А. С. Железняков (Россия, ив ран, г. Москва)

Вид материалаДокументы

Содержание


Batbayar (Mongolia)
Д.и.н., профессор
Подобный материал:
1   2   3   4   5

Dr. Tsedendambyn

Batbayar (Mongolia)


The legacy of Chinggis khan and geopolitics of modern Mongolia


“Remember the words of Napoleon:

each state follows the politics of its

geography”, Francois Mitterrand,

French President,1989.


After seven decades of alignment with and domination by the Soviet Union, Mongolians had lost many links with their past – Chinggis Khan was not seen as a national hero, but a pillaging conqueror. This reflected the foreign experience, and ignored the role of a man who had created the Mongolian nation in the eleventh century. His images and memories were repressed in favor of those who had collaborated with the Bolshevik revolution. Urga, the old capital, was renamed “Ulaanbatar” to honor Red Hero in the East. Old family surnames were abandoned by fiat, and traditional and customary pasture lands were determined by Central Government plans and distribution.

In December 1988, two years before Mongolia’s reform process began, B. Baabar, one of founders of Social Democratic Party, wrote a political pamphlet entitled “Don’t Forget!”. He attempted to answer the questions: Who are we Mongolians? and Where are we from? In his opinion, national language and national culture are indispensable elements for any ethnic group to survive, find national collective identity, and establish its statehood. Baabar argued that all other things like territory, statehood, sovereignty and independence are of secondary importance to these basic two ingredients. 1

Mongolian Identity: A Product of Nomadic Culture

Mongolian culture is a product of its nomadic heritage, and nomads must adapt to their ever-changing and harsh environment to survive. Demands of land and climate require constant modification of behavior – land shapes life.

For this reason, pastoral nomadism is not a transitional step between hunting and farming. The nomad is a specialist in the domestication and control of a large number of animals and management of great tracts of semi-arid land in order to provide food and water for his family and animals. The nomad revels in the freedom of open land and despised the farmer, who was rooted to the land and bound to a life of physical toil, yet he came to envy what the farmer acquired by this physical toil. He had meat from his herds and their skins for clothing and tent covering. Yet he was often a victim of the harsh climate but he preferred that to the sedentary life.

The Mongols were only one of the numerous nomad tribes inhabiting the Asian Steppes; however not until unification under Chinggis Khan, did they become associated with the Mongol ethnic group. Their outlook was that of free men - free to roam where they chose, free from the restraints of walled cities and those obligations to feudal rulers, and free to live as they wished. This freedom tended to create an independence, almost an arrogance, in the nomad’s outlook. They acknowledged no “master” but would willingly follow a strong leader. 2

George Vernadsky in volume The Mongols and Russia writes, “The course of history of a number of mighty Asiatic and European nations was changed abruptly, and the effects and aftereffects of Mongol rule were felt for centuries, in China, in Persia, and in Russia. “3Over the centuries other nomad chiefs united a number of tribes and invaded territories to the south and west of them, as well as Eastern and Western Europe. But none were as successful as the Mongols in gaining and holding territory. Most nomads were unsuccessful in holding territory for any length of time; and considering their lifestyle, it is highly unlikely that they wished to hold and govern what they conquered.

Nomads had a highly developed code of laws by which they lived. Mongol law, like other nomad law, had its roots in the organization, administration and court of the clan. It developed from the basic needs of the nomadic hunters and cattle-breeders, who had a comparatively poor cultural inheritance and relatively few written records. The Yasa of Chinggis Khan was the best known, the oldest, and also the most important Mongol code of laws. It was compiled between 1206 and 1218, the first decade of the reign of Chinggis Khan as Emperor of the Steppes. This was done through a series of discussions between Chinggis Khan and Shigi-khutughu (his supreme judge), and the results seem to be a combination of criminal law and the establishment of legal precedent through the recording of various law suits. The work also included a record of certain regulations or decisions regarding administration or government, such as the division and jurisdiction of the people. 4

Geopolitics of Modern Mongolia

D. Byambasuren, former Prime Minister of Mongolia (1990-1992), noted that Mongolia is located at the crossroads of three great civilizations: Christian Russia to the north, Confucian China to the south, and Muslim Central Asia in the west. From the standpoint of Samuel Huntington’s Clash of Civilizations, Mongolia is at the vortex of major historical forces. Its location also bestows on Mongolia the potential for building bridges among these great civilizations. After the events of September 11, 2001 (9/11), Mongolia’s role as a link of stability between Central and Northeast Asia became more pronounced.

By the early 1990s Mongolians debated to which region their country belonged. This was not merely an academic question but had implications for Mongolia’s survival as a sovereign state. During the Cold war period, Mongolia solidly belonged to the Soviet-led security system that stretched from its southern Gobi borders all the way to the Berlin Wall. Although Mongolia was physically situated in Asia, its political and economic, trade relations were tied to the Warsaw Pact countries. The USSR provided important security assurances toward its client states, including military security toward Mongolia.

Now that the USSR has disappeared and Mongolia abandoned by its long-term patron, Mongolia’s ruling elite was confronted with the question: who can be our best friends and whom we can trust?. To the south of Mongolia, there was the one billion, three hundred million population of China with a dynamic growing market economy but still under strict control of the Communist party. To the north, there was a newly emerged Russia thrown into political, economic, constitutional and federal turmoil with few signs when it will end. To the west, there was Srednyay Aziya, (Middle Asia)- a Russian term to distinguish the “Stans” from the rest of Central Asia - newly independent countries with little experience or vision what to do with newly acquired status as sovereign states.

Some Mongols preferred that Mongolia belong to Central Asia geographically, historically, and culturally. Publicist B. Baabar, for example, advocated for the creation of “The Central Asian Security Zone”, in which Mongolia can be an active participant along with Turkey. He argued that “throughout their history, the Mongols had been leaders of Turkic nations, and both Mongolia and Turkey have set examples as independent states for other nations in the region to emulate.” In his opinion, political Central Asia included five new republics and plus Mongolia, Afghanistan and Azerbaijan. 5

Mongolia’s dilemma between Central Asia and Northeast Asia had not only the civilizational aspect but more importantly it has a clear-cut developmental aspect. This choice implicitly concerns the struggle between the nomadic identity of Mongols vs. its road to modern twenty-first century. It also concerns the vital question of sources for necessary technology and know-how in order not only to overcome the transition period but to make the country self-sustainable and competitive in coming years and decades. Finally are the calculations from the standpoint of national security. What alliances and alignments will best serve Mongolia’s national interests?

In this regard, many argue that Northeast Asia is the preferred choice for alignment. In the opinion of experienced diplomat Kh. Olzvoy, Mongolia should not align itself with Central Asian countries because they comprised another landlocked area and thus could hardly provide much help to Mongolia – a country which was trying to overcome its own landlocked predicament. In addition, all Central Asian countries had just recently become independent and thus lacked the degree of international experience Mongolia required. Third, the political and strategic situation in Central Asia was far from stabilized. Fourth, the Central Asian economies continued to be closely intertwined with that of Russia; Finally, the infrastructure in Central Asia was as poorly developed as in Mongolia. 6

Why align with Northeast Asia? The same author argued that it would be much more to Mongolia’s advantage to align itself with the Northeast Asian countries and provinces. He justified it by a number of arguments. It is widely expected that the Asia-Pacific region, of which Northeast Asia is an important part, will become extraordinarily important in the next century. In addition, Mongolia will come strategically under the economic “umbrella” of technologically advanced countries like Japan, South Korea, and the United States; it will have improved relations with the Russian Far East and China’s Northeast as well as with North Korea; Mongolia’s eastern part, where many of the country’s mineral resources are located, can be made readily accessible to the rest of Northeast Asia by road and railway, thus giving Mongolia another access to the sea, perhaps through Tumen; and it will give Mongolia the opportunity to serve as a land bridge between Northeast Asia and Europe. 7

Another persuasive reason to establish close links with Northeast Asia is national security. The choices available to Mongolia in international relations are limited. Landlocked, large in area, and small in population, Mongolia has been dependent on either China or Russia. On a wide range of political, historical and strategic issues, Mongolia has watched both neighbors’ policies with apprehension. The USSR break-up triggered a new stage of security concerns for Mongolia, which had viewed the world through the lens of the Sino-Soviet relationship. Now Mongolia looks positively on a new role in the context of Northeast Asia, which can be the bridge to the larger world, and broaden the country’s opportunities for security cooperation.

A political debate in the 1990s centered on what kind of policy to adopt with respect to the two neighbors: whether to:

maintain an alliance or special relations with Russia, bearing in mind Mongolia’s twentieth century history, national experience and still heavy economic dependence on Russia; This option was rejected in light of recent experience, when during the Sino-Soviet confrontation between 1960 and mid 1980s Soviet troops were stationed in Mongolia, which virtually became a hostage of Sino-Soviet relations. Most of the outside world did not exist for Mongolia because its foreign policy was entirely under Moscow’s command. Bearing in mind experiences from the Sino-Soviet dispute, Mongolia also declared that in case of future disputes between Russia and China, it would pursue a policy of non-involvement and neutrality, unless the disputes affect its vital national interests. In the latter case, the concept declared, Mongolia would follow its vital interests.

to declare strict neutrality (like Switzerland, for example) This second option was also rejected on the grounds that strict neutrality of a small, economically weak, land-locked state, sandwiched between two major competing powers would not hold because of its economic and political vulnerability to outside pressure. Strict neutrality would require a degree of political and economic weight, that Mongolia does not possess.

to find some other suitable “prescription” that would take into account Mongolia’s geopolitical reality and the interests of its neighbors without compromising Mongolia’s own sovereignty. The concept of a “balanced relationship” with regard to its powerful neighbors emerged from this debate and was documented in the “Concept of national security” in 1994. Maintaining a balanced relationship was not seen as keeping equidistance between them or taking identical positions on all issues. This policy meant strengthening trust and developing all-round good-neighborly relations and mutually beneficial cooperation with both of them.

Why do Mongols want to have a third partner or a third neighbor? Answers may vary. But the main logic is again political realism or Mongolian “realpolitik”. Mongolian authors generally agree that because of the lack of necessary political and economic weight to implement its declared national security policy, Mongolia needs a strong third power as a counterweight to balance its relations with the immediate neighbors.

The current leadership of Mongolia is keen to invite investment and more advanced technology from the Western countries and sees their involvement as a form of protection for Mongolia’s future. PM Enkhbayar in his interview to the Far Eastern Economic Review said that “ties with such countries will make Mongolians feel more secure economically, technologically and even psychologically.” 8

The Far Eastern Economic Review also wrote that “Worries about Mongolia’s geographical isolation and fears about the intentions of its neighbours, particularly China which is viewed with deep suspicion by many Mongolians, have prompted Ulan Bator to follow a “multi-pillar” foreign policy aimed at cementing ties with other countries. One of these pillars is military. Mongolia’s small army has relations with a wide range of countries including China, Russia, the U.S., South Korea, Japan, India and Germany. Last year it took part in a peacekeeping training exercise in Kazakhstan that brought together troops from Central Asia, Russia and the North Atlantic Treaty Organization. Mongolia also has a dialogue with NATO and, officials say, is ready if asked to send a small contingent of troops to the United Nations operation in East Timor. These military contacts, particularly with the U.S., annoy Beijing, officials say, but are all part of a complex balancing act aimed at keeping Mongolia’s two powerful neighbours at a distance.” 9

What are the distinctive features of modern Mongolian geopolitics since 1990? To what degree is it affected by domestic and international forces? Everyone agrees there is a fundamental consensus on foreign affairs illustrated by above-mentioned examples of foreign policy thinking in Mongolia. This remarkable consensus was well documented in two Concepts of national security and foreign policy adopted by the Mongolian parliament in 1994. Both the ruling MPRP and opposition parties contributed to the discussion of these two Concepts and did reach a national consensus on “vital national interests” incorporated in them.


Д.и.н., профессор,

Я.Лосолсурэн

(Монголия, Университет "Их Засаг", г. Улан-Батор)


Чингисхан – основатель могольского парламентаризма


2002 год, согласно восточному лунному календарю, год черной лошади ХVII-ого жарана (1 жаран по-монгольски обозначает 60 лет). Это особый год для Монголии и монголов всего мира.

В 1162 г., в год черной лошади третьего жарана, 840 лет тому назад родился сын Есyгея -Тэмужин, ставший позднее великим Чингисханом. С тех пор прошло целых 14 жаранов. На монгольскую землю приходил и уходил уже 70 раз год лошади.1 Много воды утекло, но имя Чингисхана не меркнет, а наоборот, все ярче светится.

Чингисхан - основатель монгольского парламентаризма, о чём
свидетельствует "Тайная история монголов". Посоветовавшись между обой, Алтан, Хучар, Сэчэ - беки и прочие объявили Тэмужину: "Мы хотим провозгласить тебя ханом..."2. Отсюда видно, что Тэмужин стал ханом мирным путём, путём избрания, а не насилия, убийства или заговора, как это часто случается во многих государствах.

Первым делом избранного хана было устройство и организация его ставки. По-видимому, Тэмужин, не раз познавший радость победы и горечь поражения, по своему собственному опыту знал, как легко в среде кочевников в степях и горах устраивать неожиданные наезды и набеги. Поэтому он хорошо понимал, что должен прежде всего заботиться о полной безопасности со стороны сопредельных монгольских племён.

Тэмужин, как только стал ханом, бесповоротно начал бороться за воссоединение всех монгольских племён, живущих в войлочных юртах. Как утверждают историки, он между 1185-1206 гг. в результате 32-х больших и малых сражений воссоединил в общей сложности 81 родовое монгольское племя под своим началом.

Об этом периоде монгольские учёные Ж. Болдбаатар и Д. Лундаажанцан отмечают, что это был переходный период в процессе образования Великого Монгольского Государства3.

Итак, когда все роды, живущие в войлочных юртах, объединившись под единой властью в год Барса, собрались на Великий Хуралдай, близ истоков Онона, и, воздвигнув Девятиножное белое знамя, присвоили Тэмужину титул Чингисхан4. Как отмечает Б.Я.Владимирцов: "В 1206 г. Чингис устроил на Ононе большое собрание (хуралдай), на которое собрались все его родичи и сподвижники, все ноёны и багатуры, вся монгольская аристократия.. этот хуралдай потвердил только то, что было уже сделано несколько лет перед тем небольшой группой аристократов, провозгласил Тэмужина Чингисханом монгольского народа (Монгол улус)"5

Чингисхан, боровшийся в течение почти двадцати лет за великое дело объединения коренных монголов, достиг своей цели в возрасте 45 лет. Между прочим, Конституцией Монголии установлен возрастной ценз на право избрания в Президенты лицам, достигшим 45 лет6. Не символично ли ЭТО?

Великий Хуралдай - парламент Монголии - являлся государственным органом, каждый имел право избирать хана, искать и находить ответы на актуальные вопросы государственной важности, давать советы самому Чингисхану и его наследникам. Великий Хуралдай этого периода становился более совершенным, чем подобные государственные органы отдельных монгольских государств древности. Мы поддерживаем тех учёных, которые считают Великий Хуралдай отцом монгольского парламентаризма. Так или иначе деятельность Великого Хуралдая ясно доказывает, что в то время в определённой мере развивалась демократия.

Принципы коллективного руководства воплощаются также в Хуралдае, на котором избираются ханы, обсуждаются и решаются различные важные для всей империи дела. Хуралдай по-прежнему остался высшим государственным органом, в состав которого входили ханские родичи и монгольская военная аристократия.

Известный венгерский юрист и политолог Андрата Шайо в книге "Самоограничение власти" при анализе парламентаризма и законодательства пишет: "Предшественником современного парламента во времена позднего средневековья был прежде всего английский парламент, который первоначально представлял собой орган, созывавшийся от случая к случаю, состоявший из представителей дворянства и лордов - крупных феодалов"7

Мы считаем, что предшественником современного парламента во времена раннего средневековья был прежде всего великий Хуралдай представителей монгольского знатного рода, основателем которого являлся сам Чингисхан.

В Великий Хуралдай входили старшие жёны и сыновья хана, его родные братья, другие знатные люди "золотого урга", кроме них сподвижники хана, высшие военачальники имели право участвовать в Хуралдае. Все участники Хуралдая имели право и возможности свободно высказать свои мнения, дать советы самому хану по тем или иным вопросам.

Великий Хуралдай играл очень важную роль в предупреждении насильственного захвата высшей государственной власти, тем самым охраняли право вновь избранных ханов. Никто не имел права и возможностей, минуя Великий Хуралдай, получить ханский трон.

По нашему мнению, именно в этом заключается правовая мощь Великого Хуралдая. После того, как Тэмужин стал ханом, в 1185 г. (год Свиньи), Великий Хуралдай состоялся по крайней мере 9 раз, в 1189, 1202, 1204, 1206 (2 раза), 1216, 1218, 1219, 1225 гг. О дате приезда и о повестке дня участникам Хуралдая заранее сообщали участникам. Таким образом они имели возможность подготовиться к нему. Участники Хуралдая строго хранили секреты обсуждаемых вопросов и принятых решений. Об этом свидетельствует тот факт, что Чингисхан лишил Бэлгутэя права участвовать в Хуралдае за то, что он разгласил тайное решение Хуралдая татарам.8 Во время ханства Угэдэя стали более строго соблюдать новый распорядок Хуралдая. Согласно этому распорядку, в нём нельзя было опаздывать, являтья в пьяном виде, без оснований ругаться, спорить и грубить.

Кроме парламента, Великого Хуралдая, при хане действовал Совет мудрейших. Хотя у хана безграничная власть, он с уважением относился к советам учёных и мудрецов, охотно позволял себе слушать их слова. Совет мудрейших стал важным государственным органом, дающим рекомендации по возникшим проблемам государства между проведением Хуралдая. Следует отметить что хан, кроме получения помощи на Совете мудрецов, сам учился мудрости управления Великой империей, занимался самообразованием. Наряду с этим хан имел возможность оценить правильность своего мнения и планы, восполнить их, доработать согласно Совету мудрецов. Таким образом, Совет мудрецов играл немалую роль в развитии и укреплении государственной власти Монголии, в состав которой входили многие государства Евразии.

Избранный на Великом Хуралдае, Чингисхан, имея высшую неограниченную государственную власть, концентрировал
исполнительную и судебную власть, но он был мудрым
политиком, настоящим демократом. Для осуществления исполнительной власти хан назначает государственных министров, главным образом, из числа своих сподвижников, объявляя об этом на Великом Хуралдае, тем самым получая одобрение парламента одновременно. Чингисхан умел привлекать на свою сторону талантливых людей, позднее становившихся знаменитыми полководцами. И они ни разу его не подвели. Эти люди до конца оставались верными Чингисхану и его потомкам, выбираемым им самим на Великом Хуралдае.

В основу Монгольского государства было положено военно-административное устройство. Чингисхан разделил население Монголии - на правое (Баруун) и левое (Зуун гар), которые состояли из тумэнов.Тумэн включал 10 тыс человек, тысяча - 10 сотен, сотня - 10 десятков. Все они находились в постоянной боевой готовности выполнить волю и приказ Великого хана.

Парламент является законодательным органом государства. Монгольский парламент в 1206 г. утвердил закон "Их засаг" Чингисхана, сыгравший огромную роль в жизни вновь созданного Монгольского государства и империи. Он долгое время служил монголам основным кодексом права, влияя на все стороны их жизни, а также на жизнь покоренных ими народов.

Закон "Их засаг" Чингисхана появился как непосредственный результат исторического события провозглашения Великого монгольского государства, принятый Хуралдаем. Он регулировал многосторонние отношения общественной жизни Монголии. Этот закон охватывает государственный строй, военное дело, собственность или экономику, уголовное и гражданское право, судебную власть, государственную казну, торговлю, почтовое сообщение, религию, международные отношения, скотоводство, землю и территорию, таможню, и контроль за исполнением обязанностей. Заслуга Чингисхана состоит в том, что он эти непреложные законы искал не в постановлениях более развитых народов, а в древних преданиях, обычаях и воззрениях своего народа, возведя эти обычаи в ранг законов, утверждая обычное право правом официальным.

Д.Б. Улымжиев и Н. Ням-Осор в книге "Их засаг" особо отмечают влияние "Их засаг" на Хуралдай, хотя Хуралдай имеет древнейшие истоки в жизни кочевников, но только в законе "Их засаг" Чингисхана Хуралдай впервые узаконен, имел действительный характер парламента. Хуралдай являлся официальным органом, решающим вопрос о наследнике ханского престола. В известной степени проявлялись коллективистские черты кочевников того времени и предостережение от борьбы за власть князей, военачальников, которые могли использовать силу.9 Далее авторы пишут о том, что положение "Их засаг" оказало огромное влияние на организацию монгольского государства и сыграло важную роль в формировании и развитии монгольского общества того времени. Например, расширились рамки деятельности людей, участвующих в государственных делах или принимающих решения. Среди них на передний план выдвигались деловые, активные люди, хотя и не имевшие аристократического происхождения. Это являлось очень важной характерной чертой закона "Их засаг".

Большой интерес представляет положение закона: "Кто сможет хорошо организовать свой домашний быт, тот сможет управлять подведомственной землей. Такого человека и нужно повышать по служебной линии .."10

Известный китайский учёный Сайшаал отметил, что "господа-князья должны собираться два раза в год (в некоторых заметках один раз в год) и проходить учение, после возвращения собственно/лично соблюдать эти правила, и если охватить этим своих подданных и подчинённых, то все дела должны совершиться успешно"11

Из этого следует, что многие положения "Их засаг" защищали авторитет власти, ставили стоящих во главе людей в такие условия, когда они вынуждены были постоянно советоваться между собой, выслушав мнение других и .таким образом, вполне демократическим способом решать возникшие проблемы.

В одном из фрагментов "Их засаг" отмечалось, что "Монгольское ханское государство не является одним из государств мира, а является формирующимся создающимся всемирным ханским государством "12 Здесь более конкретно проявилось - как считает автор - стремление оказать политическое влияние Монгольской империи на другие государства как зависимые.

В заключение хотелось бы подчеркнуть следующее: при покровительстве и помощи Вечно-Синего Неба Чингисхан создал Великую Монгольскую империю в Евразии, был основателем монгольского парламентаризма, автором закона «Их засаг», по своему государственному значению равняющегося таким знаменитым законам, как закон древнего Вавилона и закон Мануга (Индия).

Монголы, монголы всего мира, потомки Чингисхана, должны помнить слова Великого Чингисхана, сына Вечно-Синего Неба:

Тело моё превратится в прах,

Но вечным будет мой народ.

Тело моё истлеет в земле,

Но страна пребудет вечно.

Пусть жизнь моя недолговечна,

Пусть жизнь моя коротка,

Но народ мой вечно пребудет.