Школьников, гуляющих рядом с памятником Маршалу Советского Союза Г. К

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   ...   68

Отсюда следовало, что, наступая на опорный пункт, мы должны были прочно

обеспечивать свои фланги и надежно подавлять огневые средства смежных

опорных пунктов противника. Иначе наступающие войска рисковали оказаться в

огневом мешке.

Такой случай, как мне помнится, был. При атаке одного из рубежей на

подступах к Ельне наш стрелковый полк (номера его, к сожалению, не помню)

овладел д. Выдрино, где находился опорный пункт врага. Соседи несколько

отстали, и поэтому ближайшая к деревне местность на флангах атакующего полка

не была полностью очищена от противника. Это немедленно сказалось на

положении полка. Воспользовавшись создавшейся ситуацией, неприятель

сосредоточил весь огонь минометов из соседних опорных пунктов по деревне.

Наступление задержалось. [357]

Однако командир полка не растерялся. Он связался с поддерживающей

артиллерией и поставил перед ней задачу - подавить опорные пункты немцев,

мешающие его части двигаться вперед. Только после того как эта задача была

выполнена, полк смог продолжать наступление.

Нам удалось выявить и слабые стороны противника. Контратаки наших

частей показали неустойчивость немецко-фашистской пехоты. Неся огромные

потери от огня советской артиллерии, немецкие солдаты, как правило, не вели

прицельного огня. Они поспешно укрывались в окопы и, ведя оттуда

беспорядочную стрельбу, стремились воздействовать на психику наступающих.

Потерь же наносили относительно немного. Скоро наши воины перестали обращать

внимание на этот искусственный шум и успешно громили противника.

Я поручил штабу фронта всесторонне проанализировать опыт августовских

боев под Ельней и быстро довести его до командования всех степеней. От

командиров частей и соединений мы потребовали глубже изучать силы и систему

обороны немецких войск, вести разведку не "вообще", а конкретно, выявляя

огневые средства и характер инженерных сооружений их опорных пунктов.

Благодаря принятым мерам по улучшению разведки командование и штаб

фронта вскоре стали располагать полными данными о противнике, его огневой и

инженерной системах.

Эти сведения, а также показания многих пленных дали нам возможность

тщательно, во всех деталях отработать план артиллерийского огня,

авиационного удара и поставить конкретные задачи частям и соединениям на

полный разгром здесь противника.

Большую работу в этом отношении провел генерал-майор Л. А. Говоров,

отлично знавший артиллерийское дело. Да и не только артиллерию, он прекрасно

разбирался и в оперативно-тактических вопросах.

Несмотря на всю остроту боевых событий в районе Ельни и большую

занятость в связи с подготовкой предстоящей здесь наступательной операции, я

все время мысленно возвращался к разговору, который произошел у меня в

Ставке с И. В. Сталиным 29 июля. Правильный ли стратегический прогноз мы

сделали тогда в Генштабе?

Сейчас бытуют различные версии о позиции Ставки, Генерального штаба,

командования юго-западного направления и Военного совета Юго-Западного

фронта в отношении обороны Киева и отвода войск на реку Псёл из-под угрозы

окружения. Поэтому считаю нужным привести выдержки из разговора И.В. Сталина

с командующим Юго-Западным фронтом М. П. Кирпоносом 8 августа 1941 года. Они

свидетельствуют о том, что мнения Верховного Главнокомандующего и Военного

совета Юго-Западного фронта совпадали - они были против отвода советских

войск из-под Киева. [358]

У аппарата Сталин. До нас дошли сведения, что фронт решил с легким

сердцем сдать Киев врагу якобы ввиду недостатка частей, способных отстоять

Киев. Верно ли это?

Кирпонос. Здравствуйте, товарищ Сталин! Вам доложили неверно. Мною и

Военным советом фронта принимаются все меры к тому, чтобы Киев ни в коем

случае не сдавать. Противник, перейдя в наступление силой до 3 пехотных

дивизий на южном фасе УРа, при поддержке авиации прорвал УР и вклинился на

глубину до 4 километров. За вчерашний день противник потерял до 4000 человек

убитыми и ранеными. Наши потери за вчерашний день - до 1200 человек убитыми

и ранеными. Бой велся ожесточенный, отдельные населенные пункты по нескольку

раз переходили из рук в руки. Для усиления частей УРа даны вчера и сегодня

две авиадесантные бригады. Кроме того, даны сегодня 30 танков с задачей

уничтожить прорвавшиеся в УР части противника и восстановить прежнее

положение. Для содействия наземным войскам поставлена задача авиации.

Сталин. Можете ли уверенно сказать, что вы приняли все меры для

безусловного восстановления положения южной полосы УРа?

Кирпонос. Полагаю, что имеющиеся в моем распоряжении силы и средства

должны обеспечить выполнение поставленной УРу задачи. Одновременно должен

доложить вам, что у меня больше резервов на данном направлении уже нет.

Сталин. Возьмите часть с других направлений для усиления киевской

обороны. Я думаю, что, после того как Музыченко вышел из круга, наше

наступление в известном вам направлении теряет первоначальное значение...

Стало быть, у вас с этого направления также какие-то части освободятся.

Может быть, можно за счет освободившихся частей усилить районы севернее

Киева или западнее Киева...

Комитет обороны и Ставка очень просят вас принять все возможные и

невозможные меры для защиты Киева.

Недели через две будет легче, так как у нас будет возможность помочь

вам свежими силами, а в течение двух недель вам нужно во что бы то ни стало

отстоять Киев...

Кирпонос. Товарищ Сталин, все наши мысли и стремления, как мои, так и

Военного совета, направлены к тому, чтобы Киев противнику не отдать. Все,

что имеется в нашем распоряжении, будет использовано для обороны Киева, с

тем чтобы выполнить поставленную перед нами задачу...

Сталин. Очень хорошо. Крепко жму вашу руку. Желаю успеха. Все.

Кирпонос. До свидания, спасибо за пожелание успеха{53}.

Во второй половине августа, еще и еще раз проанализировав общую

стратегическую обстановку и характер действий противника [359] на западном

направлении, я вновь утвердился в правильности своего прогноза, изложенного

в докладе И. В. Сталину 29 июля, о возможных действиях гитлеровского

командования на ближайшее время. Поэтому как член Ставки счел себя обязанным

еще раз повторить Верховному Главнокомандующему свои прежние предположения о

возможных ударах немецко-фашистских войск во фланг и тыл Центрального, а

затем и Юго-Западного фронтов.

Мою уверенность подкрепили полученные от захваченных на нашем фронте

пленных сведения о переходе войск группы армий "Центр" к временной обороне

на московском направлении. Отказ противника от наступательных операций здесь

являлся сам по себе фактом чрезвычайной важности. Это был, насколько я знаю,

первый в истории Второй мировой войны случай вынужденной обороны

гитлеровских войск на главном стратегическом направлении. Все это еще раз

подтверждало правильность сделанного нами уже известного читателю прогноза.

Поэтому 19 августа я послал И. В. Сталину следующую телеграмму:

"Противник, убедившись в сосредоточении крупных сил наших войск на пути

к Москве, имея на своих флангах наш Центральный фронт и великолукскую

группировку наших войск, временно отказался от удара на Москву и, перейдя к

активной обороне против Западного и Резервного фронтов, все свои ударные

подвижные и танковые части бросил против Центрального, Юго-Западного и

Южного фронтов.

Возможный замысел противника: разгромить Центральный фронт и, выйдя в

район Чернигов-Конотоп-Прилуки, ударом с тыла разгромить армии Юго-Западного

фронта. После чего - главный удар на Москву в обход Брянских лесов и удар на

Донбасс. Для срыва этого опасного намерения гитлеровского командования

считал бы целесообразным по возможности быстрее создать крупную группировку

наших войск в районе Глухов-Чернигов-Конотоп, чтобы ее силами нанести удар

во фланг противника, как только он станет приводить в исполнение свой

замысел. В состав ударной группировки необходимо включить 10-11 стрелковых

дивизий, 3-4 кавалерийские дивизии, не менее тысячи танков и 400-500

самолетов. Их можно было выделить за счет Дальнего Востока, сил Московской

зоны обороны и ПВО, а также внутренних округов"{54}.

В тот же день, 19 августа, я получил ответную телеграмму Ставки

Верховного Главнокомандования следующего содержания:

"Ваши соображения насчет вероятного продвижения немцев в сторону

Чернигова, Конотопа, Прилук считаем правильными. Продвижение немцев... будет

означать обход нашей киевской группы с восточного берега Днепра и окружение

наших 3-й и 21-й армий. В предвидении такого нежелательного казуса и для его

[360] предупреждения создан Брянский фронт во главе с Еременко. Принимаются

и другие меры, о которых сообщим особо. Надеемся пресечь продвижение немцев.

Сталин, Шапошников"{55}.

К сожалению, никаких пояснений относительно возможностей нового фронта

и о "других мерах" в телеграмме не сообщалось.

Мучительные опасения за судьбу Центрального и Юго-Западного фронтов

меня не покидали...

Дня через два решил позвонить начальнику Генерального штаба Б. М.

Шапошникову. Хотелось точно выяснить, какие конкретные меры принимает

Верховное Главнокомандование, чтобы не поставить Центральный и Юго-Западный

фронты в тяжелое положение.

Борис Михайлович сообщил мне данные обстановки на этих участках фронта

и о принятых Ставкой мерах для противодействия маневру танковой группы

Гудериана и войск правого крыла группы армий "Центр".

Он сказал, что Верховный разрешил отвести часть войск правого крыла

Юго-Западного фронта на восточный берег Днепра. Киевская же группировка

наших войск оставалась на месте и должна была защищать подступы к Киеву,

который решено удерживать до последней возможности.

- Лично я, - продолжал Б. М. Шапошников, - считаю, что формируемый

Брянский фронт не сможет пресечь возможный удар центральной группировки

противника. К сожалению, - добавил он, - генерал-лейтенант Еременко в

разговоре со Сталиным клялся разгромить противника, действующего против

Центрального фронта, и не допустить его выхода во фланг и тыл Юго-Западного

фронта.

Я знал, что собой представляют в боевом отношении войска создаваемого в

спешке Брянского фронта, и поэтому счел необходимым еще раз весьма

настоятельно доложить по ВЧ Верховному Главнокомандующему о необходимости

быстрейшего отвода всех войск правого крыла Юго-Западного фронта на

восточный берег Днепра.

С моей рекомендацией и на этот раз не посчитались. И. В. Сталин сказал,

что он только что вновь советовался с Н. С. Хрущевым и он убедил его, что

Киев ни при каких обстоятельствах оставлять не следует. Кроме того, он,

Сталин, и сам убежден в том, что противник если и не будет разбит Брянским

фронтом, то во всяком случае будет задержан.

Как известно, войска Юго-Западного фронта в скором времени тяжело

поплатились за это решение Верховного, которое было построено на несерьезных

заявлениях. Задержать противника не удалось. В полосе Брянского фронта на

участке Новгород-Северский-Конотоп образовался крайне опасный прорыв.

Пришлось [361] срочно перебрасывать сюда конницу с Юго-Западного фронта,

который и сам находился в очень трудном положении.

Привожу разговор начальника Генерального штаба маршала Б. М.

Шапошникова с главкомом юго-западного направления маршалом С. М. Буденным,

состоявшийся несколько позднее, 10 сентября 1941 года в 6 час. 45 мин.

У аппарата Буденный.

У аппарата Шапошников.

Шапошников. Здравствуйте, Семен Михайлович! Верховный Главнокомандующий

поручил мне передать вам следующее приказание: срочно отправить походом 2-й

кавалерийский корпус в район Путивля, где он поступит в распоряжение

командующего Брянским фронтом Еременко. Корпус необходим для закрытия

прорыва между Юго-Западным фронтом и Брянским фронтом на участке

Конотоп-Новгород-Северский. Исполнение прошу подтвердить.

Буденный. Здравствуйте, Борис Михайлович! 2-й конный корпус является

единственным средством командующего Южным фронтом в направлении

Днепропетровск-Харьков. Противник, как вам известно, все время настойчиво

пытается выйти на оперативный простор. Известно также, что на участке

Переволочная-Днепропетровск на 60-километровом пространстве находится одна

273-я стрелковая дивизия. И, наконец, противник охватывает с севера правый

фланг Юго-Западного фронта. Если переводить туда второй корпус, то почему

его нужно передавать Еременко? Думаю, что с этим корпусом получится та же

история, что и с 21-й армией.

Я прошу вас вообще обратить внимание на действия Еременко, который

должен был эту группу противника уничтожить, а на самом деле из этого ничего

не получилось. Если вы все точно представляете, что происходит на

Юго-Западном и Южном фронтах, и, несмотря на то, что ни тот, ни другой фронт

не располагает никакими резервами, решили корпус передвинуть и передать его

в состав Брянского фронта, то я вынужден буду отдать приказ о движении

корпуса.

Разрешите коротко доложить обстановку.

Юго-Западный фронт. 4-я стрелковая дивизия 5-й армии находится в

окружении под Черниговом. Противник форсировал Десну на участках восточнее

Чернигова и на окуниновском направлении. Противник форсировал Днепр у

Кременчуга и юго-восточнее. Самый правый фланг Юго-Западного фронта вам

известен. У Кирпоноса в резерве ничего нет.

Южный фронт. Как я уже доложил, происходят сильные бои с 25 августа на

нашем берегу у Днепропетровска. В районе Каховки дело продолжает

осложняться: противник ввел не менее трех дивизий, и у нас там сплошного

фронта нет.

Шапошников. Это мне все понятно, Семен Михайлович. Но для того чтобы

Юго-Западный фронт дрался, необходимо закрыть [362] прорыв на участке

Новгород-Северский-Конотоп. Для этой цели и двигается 2-й кавкорпус.

Ответственность за эту операцию Верховный Главнокомандующий возложил на

Еременко. Прошу, не задерживая, двинуть корпус на Путивль.

Буденный. Хорошо. Начальника штаба Южного фронта уже вызвали к

аппарату, и сейчас ему будет отдан приказ о движении кавкорпуса. Мое мнение

прошу доложить Верховному Главнокомандующему и в частности о действиях

Брянского фронта. До свидания!

Шапошников. Обязательно доложу. Всего хорошего!{56}

Много времени прошло с тех пор, но я все еще не могу без волнения об

этом вспоминать. Считаю, что Верховный Главнокомандующий был тогда не прав,

требуя от командования Юго-Западного фронта удерживать фронт обороны

западнее Днепра и западнее Киева до последней возможности. Что из этого

получилось, я сказал выше.

Слов нет, даже мысль о возможности потери Киева больно отзывалась тогда

в сердце каждого советского человека, но, решая вопрос о судьбе столицы

Украины, следовало исходить из всей совокупности военно-политических

факторов. Война есть война, и если это необходимо, если создается угроза

окружения и гибели большой группировки войск, надо быстрее отводить ее

из-под ударов противника, чтобы избежать серьезного поражения и ненужных

потерь.

Когда мне приходится касаться событий под Ельней, я невольно вспоминаю

о своих личных переживаниях в те трудные дни. Ельнинская операция была моей

первой самостоятельной операцией, первой пробой личных

оперативно-стратегических способностей в большой войне с гитлеровской

Германией. Думаю, каждому понятно, с каким волнением, особой

осмотрительностью и вниманием я приступил к ее организации и проведению.

Вскоре на фронт пришла директива Ставки. Во втором пункте ее было

сказано:

"Войскам Резервного фронта, продолжая укреплять главными силами

оборонительную полосу на рубеже Осташков-Селижарово-Оленине-р. Днепр

(западнее Вязьмы)-Спас-Деменск-Киров, 30 августа левофланговыми 24-й и 43-й

армиями перейти в наступление с задачами: разгромить ельнинскую группировку

противника, овладеть Ельней и, нанося в дальнейшем удары в направлениях

Починок и Рославль, к 8 сентября 1941 года выйти на фронт Долгие

Нивы-Хиславичи-Петровичи..."{57}

Эти указания Ставки соответствовали нашим предложениям, доложенным в

Москву. Поскольку фронт противника имел форму [363] обращенной к нам большой

дуги, напрашивалось решение подрубить ее под оба основания одновременными

ударами, сходящимися к западу от Ельни. Нам было известно также, что главные

силы 2-й танковой группы Гудериана уже двинулись на юг, а в глубине немецкой

обороны не было крупных подвижных резервов. Чтобы не дать гитлеровскому

командованию возможности сосредоточить свои усилия на решающих для нас

направлениях, мы дали указания войскам второстепенными силами осуществлять

нажим и на ряде других участков, по всему протяжению ельнинской дуги.

С рассветом 30 августа после непродолжительной артиллерийской

подготовки войска Резервного фронта перешли в решительное наступление.

Главный удар наносила 24-я армия под командованием генерал-майора К. И.

Ракутина. Ее части наступали на Ельню с северо-востока. Навстречу им с

юго-востока двигалось несколько соединений 43-й армии.

В те дни, когда проходила Ельнинская операция, противник, как мы это и

предвидели, повернул главные силы 2-й танковой группы Гудериана на Конотоп.

Гитлеровское командование приступило к выполнению плана по окружению и

ликвидации нашей киевской группировки войск. Поэтому теперь ему было

особенно важно не допустить прорыва обороны под Ельней и выхода Резервного

фронта на фланг и в тыл обороны группы армий "Центр".

Сражение на всех участках фронта было ожесточенным и тяжелым для обеих

сторон. Противник противопоставил нашим наступавшим дивизиям хорошо

организованный плотный артиллерийский и минометный огонь. Со своей стороны

мы также ввели в дело всю наличную авиацию, танки, артиллерию и реактивные

минометы.

Применяя все виды боевой техники, сочетая огонь с искусным маневром,

наши стрелковые части, артиллеристы, летчики и танкисты в тесном

взаимодействии наносили по врагу мощные удары, не давая гитлеровцам покоя ни

днем, ни ночью. Наголову были разбиты 10-я танковая, 17-я моторизованная и

15-я пехотная немецкие дивизии.

Большие надежды возлагало гитлеровское командование на спешно

переброшенную под Ельню отборную моторизованную дивизию СС "Рейх", в составе

которой были отборные полки - "Германия", "Фюрер", "ЭЛФ". На участке обороны

этой дивизии было найдено много листовок фашистского верховного

командования. В них восхвалялась доблесть гитлеровских солдат и выражалась

уверенность в их дальнейших победах.

Но надеждам Гитлера не суждено было сбыться. Под сокрушительными

ударами наших частей дивизия СС, как и другие немецкие части, занимавшие

плацдарм, понесла невосполнимые потери.

1 сентября 1941 года меня вызвал к телеграфному аппарату А. Н.

Поскребышев.

У аппарата генерал армии Жуков.

У аппарата Поскребышев. [364]

Поскребышев. Здравствуйте! Передаю просьбу товарища Сталина. Можете ли

вы сейчас выехать в Москву? Если есть какая-либо возможность, выезжайте,

передав дела на время вашего отсутствия Ракутину или Богданову.

Жуков. Только что сейчас получил неблагоприятные сведения о 211-й

дивизии, действовавшей в районе Рославля. Эта дивизия отошла назад

километров на 5-6 и создала этим невыгодное положение для 149-й стрелковой

дивизии. Ввиду сложности обстановки я хотел бы ночью выехать на участок

211-й дивизии и там навести порядок. Поэтому просил бы, если возможно,

отложить мой приезд, если же нельзя, то выеду немедленно.

Под Ельней дела развиваются неплохо... Сейчас вышли на железную дорогу

Ельня-Смоленск. Если будет приказано ехать, оставляю за себя заместителем