Историко-теоретический и методологический анализ структуры права 12. 00. 01 теория и история права и государства; история учений о праве и государстве
| Вид материала | Автореферат |
Содержание50–60-х гг. прошлого века Второй раздел Второй параграф главы 3 Третий параграф главы 3 Четвертая глава |
- Консультативный cовет как институт государственности на территории Таджикистана: историко-правовой, 327.14kb.
- Типология государства: сравнительно-правовой анализ, 391.9kb.
- Теория понимания права л. И. Петражицкого: история и современность, 314.42kb.
- Права ребенка и их защита в россии: общетеоретический анализ 12. 00. 01 Теория и история, 753.91kb.
- Программа вступительных экзаменов в аспирантуру по специальности 12. 00. 01 теория, 659.33kb.
- Программа вступительного экзамена в аспирантуру по специальной дисциплине 12. 00., 723.23kb.
- Теория правовой деятельности нотариата 12. 00. 01 теория и история права и государства;, 538.73kb.
- Методические указания для подготовки аспирантов по специальности научных работников, 1028.86kb.
- Программа включает в себя проблематику учебных курсов «Теория права и государства»,, 216.33kb.
- Вопросы к вступительному экзамену в аспирантуру 12. 00. 01 Теория и история права, 71.81kb.
В первом параграфе главы 1 – «Предпосылки формирования отечественного учения о строении системы права», акцентируется внимание на том, что вектор формирования воззрений на систему права был связан с потребностью в разработке критериев систематики нормативного правового материала. Это отражено уже в выступлении А.Я. Вышинского в 1938 г. Ориентирующее свойство отраслевой модели до сих пор считается ее основным достоинством.
Вместе с тем, самого термина «отрасль права» в докладе А.Я Вышинского в 1938 г. не содержалось. Не подразумевался он и по смыслу выступления. А.Я. Вышинский понимал под отображаемой отраслевой моделью системой права упорядоченность тех основных начал, которыми надо руководствоваться при создании правовых норм, а также совокупность юридических наук, направленных на исследование различных сфер правовой материи. Кроме того, А.Я. Вышинский упоминал не только об отраслевом аспекте системы права. Так, вопрос о формах выражения норм (источниках) советского социалистического права был им назван вторым по очередности в плане разработки вопросов, составляющих тему системы права.
В целом надо отметить, что если рассматривать науку в качестве теоретически обоснованной, вненравственной и внеидеологической системы знаний о каком-либо объекте, то подход к познанию структурного строения системы советского социалистического права нельзя считать объективным. Итоги проработки соответствующей проблематики были заранее обозначены и обусловлены целым рядом отнюдь не правовых факторов, среди которых можно назвать публично-политический курс, официальную государственную идеологию, партийные установки и пр.
Во втором параграфе главы 1 – «Учение о системе права 1938–1940 гг.», исследуются воззрения на систему права и ее структурное строение участников I Совещания по вопросам науки советского государства и права.
Именно в начале прошлого столетия за системой права закрепилось отраслевое восприятие, предполагающее основанное на неком показателе распределение (классификацию) правовых норм. Основанием формирования отраслей права был признан материальный критерий. Его последовательное обоснование впервые произвел М.А. Аржанов. Но в первой половине прошлого века уже предлагались и иные отраслеобразующие факторы. В частности, С.Н. Братусь одним из первых в советский период указал на метод правового регулирования. Он же сформулировал тезис о неразрывной взаимосвязи предмета и метода правовой регламентации и выразил идею о необходимости многокритериального подхода к выделению отраслей права.
Кроме того, надо отметить, что возможность познания системы права и ее структуры некоторыми учеными оценивалась скептически, несмотря на имевшуюся публично-властную заинтересованность в четком решении вопроса о системе права (М.О. Рейхель, М.М. Мороз). Дуалистической концепции права также поддерживались некоторые видные представители отечественного правоведения, несмотря на, можно сказать, официозное провозглашение отрицания частного права.
В первой половине ХХ в. также проводилось последовательное разграничение систем права и юриспруденции, указывалось на потребность в четком различении вопросов о системе права и о систематизации правовых норм. В этот же период была предложена первая в советской юридической науке классификация отраслей права.
Вместе с тем вопрос о структуре системы права в целом оставался неясным (во многом из-за отождествления проблемы познания структурного строения права с проблемой классификации нормативного правового материала). Эта неясность предопределила актуальность последующих обращений к вопросу о структуре системы права. Но в то же время выработанные в рамках первой дискуссии положения до настоящего времени оказывают существенное влияние на отечественную доктрину и практику. Их обоснованно признают необходимыми для дальнейшего исследования темы.
В третьем параграфе главы 1 освещается и оценивается методологическое значение первой отечественной дискуссии о системе права. В ее рамках вопрос о системе права рассматривался лишь в русле отраслевого деления, зависящего от классификации содержания тех общественных отношений, которые должны фиксироваться в правовых нормах. Иные концепции системы права и ее структуры получили тогда клише изживших себя надстроечных компонентов, несоответствующих потребностям социалистического базиса. Это обусловлено тем, что в конце 30-х гг. ХХ в. было востребовано не столько само познание системы права и выявление ее структуры, сколько формирование параметров объединения и разграничения юридического материала.
В вопросе о размежевании и интеграции нормативных правовых положений отечественное учение о системе права времен первой дискуссии и последующих периодов представлено двумя базовыми направлениями. Представители первого, превалировавшего в конце 30-х гг. прошлого века, считали, что общественные отношения, отраженные посредством правовых норм, объединяются в отрасли права по материальному показателю. Оппоненты данной позиции полагали, что наличие отрасли права можно констатировать только на основе нескольких показателей.
Сторонники монокритериального подхода отмечали, что предмет правового регулирования является надлежащим и достаточным критерием, так как он носит материалистический характер, согласуется с диалектическим методом познания, имеет практическую направленность и согласуется с сформулированным А.Я. Вышинским определением права. В свою очередь, сторонники плюралистических оснований выделения отраслей права предлагали такие показатели как предмет, метод и цель правового регулирования, принципы права, специальный понятийный аппарат, состав участников правовых отношений, исторический тип правовой области.
Хотя в рамках первой отечественной дискуссии отделения систем права и законодательства друг от друга фактически не проводилось (так как вопрос об их соотношении вообще не ставился), отдельные суждения на эту тему (как правило, утилитарного толка) учеными все-таки высказывались. В диссертационной работе отмечается, что особого внимания заслуживает выраженная в ходе дискуссии позиция об основополагающем значении конституционного (государственного) права в системах национального права.
Обобщенные итоги дискуссии могут быть выражены следующими тезисами: система права зависит от типа правовой системы общества; система советского социалистического права представлена горизонтальной отраслевой моделью; фактором формирования отраслей права является материальная основа – содержательная совокупность общественных отношений, отображаемая юридической категорией «предмет правового регулирования»; количественно-наименовательный состав отраслей права не имеет ни константного, ни универсального, ни абсолютно-определенного характера.
Несмотря на значительные достижения, I Совещание по вопросам науки советского государства и права не внесло надлежащей ясности в решение вопросов о структуре системы права. Многие аспекты тематики не нашли в рамках дискуссии обсуждения и (или) последовательной доктринальной проработки. В рамках I Совещания также не было объяснено, почему структура системы права должна быть представлена именно и только отраслевой моделью. Предметный же подход, даже несмотря на то, что был поддержан большинством участников дискуссии, получил весьма наглядную и аргументированную критику со стороны ученых, придерживавшихся иных доктринальных взглядов.
Таким образом, вопрос о системе права и ее структуре, на решение которого была нацелена советская наука государства и права, остался в целом неясным (особенно в контексте неоднозначно трактуемых и, по сути, мало разработанных категорий предмета и метода правового регулирования). Все это предопределило актуальность последующих обращений к соответствующей тематике.
Вместе с тем, несмотря на имеющиеся неоднозначности и с учетом всех прошедших со времен первой дискуссии научных, нормотворческих и иных социально-юридических перемен, обращение к проблематике структуры права предопределяет пристальное внимание именно к историко-теоретической составляющей, так как данные I Совещания ярко проявляются в положениях современной теории права. В то же время, многообразие научных взглядов, их противоречивость, сложность определения и разграничения отраслей права, наводят на вопрос о том, насколько универсальна и достоверна отраслевая модель, если ее проработка даже на первоначальном этапе заняла несколько лет коллегиального обсуждения и не привела к единому последовательно-конструктивному результату. Выводы, сформулированные в ходе дискуссии, несмотря на все теоретико-методологические достижения, четкого характера все же не имели. Об этом свидетельствует хотя бы неоднозначность понятий «отрасль права» и «предмет правового регулирования». Вместе с тем, положения первой дискуссии носят фундаментальный характер и даже в настоящее время способны служить плодотворной основой для дальнейших научных изысканий по данной тематике.
В первом параграфе второй главы первого раздела диссертационной работы автор освещает воззрения на строение системы права в 1946–1990 гг., а во втором – взгляды на структуру права и на соотношение систем права и законодательства в 1970–1990 гг.
В 50–60-х гг. прошлого века наиболее активному научному обсуждению подверглись вопросы: о методе правового регулирования как критерии определения отраслевого состава права; о соотношении отраслей права и законодательства; об обоснованности выделения хозяйственного права в качестве самостоятельной, обособленной от гражданского и административного права, отрасли; о целесообразности восприятия судебного права в качестве единой отрасли права.
По двум первым вопросам большинство мнений сводилось к необходимости признания отраслеобразующего значения метода правового регулирования и различения отраслей права и законодательства. При этом при рассмотрении систем права и законодательства с позиций отраслевой систематики многие авторы выражали пожелания о максимальном сближении данных отраслей права и кодифицированных законов. По двум последним вопросам четкого превалирования какой-либо позиции, в общем-то, не наблюдалось. Но по факту, хозяйственное (предпринимательское) право несколько позже стали выделять в качестве отрасли права, науки и учебной дисциплины, но не отрасли законодательства. В свою очередь, место судебного права заняли обособленные процессуальные отрасли.
В рамках второй дискуссии о системе права была четко выражена идея о значимости принципов права для решения вопроса о выделении отраслей права (Л.И. Дембо). В этот же период стало очевидно, что восприятия самой отраслевой модели весьма многовариантны. Причем, несмотря на то, что с первой половины прошлого столетия отраслевая модель права чаще всего постулировалась в качестве объективной, субъективные подходы к ее рассмотрению выражались тоже практически постоянно (хотя и в относительно незначительном количестве).
В последней четверти ХХ в. наконец-то был четко поставлен вопрос о соотношении структуры, системы и систематики права. На основе данных теории систем многие, даже оппонирующие друг другу специалисты, констатировали необходимость разграничения указанных понятий (С.С. Алексеев, Д.А. Керимов). Кроме того, надо иметь в виду, что лишь в последней четверти прошлого века в отечественной юридической науке была обозначена необходимость последовательного разграничения понятий «правовая система» и «система права».
Но наиболее примечательно, по мнению диссертанта, то обстоятельство, что именно в 80-х гг. ХХ в. некоторые ученые стали указывать на фиктивность отраслевой модели и предложили отказаться от нее. Наиболее негативно и категорично отраслевая модель была оценена Ц.А. Ямпольской, говорившей об отсутствии отраслей в праве. Вместе с тем, и эта, и подобные ей оценки широкой поддержки не получили.
Очень активно в последней четверти ХХ в. обсуждалась идея обоснованности выделения комплексных отраслей права и законодательства. Позиции ученых по данному вопросу существенно разнились. Вместе с тем в порядке обобщения можно указать, что утверждение о наличии комплексных отраслей в праве не нашло поддержки у многих представителей отечественного правоведения.
Второй раздел диссертационной работы посвящен элементному составу и аспектам структуры права, а также производной проблеме – систематике правового материала. Как и первый, данный раздел включает две главы: «Структура права» (глава 3) и «Систематика правового материала» (глава 4). Третья глава диссертационной работы состоит из трех, а четвертая – из двух параграфов.
Отметим, что главу о структуре и системных элементах права можно образно назвать сердцевиной диссертационной работы. В ней выдвигаются и обосновываются гипотезы о структурных элементах права, об их внутреннем и внешнем взаимодействии, а также о различных аспектах структуры права.
В параграфе 1 главы 3 – «Правовая норма: строение, виды, формы», автор работы приходит к выводу о том, что каждая норма права непременно состоит из трех структурных элементов. Указания же на отсутствие либо гипотезы, либо санкции, либо их обеих, относимы не к самой правовой норме, а к способу ее изложения. Признание полного, абсолютного отсутствия в норме права какого-либо из структурных элементов не может носить достоверного характера. И не только потому, что это будет свидетельствовать о нелогичности правовой нормы (что уже само по себе противоречит методологии юриспруденции), не только потому, что способные к отсутствию компоненты явления не могут носить для него структурного (закономерного, стабильного, системообразующего и строевого) характера, но и потому, что существование именно каждого из трех звеньев (гипотезы, диспозиции, санкции) направлено на совокупное достижение цели юридического воздействия, на обеспечение его системного эффекта.
Исследуя природу правовых норм, диссертант приходит к выводу о том, что содержание некоторых из них в той или иной вариации отображается в любом (каждом) правовом порядке. Например, совершение ряда деяний всегда (в любой временной период) предполагало (и предполагает) наступление для совершившего их лица негативных социальных последствий. В этом контексте достаточно назвать хотя бы запреты на убийство и тайное хищение чужого имущества (кражу). В то же время иные, имеющие юридическое значение, нормы носят лишь временный (хотя, возможно, и весьма длительный) характер.
Без норм первого рода, пусть даже и не выраженных в письменной форме, упорядоченное взаимодействие субъектов права не будет возможным до тех пор, пока человек (основной субъект права) остается, выражаясь религиозным языком, существом грешным. Поэтому первичные правовые нормы, по сути, не создаются, а лишь оформляются и уточняются государством. В сущности, они не отменяемы на протяжении всей истории рода homo sapiens. По данной причине об их создании можно говорить только подразумевая юридическую оформленность этих правил поведения. Нормы второго рода имеют производный (в глобальном смысле – необязательный, факультативный) характер.
Отсюда следует, что система права нормативного (нормативно-видового) аспекта по своей структуре носит иерархический характер, представленный двумя группами корреспондирующих норм. При этом в рамках самих групп может производиться дальнейшее подразделение норм права, зависящее от восприятия тех или иных правил поведения различными правовыми системами как одного и того же, так и различных исторических типов. Закономерности формирования структурных элементов системы права в этом аспекте обусловлены самой сущностью имеющих юридическое значение правил поведения.
Далее, в отношении видов форм выражения норм права в работе отмечается, что исчерпывающим и достаточным является следующий их набор: нормативный правовой акт, нормативный правовой договор, правовой прецедент, правовой обычай, религиозная норма (в том случае, если она имеет юридическое значение).
В отношении соотношения форм выражения норм права в диссертации указывается, что в целом (с общетеоретических позиций), таковое не должно трактоваться с позиций соподчинения. Иерархию видов форм выражения правовых норм можно выявить только в преломлении к какой-либо конкретной правовой системе (максимум – правовой семье). Так, в отношении романо-германской правовой семьи, к которой, как правило, причисляется и правовая система России, принято указывать на превалирование именно нормативного правового акта. Это отличает составляющие континентальную семью правовые системы от иных типов конкретно-исторических совокупностей нормативного правового материала, юридической практики и преобладающей правовой ментальности. Например, от англо-саксонского, базирующегося на прецедентном (хотя во многом также на обычном и статутном) праве, или от мусульманского, достаточно часто отталкивающегося именно от имеющей юридическое значение религиозной нормы.
Но сравнение различных правовых систем с целью выявления худших и лучших из них является некорректным, так как во всех корреспондирующих общностях право на протяжении неопределенно долгого периода времени осуществляет свое основное предназначение – регуляцию социального поведения. Это свидетельствует о том, что превалирование любого из видов форм выражения правовых норм, в принципе, способно отвечать как социальным, так и публично-властным потребностям. Так, нормы прецедентного и обычного права позволяют не дожидаться отображающегося в форме нормативного правового акта выражения воли уполномоченного субъекта на юридическую регламентацию некой социальной ситуации и воздействовать на нее вне статутов, но, тем не менее, именно правовыми средствами и в соответствии с сутью права.
Таким образом, вся система позитивного права может быть представлена пятью структурными элементами: статутное право, нормативное договорное право, обычное право, прецедентное право и право, выраженное посредством религиозных норм. Данные виды форм выражения правовых норм отражают имеющие юридическое значение поведенческие правила, типичны для правовой среды (в обобщенном значении), закономерно присутствуют, носят константный характер. Это позволяет расценивать их в качестве структурных элементов системы права. Сам же такой подход позволяет представить структуру права уже не в качестве комплекса отраслей, а через естественно-существующие, внутренние закономерные проявления, выраженные в видах форм выражения правовых норм.
Второй параграф главы 3 посвящен установлению структурного значения частного и публичного, материального и процессуального права.
По мнению диссертанта, деление права на частное и публичное право не является всего лишь классификацией. Частное и публичное право представляют собой содержательные правосистемные элементы, отображающие сущностное, принципиальное наполнение права, интересы участников социально-правового общения, цель, приемы и способы оказания на них юридического воздействия. В работе акцентируется внимание на том, что функционирование частного и публичного права осуществляется не только через обособление, но и посредством переплетения. Более того, в зависимости от ситуационного контекста основа правила поведения может оформляться в положениях как частного, так и публичного права.
Определение частности или публичности имеющих правовое значение поведенческих правил следует производить исходя из совокупности показателей. Одностороннее рассмотрение даже классификационных сведений, а уж тем более структурного строения многогранных явлений и феноменов, не является надлежащим. Образ частного и публичного права может быть получен только в результате увязки, соединения нескольких показателей. В то же время каждый отдельный фактор возможен к истолкованию в практически бесчисленном количестве вариаций и (или) почти любым из желаемых способов. В качестве оснований разграничения частного и публичного права в работе указывается на превалирующий субъективный интерес, цель правового регулирования, группу преобладающих принципов права и поведения его участников, способы и приемы правового воздействия. Последовательному анализу частного и публичного права способствует также информация о сочетании (наборе) форм выражения норм права и их содержании.
В работе отмечается, что показатели определения частного и публичного права, хотя и схожи с критериями определения отраслей права, но не идентичны им. Это обусловлено меньшей действенной обобщенностью отраслей права (предопределяющей потребность в бóльшем числе размежевывающих факторов) и интегрирующим, в сравнении с ними, характером частного и публичного права (обособление которых производится по более значимым и укрупненным показателям).
Не все отрасли права можно безусловно отнести к области либо частного, либо публичного права. Это обусловлено не только пересечением частного и публичного права и взаимодействием отраслей права, но и разноплоскостностью структуры и систематики права. Частное и публичное право выступают структурными элементами права, а отраслевое деление – условным подразделением, систематикой. Данные двух этих плоскостей могут пересекаться, но не совпадать.
Не стоит забывать и о том, что разграничение частного и публичного права не имеет абсолютного характера. Более того, в одном и том же (с позиций исходных данных) правиле поведения, в зависимости от его нормативного отображения и даже функционирования, может выдвигаться на первый план либо частно-, либо публично-правовое начало.
Но само существование частного и публичного права носит константный характер. Доктринальное или прямое государственное признание какого-либо из названных элементов (либо их обоих), при этом не имеет решающего значения. Наличие такого признания свидетельствует лишь о существовании научного интереса и возможности его внешней реализации, и (или) о соответствующем волеизъявлении суверенной публично-политической властной организации (часто увязанном с заинтересованностью в развитии или нивелировании значимости частно-, или публично-правового сектора).
В отношении материального и процессуального права в диссертации оговаривается, что с системных платформ эти общности верно рассматривать не столько в горизонтальном, сколько в иерархическом ракурсе, т.е. с позиций общего, но не абсолютного примата материального права над процессуальным. Дело в том, что порок процессуальной нормы способен блокировать реализацию даже такого материального правомочия, которое относится к числу основных (конституционных). Полное же, совершенное соответствие материальных и процессуальных норм права друг другу с практических позиций является недостижимым. Дóлжное системное превалирование материальных предписаний над процессуальными следует и из того, что именно первые задают основное содержание нормативной правовой ткани. Но в любом случае необходимо признать подчиненность и материальных, и процессуальных норм принципам права. Именно этим, в первую очередь, и обуславливается не абсолютный характер сформулированного в работе тезиса о примате материальных норм права над процессуальными.
В работе также подчеркивается, что и материальные, и процессуальные предписания должны не только формально соответствовать принципам права и законодательства, но и раскрывать, развивать их. В этом контексте вновь обращается внимание на тот факт, что в процессе реализации права весьма значимыми являются институты аналогии и толкования, развитое правовое мышление.
Деления права на материальное и процессуальное, частное и публичное являются одноуровневыми и пересекающимся (причем не только внутри самих пар). Отдельные нормы материального права могут отражаться в данных права процессуального и, соответственно, наоборот. Но это никоим образом не влияет на существо таких перемещенных правил, на их природу и содержательное значение. Кроме того, представляется возможным и допустимым подразделение материального и процессуального права на частное и публичное.
Но наиболее значимо то, что материальное и процессуальное право являются частями (пластами) системы позитивного права, но не имеют при этом структурного характера и выделяются исключительно в практических целях. Само материально-процессуальное деление, что весьма существенно, не связано с человеческой природой, так как бытие процессуального права, недопустимое к отсутствию с позиций качественного позитивного правового действия, все-таки предопределено именно существованием права материального.
Третий параграф главы 3 посвящен элементам и аспектам структуры права. В диссертационной работе указывается, что термин «структура» не идентичен термину «система». Первый, происходя от латинского слова, означающего «строение, расположение, порядок», предполагает «… совокупность устойчивых связей объекта, обеспечивающих его целостность и тождественность самому себе, т.е. сохранение основных свойств при различных внешних и внутренних изменениях». В свою очередь, второй (проистекая от греческого «целое, составленное из частей, соединение») означает «… множество элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, образующих определенную целостность, единство»4. Таким образом, простая сумма, т.е. неорганизованная совокупность чего-либо, системными свойствами не обладает и, соответственно, не должна рассматриваться ни в качестве системы, ни, тем более, в качестве структуры. В свою очередь, именно структурные элементы обеспечивают связи строения в системе.
Любая система неизменно состоит из определенных структурных элементов, представляющих собой ее закономерные взаимосвязи и обладающих (в сравнении с иными частями соответственного внутреннего строения) стабильными, довольно статичными свойствами. Отсюда следует, что независимо от того, насколько крупно (или мелко) дробить неструктурные компоненты, в качестве целостного единства система все равно будет логически последовательной, в том числе и по части завершенности. Структурные элементы в системе также будут существовать всегда. При их отсутствии нельзя констатировать наличие самой системы. Так, например, бесперспективно рассуждать о составе и системном ряде юридических норм при их фактическом и потенциальном отсутствии. А вот число норм права и количество выделяемых видов может быть различным. Это предопределяется совокупностью факторов не только объективного (или объективированного), но и субъективного (зависящего от воли исследования) толка.
Компоненты, обеспечивающие необходимые, существенные, постоянно повторяющиеся взаимосвязи в системе права, являются ее структурными элементами. От конкретно-исторического правового бытия структурные компоненты зависят лишь весьма относительно. Образно, структурные элементы можно назвать стержневыми основами права.
По мнению диссертанта, в наиболее общих тенденциях развития права отображаются и закономерности формирования его системы, в том числе и в отношении структурных элементов. Например, тенденция усиления частноправового начала нормативной юридической регламентации проявляется в закономерном наличии в положительном праве одноименного элемента как структурной составляющей. В системе же права названная тенденция проецируется посредством увеличения частноправовой сферы юридического воздействия.
Взаимосвязана система объективного права и с системой общественных отношений. В то же время по своему виду и наполнению эти системы различны. Последнее объясняется тем, что содержание правового воздействия, представленное социальным поведением, может выступать для юридических моделей и конструкций лишь проектным наброском.
Кроме того, рассмотрение соотношения системы и сущности права с позиций многообразия типов правопонимания приводит к выводу о том, что опосредованное государством юридическое нормирование должно учитывать философские и социологические аспекты права. В противном случае, юридическое нормирование не будет обладать дóлжным уровнем социальной адекватности, а, следовательно, и надлежащим качеством.
Исходя из таких посылов, в работе сделан вывод, что структурное строение объективированного права должно корреспондировать сущности права. Иными словами, система положительного права должна проецировать внутренние связи права (в широком значении данного термина).
В диссертационной работе констатируется, что сущностными свойствами системы права являются: содержательное единство, внутреннее упорядоченное дробление, логичность, стабильность структурных элементов (в соотношении с динамизмом иных компонентов системы).
В работе выдвинута гипотеза о том, что понимание структуры системы права не должно сводиться только лишь к отраслевой модели. Можно выделить несколько аспектов структуры права.
Как уже упоминалось ранее, система позитивного права может быть представлена пятью структурными элементами: статутным правом, нормативным договорным правом, обычным правом, прецедентным правом и правом, выраженным посредством имеющих юридическое значение религиозных норм. Эти элементы типичны для общей правовой среды, закономерно присутствуют в ней и в качестве целостных форм выражения норм права носят константный характер. Их можно рассматривать в качестве структурных элементов права. Представленная трактовка отображает структуру системы права через внутренние закономерные проявления, отраженные в видах форм выражения правовых норм. При характеристике данного аспекта структуры права необходимо учитывать, что в правовых системах неодинаковы набор и иерархическое сочетание видов форм внешнего выражения, оформления, закрепления и существования правовых норм.
Вместе с тем, в различных правовых обществах системно наблюдается признание неких поведенческих правил, которые или трактуются в качестве основополагающих (принципиальных), или бланкетно (ограниченно, диспозитивно, рамочно) регулируют часть социального взаимодействия, или наделяют поведенческие акты статусом общественно опасных. Поэтому структура права может быть представлена триадой: основное право (право принципов права), частное право, публичное право. Основное (базовое, принципное) право состоит именно из общеправовых принципов, в том числе из правовых аксиом и тех принципов права, которые имеют основополагающее значение для какой-либо конкретной правовой системы. Принципное право предназначено определять векторы и основное содержание правовой регламентации. Поскольку же право призвано регулировать разнообразные акты социального поведения, то неоднородность последних предопределяет наличие еще двух элементов, полярно отражающих основные векторы правовой регламентации. Эти элементы именуются частным и публичным правом. Их содержание должно отображать и конкретизировать положения основного права.
Данная модель (которую можно именовать принципной) наглядно и обосновано демонстрирует то, что в праве существуют такие образования, которые даже при перемене своего конкретного содержания постоянно присутствуют в правовой среде и, имея структурный характер, образно говоря, скрепляют иные компоненты юридической ткани. Следует учитывать, что принципная модель носит основополагающий, структурный характер. В ее рамках возможно и целесообразно проведение дальнейших градаций.
Нельзя забывать и о том, что вычленение трех указанных элементов не свидетельствует об отсутствии у структуры права иных аспектов. Вместе с тем, названное трехзвенное строение усматривается в рамках всех правовых систем. Кроме того, в отношении принципной структуры представляется, что основное право в целом может быть подразделено на три разноуровневых блока: основное право международной правовой системы, основное право одноименных общностей внутригосударственного ранга и общее основное право. Последнее распространяется и на международные, и на национальные правовые общности. С иерархических позиций оно должно приматировать.
Также следует вновь обратить внимание на то, что нормы права (основной, исходный элемент системного строевого ряда) по своей сути неодинаковы. Существуют такие деяния, которые на протяжении всего известного человечеству периода времени вызывали для совершившего их лица негативные (или, наоборот, позитивные) последствия. В той или иной форме такие деяния всегда подвергались санкционированию (наказанию, каре, или, напротив, поощрению). По сути, отображающие эти деяния правовые нормы через публично-властное опосредование не столько творятся, сколько оформляются и уточняются. В свою очередь, иные правила поведения, вызывающие (или способные вызывать) правовые последствия, подобной константностью бытия не отличаются. Несмотря на то, что их существование и действие может быть весьма длительным, значимость таких правовых норм ограничивается какой-либо одной социально-правовой семьей, системой или ее частью. Без правовых норм первой группы, даже если таковые не выражены в писаной форме, упорядоченное взаимодействие участников правового общения не представляется возможным до тех пор, пока homo sapiens сохраняет свою биологически-социальную природу. Поэтому уполномоченный субъект, в сущности, такие нормы не создает. Он лишь юридизирует их. По сути, по своей значимости и константности эти нормы носят неотменяемый характер. Правовые же нормы второй группы, напротив, имеют вторичный, производный, ситуационный характер. В целом получается, что нормативно-групповая система права по своей структуре представлена двумя видами правовых норм.
Четвертая глава диссертационной работы посвящена систематике правового материала как о проблеме, производной от вопроса о структуре права.
В первом параграфе четвертой главы диссертационной работы – «Отраслевые и институциональные компоненты правовой систематики» диссертант выражает мнение о том, что признание за отраслями права объективного характера во многом предопределило постановку вопроса о соотношении систем права и законодательства, способствовало доктринальному и (или) фактическому стремлению к их отождествлению и предопределило сложности их размежевания. Объединяя сведения о социальном поведении той или иной направленности, но не нося в тоже время точного характера, категория «отрасль права» часто смешивается с отраслями законодательства, законодательствования, образовательной и (или) научной деятельности (или непоследовательно от них отграничивается).
При этом, ценность у отраслевой модели, несмотря на все ее недостатки, имеется. Она заключается в соединении, обобщенном отражении данных о действующем и дóлжном нормативном правовом материале и его реализации, а также о соответствующих показателях научного и учебного толка. Но предмета и метода правового регулирования недостаточно для последовательного выявления отраслей права.
Представляется, что определение наличия отрасли права должно осуществляться исходя из совокупности оснований. В качестве таковых предлагается рассматривать: содержание (предмет) действия права, преобладающие принципы права и законодательства, метод правового регулирования (формальное основание), функции правового воздействия, конвенционность восприятия (договоренность о понимании) правового массива как отрасли права. При этом, многогранность правового содержания предопределяет необходимость выделения уровней самого предмета правового регулирования, традиционно считающегося основным отраслеообразующим фактором.
Автор диссертационной работы выделяет семь уровней содержания правовой регламентации: всеобщий (объединяющий все фактическое и потенциальное правовое поведение), общий (содержание которого представлено всеми юридико-адекватными отношениями в рамках какой-либо конкретной правовой системы), родовой (присущий частному и публичному, материальному и процессуальному праву), видовой (отраслевой), подвидовой (институциональный), специальный (являющийся частью подвидового) и непосредственный (выделяемый применительно к конкретной норме права). В отношении системы права какой-либо одной правовой системы актуальными будут только четыре предметных уровня – общий, видовой, подвидовой и непосредственный.
Аналогичное деление может распространяться и на систему законодательства. Но наличие в данной области комплексных актов требует выделения еще и дополнительного предмета. Кроме того, возможность существования смешанных правовых коллизий, по факту, способна привести к предметному действию факультативного толка.
Говоря об отраслевом делении права, нельзя забывать и про его классификационную условность. В данной связи, а также учитывая увеличивающееся число «отраслей» права (медицинское, спортивное, военное, служебное, акционерное, корпоративное, транспортное и т.д.), необходимо сказать, что выделение безмерного числа отраслей права способствует необоснованному обособлению юридической науки, практики и учебного курса, а в ряде случаев снижает целостность правовой подготовки. Это приводит к излишне узкой специализации юристов и способствует возникновению взаимооторванности положений различных направлений права как друг от друга, так и от общей правовой теории.
Рассматривая отраслевое деление права с иерархических позиций, следует отметить, что классификационная субординация отраслей права может быть образно изображена как пирамида, в основании которой находится конституционное право. Из этого основания выводятся административное, гражданское и уголовное право. Выделение всех иных отраслей права имеет вторичный (производный) характер. Иерархия отраслей законодательства зависит, главным образом, от юридической силы составляющих их нормативных правовых актов.
При этом, в диссертационной работе обращается отдельное внимание на положение конституционного права. Его содержание является основным для той или иной национальной правовой системы и отражает не только публично-, но и частноправовые начала. Поэтому само конституционное право следует рассматривать как надчастное и надпубличное.
В работе констатируется, что структура права и системное деление отраслей его объективированного пласта, имеют некоторые схожие черты: наличие составных частей; возможность рассмотрения с иерархических позиций; определяющая значимость принципов права; нацеленность на согласование поведенческих актов; содержательная многогранность и взаимосвязанность с внешней правовой формой. Вместе с тем, структурное строение права и его отраслевое деление не совпадают и совпадать не могут. Причина заключается в их сущностном, содержательном различии. Структура права (в непосредственном значении данного термина) – это его внутреннее строение, характеризирующееся обязательным наличием неотъемлемых, константных, закономерно присутствующих и увязанных между собою элементов. Деление же позитивного права на отрасли – это всего лишь систематика положений позитивного права.
Кроме того, автор диссертации отмечает, что выделение комплексных «отраслей» права нельзя считать обоснованным (по причине отсутствия в данном направлении необходимых для проведения последовательной градации признаков). У комплексных «отраслей» отсутствует хотя бы относительно (условно) обособленный («самостоятельный») предмет правового регулирования. При этом, признание необходимости одних, называемых показательными, критериальными (пусть и в условном смысле), свойств у некоторых отраслей и постулирование возможности отсутствия этих же свойств у иных отраслей, нивелируют ценность отраслевого деления, ликвидируют его информативные, практические и познавательные характеристики. При подобном подходе отраслью права может быть назван вообще фактически любой представленный юридическими нормами массив.
В системе же законодательства, напротив, комплексные акты и отрасли существуют. Более того, именно ввиду существования в законодательстве комплексных массивов, отраслевая классификация права, несмотря на ее недостаточную четкость, по-прежнему востребована с направляющих, ориентирующих и нормотворцев, и правоприменителей позиций. Но по этой же причине выделение комплексных «отраслей» права является неконструктивным.
В свою очередь, выделение комплексной (межотраслевой, смешанной, а еще точнее, интегрированной) разновидности институтов (как законодательства, так и права) представляется возможным. Это обусловлено допустимостью наличия в некой отрасли права таких положений, которые, по сути, хотя и принадлежат к отрасли иной, но необходимы для расположения вне своей сферы с целью полноты, последовательности и (или) простоты регламентации, познания и (или) изучения той отрасли права, в которой соответствующие поведенческие правила фактически расположены.
Заключительный параграф работы (параграф 2 главы 4) посвящен теоретическим и практическим аспектам систематики правового материала. Проблема структуры права имеет не только сугубо гносеологическую, но и практическую значимость (ценность). В прикладном аспекте это наиболее яркое проявляется при решении различных вопросов систематики правовых актов. При этом, именно правовые акты (юридические документы) способны отражать официальную позицию по тому или иному вопросу, в том числе и по части систематизации юридических норм.
Последовательность исследования обуславливает необходимость определения признаков правовых актов. В диссертации выделяется шесть уровней таковых: общий, родовой, видовой (групповой), подвидовой (подгрупповой), специальный и индивидуальный.
Первый (общий) уровень представлен единым для всех правовых актов признаком, заключающимся в их фактической или потенциальной способности вызывать юридические последствия. Число же остальных признаков, в целом, не имеет исчерпывающего характера. Оно зависит от выделяемого исследователем основания(ий) уровневого деления. В частности, родовые признаки задействуются при делении правовых актов на нормативные и ненормативные, а признаки видовые зависят от степени юридической силы и позволяют провести границу между законодательными и подзаконными актами. Подвидовые же признаки должны демонстрировать принадлежность правовых актов к какому-либо подразделению в рамках соответствующей группы. Возможно выделение еще и специальных признаков. Они будут демонстрировать особенности, специфические свойства некоего числа юридических документов какой-либо классификационной подгруппы, не выступая характерными для остальных правовых актов того же вида, но в то же время не являясь и единичными. Каждый правовой акт обладает и индивидуальными, наиболее конкретизированными, характеризующими именно и только его, признаками.
В диссертации указывается, что все уровни признаков правовых актов носят обязательный характер, за исключением пятого (специального), восприятие которого, в целом, допустимо и с факультативных позиций.
Правовые же акты именно законодательного типа, в зависимости от широты (или узости) своего предметного (содержательного) действия, в диссертации предлагается делить на четыре группы: принципные (принципиальные), общие, отраслевые и специальные. Такое деление согласуется не только с иерархической классификацией юридических документов и системой законодательства, но и с принципным, и нормативно-видовым аспектами структуры права, а также с тем аспектом структуры права, который представлен формами выражения норм права. Сочетаема представленная классификация законов и с отраслевой систематикой. Кроме того, в работе указывается на наличие в российской правовой системе актов высшей юридической силы индивидуального толка. Это порочное явление. Законы должны содержать правовые установления высшего правового значения и сугубо нормативного толка. Индивидуальный характер не свойственен норме права вообще, не говоря уже о стандартах (моделях) социального поведения, отраженных в актах, обладающих высшей юридической силой.
Кроме того, анализ законодательной системы России позволяет констатировать, что в настоящее время содержащийся в наименованиях достаточно большого числа статутов термин «кодекс», в сущности имеет только лишь символьный, но не собственно-содержательный характер. Кодификация предполагает такое упорядочение нормативного правового материала, которое исключает наличие в итоговом документе повторений и противоречий, предусматривает восполнение ранее выявленных юридических пробелов и преобразовывает (трансформирует) содержание соответствующих юридических предписаний.
Вместе с тем существующая в отечественном правовом порядке современного периода законодательная практика свидетельствует о том, что кодексами называют не своды законов, а просто федеральные и (или) региональные статуты, носящие по отношению к иному действующему (равно как и к аналогичному ранее действовавшему) нормативному правовому материалу более объединенный характер. При пристальном изучении выявляется, что основные особенности таких актов состоят в их значительном объеме и, исходя из содержания отражаемых положений, в их целевом предназначении – выступать ведущими юридическими регуляторами в рамках какой-либо законодательной области. Часто такие акты отражают, хотя содержательно и переработанные, но, с системных позиций, вовсе и не надлежащим образом, юридические предписания. Иными словами, такие акты не обладают свойствами структурирующими нормативный правовой материал. Несоответствия в определении (выборе) предмета, формы и конкретного содержания законодательных актов влекут за собой различные недостатки и усложнения как в нормотворческой, так и в образовательной и правоприменительной деятельности, затрудняют процесс познания и понимания позитивного права. Представляется, что отечественный юридический материал нуждается в тщательном анализе и корректировке. Создание же новых правовых предписаний требует бóльшей продуманности как в идейном, так и в технико-юридическом аспектах.
В свою очередь, при сокращении числа законов и существовании подлинно кодифицированных актов, последние и в самом деле призваны выступать единственными (и едиными) статутами, регламентирующими ту или иную разновидность социального взаимодействия.
В заключении диссертационной работы автор повторяет основные положения, выводы, позиции, сформулированные им в процессе исследования темы. В работе отмечается, что, несмотря на фактическое отсутствие исследований общетеоретического уровня, в области вопросов о структуре права весьма значительно число излишне догматизированных данных. Имеющиеся догматизации подлежат преодолению. Вместе с тем, формирование по соответствующей проблематике новых позиций, подходов и решений будет обоснованным и надлежащим только при условии обращения к уже имеющимся (наработанным) сведениям. Новации должны опираться на сложившиеся, сформировавшиеся ценности, на достижения правоведческой науки и юридической практики. Но в любом случае, вопрос о системе права не может сводиться лишь к отраслевой модели. Структура такой многогранной субстанции как право проявляется в нескольких срезах, каждый из которых отображает какую-либо из сторон закономерных, константных, строеобразующих, т.е. структурных элементов самого права.
Общий объем опубликованного автором по теме диссертационной работы материала составляет более 95 п.л. (в том числе статей, опубликованных в изданиях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией Министерства образования и науки Российской Федерации для публикации научных результатов диссертации на соискание ученой степени доктора наук – более 15 п.л.).