М. В. Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой мировой войне

Вид материала

Документы

Содержание Стратегическая кавалерия в Восточной Пруссии (1914).

Подобный материал:

• План-конспект урока по теме: «Россия в первой мировой войне», 71.37kb.
• Россия в первой мировой войне причины Первой мировой войны, 84.83kb.
• Тест №2 «Мир в первой мировой войне» Блок №3 «Европа после первой мировой войны», 740.79kb.
• Ю. Ф. Леманс Ферлаг. Мюнхен-Берлин. 1941 г. Введение. Неправильный выбор супружеских, 938.92kb.
• Дисциплина «Отечественная история», 14.88kb.
• Тема : Первая мировая война Урок1 Начало войны, 19.37kb.
• 1. 1 сентября 1939 года вторжением Гитлера в Польшу началась вторая мировая война, 64.49kb.
• Тема: Россия в Первой мировой войне, 27.21kb.
• Советско-американские и российско-американские двусторонние режимы (1945-2005 гг.), 548.73kb.
• Общественные настроения в период Первой мировой войны (на материалах Московской губернии), 970.72kb.

Глава 5.

Стратегическая кавалерия в Восточной Пруссии (1914).


Русская мобилизация, как это было известно задолго до войны, вследствие недостаточной развитости российской железнодорожной сети и огромных просторов империи, проходила гораздо медленнее мобилизации армий противников и союзников. Германцы – пятнадцать дней, русские – более шестидесяти дней. Однако же, франко-русские соглашения предполагали, что русские армии бросятся в пределы Германии, не дожидаясь окончания мобилизации, так как французы справедливо опасались, что не смогут в одиночку сдержать натиск главных германских сил на Париж обходом через Бельгию, согласно «Плану Шлиффена». В любом случае, даже при максимально благоприятном раскладе, русские армии могли начать вторжение в германскую Восточную Пруссию не ранее пятнадцатого дня мобилизации. И то – без тылов, с задержками в подвозе боеприпасов и продфуража, без вливания резервов в наступающие войска на первом этапе наступательной операции. То есть, русское наступление должно было проводиться одними только перволинейными дивизиями, не ожидая подхода из глубины страны второочередных дивизий Европейской России, а также Сибирских и Кавказских корпусов.

Тем не менее, именно данные обязательства были закреплены русской стороной перед французами – наступление в Восточную Пруссию на пятнадцатый день мобилизации. Иными словами – в самый еще разгар мобилизационных мероприятий, пользуясь только войсками мирного времени, наскоро пополняемых запасными. Эти обязательства были выработаны на последнем совещании (1913 год) начальников Генеральных штабов Франции и России (соответственно ген. Ж. Жоффр и ген. Я. Г. Жилинский). В русском военном ведомстве сознавали, что необходимо использовать свои немногочисленные козыри, дабы помешать противнику, обороняющему Восточную Пруссию, провести собственные мобилизационные меры и успешно сосредоточить войска в ожидании русского наступления. Несмотря на активное строительство стратегической железнодорожной сети (на французские займы) в пределах русской Польши, на Передовом театре, выполнить всю намеченную работу не удалось. Наверное, и не могло удаться.

Следовательно, было необходимо задуматься о том, чтобы ударить по Германии еще в период мобилизации, чтобы, во-первых, прикрыть собственную мобилизацию, а во-вторых, сорвать мобилизацию неприятельскую. Единственной возможностью для проведения такого замысла в жизнь являлось использование многочисленной русской кавалерии. Предвоенные наработки русского Генерального штаба предполагали проведение удара по Восточной Пруссии усилиями значительной конной массы. Цели показаны выше – прикрытие собственных, и срыв неприятельских мобилизационных мероприятий. Профессор Академии Генерального штаба так писал перед войной о целеполагании действий больших конных масс при вторжении в Германию: «Главной целью набегов конницы при мобилизации или до нее является отсрочка боевой готовности противника. Значит, здесь приобретает значение все, что способствует быстроте сосредоточения неприятельских армий и обеспечивает начало их боевых действий». К их числу относятся такие мероприятия как:

«1). Разрушение железнодорожных линий, а мостов и разных сооружений на них в особенности.

2). Уничтожение различных складов с боевыми и вообще имеющими военное значение запасами.

3). Расстройство формирования частей и обозов путем истребления подходящих пополнений, в виде людского и конского состава, а также материальной части.

4). Вторжение в часть неприятельской страны, с населением, враждебно настроенным к противнику»²¹⁶.

Кроме того, такой удар имел и определенную психологическую цель – в свое время император Александр III пригрозил молодого кайзера Вильгельма II, что в случае военного конфликта русский царь наводнит Германию казаками. Немцы постоянно помнили об этой угрозе, насыщая восточную часть прусской провинции железнодорожными узлами, чтобы иметь возможность противостоять русской угрозе. В свою очередь, русский Генеральный штаб также постоянно учитывал данную константу при разработке наступательного планирования в случае Большой Европейской войны. В итоге, как характеризует начало войны советский исследователь, с открытием военных действий, «…осторожные немцы, опасаясь действий в своем тылу многочисленной русской конницы, предусмотрительно отвели линию своего стратегического развертывания на нашем фронте несколько назад. …то обстоятельство, что одна возможность такого рейда заставила немцев принять план войны с развертыванием, гарантирующим, до известной степени, невозможность выхода русской конницы на сообщения – весьма характерно и показательно»²¹⁷.

В течение многих лет русские поддерживали в немцах убеждение, что с началом войны в Восточную Пруссию и Силезию с Познанью хлынут массы русской конницы. Однако постепенно Генеральный штаб, оказавшийся под давлением нового военного министра ген. В. А. Сухомлинова, отказался от этой идеи: в 1910 году были расформированы штабы двух кавалерийских корпусов и уведена за Волгу 5-я кавалерийская дивизия. Б. М. Шапошников пишет: «Конечно, набег конницы на Германию был бы делом нелегким, но на левом берегу Вислы образовался такой плацдарм, на котором действия конницы в больших массах оправдали бы себя. Так это, в сущности, и случилось в начале войны. Но ту же 5-ю кавалерийскую дивизию пришлось везти обратно в Варшаву уже с Волги»²¹⁸.

Что означала данная передислокация русской вооруженной силы, в том числе и кавалерии, вглубь страны? Дело в том, что с приходом к руководству российским военным ведомством бывшего командующего войсками Киевского военного округа ген. В. А. Сухомлинова, которого в свое время продвигал сам М. И. Драгомиров, в планировании войны с Центральными державами возобладали оборонительные тенденции. Так, была разрушена единая крепостная система в русской Польше, а часть корпусов была выведена вглубь Европейской России, где должна была пополняться запасными с объявлением мобилизации. То есть, если ранее призванные по мобилизации запасные доставлялись в свои дивизии в западной части страны, то теперь организационный аппарат этих дивизий был выведен в места призыва запасных. Следовательно, теперь на западную границу пришлось бы перевозить не только призывников, но и сами дивизии со всем их немалым имуществом мирного времени.

Подобная мера вызвала противодействие со стороны ряда командующих военными округами и вскоре планирование было изменено вновь на активно-наступательное. Стал восстанавливаться ряд крепостей, а часть войск вернулась к местам прежней дислокации. Но, главное, что относится к действиям кавалерии в начале войны – это то обстоятельство, что не были восстановлены кавалерийские корпуса. В войсках остались лишь отдельные кавалерийские дивизии, придаваемые армейским корпусам.

Что это означало на практике? Во-первых, с началом войны образовывались новые структуры – армии и фронты. Соответственно, признавалось, что конница может сводиться в большие массы, чтобы ими управляли не армейские корпуса, у которых и без того хватало собственных задач, а именно армейские штабы. Однако, заблаговременно организованный кавалерийский корпус и несколько конных дивизий, сведенных вместе с началом войны – это далеко не одно и то же. В период объявления мобилизации пришлось заново образовывать большую конную массу для удара по Восточной Пруссии. Однако руководство этой массой формировалось на основе одной из кавалерийских дивизий – в данном случае, в 1-й армии Северо-Западного фронта, о которой в этой главе будет идти речь – на основе 2-й кавалерийской дивизии ген. Г. Хана Нахичеванского. Импровизированный штаб не смог заменить подготовленного перед войной штаба, что и сказалось на результатах деятельности русской кавалерии в Восточной Пруссии. О пагубности ликвидации незадолго перед войной кавалерийских корпусов, как структуры, участник войны пишет: «Еще в мирное время в случае войны с Германией предполагалось сформировать большой конный отряд из 4 кав. дивизий, но вместе с тем никаких предположений о сформировании управления этого отряда не было. Считали возможным, как во время маневров, четыре дивизии подчинить начальнику, а штаб его дивизии превратить в штаб отряда. Упустили из виду, что то, что годилось в мирное время на несколько дней, не годится в военное время на продолжительный срок. В результате оказалось, что штаб конного отряда Хан-Нахичеванского составился из малого числа случайно подобранных людей, которые не могли справиться со всей выпавшей на их долю работой. Прикомандирование же людей из частей не помогло, и не могло помочь: эти люди, не знакомые со штабной работой, увеличивая число сопровождающих начальника отряда лиц, могли быть лишь ординарцами»²¹⁹.

Образование заблаговременно подготовленных корпусных штабов как жизненно насущную необходимость, было подтверждено опытом войны. Все воюющие стороны, в случае создания конной группы более дивизии, старались объединить действия конных подразделений этой группировки с помощью того штаба, что заранее предназначался для руководства такой частью. Германский автор сообщает: «Кавалерийский корпус нельзя импровизировать. Для управления им нужен заботливо подобранный штаб, не стесненный в штатах, хорошо сработавшийся и располагающий всеми вспомогательными средствами, необходимыми для проведения крупной операции. Механическое возложение обязанностей командира корпуса на старшего из командиров двух или нескольких временно объединенных кавалерийских дивизий, едва ли обеспечит интересы управления на протяжении даже одного дня боя, не говоря уже о самостоятельных стратегических операциях. Поэтому настоятельно необходимо основательно готовить штабы кавалерийских корпусов еще в мирное время»²²⁰.

Существовало и второе негативное обстоятельство перемены дислокации конницы в 1910 году, которое не было исправлено при отмене данных мероприятий военного министра, а, напротив, подтверждено планами Генерального штаба. Дело в том, что ранее русская кавалерия должна была действовать с естественного плацдарма, образованного конфигурацией государственной границы Российской империи с Германией и Австро-Венгрией, расположенного на левом берегу Вислы. Еще в 70-х годах девятнадцатого столетия начальник Главного штаба ген. Н. Н. Обручев разработал план задержания неприятельской мобилизации путем разрушения железнодорожной сети в Восточной Пруссии. Эта мера должна была быть достигнута набегом русской конницы в больших массах. Поэтому, в мирное время русские кавалерийские дивизии размещались вдоль германской и австрийской границ. Интересно, что в 1873 году на 3-м (дополнительном) курсе Академии Генерального штаба эта тема досталась для стратегической разработки как раз корнету В. А. Сухомлинову – будущему военному министру в 1909-1915гг²²¹.

Так вот, к 1914 году, после реорганизационных мероприятий 1910-1911гг., русские конные массы возвращались в западную часть империи. Более двадцати пяти процентов русской кавалерии располагалось в Варшавском военном округе. Однако, русское военное ведомство отказалось от развертывания главных сил на плацдарме левого берега Вислы. В числе высших военачальников, ратовавших за такой вариант, был и начальник штаба Киевского военного округа ген. М. В. Алексеев, которому в годы Первой мировой войны предстояло занимать ряд самых высоких постов русской Действующей армии. Тем не менее, военный министр ген. В. А. Сухомлинов, при поддержке своих ставленников в Генеральном штабе сумел отстоять собственный план развертывания, согласно которому русские должны были наносить два разрозненных удара по противнику – в германскую Восточную Пруссию и австрийскую Галицию. Генерал же Алексеев с помощью аппаратных интриг был смещен с поста начальника штаба Киевского военного округа и отправлен командовать 13-м армейским корпусом в Варшавский военный округ.

Таким образом, русское оперативное планирование к началу Первой мировой войны носило компромиссный характер. С одной стороны, русские обязывались к активным наступательным действиям и против Германии, и против Австро-Венгрии. В этом смысле оборонительный настрой военного министра потерпел поражение. И не мог не потерпеть, ибо в случае отказа от немедленного удара по Германии еще до окончания мобилизации, Франция была бы неминуемо разгромлена, а борьбы с австро-германским блоком один на один русская монархия выдержать не могла. С другой стороны, теперь русские должны были наступать не в Познань по кратчайшему направлению на Берлин, а в Восточную Пруссию. Такой подход мотивировался неверием в способность французов устоять перед Германским натиском на Париж и, следовательно, необходимостью занять удобные для ведения обороны рубежи – все течение Вислы.

Соответственно, теперь левый берег Вислы оголялся, и фактически вся эта часть русской Польши без боя отдавалась противнику. Отныне массы русской конницы должны были бить не с этого естественного плацдарма, а совершать набег в Восточную Пруссию, пытаясь нанести немцам максимальный ущерб. Точно так же, расположенные по громадной конфигурации австро-русской границы кавалерийские дивизии (от Люблина до Проскурова) должны были вести локальные действия в приграничье, преследуя достижение минимальных целей – срыв австрийской мобилизации в пограничных районах.

Что означала перемена цели для русской кавалерии на практике? Удар с левого берега Вислы в немецкую Познань, прежде всего, оголял данный район от присутствия противника во имя развертывания главных сил русской Действующей армии. После сосредоточения русское Верховное Командование могло выбирать направление главного удара – в Германию или в Австро-Венгрию. Опасение же неприятельского соединения в районе Седлеца концентрированными ударами немцев с севера и австрийцев с юга, как то предполагалось верным сотрудником военного министром генерал- квартирмейстером Генерального штаба ген. Ю. Н. Даниловым (этот человек и составлял непосредственно оперативное планирование войны), было лишено основания.

Дело в том, что возможное движение немцев через рубеж рек Нарев и Бобр к Седлецу сдерживалось системой русских крепостей в Польше, а также наступлением 1-й армии, собиравшейся в Виленском военном округе в пределы Восточной Пруссии. Точно так же, русское наступление из Киевского военного округа (3-я и 8-я армии) на Львов блокировало вероятный удар австро-венгров в русскую Польшу. Тем более, что развитие русского наступления с левого берега Вислы неизбежно выигрывало темпы операции против Австро-Венгрии уже только географическим фактором. Надо помнить и о том, что австрийцы как противник настолько же уступали русским, насколько русских превосходили немцы – здесь речь идет, разумеется, не о качествах личного состава армий противоборствующих сторон, а о качестве военной организации и системы управления войсками в оперативно-стратегических масштабах. Данный вывод подкрепляется всем опытом Первой мировой войны на Восточном фронте.

Во-вторых, система обороны Восточной Пруссии существенно отличалась от обороны Познани. Что есть Восточная Пруссия? Это провинция, заблаговременно укрепленная стационарными и маневренными сооружениями. Под первыми разумеются крепостные системы от первоклассной крепости Кенигсберг до форта-заставы Летцен и блокгаузов на южной границе провинции. Под вторыми – сильнейшая железнодорожная сеть, позволявшая немцам маневрировать пехотными подразделениями быстрее, чем это могла сделать русская кавалерия. Использовать же собственные эшелоны русские не могли, вследствие разницы в ширине колеи (русская колея – 1 524 мм, европейская – 1 435 мм). Угон же транспортных железнодорожных средств вглубь Германии с началом русского вторжения являлся логичной и неоспариваемой мерой, поэтому русские и не могли рассчитывать на трофеи в этом отношении – на немецкие паровозы и вагоны, достаточные для перевозки хотя бы и одной пехотной дивизии. То есть, русские железнодорожники должны были перешивать колею в ходе боевых действий. Понятно, что за темпами высокоманевренных операций подобные мероприятия успеть заведомо не могли. Поэтому-то русское военное ведомство и пыталось сделать ставку на действия многочисленной кавалерии. Кроме того, надо помнить, что в Германии, как и почти во всей Европе, шпалы делали из металла, что очень затрудняло перешивку европейской колеи под русский транспорт.

Наконец, в-третьих, Восточная Пруссия есть регион, чрезвычайно неудобный для ведения маневренных фланговых действий. Это район массы озер, система которых превосходно защищала провинцию от удара строго с востока (Мазурская озерная система) и неплохо – от удара с юга, от рубежа реки Нарев. Именно озерные районы дробили единство русского наступления на части. Прежде всего, 1-я и 2-я русские армии, долженствовавшие наступать в Восточную Пруссию, двигались порознь вплоть до преодоления линии Мазурских озер. На этом этапе германское командование в Восточной Пруссии (8-я армия) получало превосходные шансы на разгром русских по частям. Именно такие маневры отрабатывались на полевых поездках германского Большого Генерального штаба при графе А. фон Шлиффене.

Также, немцы сумели укрепить южное пограничье Восточной Пруссии системой блокгаузов, расположенных в промежутках между озерами. Против пехотно-артиллерийской атаки эта система была бессильна, но зато она чрезвычайно успешно сдерживала наступление кавалерии, вынуждая ее спешиваться перед каждым таким блокгаузом и атаковать его в пешем строю в лоб – ведь блокгаузы так применялись к местности, чтобы они не могли быть обойдены конницей. Следовательно, в данном случае русская конница в темпах своего движения ничем не отличалась бы от пехоты. Каков бы тогда был смысл конного удара? Именно это обстоятельство, наряду с фактом преднамеренной слабости русских коммуникаций (отсутствие не только железнодорожной сети, но и нормальных шоссе) в районе севернее Нарева до русско-германской границы, вынудило русских отказаться от проведения конного удара силами кавалерии 2-й русской армии. То есть, той армии, которая должна была здесь наступать в Восточную Пруссию.

Лесные массивы Восточной Пруссии, в сочетании с озерными акваториями и системой укрепления промежутков между ними Превосходно защищали провинцию от удара русской кавалерии. В то же время, ничего этого не было в Познани, бить по которой русские планировали, как показано выше, еще начиная с генерала Обручева. Следовательно, перемена планирования для исследуемой в этой главе темы сказалась в том, что русская стратегическая кавалерия Северо-Западного фронта должна была действовать в чрезвычайно неудобных условиях для выполнения поставленной перед ней задач. Офицер-кавалерист В. Кочубей так вспоминал о начале войны: «Действительно, какой был абсурд посылать крупные кавалерийские соединения для самостоятельных действий в огромных лесных пространствах! Наши командные верхи, состоявшие главным образом из бывших пехотных офицеров, совершенно не умели пользоваться кавалерией… Что могла сделать кавалерия в бездорожных, почти дремучих лесах, где не было возможности ей развернуться, где она была обречена на действия только в пешем строю, где кони становились для нее только обузой? Всякое движение в конном строю среди бесчисленных болотных полян или сети осушительных каналов, среди деревьев и густых кустарников – да еще с пиками – было чрезвычайно трудным, или даже просто неосуществимым… Порой казалось даже, что наше Высшее Командование считало кавалерию созданной именно для действий в лесах, так как где только оказывались на театре военных действий лесные пространства, непременно туда посылались кавалерийские дивизии и корпуса… Немцы же избегали посылать свою кавалерию в леса»²²².

Таким образом, воплощение идеи массированного конного удара по Германии в жизнь, проведенное в русском планировании к июлю 1914 года, не могло не принести чрезвычайно малый эффект. Немцы сделали все от них зависящее, чтобы сорвать русские планы массированного кавалерийского вторжения в германские пределы. В свою очередь, русское военное ведомство, при ген. В. А. Сухомлинове подыграло врагу, составив такие планы войны, согласно которым русская конница обязывалась действовать в наименее позитивных условиях, при наличии и лучшего варианта – удара с левобережного плацдарма Вислы. Недаром первый офицер оперативного управления 8-й германской армии, М. Гофман впоследствии писал: «…нас не беспокоила многократно уже обсуждавшаяся возможность кавалерийской атаки большими массами неприятеля. С ними управились бы войска, охранявшие границу. Нам даже желательно было, чтобы русские в действительности предприняли такого рода атаку и при этом сразу потерпели бы неудачу»²²³.

В итоге было решено, что удар стратегической кавалерии по Германии будет произведен из-за рубежа реки Неман силами армейской конницы 1-й армии, сосредоточивавшейся в Виленском военном округе. Именно здесь немцы и ждали такого удара, а значит, могла ли удаться такая операция? Составители данного планирования оправдывались, что предполагаемый конный удар, прежде всего, прикроет сосредоточение 1-й русской армии. Однако здесь сосредоточение происходило под прикрытием водной преграды, а, кроме того, главная масса германских войск отправлялась против Франции. Так зачем же 8-я германская армия стала бы рисковать удлинением своих коммуникаций, располагая заведомо меньшими силами, нежели готовившиеся к удару по Германии русские армии Северо-Западного фронта? То есть, русская мобилизация и не могла быть сорвана неприятельским вторжением.

Поэтому, с нашей точки зрения, были правы те русские военные деятели, что предлагали производить конный набег в Германию не в Восточную Пруссию, а с плацдарма левого берега Вислы. Здесь была лучшая география, кратчайшее расстояние до жизненно важных центров Германии, перспективы широкого вторжения с перспективами маневренных действий большими конными массами. Заодно, что было реально, действия русской конницы задержали бы там те германские армейские корпуса, что должны были по сосредоточении отправляться во Францию. Это были 5-й и 6-й армейские корпуса немцев, чьи передовые подразделения еще до посадки в эшелоны, идущие к франко-германской границе, разорили русский городок Калиш. При энергичных действиях русская конница могла вынудить немцев обороняться в Познани. Разве это не было бы лучшей помощью Франции, нежели обреченная на неудачу попытка срыва мобилизации в Восточной Пруссии? Нельзя забывать, что роль конницы – полное уничтожение коммуникационных линий врага.

Вышло так, как вышло. Итак, согласно русскому оперативному планированию, удар стратегической кавалерией должен был быть произведен по Восточной Пруссии, при этом, со стороны Немана – конницей 1-й армии. То есть, эта конница подчинялась уже не армейским корпусам, а штабу армии, которую возглавил командующий войсками Виленского военного округа ген. П. К. Ренненкампф. В состав армейской конницы 1-й армии вошли 1-я (ген. Н. Н. Казнаков) и 2-я (ген. Г. О. Раух) гвардейские кавалерийские дивизии, 1-я (ген. В. И. Гурко), 2-я (ген. Г. Хан Нахичеванский) и 3-я (ген. В. К. Бельгард) кавалерийские дивизии, а также 1-я отдельная кавалерийская бригада. Всего конница 1-й армии имела в своем составе сто двадцать четыре эскадрона при шестидесяти легких орудиях.

Кавалерия 1-й армии сводилась в две группы: главную под командованием Хана Нахичеванского (четыре дивизии – 1-я и 2-я гвардейские, 2-я и 3-я кавалерийские) и действующую на левом фланге армии группу ген. В. И. Гурко (1-я кавалерийская дивизия при поддержке 5-й стрелковой бригады). Мировую войну Хан Нахичеванский, бывший коренным гвардейцем, встретил в качестве начальника 2-й кавалерийской дивизии, и уже в ходе развертывания 1-й армии был назначен командиром всей армейской кавалерии (до десяти тысяч сабель), ввиду своих личных качеств и гвардейских связей. Он оказался самым старшим по производству кавалерийским начальником в 1-й армии, и потому довольно случайно получил под свое командование основную массу конницы, исходя из обыкновенного старшинства по службе.

Таким образом, сбылись худшие предположения наиболее дальновидных русских командиров. Армейская кавалерия была возглавлена механическим перенесением штаба одной из кавалерийских дивизий на корпусную основу. Разумеется, что штаб 2-й кавалерийской дивизии не был для этого подготовлен, да и сама дивизия пострадала, та как логично, что Хан Нахичеванский, образуя штаб армейской конной группы, взял с собой лучших офицеров. Несовершенство (а еще лучше сказать – отсутствие) организации управлением большой конной массой сказалось на ходе операции самым негативным образом. И причина для этого во многом объективная – отсутствие заблаговременно подготовленного кавалерийского корпусного штаба. Участник войны и восточнопрусского похода В. Рогвольд, оценивая действия армейской кавалерии 1-й армии в ходе Восточно-Прусской операции, замечает: «Оказывается, во-первых, что мало собрать несколько кавалерийских дивизий вместе и назначить общего начальника, чтобы создать конный отряд, а необходимо организовать его, создать органы управления, снабдить всем необходимым. Во-вторых, мало иметь большое количество конницы, нужно еще уметь ею пользоваться. И в том, и в другом отношении командование 1-й русской армии много погрешило, несмотря на то, что во главе армии стоял кавалерист, который, казалось бы, должен был знать свойства кавалерии, ее нужды, условия деятельности и что от нее и в каких условиях можно требовать и ожидать. Штаб армии, очевидно, обо всем этом имел очень слабое представление»²²⁴.

Дело, конечно, не в «слабом представлении» штаба 1-й армии, которую возглавлял генерал-от-кавалерии Ренненкампф, командовавший кавалерийской дивизией в русско-японской войне 1904-1905гг. Суть проблемы в неправильной организации кавалерии, которая, как говорилось выше, была введена в жизнь всего лишь за несколько лет перед войной. Этого оказалось достаточно, чтобы превосходная подготовка личного состава русской конницы была сведена на нет отвратительной ее организацией. Вдобавок, как ясно, тыл стратегической конницы также оказался совершенно неподготовлен, и дело решилось лишь с переходом русской кавалерии на постоянную корпусную основу. По иронии судьбы, первый кавалерийский корпус был образован в сентябре 1914 года, как раз после окончания первых операций (далее них планирование Генерального штаба не распространялось) и именно на левом берегу Вислы!

В свою очередь, все воюющие стороны в самом начале войны старались сводить свою кавалерию в большие массы, так как сразу же выяснилось, что слабый огонь одной кавалерийской дивизии не может сдержать и одного неприятельского пехотного батальона. Так, во Франции к началу войны было 10 кавалерийских дивизий, из коих 1-я, 3-я и 5-я были сведены в кавалерийский корпус генерала Сордэ. На австро-русском фронте противники действовали отдельными конными дивизиями, действовавшими сами по себе и совместно с армейскими корпусами. В отличие от союзников, германское командование старалось усилить свою конницу пехотинцами. Когда в начале войны немцы свели свои конные дивизии в сводные корпуса временного состава, то на каждую кавалерийскую дивизию в таком корпусе придавалось 1-2 егерских батальона.

Итак, чтобы совершить глубокий рейд по тылам противника, сосредотачивавшегося в Восточной Пруссии, у русско-германской границы на ее Неманском отрезке сосредоточивалась главная масса русской кавалерии, предназначенной для ведения борьбы с Германией на первом этапе войны. Это – пять с половиной кавалерийских дивизий. Причем, лучших дивизий – в том числе, здесь располагалась гвардейская конница. Как упоминает участник событий, «Планом войны в 1-й армии предполагалось сформировать конный отряд из четырех дивизий, но особого управления для этой массы формировать не предполагалось, и оно было создано без предварительных соображений из тех лиц, которые находились под рукой»²²⁵.

В состав 2-й русской армии ген. А. В. Самсонова, которая должна была наступать в Восточную Пруссию с юга, вошли 15-я (П. П. Любомиров) и 6-я (В. Х. Рооп) кавалерийские дивизии на левом фланге армии, а также 4-я кавалерийская дивизия (ген. А. А. Толпыго) на правом фланге.

Затронем вопрос о количестве и соотношении кавалерии в составе армий противоборствующих сторон на Восточном фронте в начале войны. Тем более, что эти вычисления являются весьма интересным моментом для исследования численности и организации конницы в разных армиях. Действительно, в начале войны кавалерия составляла весьма существенную величину в армиях противоборствующих государств. Особенно, это заключение верно в отношении России, где процент конницы заходил за двадцать единиц. В начале стратегического развертывания стороны представляли собой следующие силы (в дивизиях)²²⁶.

Армия (русские)	Пехота	Кавалерия	% конницы		% конницы	Кавалерия	Пехота	Армия (австро-германцы)
1-я 2-я 3-я 4-я 5-я 8-я итого	6,5 11 12 6,5 8 10 52	5,5 3 4 2,5 2,5 3 20,5	45,8 21,4 25 27,6 23,8 23 28,3		5,6 28,6 17,4 20 27,3 36,4 18,6	1 1 2 3 3 2 12	17 2,5 9,5 12 8 3,5 52,5	8-я герм. гр. Куммера 1-я австр. 4-я австр. 3-я австр. гр. Кевеса итого