Geum.ru

Эволюция типов средневековой исламской архитектуры

Вид материалаДиссертация

Содержание


Главе 5 – «Мавзолей»
Главе 6 – «Дворец»
Подобный материал:
1   2   3
Глава 4 – «Рибат и ханака» посвящена более сложной (чем соотношение типов медресе и маристана) проблеме корреляции архитектурных типов рибата и ханаки. Ранние рибаты были обителями мусульман, посвятивших свою жизнь защите и расширению границ исламского мира. Архитектурный тип раннего рибата имел все признаки крепостного сооружения. Квадрат стен с единственным укрепленным бастионами входом в центре одной из сторон, трехчетвертные, почти круглые башни на углах и полукруглые на фасах, внутренняя застройка по периметру центрального двора – все эти черты характерны и для архитектуры омейядских «замков пустыни», что затрудняет дефиницию некоторых памятников. К подобным трудно определяемым памятникам принадлежит Каср аль-Харана в Иордании, который, по нашему мнению, сложившемуся на основе сравнения его архитектурных особенностей с характеристиками известных рибатов, в действительности имел все признаки военно-сторожевой обители, то есть был именно ранним рибатом, а не касром.

Упоминание рибатов в письменных источниках 11–14 вв. в суфийском контексте, а также использование термина «рибат» в строительных надписях и завещательных документах наряду с термином «ханака» как его синоним, прочно связало рибат с дервишизмом, что привело к нивелированию различий между двумя функционально различными типами зданий. Доказательством того, что эти различия существовали и нашли выражение в разных архитектурных формах, служит такой известный памятник, как Ханега Пир-Хусейна на реке Пирсагат в Азербайджане. План и реконструкция этого сооружения с крепостными стенами, единственными укрепленными воротами, внутренней периметральной застройкой, включающей помимо жилых помещений мечеть, минарет, приемный зал и мавзолей, создают образ военно-сторожевой мусульманской обители. Типологически этот памятник близок классическому рибату в Сусе. Все это позволяет утверждать, что исторически закрепившийся за этим сооружением термин «ханега» (ханака) правильнее понимать как синоним рибата, каковым его и следует считать. Если наше предположение верно, то Ханега Пир-Хусейна дает редкий пример позднего военно-сторожевого рибата, связь которого с суфийской практикой, однако, нельзя исключить. Другой спорный апшеронский памятник этого рода – затонувшее в Бакинской бухте укрепление 13 в., которое Л. С. Бретаницкий классифицировал как ханаку, – по своим архитектурным характеристикам скорее мог бы быть поздним образцом «морского рибата», тип которого был ярко обрисован аль-Мукаддаси в конце 10 в.

Следует отметить также, что рибаты нередко путают с рабатами – укрепленными дорожными караван-сараями, которые получили распространение в восточных областях исламского мира. Архитектурный тип рабата, действительно, имел много общих черт с архитектурным типом рибата, но отличался от него включением в свою композиционно-планировочную структуру стойл для вьючных животных, загонов для скота, складов и прочих хозяйственных помещений.

Ханака, хотя и исходила в своих планировочных принципах (внутренний двор с периметральной застройкой) из общей с медресе и рибатом парадигмы, всегда отличалась от рибата наличием выделенного большим куполом общественного зала/двора для радений суфиев и гостеприимным монументальным порталом. Если рибат как архитектурное сооружение был рассчитан на автономное существование вдали от населенных пунктов, то ханака была порождением городской мусульманской культуры и практически не могла существовать вне инфраструктуры города или селения.

Архитектурный тип рибата как крепостного сооружения, судя по сходству его фортификационных характеристик с типом римского военного форта, восходит к доисламскому времени. Таким образом, эволюция рибата как обители воинов-аскетов, защитников веры, была значительно более длительной, чем эволюция медресе и ханаки, и, как показывают немногие сохранившиеся и реконструированные памятники, не претерпела существенных перемен. Наделение рибата функциями духовной обители привело к изменению содержания термина и использованию его в качестве синонима термина «ханака», который, в свою очередь, иногда применялся в значении рибата. Остается подчеркнуть, однако, что изучение самих памятников показывает, что, при всей путанице и подмене понятий, архитектурные типы собственно рибата и ханаки всегда были различны.

В Главе 5 – «Мавзолей» рассматриваются вопросы возникновения и развития основных типов исламской мемориально-культовой архитектуры. Изучение разных по времени создания и региону памятников мемориально-культового зодчества ислама показывает, что основу архитектурного типа мусульманского мавзолея как монументального надгробного сооружения во всех его разновидностях составляет центрально-купольная композиция. В наземной части мавзолея, как правило, четко выделены три зоны: 1) квадратный (редко – полигональный или круглый) в плане погребальный зал, 2) переходная конструкция, в большинстве случаев имеющая форму восьмигранного барабана, и 3) купол параболической, реже конической или граненой шатровой формы. Доминанта купола в архитектурном облике мавзолея отразилась в терминологии этого типа сооружений, практически у всех мусульманских народов называемого просто «куполом» (араб. – кубба, перс. – гумбад, гумбед, тюрк. – гумбез, кюмбет). Другой широко распространенный термин – турба (араб), позднее – тюрбе (тур.), по мнению многих исследователей, является синонимом куббы.

Однако опыт исследования погребальной архитектуры разных регионов исламского мира показывает, что термином «кубба», помимо нарицательного обозначения любой купольной гробницы, в Северной Африке обозначается усыпальница марабута, праведника (сиди) или суфийского шейха, обычно имеющая вид небольшого кубического сооружения, перекрытого полусферическим или (в Марокко) четырехгранным шатровым куполом. Ближневосточная кубба, отличающаяся большим полусферическим куполом, как правило, имеет развитую наземную часть, включающую обходную галерею, поминальный зал или мечеть.

Термин «гумбад» (и его диалектальные варианты) исторически закрепился за однокамерными башенными сооружениями или постройками с акцентированной вертикальной осью, обычно увенчанными островерхим коническим или граненым шатровым куполом.

Термин «тюрбе», получивший широкое распространение с сельджукского времени в Иране, прикаспийских районах и, особенно, в Анатолии, фактически, применялся как синоним гумбада, а в Османской империи, прежде всего, в Турции, стал применяться для обозначения любой однокамерной усыпальницы.

Изучение многочисленных хорошо сохранившихся памятников показывает, что архитектурный тип мусульманского мавзолея в своей принципиальной конструктивной основе – центрально-купольной композиции, иконографически акцентирующей идею перехода от земного мира к небесному, фактически не эволюционировал. Форма первого дошедшего до нас мусульманского мавзолея повторила в адаптированном виде форму иерусалимской Куббат ас-Сахры, то есть была воспринята в готовом виде. Вместе с тем, ни в какой другой области архитектуры зодчие стран ислама не проявили такой изобретательности и не предложили такого разнообразия смелых и неожиданных решений (особенно, в области конструкции перекрытий и в технике декора), как в строительстве мавзолеев, особенно тех, которые, как мавзолей султана Санджара в Мерве или усыпальницы Мамлюков в Каире, прославляли величие власти и личности монарха. Однако лучшие достижения исламского мемориального зодчества связаны с развитием специфически мусульманской формы садово-паркового ансамбля – погребального сада–равды, кульминация которого отмечена созданием некрополя Саадидов в Марракеше и ансамбля Тадж-Махал в Агре.

В Главе 6 – «Дворец» прослеживается история развития специфически исламских форм резиденции мусульманского правителя, композиционная структура и иконография которой всегда связаны с мусульманской идеей теократии. Типология мусульманских дворцов представляет, возможно, наиболее сложную область исследования из-за почти полного отсутствия сохранившихся памятников. Ранние дворцы нам известны только как археологические объекты, интерпретация которых остается в большинстве случаев спорной; о средневековых дворцах мы составляем представление больше по литературным и письменным источникам, чем конкретным объектам. Единственный, чудом уцелевший памятник – Альгамбра в Гранаде был создан довольно поздно, к тому же, в лоне специфического испано-мавританского искусства, и потому лишь с определенной долей условности может рассматриваться как универсальный пример мусульманского дворцового зодчества.

Тем не менее, на основе данных археологических исследований архитектурных памятников, изучения связанной с ними эпиграфики и исторических документов можно составить общее представление о путях формирования и развития типических черт дворцовой архитектуры в Арабском халифате и сменивших его государствах.

Истоки архитектурного типа мусульманского дворца следует искать в парфяно-сасанидском и римско-византийском наследии. Не исключено также, что некоторые черты средневековых мусульманских дворцов были восприняты от доисламской жилой и дворцовой архитектуры Йемена.

Как показывает пример «замков пустыни», в эпоху Омейядов формируется тип раннесредневековой резиденции в виде укрепленного замка-дворца, за которым закрепляется арабский термин «каср». Композиционно-планировочная структура касра, близка рибату и, безусловно, исходит из общей с ним парадигмы, разработанной на основе усвоения опыта строительства римских фортов в Сирии и Палестине. Однако, в отличие от рибата, за глухими, внешне напоминающими крепость стенами касра скрывалось благоустроенное жилище, архитектура и декор которого располагали к отдыху и развлечениям, а не к борьбе с врагами веры. Обнаруженные в «замках пустыни» мозаики, фрески, фрагменты стуковой скульптуры и рельефов, резьбы по камню и стуку позволяют считать их центрами, из которых исходили идеи и формы, оказавшие решающее влияние на формирование художественной культуры Халифата. В этих удаленных омейядских поместьях сформировался тип касра как укрепленного дворца-резиденции с заложенной в него мусульманской идеей «скрытой архитектуры».

Столица аббасидского халифа аль-Мансура город Мадинат ас-Салам, построенный по идеальному круглому плану, с тройным кольцом стен вокруг правительственного ядра, продолжила древнейшую традицию царских городов Месопотамии, но вместе с тем, положила начало развитию специфического для мусульманского средневековья архитектурного типа города-дворца.

Дворцы халифов в Самарре, которые представляли собой огражденные массивными стенами грандиозные ансамбли со сложной планировкой, с четким разделением на официальную, жилую и хозяйственную части, с анфиладами чередующихся парадных залов, широких эспланад с цветниками и бассейнами, с подземными жилищами вокруг водохранилищ-сердабов, со спортивными комплексами, приобрели вид пышного царского города. В этих дворцах, поражающих своими масштабами и напоминающих по своему размаху древние царские дворцы Ассирии и Вавилона, наиболее ярко воплотился аббасидский имперский стиль, породивший моду на создание правительственных резиденций с роскошными интерьерами, регулярными садами-рийядами и экзотическими парками с увеселительными затеями.

Продолжением созданной Аббасидами имперской традиции стали пышные правительственные резиденции 10–11 веков в Египте эпохи Тулунидов и Фатимидов и в мусульманской Испании. Уникальным примером сложившегося типа мусульманского укрепленного правительственного дворца, объединившего черты традиционного арабского касра и дворцовой крепости-касбы (в том виде, в котором она сложилась в столичных городах Марокко и мавританской Испании), является дворец-крепость Альгамбра в Гранаде.

Создатели Альгамбры воплотили в своем детище лучшие и одновременно типические черты мусульманской дворцовой архитектуры с ее теократической иконографией и религиозной идей «скрытого сокровища». Здесь получила законченное выражение впервые сформулированная зодчими Кордовского халифата идея парящей архитектуры, внешне игнорирующей законы тектоники, и обрела совершенную художественную форму пронизывающая все исламское искусство орнаментальность. Резные капители и высокие нарядные импосты, нагруженные подковообразными, полукруглыми или стрельчатыми арками с ажурными тимпанами и сталактитовой бахромой, легко возносятся на неправдоподобно тонких и стройных мраморных колоннах. Тяжелые черепичные крыши словно парят над несущими их аркадами, отделяющими залитые солнцем дворики от портиков, стерегущих полумрак и прохладу покоев. Сверкающие чистотой красок изразцовые геометрические орнаменты, внешне лишающие цоколи материальности, сменяются хрупкой изморозью многослойных резных по стуку узоров и надписей на стенах, эффектно завершенных массивными темно-коричневыми кедровыми резными фризами и карнизами с виртуозно выточенными фигурными консолями. Скрытые шатровыми кровлями купола, будто низвергающие в интерьеры мириады узорчатых ячеек и призм, осеняют призрачное пространство залов. Изменчивое кружево пятен света, проникающего в интерьер сквозь узорные решетки окон, вплетается в полихромию тонко прорисованных арабесок и виртуозных каллиграфических надписей. Водные зеркала бассейнов с опрокинутыми в них отражениями окружающих пейзажей и журчащие серебристые струи фонтанов в граненых, испещренных узорами каменных чашах дополняют картину этой прекрасной, словно начертанной легким пером архитектуры, исполненной гармонии, духовной чистоты и возвышенной поэтичности.

Ансамбль Альгамбры не завершает историю исламского средневекового зодчества, но, суммируя его достижения, создает образ идеальной правительственной резиденции, в которой обрели свое место почти все основные типы исламской архитектуры, претерпевшие многовековую эволюцию.

В Заключении подводятся итоги работы. Как показывает исследование, в типологии исламской средневековой архитектуры, если рассматривать ее в соответствии со сложившейся в странах Ближнего и Среднего Востока средневековой и современной архитектурной терминологией, отчетливо выделяются такие исторически сложившиеся группы сооружений как 1) святыня – объект поклонения; 2) мечеть – здание, предназначенное для индивидуальной или коллективной молитвы и собрания религиозной общины; 3) медресе – теологическая школа-институт, объединяющая практику учебного и богословского центра; 4) маристан – лечебница или учебно-лечебное здание; 5) рибат – обитель борцов за веру; 6) ханака – обитель суфиев, или дервишей; 7) кубба, гумбад, тюрбе – мусульманский мавзолей; 8) каср – укрепленный замок-дворец. Мазары – постройки над святыми могилами, к которым совершается паломничество с целью получения благодати, не представляют самостоятельного архитектурного вида; мазаром может быть любой мавзолей, традиционно ставший объектом зийарата – обряда посещения места реального или мнимого погребения мусульманского праведника.

Названные группы далеко не исчерпывают всего многообразия видов исламского зодчества, но позволяют определить основные этапы эволюции его типологии, выявить парадигмы, лежащие в основе формирования, как главных архитектурных типов, так и их производных, и, наконец, проследить эволюцию этих типов и, таким образом, – развитие исламской архитектуры в целом как феномена мировой культуры.

Типологический подход к исследованию архитектурных памятников, позволяет систематизировать накопленные наукой знания и более четко представить магистральные и маргинальные пути развития исламского средневекового зодчества.

Изучение сложившейся в искусстве Ближнего и Среднего Востока средневековой и современной архитектурной терминологии, литературных источников, композиционно-планировочных и в целом стилистических характеристик конкретных памятников позволяет выделить характеризующие средневековый мусульманский образ жизни типологические группы сакральной, культовой, образовательно-духовной и благотворительной, военно-религиозной и связанной с мистическими движениями, а также мемориально-культовой и дворцовой архитектуры.

Формирование специфически мусульманских архитектурных типов явилось одним из важнейших составляющих формирования средневековой исламской цивилизации. Типы исламской архитектуры складывались как на основе активного опыта предшествующих эпох и культур, так и в процессе установления мусульманского культа, идеологии, моральных норм и эстетических представлений.

Специфика типологии исламской архитектуры проявилась в создании различных по своему назначению и художественному образу типов сооружений исходя из общей парадигмы и с использованием одних и тех же формообразующих элементов и композиционно-планировочных принципов.

В структурной общности различных типов исламской архитектуры проявилась общая для исламского искусства идея «манифестации Единства на равнине Множественности» (С. Х. Наср), инспирированная мусульманской доктриной таухида – единства и единственности Бога. Следование этому принципу в отсутствие единой для всех эпох и регионов исламского мира регламентирующей организации, а также устойчивость локальных строительных и художественных приемов, методов и форм объясняет развитие внутри каждого типа исламской архитектуры множества видов и разновидностей. Их углубленное и расширенное изучение составляет перспективу дальнейших исследований темы диссертации.

Основные положения диссертации отражены и отчасти изложены в следующих публикациях автора:
  1. Города Сирии. М.: Искусство, 1979. – 230 с. Совм. с Н. А. Сидоровой. [текст Т. Х. Стародуб – 4 а. л.]
  2. Средневековая архитектура, связанная с суфизмом: ханака, завия, такия. // Суфизм в контексте мусульманской культуры. Сб. М.: Наука, 1989. С. 268–278. [0,6 а. л.]
  3. Рибат и Ханака. Термин и архитектурный тип: Тез. докл. на рус. и англ. яз. // Архитектура и искусство Ближнего и Среднего Востока: Материалы конференции. – Баку: Элм, 1989. – С. 44–48. [0,1 а.л.]
  4. Мусульманские культовые здания в системе средневекового арабского города. // Городская художественная культура Востока. Сб. М.,1990. С. 190–200. [0,5 а. л.]
  5. Монументальная живопись эпохи Омейядов. К вопросу о стиле. // Стиль – Образ – Время. Сб. М., 1991. С. 17–33. [0,6 а. л.]
  6. Ранневизантийская художественная школа Сирии и ее воздействие на формирование арабского искусства эпохи Омейядов // Тез. докл. XVIII международный конгресс византинистов. М., 1991. С. 1103–1104.
  7. Архитектура и градостроительство; Изобразительное и декоративное искусство. // Сирия. Справочник. М., 1992. С. 372–394. [3,2 а. л.]
  8. Специфика заимствования и инокультурных связей в искусстве Арабского халифата. // Ислам и проблемы межцивилизационных взаимодействий. Сб. М.: Наука, 1994. – С. 279–285 [0,4 а. л.]
  9. Мусульманский средневековый город (термин и архитектурное выражение). // Город как социокультурное явление исторического процесса. Сб. М.: Наука, 1995. С. 170–177 [0,4 а. л.]
  10. Идея города в средневековом изобразительном искусстве мусульманского Востока // Город и искусство. Субъекты социокультурного диалога: Сб. М.: Наука, 1996. С. 217–222 [0,5 а. л.]
  11. Города Марокко. / Под ред. Т. Х. Стародуб. М., 1996. 118 с. Совм. с Т. П. Каптеревой [текст Т. Х. Стародуб – 3,4 а. л.]
  12. Традиционное искусство Востока. Терминологический словарь. М.: Эллис Лак, 1997. – 359 с. Совм. с Н.А. Виноградовой, Т.П. Каптеревой, [текст Т. Х. Стародуб по теме «Искусство Бл. и Ср. Востока» – 7 а. л.]
  13. Пространство вне времени. // Мир психологии. М., 1999. № 4 (20). С. 203–211 [0,7 а. л.]
  14. Концепция идеального исламского города в планировке и архитектуре Хивы // Архитектурное наследство. М., 1999. №43. С. 42–44 [0,4 а. л.]
  15. Idea of the Holy City in Medieval Muslim Panting. // The Real and Ideal Jerusalem in Jewish, Christian and Islamic Art. Ed. Bianca Kьhnel / Jewish Art. Jerusalem, 1997/98. Vol. 23/24. P. 378–383 [0,4 а. л.]
  16. Мусульманский Восток и Запад. VII–XVII вв. // Искусство. Универсальная энциклопедия для юношества. М., 2002. С. 202–231 [2,2 а. л.]
  17. Исламская архитектура // Ислам, 2002. №2. С. 15–19 [0,2 а.л.]
  18. Первый дом для людей. // Ислам. 2002. № 1 (3). С. 18–22 [0,2 а.л.]
  19. Регистан в Самарканде // Ислам. 2003, № 2 (4). С. 21–25 [0,2 а.л.]
  20. Архитектурные шедевры Багдада // Ислам. № 3 (5). С. 22–25 [0,15 а.л.]
  21. Благословенная Отдаленнейшая мечеть. (О Мечети аль-Акса в Иерусалиме). // Ислам. 2004. №1 (8). С. 18–21 [0,15 а.л.]
  22. Величественный Тадж-Махал // Ислам. 2004. № 2. С. 22–25 [0,15 а.л.].
  23. Мечети мавританской Испании // Ислам. 2004. № 3 (10). С. 24–27 [0,2 а.л.].
  24. Искусство мусульманского мира // История искусства. М., 2003. С. 257–286 [3 а. л.]
  25. Изображение неизобразимого. О специфике арабо-мусульманского визуального искусства//Одиссей. Сб. М.: Наука, 2003. С. 368–377. [0,6 а.л.].
  26. Идея Святого города в средневековой мусульманской живописи // Грани творчества. Сб. М., 2003. С. 187–196 [0,4 а. л.]
  27. Куббат ас-Сахра в Иерусалиме как выражение исламской концепции Святого города // Вопросы всеобщей истории архитектуры. Вып. 2. М., 2004. С. 75–83 [1 а. л.]
  28. Сокровища исламской архитектуры. М., 2004. 454 c. [21,5 а. л.]
  29. Рибат и ханака. Термин и архитектурный тип // Культурные ценности. Cultural Values: Международный ежегодник. 2002–2003 / Отв. ред. Р.Г. Мурадов. С.-Петербург, 2004 (выпуск был сформирован в марте 2005 и вышел с свет в сентябре 2005). С. 89–101 [1,4 а. л.]
  30. Домонгольские мавзолеи Куня-Ургенча в контексте формирования архитектурного типа тюрбе. Тезисы доклада. // Постоянно нейтральный Туркменистан – ЮНЕСКО: оценка историко-культурных ценностей и определение путей сохранения памятников всемирного наследия: Материалы международной конференции 25–27 мая (на туркм., рус., англ. яз.). Ашхабад. 2006. С. 466–467 (рус.). [0,1 а.л.]
  31. Мечеть. Термин и архитектурный тип. // Вестник Московского университета. 13. Востоковедение. 2006. С. 54–73. Вып. 4. [1,4 а.л.]
  32. Реконструкция архитектурного типа раннего мусульманского дворца // Восток. 2006, № 5. С. 23–36. [1,2 а.л.]




1 Хадис (араб. – рассказ), предание о высказываниях и поступках пророка Мухаммада, подкрепленное ссылками на заслуживающих доверия людей, передавших эту информацию.

2 Сунна (араб. – обычай, практика, пример /для подражания/), совокупность сведений о жизни пророка Мухаммада, зафиксированных в хадисах и составляющих священное предание мусульман.