Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта ал. Власова

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• -, 224.82kb.
• Приказ о назначении, 136.56kb.
• Бадмацыренов Б. Ч, 256.82kb.
• -, 1062.23kb.
• Министра обороны Российской Федерации генерал армии Н. А. Панков, губернатор Курской, 445.89kb.
• Эрнест фон Валь Воспоминания, 3780.59kb.
• А. Н. Черпинска генерал-лейтенант и. Н. Эссен, 160.16kb.
• Михаил Абрамович Мильштейн сквозь годы войн и нищеты, 2780.82kb.
• П. Н. Краснов Нижеприведенный исторический очерк, 5150.09kb.
• Копия: Министру здравоохранения Российской Федерации, 97.22kb.

26

27

Был и еще один фактор, предопределивший масштабность со­трудничества с врагом и тоже возникший из сути советского режи­ма, — заранее предусмотренная репрессивная политика СССР по отношению к собственным военнопленным. Полевой устав 1936 г. вообще не предусматривал ситуации, когда боец мог оказаться в плену, поэтому пленение приравнивалось к «измене Родине» со всеми вытекающими последствиями. Отказ СССР подписать Же­невскую конвенцию 1929 г. о военнопленных во многом предвосхи­тил те нечеловеческие условия дулагов и шталагов, в которых ока­зались уже в 1941 г. миллионы военнослужащих РККА. Для мно­гих единственным шансом выжить становилось вступление в Восточные войска Вермахта, но и в этом выборе тоже первую роль играло отношение Советского государства конкретно к каждому человеку и его судьбе.

Юрист Р. Уэст в своей книге «Смысл измены» совершенно пра­вильно отмечала, что каждый гражданин обязан верностью (под­разумевается и морально-этическая верность помимо юридичес­кой) только стране, обеспечивающей ему защиту, и, следователь­но, не может совершить измены, если законы его страны такой защиты ему не предоставляют [14, 243-244]. С этой точки зрения миллионы граждан СССР, подвергшиеся различного рода репрес­сиям в 1929-1941 гг., ни в коем случае не являлись обязанными верностью Советскому государству. Гражданская война для них не закончилась.

К середине 1942 г. в среде кадрового прусского офицерского корпуса Вермахта сложилась устойчивая группа офицеров, посте­пенно приходившая не только к критике действий верхушки наци­стов, но и к отрицанию самого нацистского режима. Парадоксаль­но, но аналогичная группа так никогда и не сложилась в высших эшелонах РККА. Главная причина подобного не столько в тоталь­ном политическом и физическом контроле ОГПУ-НКВД за арми­ей, какого не было в Германии со стороны СД и Гестапо, сколько в разной ментальности кадрового офицера Вермахта и командира РККА. Большевики во главе с Л.Д. Троцким, создавая РККА, не просто уничтожили физически старый русский офицерский кор­пус, временно взяв на службу тех, кто казался им нужным, — они создали новый тип воина и новый тип красного командира, а впос­ледствии советского офицера. Основное его отличие от русского офицера заключалось в безграничной степени преданности даже не столько социалистическому Отечеству, сколько партии и ее вождю как главным составляющим этого Отечества. Строители армии но­вого типа — В.К. Блюхер, М.Н. Тухачевский, И.П. Уборевич, Р.П. Эйдеман, И.Э. Якир и десятки других, погибших в годы раз­грома красного командирского состава, в первую очередь служили

28

партии и ее вождю. Они привели партию к власти. Они явились ее составной частью. Партия и вождь могли совершать любые, самые невиданные преступления, такие как коллективизация, но они всегда оставались правы. Поднять руку на партию — стало бы безумием, противоречило их глубинной психологии. Но все изменилось, когда на смену вырубленному первому эшелону командирского состава РККА пришел второй, состоявший из людей типа А.А. Власова, К.К. Рокоссовского, Ф.И. Трухина, В.Ф. Ма-лышкина, — из тех, кто в Красную Армию вступил рядовым в 1918-1921 гг., поддавшись звонким лозунгам и идеям русской ре­волюции. Они верили не столько в партию и ее вождя, сколько в идеалы социальной справедливости, воплотившиеся, как им каза­лось, в лозунгах 1917 г. Щтом и упорным трудом они строили свои карьеры и всем, чего достигли, были обязаны в первую оче­редь сами себе, а во вторую — тем, кто их продвигал по служеб­ной лестнице.



Сидят, слепа направо члены КОНР: начальник штаба Вооруженных Сил КОНР генерал-майор ВС КОНР Ф.И. Трухип, начальник Главного управления пропа­ганды КОНР генерал-лейтенант ВС КОНР Г.Н. Жилспков, Председатель КОНР и Главнокомандующий ВС КОНР генерал-лейтенант ВС КОНР А.А. Власов, на­чальник Главного организационного управления генерал-майор ВС КОНР В.Ф. Малышкип и др. Стоят, слепа направо: оперативные адъютанты генерал-лейтенанта А.А. Власова: начальник командного отдела штаба ВС КОНР полков­ник ВС КОНР В.В. Поздняков и полковник ВС КОНР И.К. Сахаров. Берлин, отель «Европахаус», 18 ноября 1944 г.

29

В 1941-1944 гг. участниками заговора против Гитлера и актив­ами сторонниками изменения оккупационной политики А. Розен-рга являлись начальник Абвера адмирал В. Канарис, начальник дела «Иноземные армии Востока» генерал-лейтенант Р. Гелен, на-льник штаба 2-й армии генерал-майор X. фон Тресков, начальник габа Резервной армии полковник К. фон Штауффенберг, началь-:к Ш-го сектора отдела Гелена полковник А. фон Ренне, команду-ций тыловыми войсками группы армий «Центр» генерал от ин-штерии М. фон Шенкендорф и др. Столкнувшись с неприятием ачительной частью населения оккупированных территорий ста-нского режима и колхозной системы, они не только пытались об-гчить ее положение, но и всячески способствовали попыткам раз-рнуть антисталинское движение [86, т. 2, 404-411, 87, 47-49] .

«Политику мы не можем изменить, — рассуждал генерал-май-

X. фон Тресков, — но мы можем попытаться создать мощный 1ктор, который вынудит руководство изменить политические тановки» [87, 59]. Таким фактором, по мнению антинацистской позиции, могло бы стать создание сильных русских добро-льческих подразделений. Термин РОА принадлежит капитану дела «Иноземные армии Востока» Вильфриду Карловичу трик-Штрикфельду. Бывший офицер Русской Императорской >мии, служивший в годы Первой мировой войны в оперативном равлении штаба Петроградского военного округа, рафиниро-нный интеллигент и убежденный демократ, как называл его ин из послевоенных эмигрантов, счастливо совмещал неприя-е коммунизма и фашизма. Именно этот человек сыграл решаю-гю роль в судьбе Власова и стал одним из основных инициато-в его движения. В конце ноября 1941 г. Штрик-Штрикфельд

поручению Трескова разработал проект создания 200-тысяч-й РОА под русским командованием при условии кардинально-

изменения политики в оккупированных областях и изменения ловий содержания советских военнопленных. Проект попал к авнокомандующему Сухопутными силами Германии генерал-:льдмаршалу В. фон Браухичу. Браухич возвратил в начале кабря 1941 г. документ командующему группой армий «Центр» герал-фельдмаршалу Ф. фон Боку с резолюцией: «Считаю ре-1ющим для исхода войны» [87, 60-61]. Но 19 декабря 1941 г. и |аухич, и Бок отправились в отставку. Новым Главно-команду-цим стал А. Гитлер. Адресовать меморандум Штрикфельда ему

имело смысла...

Однако немецкие офицеры, принадлежавшие к оппозиции и вое-зшие на Восточном фронте, безусловно знали о разговорах и на-юениях, витавших в лагерях для русских пленных: например, в [элаге XIII-D в Хаммельбурге, где в одном и том же бараке жили

четыре генерал-майора — заместитель начальника штаба Северо-Западного фронта Ф.И. Трухин, начальник училища ПВО в Либаве И.А. Благовещенский, командир 4-го стрелкового кйрпуса Е.А. Его­ров и командир 21-го стрелкового корпуса Д.Е. Закутный. «Все чет­веро поносили на чем свет стоит и Сталина, и советскую власть и сходились на том, что расстрелянные по делу Тухачевского — рас­стреляны невинно и что крестьяне колхозы защищать не будут»'*. Позднее, когда Закутный и Трухин находились в одном из лагерей вместе с командующим 19-й армией Западного фронта генерал-лей­тенантом М.Ф. Лукиным и полковником И.П. Прохоровым, после­дний «подчеркивал, что советское правительство довело до обнища­ния советский народ, что против него нужно бороться, что в СССР отсутствует демократия; и клеветал на конституцию СССР, крити­куя при этом колхозную систему. Закутный строил планы о восста­нии на Дону, Лукин выражался нецензурными словами по адресу Верховного командования Красной Армии»⁹.

Немецкие опросные документы свидетельствуют, что использо­вать военнопленных для создания РОА советовали немцам гене­рал-лейтенант Ф.А. Ершаков, генерал-майоры С.Я. Огурцов, П.И. Абрамидзе, И.П. Крупенников и М.Г. Снегов [83, 117]. На­чальник штаба 3-й гвардейской армии Крупенников, взятый в плен под Сталинградом 21 декабря 1942 г., в беседе с германским дип­ломатом Г. Хилыером 18 января 1943 г. заявил, что немцы совер­шают кардинальную ошибку, полагаясь в войне против СССР лишь на силы собственной армии. Не исключая возможности фор­мирования РОА из военнопленных, он считал обязательным усло­вием для этого создание политической базы: Германия должна до­казать народам России, что воспринимает их, как «равноправных членов европейской семьи народов». В первую очередь, по его мне­нию, необходимо было сформировать русское независимое прави­тельство: в этом случае можно было бы рассчитывать на большой приток добровольцев из лагерей военнопленных. Из находивших­ся в германском плену советских офицеров «70%, по его оценке, готовы воевать против советской системы» [83, 119—120].

Стоит, пожалуй, добавить, что почти все вышеупомянутые пленные генералы Красной Армии по разным причинам уклони­лись от участия во Власовском движении, в первую очередь из-за недоверия к немцам. Позднее Лукин заявил Власову: «Вы, Вла­сов, признаны ли вы официально Гитлером? И даны ли вам гаран­тии, что Гитлер признает и будет соблюдать исторические границы России?» Ответ был отрицательным. «Вот видите! — сказал Лу­кин. — Без таких гарантий я не могу сотрудничать с вами. Из моего опыта в немецком плену я не верю, что у немцев есть хоть малейшее желание освободить русский народ. Я не верю, что они








Командующий 2-й Ударной армией Волхов­ского фронта генерал-лейтенант А.А. Власов и повар штаба армии М.И. Воронова. Дерев­ня Туховсжи, 12 июля 1942 г. Снимок сделан сразу же после ареста офицерами 38-го ар­мейского корпуса 18-й армии Вермахта, зах­ватившими Власова и Воронову.

В начале третьей декады июля 1942 г. захваченного германским во­енным патрулем при помощи мест­ной самообороны в деревне Тухове-жи генерал-лейтенанта А. А. Власова доставили из Летцена в Винницу, в Особый лагерь Главного штаба. Ла­герь был создан майором графом К. фон Штауффенбергом и нахо­дился в его ведении. В нем содер­жался старший комсостав РККА, представлявший определенный ин­терес для Штауффенберга с точки зрения полезности для развития рус­ского антисталинского движения. Немецкий биограф Власова пишет, что Штауффенберг создал этот ла­герь с совершенно особыми условия­ми без ведома высшего командова-

Капитан Вермахта В.К. Штрик-Штрикфельд

изменят свою политику. А отсюда, Власов, всякое сотрудничество с немца­ми будет служить на пользу Германии, а не на­шей Родине» [87, 144]. И все-таки сохранившиеся стенограммы и протоко­лы допросов пленных со­ветских генералов, хра­нящиеся в архиве МИДа ФРГ и Военном архиве Фрайбурга¹⁰, дают осно­вания утверждать, что поиски антигитлеровской оппозицией советского пленного генерала, согла­сившегося бы возглавить антисталинское движение и добиться признания этого движения правящи­ми кругами Рейха, не бы­ли беспочвенными. И в конце июля 1942 г. такой генерал появился...

ния [73, 37], но не указывает., кто покрывал это «самовольство». Впервые пленные смогли в этом лагере открыто высказывать свои мысли и свободно общаться. Одним из постоянных собеседников Власова стал командир 41-й стрелковой дивизии полковник ВТ. Баерский, позднее принявший псевдоним В.И. Боярский.

Примерно 24-25 июля 1942 г. в лагерь прибыл капитан Щтрик-Штрикфельд. Не будь этого человека, судьба Власова сложилась бы совершенно иначе, и он остался бы известен в лучшем случае как герой обороны Львова, Киева и Москвы. Используя смятение и колебание Власова, мучительный поиск им правильной линии поведения в сложившихся для него жизненных обстоятельствах, Штрик-Штрикфельд — прекрасный психолог! — сумел убедить его не только в необходимости возглавить антисталинское движе­ние, но еще и в том, что это движение в условиях нацистского Третьего Рейха имеет шанс на успех [87, 109-116]. Скорее всего, сам Штрикфельд при этом добросовестно заблуждался относитель­но степени влияния антигитлеровской оппозиции, иронично назы­ваемой Штауффенбергом «Обществом по борьбе с опасным для жизни идиотизмом», на события. Едва ли он понимал и то,«что русское антисталинское движение могло получить ожидаемый от него шанс, лишь при полном изменении общей ситуации в Герма­нии. Власовское движение изначально оказалось в прямой зависи­мости от борьбы заговорщиков против национал-социализма. По существу оно превратилось не столько в движение борьбы со Ста­линым, сколько в движение по борьбе с нацистами за право вести борьбу против существовавшего в Советском Союзе строя. В этом заключался доминирующий элемент трагедии, присутствующий во всей его истории буквально с лета 1942 г.

В этом же заключалась и трагедия самого Андрея Андреевича Власова, поставленного волею судеб в сверхсложные обстоятель­ства. Соглашаясь на предложения «рафинированных интеллигентов и убежденных демократов» Штрик-Штрикфельда, Трескова, Шта­уффенберга, Фрейтаг-Лорингофена и еще некоторых кадровых офицеров Вермахта, Власов безотчетно связал свое имя со всей сис­темой взаимоотношений верхушки Третьего Рейха, а в конечном счете с его режимом, пожертвовал своим реноме ради туманного и призрачного шанса встать во главе РОА. С другой стороны, во Вла­сове увидели вождя и объединителя антисоветских сил те, кто от отчаяния был готов поддержать Германию. Теперь они шли на службу не к нацистам, не в СС или Вермахт. В лице Власова обре­ченные антисталинисты получили символ сопротивления сталиниз­му, последнюю надежду и шанс на собственную борьбу, без участия Третьего Рейха. Конечно, Власов свободно мог отказаться от сде­ланного Штрикфельдом предложения и возвратиться в лагерь воен-


32

3 Заказ № 330

33

нопленных. Перед ним не стояло выбора — сотрудничество или рас­стрел, его никто не стеснял в волевом решении.

До самого конца войны Власов ни разу не обращался лично к А. Гитлеру, общался только с представителями Вермахта, и лишь после разгрома антифашистского заговора летом 1944 г. был вы­нужден вступить в прямой контакт с высшими чинами СС. 3 авгу­ста 1942 г., Власов и Боярский вручили меморандум на имя гер­манского командования, в котором излагали точку зрения, соглас­но которой в Советском Союзе существовала мощная оппозиция Сталину и режиму, причем не только на оккупированных террито­риях¹'. Бывшие командиры РККА предлагали ОКВ «создать центр формирования русской армии и приступить к ее созданию», чтобы «придать оппозиционному движению характер законности и одним ударом устранить ряд сомнений и колебаний, существую­щих в оккупированных и неоккупированных областях...» Любо­пытно, что текст меморандума (он был опубликован в России в 1992 г. Л. Решиным и С. Кудряшовым по тексту, хранящемуся в следственном деле Власова¹²) в некоторых местах существенно от­личается от того, что в действительности написали Боярский и Власов. В следственном деле сохранился небрежный перевод с не­мецкого, сделанный в 1945 г. по горячим следам событий. В опуб­ликованном переводе, например, Боярский и Власов якобы рас­пространяются о своем долге перед фюрером, что выглядит излиш­не подобострастно и несколько дезавуирует искренность их намерений. Не исключено, что такой перевод был сделан сотруд­никами МГБ СССР намеренно, чтобы лишний раз «доказать» «за­искивание» власовцев и их лидера перед Гитлером. Между тем, Боярский и Власов писали в ОКВ в действительности «о своей обязанности по отношению к своему народу и по отношению к про­возглашенным фюрером немецкого народа идеям нового построе­ния Европы довести вышеизложенные мысли до сведения немецко­го Верховного командования, чтобы таким образом принять учас­тие в осуществлении этих идей» [59, 40—41\. Ответа на мемо­рандум не последовало.

10 сентября 1942 г. в Виннице Власов подписал листовку-обра­щение к командирам РККА и советской интеллигенции. В ней со­держалась острая критика сталинского режима, но призывы сда­ваться в плен отсутствовали, хотя пропагандистский штамп о том, что в германском плену нет ни зверств, ни расстрелов, уже себя обнаружил.

В конце месяца Штрик-Штрикфельд доставил Власова в Бер­лин на Викториаштрассе, 10, где размещался штаб русских со­трудников отдела восточной пропаганды ОКВ, или, на языке вла­совцев, «лаборатория». Той же осенью в Берлин перевели гене-

Слсна направо: помощник коменданта центрального штаба Абвсргрупны-203 (Русской Национальной Народной Ар­мии) полковник И.К. Сахаров, политичес­кий руководитель подразделения в форме генерал-лейтенанта Г.Н. Жилснков. Осип-торф, Смоленская область, 1942 г.

рал-майора В.Ф. Мал'ыш-кина, бригадного комисса­ра Г.Н. Жиленкова, неизве­стного нам батальонного ко­миссара, скрывавшегося под псевдонимом М.А. Зыков, и еще несколько человек, со­ставивших окружение Вла­сова и положивших начало Власовскому движению. Со­трудники «лаборатории» имели право выходить в го­род и общаться с русскими эмигрантами. Благодаря та­ким контактам в «русский штаб» проникли члены На­ционально-Трудового Союза (до 1942 г. — Национально-Трудовой Союз Нового По­коления), в том числе вы­пускник одного из русских кадетских корпусов в Коро­левстве СХС А.С. Казанцев, с того времени находившийся в близком окружении Вла­сова и оставивший искрен­ние воспоминания об этом периоде своей жизни. Впер­вые напечатанные издатель­ством «Посев» в Западной Германии в 1952 г., они полны горечи и даже некоторой озлобленности на немцев, не исключая и тех, кто пытался идеалистически помочь Власовскому движению [31].

НТС сыграл столь существенную роль в идеологическом офор­млении Власовского движения, что стоит сказать о нем несколько слов. Эта организация возникла на съезде молодежных групп Югославии, Франции и Болгарии, проходившем с 1 по 4 июля 1930 г. в Белграде. Его активным участником стала главным обра­зом русская молодежь не старше 35 лет из среды добровольцев Белого движения. Причиной создания подобной организации в Русском Зарубежье явился позитивный импульс, связанный с по­пыткой избавиться от фактических и психологических ошибок, допущенных Белым движением, а позднее — РОВС во главе со старыми и уважаемыми генерал-лейтенантами Е.К. Миллером и А.П. Архангельским. РОВС призывал дожидаться большой евро-


34

35

пейской войны и беречь кадры для того, чтобы в решающий мо­мент в нее вмешаться. НТСНП призывал не ждать, а нелегально пересекать границу СССР, изучать быт населения, зондировать почву на предмет реальности «национальной революции»... НТСНП в 1933-1936 гг. считал благим делом призывать к убий­ству политических лидеров Советского Союза, но за всю свою бо­лее чем семидесятилетнюю историю так и не совершил ни одного террористического акта. Используя симпатии ряда офицеров быв­шей русской службы, таких как начальник русского отдела польского Генерального штаба Р. Врага, НТСНП засылал своих членов в СССР. При переходе границы погибал каждый второй.

Несмотря на благорасположенность некоторых армейских офи­церов Вермахта и даже благоволение военного атташе японской миссии Осимы, в 1938 г. отдел НТСНП в Германии пришлось зак­рыть ввиду резкого противоречия между идеями Союза и нацист­ской идеологией. Члены организации, жившие в Германии, пре­кратили легальную деятельность. По мере оккупации Европы Гит­лером в подполье ушел практически весь НТСНП. Свои позиции в назревавшей европейской войне его председатель В.М. Байдала-ков четко изложил задолго до вторжения Германии в СССР. Выс­тупая 22 февраля 1939 г. в Русском доме Белграда на обществен­ном собрании русской диаспоры, он сказал: «На вопрос совести "с кем мы?" может быть только один ответ: ни со Сталиным, ни с иноземными завоевателями, а со всем русским народом... Никто не отрицает, что борьба на два фронта — с завоевателями извне и с тиранией изнутри — будет весьма тяжелой... но не мы создаем вне­шние события... Этот путь избрал Союз, и мы утверждаем, что он единственно правильный... Россию спасет русская сила на русской земле, на каждом из нас лежит обязанность посвятить себя делу создания этой силы...» [48, 296-297].

Конечно, идея «третьей силы» с сегодняшней позиции окраше­на скорее в романтические, чем в реалистические тона. Тем не ме­нее, когда в сентябре 1941 г. в Югославии русская молодежь от­кликнулась на призыв генерал-майора М.Ф. Скородумова и устре­милась в формируемый им Русский Корпус, Исполнительное бюро НТС запретило членам Союза в него вступать, так как не было гарантии, что формирование попадет на Восточный фронт.

В феврале 1943 г. на квартире Байдалакова в Берлине Власов встретился с генерал-майором Ф.И. Трухиным, вошедшим позднее в состав Исполнительного бюро НТС. Это был, пожалуй, самый яркий, интеллигентный, дальновидный и образованный человек во всем власовском штабе. Принципиальный антисталинист Трухин возглавил осенью 1944 г. всю практическую деятельность по созда­нию власовской армии.

К моменту их знакомства «русской лаборатории» удалась пер­вая попытка заявить о существовании русского антисоветского центра на оккупированных территориях в связи с появлением из­вестного документа, состоящего из тринадцати пунктов, — «Смо­ленской декларации» или «Обращения Русского комитета к бой­цам и командирам Красной Армии, ко всему русскому народу и другим народам Советского Союза». «Русским комитетом» назва­ли группу, объединившуюся вокруг Власова, хотя в действитель­ности никакого «комитета», конечно, не существовало. 27 декабря 1942 г. текст оказался размножен и стал активно использоваться в германской спецпропаганде «на ту сторону». По-видимому, ав­тором «Обращения» являлся коммунист бухаринского толка М.А. Зыков. По большому счету, все тринадцать пунктов Зыкова укладывались в рамки написанной Бухариным «сталинской» Кон­ституции 1936 г., единственным нововведением стал пункт о пла­номерной передаче колхозной земли в частную собственность кре­стьянам. Благодаря Зыкову Власовское движение приобрело ярко выраженный социалистический характер, а его идеология начала развиваться вполне в духе идей Февральской революции 1917 г., что наиболее полно выразилось в Пражском манифесте 14 ноября 1944 г. и программах некоторых власовских послевоенных органи­заций Русского Зарубежья. «Смоленская декларация» сыграла роль своеобразного извещения о том, что попытки оформления политической оппозиции на оккупированных территориях СССР стали фактом, что ускорило резкую соответствующую реакцию с советской стороны...

Самым серьезным успехом в «тактике малых шагов», как назы­вал Штрикфельд мероприятия в поддержку Власовского движе­ния, несомненно стало создание Дабендорфской школы РОА — Ostpropagandaabteilung zur besonderen Verwendung»: «Отдел вос­точной пропаганды особого назначения», превратившейся в кадро­вый и учебный центр антисталинистов. Инициатива создания шко­лы власовских пропагандистов в барачном лагере бывших фран­цузских военнопленных у деревни Дабендорф к югу от Берлина принадлежала Р. Гелену и К. фон Штауффенбергу [87, i48\. Шта-уффенберг добился также увеличения штатного и учебного состава школы с 400 до 1200 человек и соответствующего бюджетного ас­сигнования [87, 153]. Формально задачей «Отдела восточной про­паганды особого назначения» являлась подготовка групп пропа­гандистов при 100 дивизиях Вермахта на Восточном фронте и в лагерях военнопленных, находившихся в ведении ОКВ-ОКХ. Сами власовцы полагали, что они готовят офицерские кадры своей будущей армии. Позднее в Вооруженных силах КОНР практиче­ски все офицерские должности заняли выпускники Дабендорфа.