Geum.ru

Литературе "проклятые вопросы" и предлагает свои варианты ответов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   46

неуверенно, с каким-то несчастным видом. Это был человек не первой

молодости, с бледным лицом и благовоспитанными манерами

добропорядочного бедняка.

- Ты договорился о моей встрече с Д'Анкония? - резко спросил

Таггарт.

- Нет, сэр.

- Но я же, черт побери, велел тебе позвонить.

- Мне не удалось, сэр. Я пытался.

- Попробуй еще раз.

- Я имею в виду, что мне не удалось договориться о встрече.

- Почему?

- Он отклонил ее.

- Ты хочешь сказать, он отказался встретиться со мной?

- Да, сэр. Я это имел в виду.

- Так он не хочет видеть меня?

- Нет, сэр, не хочет.

- Ты говорил с ним лично?

- Нет, я разговаривал с его секретарем.

- Что он сказал? Ну, что он конкретно сказал? Секретарь замялся

и от этого стал выглядеть еще более несчастным.

- Что он сказал?

- Он сказал, что сеньор Д'Анкония сказал, что вы на него

нагоняете скуку, мистер Таггарт.

***

Резолюция, которую они приняли, была известна под названием

"Против хищнической конкуренции". Стоял темный осенний вечер. Сидя в

огромном зале заседаний, члены Национального железнодорожного союза

пытались не смотреть друг на друга.

Национальный железнодорожный союз являлся организацией,

созданной с целью защиты интересов и благосостояния железных дорог в

целом. Как заявили его организаторы, этого можно было достичь путем

развития сотрудничества во имя общей цели, а для этого каждому члену

вменялось в обязанность подчинить собственные интересы интересам

всей отрасли, которые определялись большинством голосов. Любое

решение, одобренное большинством членов союза, было законом для

остальных, законом, которому следовало беспрекословно подчиняться.

- Люди одной профессии или занятые в одной отрасли

промышленности должны держаться вместе, - заявили организаторы

союза. - У нас общие проблемы, общие интересы и общие враги. Мы

бесцельно тратим силы в борьбе друг против друга вместо того, чтобы

объединиться. Наш бизнес будет расти и процветать, если мы объединим

усилия.

- Против кого создается союз? - спросил какой-то скептик.

- Что значит, против кого? Ни против кого. Но если уж вы так

ставите вопрос, то его деятельность будет нацелена против

грузоотправителей, товаропроизводителей, вообще против любого, кто

попытается нажиться за наш счет. Да возьмите любой союз, против кого

он создается?

- Именно это я и хотел бы знать, - сказал скептик.

Когда резолюция "Против хищнической конкуренции" была

выдвинута на голосование на ежегодном заседании союза, она была

впервые предана широкой огласке. Но все члены союза давно уже знали о

ней, и она активно обсуждалась в узких кругах, особенно в последние

несколько месяцев. Все присутствовавшие в зале заседаний были

президентами железнодорожных компаний. Они были далеко не в восторге

от этой резолюции и надеялись, что она никогда не будет

поставлена на голосование. Но когда это все-таки

произошло, они проголосовали за.

Никто из выступавших перед голосованием не упомянул ни одной

конкретной железной дороги, на которую должна была распространяться

эта резолюция. Они говорили лишь об общественном благосостоянии и о

том, что в то время, как оно находится под угрозой в связи с острым

кризисом в сфере транспортных услуг, железные дороги уничтожают

друг друга, руководствуясь хищническими законами джунглей, где

сильный пожирает слабого. Они говорили и о том, что наряду с

районами, охваченными глубокой депрессией, где не осталось

фактически ни одной функционирующей железной дороги, существуют

обширные территории, где две или даже несколько железных

дорог ожесточенно конкурируют, тогда как каждая из них одна

могла бы предоставить все необходимые транспортные ресурсы. По

их словам, перед сравнительно новыми железнодорожными компаниями

открывались широкие возможности именно в кризисных зонах.

Конечно, там вряд ли можно ожидать большой прибыли, зато можно будет

обеспечить транспортом нуждающееся население. Ведь не прибыль, а

служение обществу является первоочередной задачей железных дорог.

Затем они говорили о том, что большие, давно и прочно стоящие на

ногах железнодорожные компании есть необходимый фактор

общественного блага, что крушение даже одной из них стало бы

национальной катастрофой и что, если одна из таких компаний в своем

стремлении к общественному благу и упрочению доброй воли между

народами разных стран оказалась на грани краха, долг и прямая

обязанность всех и каждого помочь ей перенести этот удар и выстоять.

Конкретно не упоминалась ни одна железная дорога, но,

когда председатель союза торжественно поднял руку, подавая

знак к началу голосования, все посмотрели в сторону Дэна Конвэя -

президента "Финикс - Дуранго".

Лишь пятеро из членов союза проголосовали против, но когда

председатель огласил, что резолюция принята большинством голосов,

не последовало ни обычного оживления, ни одобрительных возгласов. В

зале воцарилась мертвая тишина. Вплоть до последней минуты каждый

надеялся, что кто-то спасет его от этого.

Резолюция "Против хищнической конкуренции" подавалась как некая

мера "добровольного саморегулирования", призванная "способствовать

исполнению" законов, давно принятых Национальным

законодательным собранием. В соответствии с ней всем членам

Национального железнодорожного союза категорически запрещалось

предпринимать любые действия, которые бы могли рассматриваться как

"хищническая конкуренция". Это означало, что в районах, которые

попадали под ограничение, могла функционировать лишь одна

железнодорожная компания, что преимущество в этих районах отдавалось

старым, давно укоренившимся железным дорогам и что новички,

несправедливо вторгшиеся на чужую территорию, обязаны свернуть свою

деятельность в течение девяти месяцев по получении соответствующего

распоряжения.

И только Исполнительный комитет Национального железнодорожного

союза был уполномочен решать, на какие районы распространяются данные

ограничения.

После закрытия заседания все быстро разошлись. Никто

из присутствовавших не задержался, как обычно, чтобы обсудить

происшедшее. Огромный зал моментально опустел. Никто даже не

посмотрел в сторону Дэна Конвэя, никто не сказал ему ни слова.

В вестибюле Джеймс Таггарт встретил Орена Бойла. Они не

договаривались о встрече, но Таггарт не мог не заметить крупного

мужчину, стоявшего, прислонившись к мраморной стене, и узнал Бойла

прежде, чем увидел его лицо.

Они подошли друг к другу, и Бойл сказал, улыбаясь уже не

так заискивающе, как обычно:

- Я свое дело сделал. Теперь твоя очередь, Джимми.

- Тебе не следовало сюда приходить. Зачем ты пришел? - угрюмо

спросил Таггарт.

- Так, ради удовольствия, - ответил Бойл.

Дэн Конвэй сидел в одиночестве среди пустых кресел. Он все

еще оставался на своем месте, когда пришла уборщица, чтобы убрать в

зале. Когда она окликнула его, он покорно поднялся и побрел к двери.

Проходя мимо нее, он пошарил в кармане и протянул ей

пятидолларовую купюру, - протянул молчаливо, покорно, не глядя ей в

лицо. Казалось, он толком не соображал, что делает. Судя по его

поведению, он считал, что находится в таком месте, где приличия

требуют оставить перед уходом чаевые.

Дэгни все еще сидела за своим столом, когда дверь с шумом

распахнулась и в ее кабинет влетел Таггарт. Никогда раньше он не

позволял себе так врываться к ней. Он выглядел очень возбужденным и

взволнованным.

Она не видела его с тех пор, кик стало известно о национализации

линии Сан-Себастьян.

Он не искал случая обсудить это с ней, и она ничего ему не

говорила. Ее правота подтвердилась настолько красноречиво и ярко,

что комментарии были излишни. Отчасти чувство такта, отчасти жалость

не позволяли ей указать ему, какие выводы следует сделать из

происшедшего. А по всей логике он мог сделать только один

вывод. Ей рассказали, что он говорил на совете директоров. В

ответ Дэгни лишь пожала плечами, презрительно улыбнувшись. Раз уж он

столь хладнокровно присвоил себе ее заслуги, то уж теперь-то ради

собственной выгоды оставит ее в покое и предоставит ей свободу

действий.

- Так, значит, ты считаешь, что никто, кроме тебя, ничего для

дороги не делает?

Она изумленно посмотрела на него. Он стоял перед ее столом,

дрожа от возбуждения. Его голос перешел почти на хрип, граничащий с

воплем:

- Значит, ты считаешь, что я развалил компанию, не так ли? И

теперь никто, кроме тебя, не в состоянии спасти нас? Думаешь, у меня

нет никаких способов компенсировать наши мексиканские потери?

- Что тебе от меня надо? - медленно спросила она.

- Я хочу сообщить тебе кое-какие новости. Помнишь, несколько

месяцев назад я тебе говорил о резолюции "Против хищнической

конкуренции"? Тебе тогда эта мысль не понравилась, еще как не

понравилась.

- Ну и что?

- Ее утвердили.

- Что утвердили?

- Эту резолюцию. Приняли всего несколько минут назад, на

заседании союза. Так вот, через девять месяцев в Колорадо от "Финикс

- Дуранго" не останется и следа.

Она вскочила, опрокинув пепельницу, которая разбилась о пол.

- Вот мерзавцы!

Он стоял не двигаясь и улыбался.

Она чувствовала, что дрожит всем телом, дрожит от бессильной

ярости. Она понимала, что сейчас полностью беззащитна перед ним и

что ему это нравится. Но все это не имело для нее никакого

значения. Затем она заметила гнусную улыбку на его лице, и внезапно

ее слепая ярость исчезла. Она больше ничего не чувствовала. Она

стояла молча, изучая его улыбку с каким-то холодным, бесстрастным

любопытством.

Они стояли, глядя друг на друга, и на его лице было такое

выражение, словно сейчас впервые в жизни он не боялся ее. Он

ликовал. Эта резолюция значила для него что-то куда большее, чем

устранение конкурента. Это была победа не над Дэном Конвэем, это была

победа над ней. Она не знала почему, но была уверена, что он думает

именно так.

У нее промелькнуло в голове, что в лице Таггарта, в том, что

заставило его так улыбаться, скрывается какая-то тайна, о

которой она даже не подозревала и узнать которую теперь очень

важно. Но эта мысль лишь на мгновение мелькнула у нее в голове и

исчезла.

Она подбежала к шкафу, рывком открыла дверцу и схватила свое

пальто.

- Куда это ты собралась? - В голосе Таггарта прозвучали

разочарование и легкая озабоченность.

Она ничего не ответила и выбежала из кабинета.

* * *

- Дэн, ты должен бороться. Я помогу тебе. Я сделаю все, что в

моих силах.

Дэн Конвэй отрицательно покачал головой.

Он сидел в плохо освещенной комнате, на столе перед ним

лежала раскрытая конторская книга с выцветшими страницами. Когда

Дэгни вбежала в кабинет, она застала Конвэя в этой позе, и за то

время, что она находилась там, он ее так и не изменил. Когда она

вошла, он улыбнулся и сказал мягким и каким-то безжизненным голосом:

- Забавно, я так и знал, что ты придешь.

Они не очень хорошо знали друг друга, но встречались несколько

раз в Колорадо.

- Нет, - сказал он. - Что толку?

- То есть из-за этой резолюции союза, которую ты подписал?

Ее правомочность сомнительна. Это экспроприация. Да ни один суд не

подтвердит ее законность, а если Джим попытается прикрыться своим

бандитским лозунгом о благосостоянии общества, я сама выйду и

поклянусь, что "Таггарт трансконтинентал" никогда одна не справится

с грузооборотом в Колорадо. Даже если суд примет решение не в твою

пользу, ты можешь подать апелляцию и оспаривать это решение по

меньшей мере лет десять.

- Да, - сказал он, - я мог бы это сделать. Не уверен, что

выиграл бы, но я бы мог попытаться и протянуть таким образом еще

несколько лет, но... Нет, в любом случае я сейчас думаю не о

юридической стороне этого дела. Дело не в этом.

- Тогда в чем?

- Дэгни, я не хочу бороться.

Она недоверчиво посмотрела на него. Она была абсолютно уверена,

что он еще никогда в жизни не произносил этих слов, а в таком возрасте

человеку уже просто не переделать себя.

Дэну Конвэю было под пятьдесят. У него было широкое, бесстрастное

лицо упрямо-неподатливого человека, которое куда больше подошло

бы машинисту локомотива, чем президенту компании. Это было лицо

настоящего бойца. У него была свежая загорелая кожа и начинавшие

седеть волосы. В свое время он купил небольшую железную дорогу в

Аризоне, дела которой шли из рук вон плохо. Прибыль, которую она

приносила, была намного меньше прибыли преуспевающего бакалейного

магазина. Он сделал ее лучшей железной дорогой Юго-Запада. Он был

неразговорчив, мало читал и никогда не учился в колледже. Все

сферы человеческой деятельности, за одним исключением, были

ему абсолютно безразличны. Фактически он был начисто лишен того,

что люди называют культурой. Но он прекрасно разбирался в железных

дорогах.

- Почему ты не хочешь бороться?

- Потому что они имели право сделать то, что сделали.

- Дэн, ты сошел с ума.

- Я ни разу в жизни не нарушал данного мною слова. Мне наплевать,

что решит суд. Я обещал подчиняться большинству, и я вынужден

подчиниться.

- А ты мог ожидать, что это большинство так поступит с тобой?

- Нет. - По его бесстрастному лицу пробежала тень. - Нет. Я этого

не ожидал. Они целый год говорили об этой резолюции, но я не верил.

Даже когда началось голосование, я все еще не верил, что это может

случиться. - Он говорил мягко, не глядя на нее и все еще

переживая в душе бессильное удивление.

- Чего же ты ожидал?

- Я думал... Они говорили, что все мы должны работать во имя

всеобщего блага. Мне казалось, что то, что я сделал в Колорадо, было

во благо - во благо для всех. Я думал, что делаю хорошее дело.

- Глупец! Неужели ты не понимаешь, что тебя именно за это и

наказали - за то, что ты делал свое дело.

Он покачал головой:

- Я этого не понимаю и не вижу никакого выхода.

- Разве ты обещал им уничтожить себя?

- Мне кажется, ни у кого из нас уже просто нет выбора.

- Что ты хочешь сказать?

- Дэгни, сейчас весь мир в ужасном состоянии. Не знаю, что с

ним произошло, но что-то ужасное. Люди должны объединиться и найти

выход из сложившегося положения. Кто же, если не большинство,

должен решать, что делать? Мне кажется, что это единственный

справедливый способ принятия решений, во всяком случае, я другого не

вижу. В данном положении без жертв не обойтись, и раз уж это выпало

мне, я не имею никакого права жаловаться. Правда на их стороне. Люди

должны объединиться.

Она вся дрожала от гнева, и ей пришлось сделать невероятное

усилие, чтобы ее голос звучал спокойно:

- Если это достигается такой ценой, то будь я проклята, если

захочу так жить с людьми на одной планете. Если остальные могут

выжить, лишь уничтожив нас, то почему мы вообще должны хотеть,

чтобы они выжили? Нет ничего, что могло бы оправдать

самопожертвование. Ничто не может оправдать превращения людей в

жертвенных животных. Ничто не может оправдать истребление лучших.

Человека нельзя наказывать за способности, за умение делать дело.

Если уж это справедливо, то лучше нам всем начать убивать друг

друга, поскольку никакой справедливости в мире не осталось.

Он ничего не ответил. Он смотрел на нее с выражением полного

бессилия.

- Ну как? Можно жить в таком мире? - спросила она.

- Я не знаю, - прошептал он.

- Дэн, неужели ты и вправду считаешь, что это правильно?

Честно, положа руку на сердце - разве это правильно?

Он закрыл глаза.

- Нет, - сказал он. Затем посмотрел на нее, и впервые она

заметила в его глазах мучительную боль. - Именно это я и хочу

понять. Я знаю, что должен считать это правильным - но не могу У

меня язык не поворачивается сказать это. У меня все время перед

глазами моя железная дорога, все ее мосты, семафоры, все те

бессонные ночи, когда... - Он уронил голову на руки: - О Боже, так

это чертовски нечестно!

- Дэн, - процедила Дэгни сквозь зубы, - борись. Он поднял

голову. Его взгляд был совершенно пустым.

- Нет, это было бы неправильно. Я слишком эгоистичен.

- Перестань молоть чушь. Ты же прекрасно понимаешь, что это

чепуха.

- Я не знаю. - Он говорил очень устало. - Я сидел здесь и

пытался понять... Я больше не знаю, что правильно, а что нет.

По-моему, мне уже все равно.

Она вдруг поняла, что дальнейшие уговоры бессмысленны, что Дэн

Конвэй никогда больше не будет человеком дела, таким, каким он был.

Она не знала, что заставило ее почувствовать уверенность в этом.

- Но ты же никогда раньше не сдавался, никогда не отступал.

- Никогда. - Он говорил с каким-то спокойным,

безразличным удивлением. - Я боролся с бурями и наводнениями, с

оползнями и трещинами в рельсах. Я знал, как бороться с этим, и мне

это нравилось... Но в этой битве борьба бесполезна, она просто

невозможна.

- Почему?

- Не знаю. Кто знает, отчего мир таков? Кто такой Джон Галт?

Дэгни поморщилась:

- И что ты собираешься делать?

- Не знаю.

- Я хочу сказать... - Она замолчала на полуслове. Он знал, что

она имела в виду.

- Дело всегда найдется. - Он говорил без особой уверенности.

- По-моему, они собираются ввести ограничения только в Колорадо и

Нью-Мексико. У меня все еще есть железная дорога в Аризоне, как и

двадцать лет назад. Ею и займусь. Я устал, Дэгни. У меня как-то не

было времени заметить это, но по-моему, я действительно устал.

Она ничего не могла сказать.

- Я не собираюсь строить дорогу через одну из кризисных зон, -

сказал он все тем же безразличным тоном. - Они пытались всучить мне

это в качестве утешительного приза. Но все это лишь пустые

разговоры. Нельзя строить железную дорогу там, где на сотни миль

лишь пара чахлых ферм, которым с трудом удается прокормить самих

себя. В таких районах невозможно добиться, чтобы дорога окупилась и

дала прибыль. А если этого не сделаешь ты, то кто это сделает за

тебя? Это просто чушь. Они сами не знали, что говорили.

- К черту их кризисные зоны. Я думаю о тебе. Что ты будешь делать

с самим собой?

- Не знаю... Есть масса вещей, на которые раньше у меня просто не

было времени. Рыбалка, например. Мне всегда нравилось рыбачить.

Может быть, я начну читать книги, я всегда этого хотел. Буду жить

не спеша. Рыбачить. Знаешь, в Аризоне есть такие тихие и спокойные

места, где на мили вокруг не встретишь ни души. - Он посмотрел на

нее и добавил: - Выбрось это из головы. Зачем тебе переживать за

меня?

- Не за тебя, - сказала вдруг она. - Это... Надеюсь, ты

понимаешь, что я хотела помочь тебе бороться не ради тебя.

Он улыбнулся. Это была легкая, дружеская улыбка.

- Я понимаю.

- Я хотела тебе помочь не из жалости, сочувствия или еще

какой-нибудь мерзости. Послушай, я собиралась устроить тебе в

Колорадо сущий ад. Я собиралась влезть в твой бизнес и, если

понадобится, просто размазать тебя по стенке и выжить оттуда.

Он слабо рассмеялся, давая понять, что должным образом

оценил услышанное.

- Да, уж ты бы постаралась, - сказал он.

- Только я полагала, что в этом не будет надобности. Я думала, что