1. Откуда появилась вселенная? Что вызвало Большой Взрыв?

Вид материала

Содержание

Рационален дантист или просто безумен?
1. Защита аргумента по аналогии
Однако у меня нет оправданий для обобщения на основе одного-единственного случая, когда отсутствует такая дополнительная информа
Introducing Persons
2. Подход логического бихевиориста
Атака зомби

Подобный материал:

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 67

Рационален дантист или просто безумен?

Дантист вновь склоняется над Финнукейном. От его тяжелого антисептического дыхания очки Финнукейна запотевают. Он начинает заполнять новой амальгамой отверстие просверленное им в зубе Финнукейна.

Дантист: Конечно, вы могли бы сказать: «Если вы не верите в то, что у меня есть сознание, тогда зачем вы все это мне высказываете, делает

111

анестезию и все остальное?» Я отвечу: потому что я обнаружил, что, когда делаю анестезию, мои пациенты не стонут и не дергаются. Я использую ее, чтобы контролировать их поведение. И я говорю пациентам, что делаю им анестезию для управления их поведением. Это меня забавляет.

Брови у Финнукейна ползут вверх.

Дантист: Может быть, конечно, у вас есть сознание. Я этого не отрицаю. Поэтому я делюсь с вами своими сомнениями и делаю вам анестезию.

Наконец через несколько минут дантист заканчивает свою работу. Финнукейн наклоняется вперед, выплевывает ватные тампоны и прополаскивает рот. Теперь, освободившись от дантиста, он может высказать свое мнение.

Финнукейн: Вот беда! Вы - не рациональный дантист. Вы - сумасшедший дантист. Всякий, отказывающийся верить в то, что другие люди обладают сознанием, просто болен!

Дантист: Верно, меня часто обвиняют в том, что я страдаю легким умопомешательством. Однако эти люди - глупцы. Я всего лишь стараюсь быть рациональным. Я верю в то, во что разумно верить. Что в этом плохого?

Финнукейн: Вы ненормальный!

Дантист: Но это же смешно! Вы называете меня ненормальным за то, что я стараюсь быть рациональным!

Дантист, конечно, странная личность*. Всякого человека, искренне отказывающегося верить в то, что другие люди обладают сознанием, мы сочли бы не вполне здоровым. Действительно, невозможно поверить в скептицизм относитель-

* На самом деле я изобразил дантиста несколько более страшным, чем нужно для скептика, хотя и не хотел переборщить в этом отношении. Я не стремился к тому, чтобы дантист казался грубым садистом. В конце концов, если бы дантист испытывал извращенное удовольствие, причиняя боль Финнукейну, то это говорило бы о том, что он верит в наличие сознания у Финнукейна. — Примеч. автора.

112

но других сознаний, если вы не страдаете умственным расстройством. Постоянно настаивать на том, что другие люди в свете того, что вам известно, являются лишь лишенными сознания автоматами, можно лишь в приступе безумия.

Тем не менее, несмотря на то, что дантист кажется «сумасшедшим», позиция скептика может быть вполне рациональной. Возможно, он прав, это мы «иррациональны». Поэтому мы и должны объяснить, почему вера в существование других сознаний оправданна.

Теперь посмотрим на две хорошо известные попытки разрешить наши затруднения. Первая пытается защитить аргумент по аналогии; вторая опирается на обращение к логическому бихевиоризму.

1. Защита аргумента по аналогии

В ответ на аргумент скептика вы можете сослаться на то, что в некоторых случаях обобщение, полученное на базе одного наблюдаемого примера, оправданно.

Предположим, я решил разобрать на части мой магнитофон «Кавасаки К 1000», чтобы посмотреть, как он работает. Я рассмотрел его внутренний механизм и понял, как функционируют отдельные детали. Разве после этого я не имею права утверждать, что все магнитофоны этой марки имеют один и тот же внутренний механизм? Несомненно, я имею на это право. Однако это было бы обобщение, опирающееся на один-единственный пример — мой собственный магнитофон. Но если иногда мы имеем право делать обобщения на основе одного-единственного примера, то, может быть, мы имеем на это право и в случае с другими сознаниями? Тогда аргумент по аналогии будет вполне корректным.

Это интересная мысль. Однако она не избавляет нас от проблем. Действительно, у меня есть основания верить в то, что все магнитофоны «Кавасаки К 1000» имеют такой-то внутренний механизм, хотя я исследовал только один образец. Однако к этому одному примеру добавляется громадная ин-

113

формация относительно таких механизмов и их внутреннего устройства. Она-то и служит основанием для моего обобщения! Я знаю, например, что мой «Кавасаки К 1000» является продуктом массового производства. Мне известно, что были затрачены большие средства и усилия для разработки внутреннего механизма этих устройств. Поэтому я знаю, что компания «Кавасаки» едва ли занималась разработкой нескольких разных механизмов для выполнения одних и тех же функций. И только потому, что у меня есть вся эта информация, я имею основания верить в то, что все другие магнитофоны «Кавасаки К 1000» имеют тот же самый внутренний механизм.

Однако у меня нет оправданий для обобщения на основе одного-единственного случая, когда отсутствует такая дополнительная информация. Например, если магнитофон «Кавасаки К 1000» так прост в изготовлении, что производится не одной компанией, а многими, конкурирующими между собой в создании новых внутренних механизмов, то, несмотря на то, что все магнитофоны марки «Кавасаки К 1000» ведут себя одинаково — усиливают звук при повороте одной определенной ручки или изменяют настройку радиоприемника при сдвиге одного рычажка, — я все-таки уже не имею оснований предполагать, что все они имеют один и тот же внутренний механизм.*

Поэтому вопрос стоит так: обладаю ли я дополнительной информацией, необходимой для оправдания моего вывода о существовании других сознаний?

Кажется, что нет. В примере с магнитофоном мой вывод опирался на дополнительное знание о массовом производстве этих устройств и их внутреннем механизме. Однако в случае с другими сознаниями у меня, по-видимому, нет такого дополнительного знания. Мое сознание радикально отличается от всего того, с чем я когда-либо имел дело. Вывод о том, что раз у меня есть сознание, то оно должно быть и у других людей, похож на вывод о том, что если я в первом

* Мой пример заимствован из работы: Peter Carruthers, Introducing Persons (London: Routledge, 1986), p. 20. — Примеч. автора.

114

встретившемся мне цветке обнаружил фею, то и в других цветках должны жить феи. То, что я обнаружил в первом цветке, настолько странно и необычно, что мой вывод был бы совершенно неоправдан.

Так что у меня нет пока оснований верить в то, что наряду с моим существует сознание и у других людей.

2. Подход логического бихевиориста

Имеется еще один способ разрешить затруднения с существованием других сознаний — решение, предложенное логическим бихевиористом.

Рассмотрим растворимость кусочка сахара. Растворимость, как известно, представляет собой диспозиционное свойство: растворимость куска сахара состоит в том, что если бы кусок сахара был опущен в воду при соответствующих обстоятельствах, то он растворился бы. Истинно по определению, что нечто растворимо, когда предрасположено растворяться в воде, точно так же, как истинно по определению, что все жеребцы принадлежат к мужскому полу или что все треугольники имеют три стороны.

Некоторые философы предполагают, что ментальные свойства как раз и являются диспозиционными. Они считают, что все утверждения о сознании можно без остатка перевести в утверждения о поведенческих предрасположенностях. В этом состоит тезис логического бихевиориста.

Возьмем, например, боль. Сказать, что кто-то испытывает боль, как раз и означает, с точки зрения логического бихевиориста, утверждать, что этот человек имеет физическую предрасположенность к определенному поведению —вздрагивать, издавать крики и т.п. Истинно по определению, что человек, испытывающий боль, предрасположен вести себя определенным образом. Боль не является чем-то таким, что нам нужно открывать.

Если бы логический бихевиоризм был верен, то он смог бы разрешить две классические философские проблемы связанные с сознанием. Прежде всего он смог бы объяснить

115

каким образом такие материальные объекты, как наши тела, могут обладать сознанием. Иметь сознание — значит облапать надлежащими поведенческими предрасположенностями. И это все. Нам больше не нужно искать в мире какое-то мистическое духовное «нечто» в дополнение к физическим объектам и их физическим предрасположенностям. «Дух в машине», говоря словами бихевиориста Гилберта Райла (1900— 1976), исчезает.

Разрешается и другая классическая загадка, которую мы рассматривали выше: проблема объяснения того, откуда мы знаем о существовании других сознаний. Согласно логическому бихевиоризму, проблема других сознаний оказывается столь трудной вследствие того, что принимают ошибочную концепцию сознания. Если мы представляем себе сознание как некий неуловимый «дух в машине», то перед нами сразу же встает проблема: как установить наличие этого «духа» у других людей, если все, что мы способны видеть, — это их внешнее поведение? Но если Райл прав, то сознание не является каким-то особым духовным «нечто», лежащим за внешним поведением. Сознание как раз и есть очень сложное множество поведенческих предрасположенностей.

Нет никаких особых трудностей в том, чтобы установить, обладает ли объект каким-то диспозиционным свойством, например, обладает ли кусок сахара свойством растворимости. Если Райл прав, то нет также никаких особых трудностей втом, чтобы установить, обладают ли люди сознанием. Вам нужно лишь установить, предрасположены ли они к определенному поведению, а это совсем нетрудно сделать. И если у вас есть надежные основания предполагать, что кусок сахара растворим, то у вас есть столь же надежные основания предполагать, что другие люди чувствуют боль.

Атака зомби

Решил ли логический бихевиоризм проблему других сознаний. Нет. Логический бихевиоризм не предложил прав-

116

доподобной теории сознания. Может быть, наиболее серьезную трудность для него представляет концептуальная возможность существования зомби.

В кинофильмах зомби нечленораздельно бормочут и неуклюже передвигаются. Я имею в виду иных зомби, которые ведут себя точно так же, как обладающий сознанием человек. Философские зомби, как я их буду называть, выглядят совершенно нормальными людьми. Но, как и кинематографические зомби, философские зомби лишены сознания и представляют собой не более чем телесные машины.

Вообразите себе мир, физически полностью похожий на наш, но населенный философскими зомби. В этом воображаемом мире есть даже ваш вариант зомби: физически он выглядит так же, как вы, но внутренней жизни в нем нет Конечно, вряд ли такой мир зомби реально существует. Однако (и это ключевой момент) мы можем вообразить возможность такого мира.

Совсем другое дело — предполагать, будто может существовать мир, в котором жеребцы не имеют мужского пола или треугольники состоят не из трех сторон. Такой мир был бы лишен смысла, ибо истинно по определению, что жеребцы относятся к мужскому полу, а треугольники имеют три стороны. Мир зомби имеет смысл в отличие от мира жеребцов женского пола или треугольников с четырьмя сторонами.

И вот здесь возникает проблема для логического бихевиоризма. Если логический бихевиоризм верен, то предполагать, будто может существовать мир зомби, стольже бессмысленно, как предполагать, будто может существовать мир треугольников с четырьмя сторонами. Как истинно по определению, что у треугольника три стороны, точно так же для логического бихевиориста истинно по определению, что любое существо, обладающее определенными поведенческим и предрасположенностями, имеет сознание. Поэтому зомби лишенные сознания, но проявляющие такое же поведение как и мы, невозможны по определению.

117