22 июня 1941 г., я работал учетчиком-кассиром в колхозе им. М. Горького Аловского с\сов. Атяшевского района Мордовской асср

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4

На командный пункт пришло очень мало танкистов, большинство погибло и сгорело в танках, некоторые полным экипажем. Если снаряд попадает в переднюю или среднюю части, то вряд ли кто уцелеет.

Весь личный состав, кто остался живыми и здоровыми, получили задание следовать на пункт назначения корпуса, в район Изяслава, кто на чем. Мы в составе экипажа, вчетвером, один день шли пешком. Переночевали в одном селении. У хозяйки муж в Красной армии, трое детей, живут очень бедно, я отдал ей генеральскую доху, она за это собрала нам скромный ужин. Спали на соломе, на полу. Утром рано вышли на дорогу и пошагали. Мимо проходило много машин, мы голосовали и, в конце концов, нашелся добрый шофер, или смелый, все же посадил, и довез нас почти до места назначения. Вскоре переехали в г.Кременец на формировку, где получили награды за Корсунь-Шевченскую операцию. Лейтенант орден Отечественной войны 2 степени, а мы трое ордена Славы 3 степени и денежное вознаграждение за два уничтоженных немецких танка. Лейтенант и я по 1000 рублей, башнер и радист-стрелок по 500. Деньги пустили в общий котел экипажа.

В Кременце нас разъединили, посадили в разные танки. На формировках, когда прибывают новые танки с молодым экипажем, которые не участвовали в боях, то уже обстрелянных, опытных, пересаживают с молодыми. Это конечно заметно сказывалось в боях в лучшую сторону, из-за чего было меньше потерь с нашей стороны.

Я попал в экипаж лейтенанта Попова М.Г., ком.взвода. Вместо выбывшего по ранению механика Субботина Г.С. С ним участвовал в боях в июле месяце, в районе г.Броды, где было окружено 8 немецких дивизий. После освобождения г.Золочева продолжали гнать немцев с нашей земли. Вскоре перешли границу Польши.

20 августа в районе г.Патцанув заняли один населенный пункт и выехали из села, для дальнейшего продвижения. Но за селом были замаскированы в ямах немецкие танки, которые открыли по нам бешеный огонь. Два наших танка загорелись. В этой обстановке было трудно разобраться, где и сколько немецких танков, и Попов командует задний ход. Я включаю заднюю скорость, а Попов ведет огонь по немцам. Вдруг что-то заслонило щели, ничего не видно, проехав еще метров 20-30, свет появился. Когда разобрались, оказалось, что мы заехали в одну хату, и она повисла на башне, а потом развалилась по бревнышкам. Хорошо, что в этот момент в хате никого не было. По селу шла трескотня, наши автоматчики выбивали из села немцев при поддержке наших танков.

В этом бою очень глупо был ранен наш командир. Сильная жара, перед этим нам пришлось утюжить немецкую пехоту, и гусеницы были забиты их потрохами. В танке стояла ужасно отвратительная вонища. Лейтенант открыл люк и высунулся наружу, вдохнуть свежего воздуха. Шальной осколок попал ему в грудь. Пробило легкие. Башнер крикнул – «командир ранен!» Я открываю свой люк и к нему. Рядом был кювет, он уже там. Дышит тяжело, при разговоре гундосит, разговор получается через нос, я сразу понял, что он ранен серьезно. Тут же сразу санитары его и увезли.

После ранения Попова М.Г. экипаж принял молодой младший лейтенант Пашков. С ним не долго пришлось воевать, только несколько дней. Однажды утром наша танковая рота пошла в атаку, под командованием ст.лейтенанта Ноздрюхина. Перед лесом были подбиты два наших танка. В наш, удар пришелся по башне, и была разбита ходовая часть. Мл.лейтенант был ранен в голову, но рана была не опасная. Отправили его в госпиталь, и больше мы не встречались, видимо был отправлен в другое подразделение. Мы были вынуждены покинуть танк. Я доложил ком.роты Ноздрюхину положение, он направил нас в тылы, которые двигались следом. Там доложил пом.потеху Рафальскому А.В., который в настоящее время живет в Москве. Через несколько дней прибыли новые танки. Улучшенная, усиленная броня, пушка вместо 76 стала 85 мм. Ствол шестиметровой длины, другой прицел, ТШ-15, без делений. Бьет прямой наводкой до 1 км. Экипаж пять человек. Я принял новый танк, прямо с железнодорожной платформы, под командованием Василия Шлыкова. Снял крепления, согнал на разгрузочную площадку и тронулись в назначенный район.

Далее, ломая оборону и заслоны немцев, продвигались вперед. Достигли берега реки Вислы. Через реку велась артиллерийская дуэль. В эти дни я был принят кандидатом в члены компартии, а в феврале 45-го, членом партии, через 6 месяцев, как отличившийся в боях.

В конце июля в один из вечеров стали готовиться к переправе. Как только стемнело, 1-й танковый батальон под командованием майора Дрыгайло подъехал к берегу. Мы тоже вклинились к ним, хотя у нас 2-й т\батальон, но все стремились вперед, каждому экипажу хотелось быть первыми. Началось форсирование. Опустили на воду несколько паромов, появились небольшие буксиры, подцепили паромы. Погрузились по одному танку на паром, вокруг танка несколько автоматчиков. Буксиром потащили два парома с танками и автоматчиками. Мы наблюдаем с берега. Ночь, на воде видны только силуэты паромов. Как только дошли до середины реки, немец открыл бешеный огонь из тяжелой артиллерии. Вся река закипела от разрывов, но паромы достигли противоположного берега без потерь, разгрузились и вернулись за следующими.

Подошла наша очередь. На малом газу я загнал танк, тут же вокруг него стали устраиваться автоматчики. Плаваю я не плохо, но разделся до трусов и открыл люк. Всякое может случиться, а в полном обмундировании пойдешь как топор в воду. Так же, как и передние танки, на середине реки оказались в кипящей от разрывов воде. При приближении к берегу слышны были автоматная и пулеметная стрельба и разрывы гранат. Автоматчики выбивали немецкую пехоту с передних окопов. Только мы причалили, наши автоматчики сходу устремились в бой, танк выгнали на берег, а паром ушел за следующими. Танки ночью в бой не вступали. Куда ехать, куда стрелять, не видно. Разведка нашла укрытия для танков, несколько каменных домов, отбитых автоматчиками. Танки поставили за домами и стали ждать утра. На нашем узком участке за ночь переправились шесть танков и несколько десятков автоматчиков. Справа и слева от нас было очень жарко, вся Висла кипела.

Ночью наши танкисты вместе с пехотой лазили по участку, наблюдали за огневыми точками, изучали местность. На рассвете немцы открыли артиллерийский огонь по домам, но ни один танк не пострадал до нашей атаки.

Комбат вызывает по рации всех командиров и механиков. Мы подошли к его танку, выстроились без команды, он говорит: «Вы понимаете, для чего мы переправились, наша задача расширять плацдарм. До ночи нам помощи с того берега не будет, и кто от меня отстанет, пеняйте на себя», - и постучал по кобуре пистолета. Конечно, каждый понимал, сил у нас мало, в одну ночь не смогли переправить больше, и поэтому от нас нужно двойное, тройное усилие. Скомандовал всем по танкам, а сигнал будет с того берега по рации - три раза «буря», и пойдем в атаку расширять плацдарм. Комбата, майора Дрыгайло Ивана Константиновича, знали как командира смелого, немногословного, всегда идущего впереди, требовательного к дисциплине. Богатырского телосложения, простодушный, проявлял отцовскую заботу о подчиненных.

Только успели занять свои места, как через нас полетели снаряды с того берега на оборонительные линии немцев. Это была артподготовка перед нашей атакой.

Вдруг в наушниках наших танковых шлемов четкий голос – «буря, - буря – буря», сигнал, которого ждали с волнением и нетерпением. Моторы уже были заведены, включили скорость, поднялись на берег. Подъем около 30 градусов. На большой скорости устремились вперед. Впереди нас прошла лавина артогня с того берега, и мы вели огонь на ходу из пушек и пулеметов. На правое крыло нашего танка сел старшина пехотинец, и стал указывать на еще неподавленные огневые точки противника. Так он мне указал рукой в лево, я повернул и увидел вспышки пулеметных очередей. На большой скорости я наехал на пулеметную точку, развернулся, или, как мы называем «проутюжил», и опять на полном газу за нашими танками. Жаль, не заметил, сам спрыгнул старшина или его срезало пулеметной очередью. Танки на большой скорости «утюжили» поле, уничтожали огневые точки и живую силу. Автоматчики действовали геройски, от них также требовалась быстрота действий. С боем, но быстро, продвигались вперед. Прошли около трех километров, наша артиллерия прекратила огонь, и танки очутились на открытом месте перед лесом. На опушке наскочили на батарею, нам удалось раздавить две пушки. Комбат даже выругался, почему прекратили огонь. Наших три танка были подбиты, видимо в лесу еще оставались замаскированные противотанковые пушки. Чтобы сохранить оставшиеся силы, комбат скомандовал отойти назад от прямого удара немцев. Мы быстро развернулись и отъехали около одного километра в лощину.

С того берега передают, чтобы мы экономили боеприпасы и больше маневрировали, необходимо удержать занятый плацдарм. За день было несколько налетов авиации, бомбили и обстреливали из пулеметов, била тяжелая артиллерия. К полудню потеряли еще один танк. Отбили три атаки немцев с танками, уничтожили тяжелую самоходку «Фердинанд». При отбитии атак хорошо помогала наша артиллерия с того берега. Двумя танками маневрировали и вели редкий огонь, боеприпасов оставалось все меньше.

Через некоторое время с самолета был подбит танк комбата, остался один наш. Под вечер ком.танка дает приказ переехать в другую лощину, так как вокруг нашего танка стали разрываться тяжелые снаряды. Я тронулся в указанном направлении. Через 50 – 100 метров в лобовую часть, с правой стороны, чуть правее стрелка – радиста, ударила болванка. Пробило правый топливный бак, танк загорелся. Я еще раз попробовал открыть люк механика, но он не поддавался, его еще днем заклинило попаданием немецкого снаряда. Пришлось мне пролезать через боеукладку к башне и выброситься наружу. Я крикнул командиру, который уже был в воронке – «Что, Костя - радист, в танке, убит или ранен?» Хотел подняться к башне, но оттуда уже карабкался наш радист, и упал возле танка. Мы с ним отползли в воронку, он говорит, что болит правое плечо. Я обратил внимание, что рукав комбинезона изрешечен и понял, что он ранен. Оторвал рукав комбинезона, гимнастерку, нательную рубашку, кое-как перевязал ими рану на плече.

Дальше нам делать было нечего, как было приказано, в случае потери танка – добираться до берега Вислы, с собой взять раненых, оружие. Так и поступили. Пришлось в основном ползти, весь небольшой плацдарм кипел от разрывов мин и снарядов. Нам всем экипажем удалось добраться до берега, где находился комбат Дрыгайло и несколько танкистов, большинство конечно погибло. На берегу, с танкистами, лежала одна девушка, раненая в живот, имя запомнилось, Анна. Оказывается, она была с нашим танковом батальоном, в одном из танков. На поле боя, под бешенным огнем противника, она перевязывала раненых, как автоматчиков, так и танкистов. Геройская санитарка, как ее судьба дальше сложилась, неизвестно, может жива и здорова, только таким людям честь и слава.

Вечером того же дня, под покровом темноты начали переправляться к своим подразделениям. На первую лодку комбат отправил раненую сестру Аню, которую мы занесли на плащ-палатке и человек шесть танкистов. Лодка была с пробоинами, мы взяли с собой несколько немецких касок, вычерпывать воду, поступающую внутрь лодки. Отправились через реку, одни гребут, другие вычерпывают воду. Переправились благополучно, нашу раненую сестру Аню сдали санитарам. Комбат переправился последним. Это было в районе Аннополя на Висле.

В эту же ночь пришел приказ направить наше подразделение в другое место. Замполит батальона майор Сырников Г.И. меня посадил за рычаги нового танка, которые прибыли с новичками, не бывавшими в боях. Ехали всю ночь, утром переехали по мосту через Вислу в районе Сандомира и сходу вступили в бой.


Дукельский перевал

После упорных боев на Сандомирском плацдарме, нас перебросили в Карпаты. Пом.потех батальона, инженер-капитан Рафальский, назначил меня механиком регулировщиком роты. Т.е. на стоянке проверять танки, помогать устранять неисправности, испытывать танк с выездом на простор, чтоб машина была годной по механической части. Когда танки пойдут в атаку, я должен их сопровождать вместе с пехотой, и при выходе танка из строя, по механической части, помочь устранить неисправность. И если чей либо экипаж останется без механика-водителя, то я должен занять его место. Так я сменил профессию.

С Сандомирского плацдарма совершили продолжительный марш, но я уже был не за рычагами, а как пассажир, на броне. Моим непосредственным начальником был танкотехник Малахов Н.В., ярославский, где и сейчас проживает, мы с ним прошли немалый боевой путь.

В половине сентября 1944г. достигли Карпат, Дукельский перевал. Наши танки вступили в бой с хода, прорывали оборону противника. Наступали только единственной дорогой, развернуться негде, кругом высокие горы и глубокие ущелья. Немецкая тяжелая артиллерия била с гор по нашим танкам, но те упорно пробивались вперед. Мы с Малаховым следовали за нашими танками, где ползком, где перебежками. Рядом разорвался снаряд, у Малахова пробило шинель, и она загорелась. Пришлось шинель ему бросить.

С нами в этих боях участвовал Чехословацкий корпус. В районе населенного пункта Селява, Рафальский вызывает меня и приказывает найти танк лейтенанта Дмитриева, где механик вышел из строя, повредил глаза, и заменить его. Указал направление. Я быстро нашел, сел за рычаги, заменил триплекс, весь испещренный осколками. Поехали вперед, вели огонь с хода и с коротких остановок. На второй день около полудня заняли в горах небольшой населенный пункт и по приказу сделали остановку для выяснения обстановки и получения дальнейших указаний.

Немец бил с гор из тяжелой артиллерии. Мы поставили танк рядом с одним домом. Вдруг сильный оглушительный удар по башне. Я повернул голову и вижу, лейтенант оседает на боеукладку, глаза большие, красные, видимо от сильной боли. Мы с башнером бросились к нему, у него на затылке отверстие, палец просунуть можно. Стали его перевязывать, а он на меня бешеным голосом – «Вдовин, быстрее вези меня в тыл». Я отвечаю, что нужно доложить командиру роты или комбату, а он обратно – «вези быстрее, а то пристрелю». Я стал танк разворачивать медленно, чтобы другие не подумали, что удираем с поля боя. Люк механика открыл, - может, увижу кого из старших командиров. Смотрю, у меня на днище показалось масло, значит пробит маслобак. Тут же вижу нашего помпотеха батальона Рафальского. Грязный, в пыли, даже трудно было его узнать, ползает под непрерывным огнем от танка к танку. Он вообще чудом остался жив, как будто был в непробиваемом панцире. Я ему доложил о случившемся, он говорит, что наши тылы находятся не более чем в трех километрах, жми быстрее.

Я включаю предельную скорость, и через несколько минут подъезжаем к нашим тылам. На днище масла по щиколотки, манометр на ноле, сразу глушу мотор. Подошла санитарная машина, лейтенанта Дмитриева стали осторожно вытаскивать через башенный люк, и в этот момент он три раза крикнул раздирающим голосом и затих. Пока затащили в санитарную машину, он скончался. Рана была очень болезненная и смертельная.

При наступлении наши тылы следовали за наступающими, везли горючее, боеприпасы, продовольствие. Шли хозяйственные и ремонтные части. И опять я попал за передовыми частями со своим другом Малаховым.

В один из вечеров, в сумерках, помпотех батальона вызывает меня, Малахова и помпотеха роты. Объясняет задачу. У соседних батальонов осталось три подбитых танка на нейтральной зоне, но они не сгорели, и нужно под покровом темноты проверить, в каком они состоянии. Годные вывезти.

Как стемнело, мы отправились на задание: помпотех роты, помпотехник Малахов, я, как механик-водитель и с нами три автоматчика. Мы знали, что немцы боялись ночью рыскать по нейтральной полосе, но с нашей стороны должна быть осторожность и бдительность. Расстояние до танков было 500-600 метров, и мы отправились к ним, то стоя, то на четвереньках.. А как появились силуэты танков, то очень осторожно ползком. Танки стояли гуськом, не в линию. Дорога узкая, с одной стороны крутой берег, а с другой, левой, болотистая местность. Если задний танк исправен, то нужно разворачивать его на 180 градусов, и отгонять, а не выведя его, нечего и думать выводить передние, дорога очень узкая. Подползли к заднему, - тихо. Ст.лейтенант посылает двух автоматчиков несколько вперед, для охраны и говорит мне, давай, осмотри танк внутри, а мы с Малаховым снаружи осмотрим ходовую. Люк механика был открыт, и я полез. В одной руке карманный фонарик, в другой пистолет. Внутри темно, тихо, в танке мне привычно, и я успокоился, кругом броня, защищен со всех сторон. Закрыл люк, осветил кругом фонариком, ни живых, ни мертвых, только несколько окровавленных бинтов на днище и на ящиках боеукладки. Проверил систему управления, все рычаги, вроде все нормально. Высунулся из люка, говорю что нужно попробовать завести. Если удастся, то разворачиваюсь и на полном ходу ухожу с нейтральной зоны. Такая договоренность у нас была ранее. Включил массу, нажал на кнопку стартера, мотор взвыл так, что готов улететь. Включаю первую скорость, чтобы развернуться на месте, это мне удалось не плохо, и на большой скорости удачно проехал через небольшой мостик болотистой речушки, и всю нейтральную зону. Немцы открыли артиллерийский и минометный огонь, но я уже был в расположении своей части. Через некоторое время прибыли и мои спутники. Таким же образом нам удалось вывести и второй танк. Но при этом погиб один из автоматчиков, от осколка. Добраться до третьего танка нам уже не хватило времени, стало светать.

Другой случай. Наш помпотех батальона Рафальский заметил на одном участке подбитый танк Т-34, недалеко от наших передовых позиций. Посылает меня и Субботина Г.С., опытного механика-водителя, сибиряка, с Пермской обл. осмотреть, и по возможности, пригнать танк. С наступлением темноты отправились на задание. Перешли нашу передовую линию, предупредив одного пехотного лейтенанта, с каким заданием идем. Он нас успокоил, что к танку немцев не подпускали и поблизости их быть не должно. Осторожно подходим, прислушались, - все тихо. Осмотрели машину с наружи, оказалось порвана гусеница. Я залез в люк, включил фонарик, осмотрелся. Определил, вывести можно, если соединить гусеницу.

Начали действовать. Инструмента на каждом танке было достаточно. Опустили колесо под названием «ленивец». Натянули гусеницу на катки, заправили соединительный палец. Как только ударили кувалдой по пальцу, с немецкой стороны засвистели мины. Залезли в танк. После 5-6 взрывов мин опять стало тихо, и так 4-5 сеансов, пока гусеница была соединена, и уверенно вывели танк с нейтральной полосы и сдали ремонтникам.

Третий эпизод: Наши немногочисленные танки шли вперед, пробиваясь через Карпаты. Укрываясь от сильного огня немцев, я прыгнул в одну траншею. Там находился командир 237 т\бригады подполковник Викторов Александр Петрович (ныне живет в Дмитровграде Ульяновской обл.). Он даже пошутил надо мной, «что, страшновато»? Я утвердительно кивнул головой, т. к. привык воевать в танке, а там не слышно ни пуль, ни осколков. Тот улыбнулся – «привыкать нужно ко всему». В траншее с комбригом были замполит 2 т\батальона майор Сырников Григорий Львович со своим адъютантом Петром Кручеком, впоследствии погибшем.

Все наблюдали за действиями наших танков, которые давили огневые точки немцев. Вдруг с одного танка через люки выбрасывается экипаж, но танк не горит. Сырников приказывает своему адъютанту и мне: Кручек, если танк исправен, то ты за пушку, а ты Вдовин за рычаги, верните танк, а экипаж будем судить. Под минометным огнем немцев, мы с Петром, где перебежками, где ползком прошли около 1 км. Оставалось до танка метров 150, видим, танк загорелся, и из него выскакивают люди, - экипаж понял, что зря покинули танк, вернулись, только тронулись, но следующим снарядом танк был подожжен. Нам делать было нечего, как возвращаться назад. метрах в ста за нами шел Сырников, мы ему доложили обстановку, а он достал флягу и налил нам грамм по 50 спирта. Втроем отправились обратно на КП.


Сандомирский плацдарм.

После боев при форсировании Вислы, на Сандомирском плацдарме и Карпатах наше подразделение отдыхало и формировалось в Польше. Танки, которых осталось мало, хорошо замаскировали, сами жили по частным домам в одной из деревень. В одном доме жили и мы с мех.водителем Михаилом Шамшуриным, родом с Вятских Полян, в последствии он погиб в Германии. Хозяин дома Генрих, 40 лет, с больными легкими. Все спрашивал нас о России, о колхозах. Мы рассказывали о жизни, о политическом строе, что нет у нас хозяев и помещиков, равноправие от руководителей до рядовых рабочих. Он все удивлялся, как же так можно жить.

Жил он бедно, земельный участок небольшой. Сам больной, мать старушка 80 лет, 5-ти летний сынишка и жена, моложе мужа на 15 лет, которая и тянула семейную лямку. Одна корова, которую хозяйка держала с большим трудом. В один из дней она наняла где-то лошадку, привезла воз сена. Мы с Шамшуриным, в свободное время, перекидали это сено на чердак, чему хозяева были очень довольны. Вечером мы даже не пошли со своими котелками за ужином, в батальонную кухню. Хозяин наш поставил на стол бутылку горилки, хозяйка наварила вареников с творогом и картошкой, отказываться нам было неудобно, и мы согласились поужинать с ними. Сидели долго, хозяин не пил из-за болезни. За столом все беседовали, хотя мы плохо понимали по-польски, а они по-русски, больше жестами.

Поляки говорили, что боялись русских, их пугали, вот придут коммунисты и отберут у вас все, будут грабить, убивать и насиловать. Мы очень боялись, а теперь видим, русские не хулиганят и не грабят, обращаются вежливо.

На этой формировке шла усиленная работа, подготовка к будущим боям. Танкотехник и я не вылазили из танков долгими часами. Проверяли все от винтика до винтика, каждый узел механической части. Танки выводили по очереди на обкатку, испытывали на разных скоростях, на спусках, подъемах, поворотах, чтобы боевая машина не подвела свой экипаж. Политработники вели беседы, сообщали положение на фронтах, международную обстановку, читали лекции.

Примерно в ноябре 1944г. совершили марш на Сандомирский плацдарм, где находились до января 1945-го. На плацдарме также занимались подготовкой к будущим боям. Моим непосредственным начальником был танкотехник Малахов. Проверяли регулировку главных и бортовых фрикционов, тормоза, тяги, рычаги и прочее, в танке узлов порядком. Выезжали на тактические занятия в составе взвода и роты.