренко, хорошо знавший не только секторы

обстрела огневых точек, но и пункты отдыха личного состава, места ночных и

круглосуточных постов, расположение складов противника. На обратном пути Г.

К. Жуков обстоятельно беседовал с солдатами и офицерами. Расспрашивал о

мельчайших подробностях в поведении неприятельских войск режиме огня,

времени приема пищи, смены часовых...

Такое же обследование произвел Георгий Константинович и несколько левее

- в полосе соседней 107-й стрелковой дивизии полковника П. М. Бежко. Затем

переправились обратно на левый берег Дона и побывали в правофланговой 141-й

стрелковой дивизии, которой командовал полковник П. И. Шпилев.

Противостоявшие нам войска вышли на западный берег Дона в начале июля и

с тех пор, в течение более пяти месяцев, \363\ создавали и совершенствовали

оборону. Ее передний край проходил по правому берегу Дона, который почти на

сотню метров возвышается над левым. Это позволяло противнику просматривать

расположение наших войск на большую глубину и создать систему фланкирующего

огня вдоль русла реки и на скатах крутого берега.

На переднем крае вражеское командование сосредоточило основную массу

автоматического оружия. Для пулеметов была построена система дзотов,

соединенных между собой траншеями со стрелковыми ячейками. От траншей в

глубину обороны ответвлялись ходы сообщения. Интервалы между дзотами, как и

расстояние от них до находившихся позади блиндажей пулеметных расчетов, не

превышали 75-100 м. Все это дополнялось устроенными перед передним краем

проволочными заграждениями в три ряда, а на отдельных участках - спиралями

Бруно и ежами.

Все это мы смогли показать Г. К. Жукову в течение дня. Когда же

стемнело, он увидел, как к проволочным заграждениям были выставлены группы

охранения из 5-6 человек с ручным или станковым пулеметом. Между ними

передвигались патрули в составе 2-4 человек. И те, и другие были довольно

хорошо видны, так как вражеские наблюдатели, снабженные сигнальными

пистолетами и ракетами, каждые 1-2 минуты освещали подступы к своему

переднему краю.

Замечу, что. хотя построенные здесь укрепления могли быть легко

разрушены нашей артиллерией - и это вскоре полностью \364\ подтвердилось,-

вражеское командование считало их несокрушимыми. В соответствии с этим оно

самонадеянно сосредоточило основную массу огневых средств в первой траншее.

Генерала Жукова интересовала также вторая линия обороны противника. По

данным нашей разведки, она представляла собой систему опорных пунктов,

расположенных на высотах, в населенных пунктах и отдельных рощах. В каждом

из них, в зависимости от его размера и тактической значимости, имелся

гарнизон в составе взвода, роты или батальона. Местность в глубине обороны

врага была пересечена оврагами, руслами малых рек и перелесками. Эти

естественные препятствия были использованы для укрепления обороны.

Наиболее прочные опорные пункты были оборудованы в селениях Сторожевое

1-е и Урыво-Покровское, а также в так называемой Ореховой роще. На них, в

особенности на последний, я и обратил внимание Георгия Константиновича.

Ореховая роща была расположена на высоте 185 недалеко от вражеского

переднего края. Созданный там опорный пункт был узловым, и его захват

подорвал бы всю оборону противостоявших нам на Сторожевском плацдарме войск.

Существенным являлось и то обстоятельство, что в Ореховой роще и в

Урыво-Покровском оборонялись части одного армейского корпуса, а в соседнем

Сторожевом 1-м - другого. Именно Ореховая роща, таким образом, находилась на

стыке двух корпусов, что до некоторой степени облегчало прорыв их обороны.

Понаблюдав за высотой 185, генерал армии Г. К. Жуков согласился, что

расположенный на ней опорный пункт является ключевой позицией.

- Да, конечно, им надо овладеть в первую очередь,- заметил он, выслушав

наши предложения,- иначе возрастут трудности прорыва обороны в целом.

В штаб армии мы вернулись поздно ночью. Здесь уже собрались вызванные к

этому времени командиры дивизий, начальники родов войск и служб.

Представитель Ставки прежде всего выслушал доклад начальника разведки армии

полковника С. И. Черных о состоянии обороны противника, его намерениях и

силах. Данные разведки существенно дополнили впечатление, сложившееся у

Георгия Константиновича после поездки в войска.

Вслед за этим генерал армии Г. К. Жуков предложил командирам дивизий

изложить свое мнение о намечаемой наступательной операции. Все они

решительно высказались за ее проведение.

Тут же разгорелся спор между генералом Шафаренко и полковником Бежко.

Каждый из них считал, что именно в полосе его дивизии целесообразно нанести

главный удар. П. М. Бежко был особенно настойчив. Он заявлял, что ему легче

прорвать вражескую оборону, так как от него до противника ближе, чем в

полосе 25-й гвардейской стрелковой дивизии, местность удобнее, \365\

вражеские укрепления слабее. Шафаренко, напротив, отстаивал преимущества

своего участка.

Полемика между двумя командирами дивизий приняла довольно бурный

характер. При всем том она лучше всего показывала, что каждый из них не

только хорошо знал условия, в которых предстояло действовать его соединению,

но и оспаривал право взять на себя наибольшую тяжесть в выполнении задач

будущего наступления.

Жуков терпеливо и внимательно слушал. Он явно был настроен теперь

совсем не так, как в момент своего приезда. Видимо, огромный опыт помог ему

на месте правильно оценить обстановку и отказаться от скептического

отношения к идее наступательной операции в полосе 40-й армии.

Заинтересовавшись спором двух командиров дивизий, он как бы мысленно

взвешивал доводы каждого из них.

Кто же из них был прав? Лично я все больше склонялся к тому, чтобы

главный удар нанести силами обеих дивизий. Георгий Константинович пришел к

такому же заключению. Обратившись ко мне за некоторыми уточнениями по этому

вопросу, он в конце совещания объявил, что направление главного удара будет

немного смещено влево и захватит часть полосы 107-й стрелковой дивизии.

-Так что готовьтесь,-сказал Георгий Константинович обрадованным

командирам дивизий,- предусмотрите все до мелочей. Времени на подготовку

будет у вас достаточно. - И обращаясь ко всем присутствующим в заключение

заявил: - Обо всем увиденном и услышанном во время пребывания в 40-й армии

доложу Верховному Главнокомандующему. Предложение о проведении

наступительной операции поддержу. Желаю вам успеха в предстоящих боях,

товарищи!

IV

Проводив представителя Ставки в штаб фронта, откуда он намеревался

вылететь в Москву, мы с жаром принялись за подготовку к наступлению.

Впрочем, о спешке не могло быть и речи, так как из разговора с Г. К. Жуковым

перед его отъездом я понял, что в нашем распоряжении будет не меньше месяца.

Этот срок диктовался как в целом обстановкой на южном крыле

советско-германского фронта, так и предстоящими мероприятиями по усилению

40-й армии.

Уже 23 ноября 1942 г. советские войска под Сталинградом завершили

окружение основной группировки противника. 22 вражеские дивизии с

многочисленными приданными частями были зажаты в кольце на простреливаемой

во всех направлениях местности. Немецко-фашистская армия окапалась на пороге

катастрофы. Стремясь предотвратить ее п в то же время удержать в своих \366\

руках район Сталинграда, гитлеровское командование пыталось извне прорвать

кольцо окружения. С этой целью оно создавало од повременно дне крупные

ударные группировки. Одну в районе Котельниково, другую - Тормосина.

Котельниковская группировка перешла в наступление 12 декабря и была

разгромлена войсками Юго-Восточного фронта в конце месяца. Сосредоточение

тормосинской группировки задерживалось и разгромить ее было приказано

войскам Юго-Западного фронта. Верховное Главнокомандование поставило им

задачу: "боковско-морозовскую группу противника взять в клещи, пройтись по

ее тылам и ликвидировать одновременным ударом" 5-й танковой и 3-й

гвардейской армий с востока, а также 1-й гвардейской,- с северо-запада{149}.

Таким образом, войскам Юго-Западного фронта предстояло наступать на

юго-восток, а не на юго-запад, как намечалось ранее. Разгром деблокирующих

группировок противника отсрочил осуществление плана наступления 40-й армии.

Его можно было начать только после очищения от врага большой излучины Дона и

поэтому после отъезда Г. К. Жукова долго еще не было и речи о сроке ее

начала. Его указала Ставка в своей директиве от 21 декабря, назначив

наступление на 12 января 1943 г.

Однако, поскольку наступление 40-й армии было делом решенным, мы еще в

самом начале декабря начали подготовку к нему. Таким образом, в нашем

распоряжении оказалось больше месяца. Правда, первые две-три недели состав

армии оставался прежним, но и имевшимися тогда силами удалось сделать

немало.

Должен еще раз подчеркнуть, что подготовка к наступлению проходила в

новых условиях, сложившихся к концу 1942 г. и знаменовавших начало коренного

перелома в ходе войны. Поворот этот был подготовлен не только наступлением

советских войск в районе Сталинграда и окружением действовавшей там

вражеской группировки, ибо и эти грандиозные по своему значению события сами

являлись следствием и отражением происходивших в то время глубоких изменений

в соотношении сил сторон на советско-германском фронте.

Любознательный читатель найдет немало книг, специально посвященных

анализу этих изменений. Здесь же нужно лить напомнить, что наша

социалистическая Родина оказалась в состоянии в ходе боевых действий не

только восполнять понесенные потери, но и непрерывно, в более широких

масштабах, чем гитлеровская Германия, количественно и качественно наращивать

свои Вооруженные Силы. В то же время война обогатила нас новым опытом,

способствовала дальнейшему развитию советского военного искусства. Этот

необратимый процесс вел к окончательной утрате противником таких временных

преимуществ, использованных им в первый период войны, как превосходство в

силах и технических \367\ средствах борьбы, а также опыт ведения боевых

действий с массированным примененном современной военной техники.

Общие коренные перемены обусловили в декабре 1942 г. и начале января

1943 г. также характер подготовки 40-й армии к наступлению. Он весьма

поучителен, особенно в сравнении с предшествующими наступательными

операциями, в которых мне довелось участвовать. Оставляя историку почетную

обязанность подробно осветить этот вопрос, коснусь лишь нескольких сторон

нашей подготовки. Так, мы хорошо изучили противостоящие войска и были далеки

от той недооценки их сил, которая столь пагубно отразилась на действиях

войск Юго-Западного фронта под Харьковом в мае 1942 г. Далее, в отличие от

условий, в которых действовали, например, 1-я танковая и 1-я гвардейская

армии под Сталинградом в июле - сентябре, мы имели достаточно времени на

подготовку операций.

Наконец, сама подготовка велась нами на совершенно иной основе, которая

определялась возросшим боевым опытом Красной Армии, новыми крупными

достижениями советского военного искусства. В то время, в конце 1942 г., они

нашли отражение в ряде указаний Ставки Верховного Главнокомандования,

которыми в соответствии с накопленным опытом были определены принципы

организации и ведения наступательного боя.

Мне было хорошо известно, какой дорогой ценой достался нам этот опыт.

Задача совершенствования наступательного боя советских войск встала перед

нами в самом начале войны. Уже тогда на практике выявились недостатки в

управлении войсками, ошибочность равномерного распределения сил по фронту,

слабое артиллерийское и авиационное обеспечение наступления. Многое

изменилось уже в период контрнаступления под Москвой. Уменьшились полосы

наступления, увеличились тактические плотности. Основные усилия теперь были

сосредоточены на направлениях главного удара. Это содействовало достижению

определенных успехов. Однако мы все еще не могли обеспечить нанесение

мощного первоначального удара и осуществление решительных целей наступления.

Когда в октябре, уже на Воронежском фронте, я ознакомился с упомянутыми

указаниями Ставки, перед глазами словно ожила картина недавних

наступательных боев 1-й танковой и 1-й гвардейской армий. Они сыграли

значительную роль в оборонительный период Сталинградской битвы. Но в то же

время их действия окончательно подтвердили необходимость дальнейших перемен

в построении боевых порядков в наступательных операциях наших войск.

Вспомнилось наступление 1-й гвардейской армии 18 сентября,

В ее составе было восемь стрелковых дивизий. Правда, большинство из них

имело неполный состав. Но сейчас речь не о том. В первом эшелоне у нас было

пять дивизий, во втором - три, Однако боевые порядки и тех и других в свою

очередь густо \368\ эшелонировались в глубину. Каждая дивизия имела два

полка в первом эшелоне и один - во втором. Это построение повторялось в

каждом стрелковом полку и далее - в батальоне, роте, взводе. В результате

дивизия в целом из 27 рот имела в первой линии всего лишь восемь, т. е.

около трети. Остальные ее стрелковые части и подразделения эшелонировались в

глубину примерно до 2 км, покрывая поле сплошными боевыми порядками. Таким

образом, в первоначальном ударе дивизии большая часть огневых средств

стрелковых подразделений участия не принимала.

Это было бы оправдано в том случае, если бы наступающие советские

войска обладали тогда большей огневой мощью и подвижностью. Но ведь в то

время у нас не хватало артиллерии, танков, авиации. В результате при

показанном выше боевом порядке частей и соединений Красной Армии атаки часто

захлебывались, так как мы не использовали даже той огневой мощи (всего

стрелкового оружия), какой располагали. Кроме того, многочисленные

подразделения вторых эшелонов при таких условиях еще до вступления в бой

несли большие и, главное, неоправданные потери от огня артиллерии, минометов

и самолетов противника.

Такое построение боевых порядков, сохранившееся у нас еще с довоенных

времен, и было отменено приказом наркома обороны в октябре 1942 г. С целью

максимального и одновременного участия пехоты и ее огневых средств в бою

стрелковая рота, батальон, полк, дивизии должны были строиться в один эшелон

и иметь в резерве соответственно отделение, взвод, роту, батальон. Атакующим

стрелковым отделениям и взводам надлежало развертываться в цепь, которая в

дальнейшем стала основой построения боевых порядков стрелковых

подразделений.

Важным нововведением было и определение места командира взвода и роты.

Он должен был находиться за боевым порядком своего подразделения. Это

позволило ему лучше видеть ход боя и руководить им.

Огромное влияние на организацию и ведение наступательных действий

советских войск оказал приказ наркома обороны относительно боевого

использования танковых и механизированных частей и соединений, разработанный

на основе опыта проведенных ранее операций. Основные требования приказа

сводились к следующему. Отдельные танковые бригады и полки в наступлении

предназначались для усиления пехоты. Их боевые машины действовали как танки

непосредственной поддержки пехоты (НПП). Отдельные механизированные бригады

являлись средством армейского командования. Они должны были использоваться

им как подвижный резерв. Танковым и механизированным корпусам надлежало

действовать в полном составе на главном направлении фронта и армии в

качестве эшелонов развития успеха. Приказ подробно касался вопросов

организации и проведения танковых атак, использования танковых и

механизированных соединений в различных \369\ условиях обстановки, их

взаимодействия с пехотой, артиллерией и авиацией.

Значение всех этих изменений, содержавших основы советской теории

боевого применения всех родов войск и их взаимодействия в современной войне,

было исключительно велико. Они в огромной мере обусловили в дальнейшем

крупные успехи Советских Вооруженных Сил в тяжелой борьбе с сильным и

опытным противником.

Под знаком этих важных нововведений проходила вся подготовка 40-й армии

к наступлению. Приказы были прежде всего тщательно изучены командирами,

вплоть до отделенных.

Благодаря этому обучение личного состава велось в строгом соответствии

с новыми положениями, вошедшими вскоре в наши боевые уставы. Позднее, уже в

ходе наступления, полностью подтвердился высокий уровень боевой подготовки,

которую прошли перед его началом войска армии, причем не только соединения и

части ее прежнего состава, но и новые, прибывшие из глубокого тыла.

Но сомневаюсь, что тут в немалой степени сказалось еще одно

существенное обстоятельство, тоже показывающее, насколько

усовершенствовались по сравнению с первым периодом войны методы передачи

боевого опыта новым войсковым формированиям. Я имею в виду получившую к

концу 1942 г. широкое распространение практику укомплектования их офицерами

с боевым опытом, направляемыми той армией, в состав которой они

передавались.

Мы тоже позаботились таким путем о формировавшихся соединениях,

предназначенных для передачи в состав 40-й армии А их, как отмечалось выше,

было немало. По распоряжению фронта мы направили на укомплектование этих

соединений довольно значительную часть своего офицерского состава, в том

числе общевойсковых командиров, танкистов, артиллеристов и представителей

всех других родов войск. Они и руководили как обучением личного состава

прибывших из тыла частей в соответствии с новыми принципами организации и

ведения наступательного боя, так и их действиями в ходе операции.

Части усиления, обещанные Верховным Главнокомандующим, начали прибывать

уже в декабре. Одновременно были пополнены имеющиеся дивизии. Тысячи людей и

большое количество боевой техники надо было принять, разместить,

замаскировать, особенно от воздушного противника.

По мере прибытия пополнения развертывалось и его обучение. Занятия, на

которые ежедневно отводилось 6-8 часов, проводились в лесах и вблизи

населенных пунктов. В тылу армии был создан специальный полигон, на котором

мы воспроизвели инженерные заграждения и укрепления, имевшиеся у противника

на переднем крае. На полигоне изо дня в день происходили в полном смысле

слова репетиции штурма вражеской линии обороны. Кроме \370\ того, в штабе

армии мы проводили занятия с командирами соединений. На картах, на ящике с

песком и затем на местности детально отрабатывались предстоявшие

наступательные действия. Главное внимание обращалось на управление и

организацию взаимодействия родов войск, все усилия которых направлялись на

решение общей задачи.

Важно отметить, что времени на подготовку операции в нашем распоряжении

оказалось значительно больше, чем мы могли надеяться.

Дело в том, что Верховный Главнокомандующий, одобрив в конце ноября

предложение о проведении наступления силами 40-й армии, вскоре решил

отсрочить его. Это было вызвано тем, что в начале декабря усилия Ставки были

сосредоточены на организации разгрома вражеских войск, пытавшихся

деблокировать группировку, окруженную под Сталинградом. Вскоре они были

разбиты. При этом войска Юго-Западного фронта, в том числе и переданная в

его состав 6-я армия, вышли на рубеж Новая Калитва - Кантемировка -

Чертково, что создавало благоприятные условия для развертывания общего

наступления Красной Армии в западном направлении и нанесения глубокого

охватывающего удара во фланг и тыл вражеской группировке, оборонявшейся на

Дону, южнее Воронежа.

V

Вследствие этого и наметки наступления 40-й армии разрослись в план

операции всего левого крыла Воронежского фронта. Он предусматривал разгром

всей неприятельской острогожско-россошанской группировки, имевшей в своем

составе более двадцати одной дивизии - шесть немецких, десять венгерских и

пять итальянских. Они насчитывали не менее 260 тыс. солдат и офицеров и

имели свыше 300 танков, 900 орудий, около 8400 пулеметов и более 800

минометов.

Было очевидно, что если начать наступление силами одной лишь 40-й

армии, то трудно рассчитывать на успех, так как против нее будет брошена

большая часть перечисленных неприятельских войск. Учитывая это, Ставка и

Генеральный штаб сочли необходимым, чтобы наряду с 40-й армией в наступлении

участвовали и другие силы, в том числе 3-я танковая армия под командованием

генерал-майора П. С. Рыбалко, передаваемая в состав фронта из резерва

Верховного Главнокомандования.

Замысел Ставки на наступательную операцию Воронежского фронта

предусматривал нанесение главных ударов по обоим флангам и центру вражеской

группировки на 250-километровом фронте. 40-й армии, 18-му стрелковому

корпусу генерал-майора П. М. Зыкова и 3-й танковой армии соответственно

ставились задачи на прорыв обороны противника на трех участках - в районах

\371\ населенных пунктов Сторожевое 1-е, Щучье, северо-западнее

Каитемировки. Далее, развивая наступление по сходящимся направлениям на

Алексеевку, Острогожск и Карпенково, они должны были окружить и уничтожить

острогожско-россошанскую группировку противника. Выходом части сил на р.

Оскол по обе стороны Валуек имелось в виду прочно прикрыть освобожденный в

ходе наступления участок железной дороги, одновременно лишив врага

возможности использовать линию Касторное - Ворошиловград.

Замысел фронтовой операции в целом был очень решительный: фланговыми

группировками захлестнуть и окружить главные силы врага в районе Острогожск,

Алексеевка, Россошь и одновременно нанести рассекающий удар силами 18-го

стрелкового корпуса с целью дробления и уничтожения по частям окружаемой

группировки.

Этот план представлял собой новый шаг вперед в развитии советского

военного искусства. Он учитывал опыт окружения противника под Сталинградом,

где Красной Армии не удалось сразу рассечь вражескую группировку на части. И

это, как известно, в конечном счете затянуло на продолжительное время

ликвидацию сталинградской группировки противника.

На 40-ю армию в осуществлении этого замысла ложилась большая

ответственность, ибо она, в отличие от 3-й танковой армии, предназначавшейся

лишь для окружения группировки противника, и 18-го отдельного стрелкового

корпуса, нацеленного только на нанесение рассекающего удара, участвовала в

выполнении и той и другой задачи.

40-я армия в составе пяти стрелковых дивизий, одной стрелковой, трех

танковых и двух истребительных бригад, артиллерийской и минометной дивизий

представляла собой северную ударную группировку фронта. Ей предстояло

нанести удар главными силами со Сторожевского плацдарма в направлении

Болдыревка, Красный, Алексеевка. Там мы должны были соединиться с южной

ударной группировкой фронта - 3-й танковой армией и совместно с ней

завершить окружение войск противника.

Одновременно намечалось частью сил 40-й армии нанести удар в южном

направлении - на Острогожск и там встретиться с правофланговыми соединениями

18-го отдельного стрелкового корпуса, наступавшего с Щучьенского плацдарма.

Действия главных сил 40-й армии намечалось обеспечить наступлением 4-го

танкового корпуса справа в направлении Болдыревка, Репьевка и 7-го

кавалерийского корпуса слева. Последний должен был овладеть г. Валуйки.

Директива Ставки, содержавшая такое решение, была получена 21 декабря.

Но в общих чертах об этом замысле рассказал мне за несколько дней до того

прибывший на командный пункт армии генерал-полковник А, М. Василевский.

\372\

Сразу же после моего доклада о ходе подготовки к наступлению начальник

Генерального штаба пожелал отправиться на передний край. Ему, как и Г. К.

Жукову, хотелось получить представление о характере обороны, созданной

противником почти за полгода пребывания на этих позициях. Интерес к ной был

вполне понятен.

К зиме 1942/43 г. оборона противника, вынужденного иметь дело с

нарастающими и все более мощными ударами советских войск, стала сильнее и

глубже, чем прежде. Как раз с такой обороной, рассчитанной на срыв наших

наступательных действий, впервые предстояло встретиться и 40-й армии.

Естественно, что Ставка хотела еще раз удостовериться в подобном характере

вражеской обороны и в правильности избранного направления главного удара.

И вот мы - А. М. Василевский, сопровождавший его командующий

Воронежским фронтом Ф. И. Голиков и я - на переднем крае Сторожевского

плацдарма, Александр Михайлович всматривается в оборонительные сооружения

противника, задает множество вопросов, внимательно слушает объяснения.

Разумеется, его особенно интересует Ореховая роща, которая фигурировала в

изложенных мною соображениях к замыслу операции, а также, вероятно, была

упомянута Г. К. Жуковым в его докладе в Ставке. Я показываю Александру

Михайловичу направление, на котором находится эта роща, рассказываю, опять

волнуясь: сумею ли убедить? И очень рад, когда начальник Генштаба, подобно

Г. К. Жукову, подтверждает правильность выбора.

Думаю, что А. М. Василевский стремился заодно выяснить, достаточно ли

мы сами изучили противостоящие войска и их оборону. Очевидно, он составил

определенное мнение на сей счет, ибо перед отъездом, побывав во всех

соединениях армии, сказал нам:

- Вижу, противника знаете хорошо. Значит, при прорыве его обороны не

встретите особых неожиданностей.

Эту похвалу в основном заслужили наши отважные разведчики, доставлявшие

точные данные о противнике. Возвращаясь из очередной вылазки во вражеский

тыл, они неизменно приводили пленных, служивших также важным источником

информации. Приведу два примера, достаточно ярко показывающих, как

самоотверженно и умело действовали разведчики 40-й армии в период подготовки

к наступлению.

Получив приказ доставить "языка", группа разведчиков 78-го гвардейского

стрелкового полка 25-й гвардейской стрелковой дивизии прежде всего

установила наблюдение за двумя неприятельскими дзотами. Они были расположены

в 50-70 м один от другого. На таком же расстоянии позади них находился

блиндаж. Было замечено, что по ночам в дзотах оставались по два солдата.

Остальные уходили в блиндаж отдыхать. Зато одновременно в \373\ траншее,

соединявшей две огневые точки, выставлялся часовой. Его и решили захватить

разведчики. Но их отделяло от него расстояние в 150 м, на котором было три

опасных препятствия: два минных поля - наше и вражеское, а также проволочное

заграждение противника.

Глухой декабрьской ночью разведчики бесшумно проделали проходы в минных

полях и в проволочном заграждении. Семь человек были оставлены для прикрытия

действий группы захвата, в которую входили остальные пятеро. Последние

подползли к траншее, захватили в плен одного из часовых и, подорвав

противотанковыми гранатами оба дзота, с "языком" и без потерь вернулись в

свое расположение под прикрытием огня группы обеспечения.

Другой пример - действия семи разведчиков из 253-й стрелковой бригады.

Проникнув на западный берег Дона, они вскоре были обнаружены противником и

обстреляны. Можно было уйти на свою сторону, но как возвращаться с пустыми

руками. Разведчики залегли. Тогда противник решил окружить их и захватить

\374\ в плен. Но не тут-то было. Подпустив врага на близкое расстояние,

разведчики организованным огнем уничтожили 20 неприятельских солдат, а

возглавлявшего их унтер-офицера взяли в длен и в полном составе вернулись в

свою часть{150}.

Разведка артиллерийская, инженерная, авиационная и средствами связи

также была направлена на изучение противника. Их данные, собираемые

ежедневно, тщательно анализировались, чтобы с меньшими потерями и

минимальной затратой сил и средств разгромить врага.

Вместе с разведчиками изучали противника артиллеристы, танкисты,

инженеры. Офицеры и генералы пристально следили за всеми изменениями на

вражеском переднем крае. Наблюдение, поиск, бой, аэрофотографирование,

захват пленных и документов открывали нам сильные и слабые стороны обороны

противника, и это явилось одним из важнейших условий успеха предстоявшей

операции. \375\