Становление и развитие китайской этнической группы на среднем урале в конце XIX начале XXI века

Вид материала

Автореферат диссертации

Содержание Третий параграф «Сферы деятельности китайцев» Публикации автора по теме диссертации

Подобный материал:

• Немецкое население Западной Сибири в конце XIX начале XXI века: формирование и развитие, 813.44kb.
• 11 класс. «Всеобщая история XX- начала XXI вв.», 75.79kb.
• Становление и развитие крестьянских (фермерских) хозяйств чувашской республики в конце, 713.82kb.
• Этот курс предназначен для тех, кто выбирает последнюю стратегию. Каждый молодой человек, 2384.1kb.
• Становление и развитие телевидения в регионах россии во второй половине XX начале XXI, 838.9kb.
• «оош №17», 135.24kb.
• Обрядность северных манси в конце xix-начале XXI века: локальные особенности, 371.88kb.
• Становление и развитие единой государственной школы на Среднем Урале (1917-1931 гг.), 426.68kb.
• В. П. Терроризм в России в конце XX начале XXI века: политико-правовой анализ, 15.14kb.
• Контрольная работа №9 класс. Тема: Страны мира в начале XX века, 69.85kb.

В УПИ китайцы получали образование, прежде всего, по техническим специальностям. Известно, что все они были студентами металлургического, механического и химико-технологического факультетов. В источниках зафиксировано, что китайцы учились очень прилежно. Многие из них позже добились серьезных успехов в освоении технических специальностей, защитив кандидатские диссертации. Ряд технологий, разработанных китайцами, был внедрен в производство. О том, чем занимались китайские студенты в свободное от учебы время, сохранились только отдельные упоминания. Известно, что они активно участвовали во внеучебной работе, контактировали с советскими студентами. Специально для китайцев в УПИ был создан курс лекций по русскому языку, организовывались экскурсии по стране, каждый из студентов получал несколько санаторных путевок в дома отдыха. С середины 1950-х – до начала 1960-х гг. в УПИ существовало китайское землячество. Известно, что организация помогала соотечественникам адаптироваться к новым условиям. К сожалению, подробных сведений о деятельности этой организации сегодня не сохранилось. Эти и многие другие факты свидетельствуют о более чем дружелюбном отношении к китайцам со стороны местного населения.

Во втором параграфе «Китайские рабочие на Среднем Урале в 1950-х – середине 1960-х гг.» на примере треста «Молотовстрой» проанализированы обстоятельства приезда, численность, занятия и формы адаптации китайских рабочих, приглашенных для работы в г. Молотов и Березники. Всего за 1955–1956 гг. на предприятия прибыло около 1000 чел. По своему социальному облику эти китайцы были в основном мужчинами 25–35 лет, как правило, без семьи. С профессиональной точки зрения рабочие занимались низкоквалифицированным физическим трудом на предприятиях. При этом многие из них параллельно проходили обучение и через 5–7 лет работы имели уже по несколько дополнительных специальностей. Несмотря на созданные благоприятные условия, китайские рабочие с трудом адаптировались. Большой проблемой для них по-прежнему оставался русский язык. Как и в предыдущие периоды, работавшие с китайцами представители местного сообщества жаловались на непонимание, указывали на нехватку переводчиков. Культурные различия китайцев прослеживались и на уровне повседневного быта. Приезжая в СССР, они не могли привыкнуть к местным климатическим условиям, предпочитали готовить блюда национальной кухни. Однако учитывая, что рабочие из Китая, еще живя на родине, были очень высокого мнения о СССР, сформировавшаяся китайская этническая группа обладала высоким потенциалом для формирования диаспоры. Последовавшие межнациональные браки также свидетельствуют об этом.

В третьем параграфе «Положение китайцев на Среднем Урале после окончания «Большой дружбы» рассмотрена история китайцев, оставшихся в СССР после 1964 г., когда отношения между двумя государствами вошли в стадию кризиса. В Свердловск после 1964 г. студенты из КНР уже не приезжали. Практически все оставшиеся в Перми китайцы сохранили свои рабочие места и продолжили трудиться даже по достижении пенсионного возраста. Эти китайцы старались поддерживать отношения между собой: вместе праздновали национальные праздники, общались на родном языке, ходили на кладбище. За это время практически все связи с родиной у них были утеряны, возможности съездить в Китай также не было. Примечательно, что никто из китайцев так и не принял советское и российское гражданство, хотя для многих это означало серьезные сложности в оформлении любых документов, а также добровольный отказ от ряда льгот. Дети и внуки китайцев, судя по собранному полевому материалу, интегрированы в местное сообщество и уже относятся к местному русскоязычному населению.

В целом, в китайской этнодисперсной группе Среднего Урала в 1950-е гг. существовали благоприятные условия для формирования диаспоры: активно шли интеграционные процессы, формировались собственные социальные институты, которые могли выражать позицию всей общины. Однако политические события начала 1960-х гг., связанные с охлаждением отношений между СССР и КНР, прервали эти процессы, в результате чего возможности для сохранения и воспроизводства этнической культуры были сведены к минимуму. Таким образом, китайской диаспоре в регионе вновь не удалось сформироваться.

Глава IV «Китайцы на Среднем Урале в конце 1980-х – начале 2000-х гг.» посвящена последнему периоду формирования китайской диаспоры Среднего Урала, начавшемуся в 1990-е гг. В первом параграфе «Возобновление отношений между КНР и Россией, новая китайская «иммиграционная волна» проанализирован процесс начала четвертой иммиграционной «волны» из Китая. Как и ранее, иммиграция этого времени имела под собой экономические основания: Россия нуждалась в большом количестве дешевых товаров народного потребления, которые могла на тот период предоставить растущая и нуждающаяся в рынках сбыта экономика Китая. С начала 1990-х гг. крупнейшие города Среднего Урала, Екатеринбург и Пермь, вступают в официальные переговоры о сотрудничестве с рядом городов КНР. Первые контакты аккумулируют приток новой «волны» иммигрантов. Центром «притяжения» иммигрантов из КНР на Средний Урал становится Екатеринбург.

Во втором параграфе «Социально-демографические характеристики китайских иммигрантов» на основании сравнительного анализа динамики численности китайцев в регионах России делается вывод о высоком потенциале Среднего Урала как центра притяжения китайских иммигрантов. Фактически иммиграция из-за рубежа в 1990-е гг. не регулировалась. Но даже официальное изменение численности китайцев свидетельствует, что их количество на Среднем Урале за 1990-е гг. значительно увеличилось: в Перми с 1989 по 2002 гг. – в 7 раз (с 89 до 617), а в Екатеринбурге за это же время – более чем в 30 раз (с 68 до 2435). По своему социальному облику китайцы четвертой иммиграционной «волны» более всего были связаны с торговлей и бизнесом, что в принципе характерно для всей России.

Третий параграф «Сферы деятельности китайцев» посвящен анализу адаптации китайских иммигрантов четвертой «волны» в профессиональной сфере. Большая часть китайцев в 1990-е гг. была занята индивидуальной, «челночной» торговлей. Предлагаемые китайцами товары были значительно дешевле всех остальных на рынке, что создавало благоприятные условия для их труда и дальнейшего увеличения притока иммигрантов из Китая. Однако в начале 2000-х гг., когда уровень благосостояния граждан в России изменился, на Урале, как и по всей стране, появляются и другие категории китайских иммигрантов: студенты, сельскохозяйственные рабочие, интеллигенция (переводчики, доктора, деятели искусства).

В четвертом параграфе «Быт, культура, проблемы адаптации китайцев» рассмотрена повседневная жизнь китайцев на Урале в 1990-е гг. Прибывающие в 1990-е гг. китайцы не ставили перед собой цель остаться жить в России, поэтому адаптационные процессы в их среде шли довольно медленно. Русский язык китайцам был нужен только для осуществления предпринимательской деятельности. Выучив необходимый для этих целей набор слов, иммигранты из КНР теряли интерес к русскому языку. Как свидетельствуют источники, китайцы вели себя замкнуто, предпочитая решать все проблемы «внутри» общины. Живя в России, китайцы воспроизводили свою национальную культуру: питались с учетом национальных традиций, праздновали национальные праздники. Во второй половине 1990-х гг. в Перми и Екатеринбурге стали появляться китайские магазины и рестораны. Последние являлись показателями развития внутренней инфраструктуры диаспоры, ее институциализации.

В целом, процесс китайской иммиграции на Средний Урал в 1990-е гг. мало отличался от общероссийского. К середине 2000-х гг. были созданы все необходимые условия для становления китайской диаспоры.

В Заключении подведены основные итоги исследования. В ХХ в. в России существовал ряд объективных предпосылок для иммиграции из Китая: наличие продолжительной общей границы, слабая освоенность территории восточной части России, перенаселение в Китае, тесное политическое и экономическое сотрудничество стран на определенных этапах и т. д. Однако на протяжении ХХ в. отношения России (СССР) и Китая несколько раз радикально менялись от дружественных до крайне враждебных, что во многом обусловило прерывающийся или «волновой» характер иммиграции китайцев в страну. Причины китайской иммиграции были как экономические (недостаток рабочих рук, потребность в продукции), так и чисто политические (необходимость демонстрации дружбы между государствами на мировом уровне). Каждая из «волн» находила свое выражение в рамках отдельных экономико-географических регионов, каким является Средний Урал. Его традиционно промышленный уклад влиял и на обстоятельства появления здесь китайцев, и на их численность и территориальное размещение, и на социальный облик. Очевидно также, что Средний Урал обладает высоким потенциалом для иммиграции из КНР, о чем свидетельствует динамика увеличения численности китайцев в регионе в периоды нерегулируемой миграции. Численность китайцев в регионе на протяжении ХХ в. колебалась в диапазоне от нескольких сотен до нескольких тысяч, что составляло менее или около 0,01% всего населения Среднего Урала. Однако резкие культурные отличия, компактность проживания позволяли им быть заметными в социокультурном пространстве региона. По социальному облику китайцы Среднего Урала чаще были мужчинами репродуктивного возраста, что создавало благоприятные условия для формирования диаспоры.

Результаты исследования также показали, что китайцы каждой из иммиграционных «волн» на Среднем Урале имели ряд общих черт в поведении. Общими для всех китайцев Среднего Урала независимо от периодов их пребывания в регионе можно назвать трудолюбие (в первую очередь, упорство в получении результата), специфическое поведение (принимающее сообщество всегда отмечало особые взгляды китайцев относительно здоровья и медицины, внешнего вида, культуры питания и т.д.). Большой проблемой для китайцев всех четырех иммиграционных «волн» было изучение русского языка. Почти несопоставимые отличия в языковых системах (иероглифическое и алфавитное письмо) и, как правило, низкий уровень образования самих китайских иммигрантов (многие из них приезжали, даже не умея читать и писать на китайском), их нежелание овладеть языком принимающего сообщества, делали адаптацию китайцев в языковой среде практически невозможной.

Диаспоральный процесс в китайской этнической или этнодисперсной группе Среднего Урала в ХХ в. начинался несколько раз, но по политическим причинам не доходил до логического завершения. Вновь прибывающие китайцы практически не вступали в контакты с представителями предыдущих иммиграционных «волн», между ними не было преемственности.

К началу 2000-х гг. на Среднем Урале за счет иммигрантов четвертой «волны» были созданы предпосылки для формирования региональной китайской диаспоры с центром в Екатеринбурге. Китайцы уже воспринимали себя как общность, создавали общественные организации, выступающие от имени диаспоры, но при этом не порывали связи с родиной. Все эти признаки свидетельствовали о завершении диаспоральных процессов в китайской этнодисперсной группе Среднего Урала.

ПУБЛИКАЦИИ АВТОРА ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных изданиях

(в соответствии с перечнем ВАК):

1. Китайцы, японцы и корейцы, водворенные в Пермскую губернию в годы русско-японской войны // Уральский исторический вестник. 2009. № 3 (24). С. 49–53 (0,60 п. л.).
   

Статьи в сборниках научных трудов и материалах конференций:

1. Эффективность обучения иностранных студентов в России и их конкурентоспособность на рынке труда // Актуальные проблемы философии, социологии и политологии, экономики и психологии. Пермь, 2005. С. 122–125 (0,15 п. л.).
   
2. Гидроресурсы в системе отношений КНР и России на современном этапе // Безопасность Евразии. 2007. № 2. С. 445–447 (0,31 п. л.).
   
3. Термин «диаспора». Проблемы методического осмысления // Шаг в историческую науку. Опыт отечественных и зарубежных модернизаций: Материалы науч.-практ. конф. студентов и аспирантов. Выпуск 7. Екатеринбург, 2007. С. 259–261 (0,22 п. л.).
   
4. Политика пермских властей в отношении военнопленных китайцев и японцев в 1904–1905 гг. // «Смышляевские чтения»: Материалы Х науч.-практ. конф. Пермь, 2007. С. 88–92 (0,27 п. л.).
   
5. О положении военнопленных в Пермской губернии // Урал индустриальный. Бакунинские чтения. Материалы VIII Всерос. науч. конф. Екатеринбург, 2007. Т. 2. С. 327–331 (0,20 п. л.).
   
6. Материалы ГАПО о китайском пролетариате на Урале в 1915–1916 гг. // Науч.-практ. конф. «Урал в истории России. 1917 год». Пермь, 2007. С. 93–97 (0,18 п. л.).
   
7. Трудовые миграции в Прикамье в 50-е гг. ХХ в. (на примере рабочих строителей из КНР) // Материалы науч.-практ. Интернет-конф. «Федеральная миграционная служба и миграционные процессы в регионах России: история и современность». Пермь, 2008. С. 82–89 (0,37 п. л.).
   
8. Проблемные стороны в системе отношений КНР и РФ: совместные гидроресурсы // Материалы докладов XV Междунар. конф. молодых ученых, аспирантов и студентов. «Ломоносов». М., 2008. 1 электрон. опт. диск (CD-ROM) (0,11 п. л.).
   
9. Совместные гидроресурсы: проблемные стороны в системе отношений КНР и РФ // Глобус: науч. студен. альманах факультета глобальных процессов МГУ имени М.В. Ломоносова. М., 2008. Вып. I. С. 24–28 (0,30 п. л.).
   
10. К вопросу о китайских рабочих в Прикамье в 50-е годы ХХ в. // III Емельяновские чтения: миграционные процессы и межэтнические взаимодействия в Урало-Сибирском регионе: материалы Всерос. науч.-практ. конф. Курган, 2008. С. 44–46 (0,19 п. л.).
    
11. Участие китайцев в Гражданской войне на Урале: факты и воспоминания // Гражданская война на Востоке России: Материалы Всерос. науч. конф. Пермь, 2008. С. 133–135 (0,34 п. л.).
    
12. Бунт китайцев в Алапаевске в мае 1916 г.: восстание пролетариев или конфликты внутри китайской общины // Россия и мир в конце XIX – начале XX века: материалы II Всерос. науч. конф. молодых ученых, аспирантов и студентов. Пермь, 2009. С. 85–88 (0,21 п. л.).
    
13. Применение труда китайских рабочих в послевоенном СССР (на примере Молотовской области) // Платоновские чтения: материалы и доклады XIV Всерос. конф. молодых историков. Самара, 2008. С. 47–50 (0,21 п. л.).
    
14. Характерные черты китайской диаспоры Урала в ХХ веке в контексте истории китайской диаспоры в России // Материалы докладов XVI Междунар. конф. молодых ученых, аспирантов и студентов «Ломоносов». М., 2009. 1 электрон. опт. диск (CD-ROM) (0,11 п. л.).
    
15. Организация труда китайцев на Урале в годы Первой мировой войны // Новейшая история России в образовательном пространстве школы и ВУЗа: традиции и новации: сб. науч. ст. / ГОУ ВПО «Урал. гос. пед. ун-т», Ин-т истории и археологии УрО РАН. Екатеринбург, 2009, Ч. I. С. 277–286 (0,31 п. л.).
    
16. Тайные организации китайцев на Урале в годы Первой мировой войны // Урал индустриальный: Бакунинские чтения: материалы IX Всерос. науч. конф, посвящен. 85-летию д.и.н., проф. А.В. Бакунина. Екатеринбург, 2009. С. 204–208 (0,24 п. л.).
    
17. О причинах волнений китайских рабочих на Урале в период Первой мировой войны // Вестник Пермского университета. История. 2009. Вып. 1(8). С. 109–113 (0,35 п. л.).
    
18. Китайский вопрос в правительстве Российской империи в период Первой мировой войны // Исторические исследования в Сибири: проблемы и перспективы: сб. материалов III рег. науч. конф. Новосибирск, 2009. С. 173–180 (0,45 п. л.).
    
19. Герой Гражданской войны на Урале Жен Фучен: красный командир и настоящий китаец // Россия и мир в конце XIX – начале ХХ века: материалы III Всерос. науч. конф. молодых ученых, аспирантов и студентов. Пермь, 2010. С. 81–84 (0,24 п. л.).
    

21. Кооперативная артель «Китайский рабочий» как форма этнокультурной адаптации китайцев Среднего Урала в конце 1920-х гг. // Восьмые Татищевские чтения. Доклады и сообщения. Екатеринбург, 2010. С. 421–424 (0,27 п. л.).

21. Средний Урал как один из центров становления китайской диаспоры в России // Материалы Междунар. молодежн. науч. форума «Ломоносов-2010». М., 2010. 1 электрон. опт. диск (CD-ROM) (0,11 п. л.).

22. Эволюция национальной государственной политики в Прикамье в первые годы советской власти (на примере китайской общины) // Россия и мир в конце XIX – начале ХХ века: материалы IV Всерос. науч. конф. молодых ученых, аспирантов и студентов. Пермь, 2011. С. 157-161 (0,34 п. л.).