Geum.ru

«новом журнализме»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
андерграундная сенсация»1.

Именно в Перри-Лейн вокруг Кизи начали объединяться единомышленники: Нил Кэссади (Neal Cassady)2, Ларри Макмёртри (Larry McMurtry)3, Эд Маккланахен (Ed McClanahan)4, Роберт Стоун (Robert Stone)5, Рой Сэбёрн (Roy Seburn)6, Ричард Алперт (Richard Alpert)7 и другие. Все они впоследствии стали членами коммуны «Веселые проказники» или как-то повлияли на взгляды Кена Кизи.

В 1962 году был опубликован роман «Над кукушкиным гнездом», принесший Кизи славу.

В июле 1963 года Кизи пришлось съехать из Перри-Лейн, с женой Фэй, дочерью Шеннон и сыном Зеном он поселяется на родине – в Ла-Хонде, штат Колорадо. Это было тихое местечко, поросшее секвойями, там «всегда было одновременно солнечно и прохладно, словно круглый год стоял чудесный осенний день»8. Поселившись в Ла-Хонде, Кизи дорабатывал свой следующий роман «Порою блажь великая».

Жилище Кизи в Ла-Хонде, как нетрудно догадаться, тоже стало притягательным местом для вольных путешественников, хиппи, экспериментаторов, творческой богемы. Здесь впервые появляется Кен Бэббс (Ken Babbs)1, старый друг Кизи, отслуживший во Вьетнаме пилотом вертолета, а также много других новых людей, из которых потом и сложатся «Веселые проказники». Эта компания отличалась от контингента, собиравшегося на Перри-Лейн, своей простой: среди них было меньше «интеллектуалов» и больше простых американцев.

Как пишет Т. Вулф, Кену Бэббсу принадлежит идея автобусного путешествия: «Первоначальная фантазия, возникшая весной 1964 года, состояла в том, что Кизи и четыре-пять его спутников раздобудут многоместный автомобиль с фургоном и отправятся в Нью-Йорк на Всемирную ярмарку». Проказникам удается раздобыть старый школьный автобус «Интернешнл харвестер» 1939 года выпуска, Рой Сэбёрн раскрашивает его всем цветами радуги и флуоресцентными красками, на переднем стекле появляется надпись «Далше» (Furthur), обозначающая место назначения, и 14 июня 1964 года Проказники отправляются в путь. В середине июля 1964 года они оказываются в Нью-Йорке, какое-то время проводят там, потом возвращаются назад. Это путешествие стало своеобразным посвящением путешественников в «Веселые проказники», после поездки коммуна окончательно сложилась.

Вплоть до 1966 года коммуна участвовала в разных акциях, митингах, сама инспирировала многие события, повлиявшие на психоделическую революцию в США. Официальной датой распада коммуны «Веселые проказники» считается 31 октября 1966 года, когда Кен Кизи покинул ее.

Проказников «объединяло стремление преодолеть социальные, духовные, эстетические, сексуальные, бытовые ограничения, навязываемые благонравным американским обществом, чтобы ощутить полноту жизни, расцветив ее всеми красками своих психоделических грез»1. В отличие от битников, предыдущего поколения бунтарей, Проказники старались поделиться своим открытием со всем миром, не замыкались на себе, не были отшельниками.

Название книги «Электропрохладительный кислотный тест» отсылает к так называемым «кислотным тестам» (Acid Tests) – вечеринкам, которые проводили «Веселые проказники» с 1965 по 1966 годы, неотъемлемой частью которых были эксперименты с употреблением ЛСД. Как правило, психоделик мешали с лимонадом, пуншем или любым другим безалкогольным напитком, отсюда слово «прохладительный» (kool-aid). Добавив слово «электрический» (electric), Том Вулф имел в виду, скорее всего, резкое свечение, которое излучают электрические искры, летящие в разные стороны, – ослепляющие, «колючие», яркие. Именно такой эффект, надо полагать, оказывал ЛСД на сознание того, кто выпивал «кислотный напиток».

Транслируя опыт Проказников, Том Вулф добился предельной свободы в организации материала, вследствие чего художественно-документальный текст обрел откровенно «модернистский» облик. Найденная Т. Вулфом форма оказалась слишком необычной, вычурной, почему и вызвала, с одной стороны, нарекания рецензентов, с другой – пристальный интерес исследователей. Так или иначе, критика приняла «Электропрохладительный кислотный тест» положительно, и книг стразу стала одной из ключевых о психоделической эпохе, американской контркультуре 1960-х и самым известным журналистским экспериментом Тома Вулфа.

Произведению Т. Вулфа свойственен весьма специфический историзм, выразившийся в обостренном переживании настоящего момента и его связи с прошлым и будущим. Автор осознает себя участником и творцом истории американской литературы и журналистики, равно как и своих героев – участниками и творцами истории американской страны. «Новые журналисты» и, в частности, Т. Вулф особенно остро понимали, что документировать историю значит создавать ее. «Если и существовала когда-нибудь группа, целиком посвятившая себя жизни “здесь и сейчас”, то это были Проказники»1. Для Т. Вулфа, стремящегося запечатлеть текущий момент истории, проникнуть в нее и понять ее механизмы, коммуна «Веселые проказники» была идеальным материалом для изучения.

К. Кизи и его единомышленники занимались разработкой и продвижением различных идей, связанных с особенностями человеческого сознания, чувственного восприятия. Большинство экспериментов, проводимых Проказниками, инспирировались желанием разрушить традиционную схему человеческого восприятия и достичь «нового опыта восприятия». Было бы ошибочным считать, что для достижения этой цели Проказники прибегали исключительно к помощи психоделиков. В ход шли также и технические достижения эпохи, например магнитофонные рекордеры.

Например, одной из идей К. Кизи было изучение «систем запаздывания» (the lag systems) с помощью магнитофонных записей. Каждое произнесенное в микрофон слово транслируется через динамики (или наушники) с запаздыванием – благодаря этому можно было прослушать все, что было только что сказано. По мнению Кизи, в человеке также заключены всевозможные системы запаздывания. Самая важная – сенсорное запаздывание, промежуток между моментом восприятия раздражителя органами чувств и моментом реакции, составляющий в среднем 1/30 секунды. С помощью ЛСД, «винта» или «скорости», то есть амфитаминов, Проказники стремились преодолеть этот промежуток в 1/30 секунды. Это была своего рода философия «бытия-здесь-и-сейчас»: «Мы думаем, что живем в настоящее время, но это не так. То настоящее, которое мы знаем, – это всего лишь фильм о прошлом, а управлять настоящим обычными способами мы никогда не сможем»1, – так зафиксировал Том Вулф рассуждения Кена Кизи.

В каком-то смысле творческая стратегия Тома Вулфа подразумевает преодоление своих «систем запаздывания». Сам Т. Вулф «отстает» от своих героев – в том, что, разделив с ними месяц жизни, физически не испытал того, что испытали они, не прошел «кислотный тест». К тому же он, рожденный в семье консервативных южан, выпускник Йельского университета, человек в белом костюме-тройке, представляет совершенно другой стиль жизни, другой слой общества, у него другие идеалы.

Преодоление Т. Вулфом «систем запаздывания» реализуется через новаторское построение текста, который с первого раза довольно сложен для восприятия. Том Вулф пытается понять Проказников, не употребляя психоделики, и понимает, «догоняет» их с помощью своего текста. Нарочито сложный стиль, обилие «точек зрения» и постоянная их смена, полифония, фактически отсутствие автора, который бы смог «провести» читателя через эти психоделические дебри, – все это является как бы воплощением Проказников через текст.

Том Вулф известен своим стремлением постоянно быть «в тренде». Как писал Курт Воннегут в рецензии на первую книгу Т. Вулфа, доказав себе и окружающим, что молодежная культура становится все популярнее, он ведет себя как тинейджер, насмехаясь над «стариканами». Он как бы принимает на себя роль подростка (как автор, но отнюдь не в жизни), и таким образом он пишет по-настоящему проникновенно. Так, Т. Вулф «прикидывается» Проказником – и достигает наибольшего проникновения в тему.

Многие исследователи называют Т. Вулфа «истероиграфом», а «Электропрохладительный кислотный тест» – эпопеей в жанре «истерического реализма»1. Именно истерия как отказ от традиционных средств документального повествования могла стать средством отражения происходящего с Проказниками и стать целой метафорой американских шестидесятых, своеобразным преломлением «американской мечты»2.

Легендарная поездка Проказников летом и осенью 1964 года из Ла-Хонды, Калифорния, в Нью-Йорк и обратно не просто путешествие, но путешествие по Америке, «сверхскоростной Америке», по «американскому асфальту», по «американской автостраде» – по родной земле. Американские флаги – непременный атрибут автобуса Проказников:

«Только пребывают братья в несчастной старой Америке шестидесятых … глотая приготовленные с математической точностью в лабораториях наркотики ЛСД-25. ИТ-290, ДМТ … устремляясь вдаль в аэропортовских комбинезонах с американскими флагами и в автобусе “Интернешнл Харвестер”…»3

Для Проказников Америка остается символом свободы, ни в коем случае не противоречащим их бунтарству:

«На дорогу, вьющуюся средь густо-зеленого готического миллбрукского парка, Проказники въехали с развевающимися флагами – весь автобус в американских флагах, динамики захлебываются рок-н-роллом...»4

Америка – их дом, и Проказники не противопоставляют тебя ей, а Америка не отторгает их от себя. Они как бы соединяются вместе в этом автобусном путешествии под солнцем в «зеленом чреве Америки»:

«И все же Проказники упиваются всей этой широкоэкранной Америкой, плывут по ее течению с развевающимися над автобусом американскими флагами…»5.

Том Вулф обращает особое внимание на то, что Проказники выбрали для путешествия именно родную страну, не отправились, например, в паломничество в Индию, на родину буддизма, который был близок Кизи, Проказникам и популярен в 1960-х. В этом смысле Т. Вулф противопоставляет Проказникам Тимоти Лири и Ричарда Алперта, знаменитых адептов ЛСД. Р. Алперт впоследствии уехал жить в Индию, прославившись как гуру Баба Рам Дасс:

«Ну конечно же! Они повернули назад, погрузились все в ту же допотопную нью-йоркскую интеллектуальную вещь, снова с головой окунулись в романтическое прошлое, предали американское путешествие. Нью-йоркские интеллектуалы всегда искали... другую страну, отчизну разума, где все лучше, мудрее и чище, где нет технических новшеств»1.

Стоит отметить, что Проказники при желании могли осилить путешествие в Индию. Финансовая сторона дела не ускользнула от Т. Вулфа: журналист не раз отмечает, что Проказники не бедствовали: к концу 1965 года на затеи и проказы коммуны ушло 103 000 долларов. Всем необходимым обеспечивал Кизи – на проказничьи нужды ушли все деньги, полученные за романы «Над кукушкиным гнездом» и «Порою блажь великая» и инсценировку первого. Т. Вулф пишет, что подсчеты вела жена Кизи Фэй – нетрудно предположить, что ее журнал финансовой отчетности попал в руки Вулфа:

«Прожиточные расходы всей группы составляли около 20 000 долларов в год. Цифра небольшая, учитывая, что лишь в редких случаях приходилось обеспечивать менее десяти человек. К тому же, как правило, у них были две-три машины»2.

Самого Кизи Т. Вулф не раз называет «Суперменом», «Бэтменом», «Капитаном Чудо», «Капитаном Америка»3. Все это герои комиксов, – «американские герои», символы «Американской мечты».

Т. Вулф четко осознает и представляет предприятие Проказников и Кизи как часть истории Америки. Проказники – с помощью изучения «систем запаздывания», под действием ЛСД – стремятся «во что бы то ни стало преодолеть зазор между переживанием и осознанием этого переживания, ощутить “момент” бытия как такового во всей его чувственной и сверхчувственной полноте; Вулф стремится к аналогичному постижению исторического “момента”»1.


2.3 Реализация принципов «нового журнализма» в художественно-документальном произведении Т. Вулфа «Электропрохладительный кислотный тест»


Том Вулф заинтересовался Проказниками довольно поздно, когда самые важные этапы в их жизни были позади: осенью 1966 года коммуна уже была готова распасться. Однако Вулфа привлекла история Кизи. В январе 1966 года знаменитый на всю Америку писатель Кен Кизи сбежал от сурового приговора за хранение марихуаны в Мексику и провел там восемь месяцев, после чего, вернувшись на родину, был схвачен ФБР. Его арест наделал много шума. Привлек он и Тома Вулфа: журналист собирался написать материал о «восьми месяцах в Мексике молодого беглеца-романиста» (Young Novelist Fugitive Eight Months in Mexico)2.

Первая встреча Кена Кизи и Тома Вулфа произошла в окружной тюрьме Сан-Матео в Редвуд-сити, Калифорния, в 1966 году. Встреча длилась всего 10 минут. Вулф брал у Кизи интервью по телефону через стекло, как обычно происходят свидания в американских тюрьмах.

Вулф приводит отрывки прямой речи Кизи, как бы перебиваемой шуршанием телефонной трубки, снабжая их своими комментариями. Первым делом Вулф отмечает, что Кизи обладал очень мощным, мускулистым, здоровым телом, светлой шевелюрой и имел безмятежный вид3. Журналист не упускает возможности высказаться о говоре своего собеседника: у Кизи «явный провинциальный акцент». После короткой беседы с писателем «обо всем на свете», Т. Вулф отмечает, что ему удалось столкнуться с «необыкновенной провинциальной притягательной силой (strange up-country charisma) – обществом Кизи»1.

Хотя добытого за 10 минут материала оказалось мало, Кизи очень заинтересовал Вулфа, в частности тем, что говорил о «выходе за пределы кислоты», «окончании кислотной школы», то есть отказе от приема ЛСД и поиске «нового опыта восприятия» – без помощи психоделическов.

В первой главе книги журналист приводит отрывок из письма Кизи своему другу Ларри Макмёртри, в котором он пародировал тон газет, писавших о Кене Кизи как о подававшем большие надежды писателе, но «испорченного» наркотиками. По этому отрывку из написанного в явно шутливом тоне письма можно понять, какую репутацию имел Кизи в те годы. И, главное, какой информацией о нем располагал Вулф до знакомства. Из беседы с Кизи в тюрьме Вулф получил сведения, говорившие о совершенно противоположном: Кизи больше не «психоделический гуру», он расстается с наркотиками. Это было серьезным поводом для журналиста Вулфа, чтобы еще раз встретиться с Кизи, познакомиться с Проказниками и узнать больше об их жизни.

В скором времени Кизи выпускают под залог, внесенный друзьями, – 35 000 долларов, и Вулф едет на Склад (Warehouse) – обиталище Проказников в Сан-Франциско – вместе с членами коммуны на маленьком грузовичке. На Складе должна состояться встреча с Кизи, только что вышедшим из тюрьмы. С этой сцены Вулф и начинает книгу. В своем стиле и одновременно в духе «нового журнализма» – без предыстории «вбрасывает» читателя в происходящее. Вулф трясется в открытом пикапе вместе с парнем по имени Ветерок (Cool Breeze). Вокруг него – хиппи:

«…длинные иисусовы волосы, индейские бусы, индейские головные повязки, бисер, колокольчики, амулеты, мандалы, божественные взоры, флюоресцирующие жилеты, рога единорога, дуэльные рубахи в стиле Эррола Флинна, – но им пока еще ничего не известно о башмаках. Насчет башмаков у торчков пунктик. Хуже всего начищенные черные туфли со шнурками»1.

Перечисление и описание выразительных деталей одежды также характерная черта стиля Вулфа, и в то же время это «внимание к деталям», определяющим принадлежность к определенному социальному слою. Вулф не забывает на первых же страницах подчеркнуть статусную разницу между хиппи и собой:

«…у себя в Нью-Йорке я даже заработал репутацию пижона. И все-таки синий блейзер, широкий галстук с клоунами и… пара начищенных до блеска низких черных туфель почему-то не подвигают никого из торчков Сан-Франциско на Студенческие Издевки»2.

Эти отрывки говорят одновременно и о непреодолимой разнице между журналистом и членами коммуны, и о том, что, несмотря не нее, Вулф был принят в их странное общество.

Том Вулф провел с «Веселыми Проказниками» месяц 1966 года перед тем, как коммуна распалась. Журналист жил вместе с ними и участвовал в их затеях. События этого месяца представлены в трех первых главах книги: «Черные начищенные туфли ФБР» (Black Shiny FBI Shoes), «Тотем мочевого пузыря» (The Bladder Totem) и «Электрический костюм» (The Electric Suit). Все остальные 24 главы написаны на основе документальных свидетельств: писем Кена Кизи, «Архивов Проказников» – «в виде магнитофонных записей, дневников, писем, фотографий и сорокачасового кинофильма об автобусном путешествии»3. Том Вулф воспользовался разными магнитофонными записями своих коллег: Хантер Томпсон4 предоставил свои наработки, сделанные в период работы над книгой «Ангелы Ада»5. Драматург Норман Хартвег записал серию аудиоматериалов, в которых изложил свои впечатления о коммуне «Веселые проказники». Специально для Вулфа журналистка Клер Браш написала отчет о Уоттсовском кислотном тесте1, в котором участвовала сама2.

Как видим, часть книги, написанная по репортерской работе Вулфа, невелика. Она рассказывает о состоянии психоделического движения в Сан-Франциско в 1966 году, об условиях жизни Проказников на исходе их существования как сообщества, об отношениях между Вождем Кизи и Проказниками, выразительнее изображает Кизи и затрагивает его идею «выхода за пределы кислоты», которую большинство Проказников пока не понимают. И после этих трех глав повествование возвращается к началу истории Проказников, начавшейся где-то в 1958 году. Далее следует выборочная биография Кизи, включающая историю формирования коммуны «Веселые проказники», и повествование разворачивается линейно, от события к событию, от сюжета к сюжету.

В задачи Тома Вулфа в «Электропрохладительном кислотном тесте» входило составить «летопись» жизни коммуны, опираясь на факты, полученные в результате собственных наблюдений, и по разнообразным документальным свидетельствам, перечисленным выше, выразить философию Проказников и основные воззрения Кизи и интерпретировать и осмыслить опыт Проказников.

Опыт Проказников довольно трагичен: Вулф не зря начинает книгу «с конца»: предприятие, которое предпринимает коммуна, желая изменить мир, получить новый «опыт восприятия» с помощью психоделиков, обречено. Т. Вулф документирует этот опыт, отчасти разделяя его.

Будучи остраненным свидетелем, «человеком с Марса», «Чужаком», Том Вулф относится к Проказникам с нескрываемым интересом и отмечает свою «капитуляцию» перед фигурой «Вождя» – Кена Кизи. Особенно заметно отношение автора к происходящему в первых трех главах: в них как раз описан месячный опыт общения Т. Вулфа с коммуной. Именно Проказники начали называть Кизи «Вождем», и поначалу Вулфу это казалось фальшью. «Но потом превратилось в… мистику (mysto), мистический дымок (mysto steam) начал заполнять мою голову»1. К слову сказать, этот «мистический дымок» проявился еще не раз на страницах «Электропрохладительного кислотного теста» – как только «на сцене» появляется Кизи.

О рассуждениях, которым предавались Проказники под действием психоделиков, марихуаны или амфитаминов, Том Вулф поначалу отзывался так: «Это фальшивка (phony), черт ее побери… но мистическая (mysto)… и спустя какое-то время она заражает тебя и начинает зудеть, как краснуха»2.

Но буквально в следующей главе Том Вулф констатирует: «Несмотря на скептицизм, который я принес в их среду, я начинаю вдруг испытывать их чувство (I am suddenly experiencing their feeling). Я в этом уверен. Я чувствую, что становлюсь искушенным в чем-то таком (I am in on something), чего внешний мир – мир, откуда я пришел, – вероятно, не в состоянии уразуметь, а это и есть метафора – все происходящее, – древняя и глубокая, глубже, чем…»3. Вулф-Марсианин словно бы околдован чарами Кизи-Вождя. Образ Кизи передан в основном с помощью диалогов, монологов и внутренних монологов – прием, характерный для «нового журнализма». Собственными словами Вулф позволяет себе только описать свои впечатления от встречи – и то небольшими штрихами. Фразы о «необыкновенной провинциальной притягательной силе» (strange up-country charisma) и описания внешнего вида Кизи оказывается достаточно. В дальнейшем о составлении образа Кизи «заботятся» диалоги и монологи. С их помощью образ Кизи вводится автором не сразу, постепенно. В третьей главе Вождь предлагает искать «новый путь», покончить с «кислотной школой». Он нарисован неким «пророком»:

«…мы подошли к какому-то пределу, мы больше никуда не движемся, настало время искать новый путь… ... и я вышел на улицу, а там разразилась гроза, повсюду сверкали молнии, я поднял руку к небу, сверкнула еще одна молния, и внезапно у меня появилась вторая кожа из молнии, из электричества, словно костюм из электричества, и я понял, что внутри нас находятся ростки супергероизма и что мы можем стать либо супергероями, либо ничем»1 (курсив наш. – О. Р.).

В этом монологе, который подан как «пророческий», задано одновременно несколько мотивов, которые будут развиваться на протяжении всей книги. Во-первых, мотив свечения. Автобус Проказников «расписан так, словно кто-то вручил Иерониму Босху полсотни ведер краски… и велел как следует поработать»2.

Костюмы Проказников то и дело начинают светиться, потому что тоже раскрашены или – из-за галлюцинаций. Сэнди Леманн-Хаупт, один из Проказников, принял слишком много кислоты:

«Прямо на солнце... рубаха начинает сверкать у него под носом яркими вспышками солнечно-красного и солнечно-серебристо-белого, точно он движется сквозь таинственную эманацию ярчайших вспышек»3.

Кроме того, костюм самого Кизи периодически излучает свет:

«С того мгновения, как Кизи поднимается на помост, наступает прикольная дисгармония. Френч его светится в сумерках, светится и каска»4.

Свечение, исходящее от людей и вещей, – неоновое, электрическое, флуоресцентное – это некий пародийный аналог мифического света, исходящего от праведников, святых на иконах. Том Вулф апеллирует именно к этой читательской ассоциации.

Во-вторых, мотив костюмированного представления. Дело не только собственно в костюмах, которых у Проказников великое множество, но и в том, что все они участники импровизированного театрального представления, которое не прекращается и в которое Проказники вовлекают абсолютно каждого, с кем встречаются, будь то люди на улицах Нью-Йорка, для которых Проказники исполняют «музыку толпы» (tootling the people) или Ангелы Ада, мотоциклетная группировка, проведшая с ними несколько недель, или копы, пытающиеся устроить облаву на шумных хиппи. Спектакль Проказников не имеет ничего общего с искусством как таковым, «он не поставлен, а безграничен, его частью становятся все подряд»1.

Кроме того, Проказники снимают «Фильм». Это один за главных замыслов Кизи – снять все приключения Проказников на пленку:

«Большую часть осени 1964 года, зиму и начало весны 1965 года Проказники провели в работе над... Фильмом. У них было часов на сорок пять цветной пленки, отснятой во время автобусного путешествия. <…> Это был первый в мире кислотный Фильм, снятый в условиях полнейшей стихийности, во время вихревой езды по глубинным районам Америки, и запечатлевший все с е й ч а с, в данное мгновение»2.

Но слово «фильм» употребляется не только в этом смысле, но и когда речь идет о жизни как таковой, которую ведет каждый из Проказников отдельно и все они вместе.

«Для каждого человека, для каждого человека везде и повсюду, запущен его собственный фильм, ставится его собственный киносценарий, и каждый с бешеной энергией в своем фильме играет, только большинство не знает, что этот маленький сценарий – ловушка, из которой не выбраться»3.

Наконец, в-третьих, мотив «супергероизма». Супергерой – символ Америки, ее свобод и устремлений, это «Американская мечта». В то же время для Проказников в этом образе воплотились их собственные устремления. Как уже отмечалось, в отличие от своих предшественников – битников, Проказники, то есть хиппи, были обращены в мир внешний больше, чем во внутренний, они не были бунтарями-одиночками, не стремились отмежеваться от мира, но втягивали его в свой «фильм», в свой «карнавал». Главным их устремлением было, как бы наивно это ни звучало, изменить мир, то есть поделиться с ним частью себя; или как вариант, поделиться дозой кислоты. «Супергероизм» – это и есть «спасение мира».

Акцентуируя подобные и прочие образы и мотивы (свечение, «у каждого свой фильм», театральное представление), Том Вулф успешно выражает философию коммуны и Кизи, что входит в основные его задачи.

В руках Вулфа оказался необычный фактический материал, транслирующий субъективный опыт, выходящий за рамки обыденной повседневности. Все аудио, видео, текстовые записи, легшие в основу книги, свидетельствуют о том, что Проказники большую часть времени проводили в измененном сознании, то есть вне «реальности», да и жили они в не менее «нереальной» обстановке. Вулфу удается передать это хаотическое, дионисийское начало в жизни Проказников по большей части с помощью «точки зрения» от третьего лица – приемом, характерным для «нового журнализма».

В то же время Вулф успевает давать фактические данные, небольшие «справки», встраивать в текст свои рассуждения и т.д. Хотя порой читателю кажется, что автор его «оставил», Вулф периодически напоминает о себе. Подобными отсылками к объективному он как бы уравновешивает «измененную реальность» Проказников. Вулф бегло, но обстоятельно пересказывает биографию Кизи, предшествующую его встрече с Проказниками, описывает, как добывал материал для книги, свои замыслы. Также он описывает свой небольшой вояж по Сан-Франциско, где психоделическое движение получило особенно бурное развитие. Это стратегия профессионального журналиста, особенно «нового журналиста», – надолго остаться в местах, связанных с героем будущего текста, проникнуться атмосферой, быть внимательным к деталям.

Реальность «субъективную», так называемую «интерсубъективность» (intersubjectivity) Проказников Вулф реконструирует, полагаясь на отчеты самих Проказников, записанные ими фильмы, аудио, текстовые документы (например журнал финансовой отчетности, который ведет жена Кизи Фэй, письма Кена Кизи другу Лари Макмёртри). Вулф проделал большую работу исследователя, чтобы изучить содержание всех этих носителей и связать между собой, склеить, смонтировать.

Монтаж Вулфа в «Электропрохладительном кислотном тесте» очень изобретателен. Например, для склейки он активно использует стихотворения-песенки собственного сочинения, порой без рифмы, но непременно рассказывающие о чем-то. Как нам кажется, ими он заполнял информационные лакуны в своем повествовании. Песенка – это пауза, перерыв и в то же время замысловатая и познавательная присказка.

В большинстве случаев монтаж, к которому прибегает Вулф, можно назвать агрессивным, поскольку монтирует он внутренние монологи с фрагментами описаний, с фактическим материалом, внутренние монологи друг с другом. Порой очень сложно определить, внутри чьего сознания он находится. Нередко случается и так, что Вулф транслирует как бы «коллективную речь» (или коллективное бессознательное) Проказников.

Еще в начале пути Проказников в их компании появляется «легко возбудимый» парень Сэнди Леманн-Хаупт. Он отправляется вместе со всеми в автобусное путешествие, принимает слишком большую дозу ЛСД, «ловит трип», и Том Вулф решает начать вести повествование «с точки зрения» Сэнди. Результат – очень сбивчивые описания измененной реальности, искаженных лиц, обилие восклицаний, буйство красок вокруг, отрывистые размышления, сомнения героя. Вулф передает ощущения Сэнди с помощью ремарок «Сэнди кажется», «Сэнди видит», «Сэнди внезапно вскакивает», «Сэнди осознал». И, наконец, Вулф позволяет себе небольшой абзац «прямиком из головы» Сэнди:

«Он одобряет! Кизи меня одобряет! Наконец-то я на что-то о т р е а г и р о в а л, вынес все это на всеобщее обозрение, совершенно открыто, пускай это даже обида, я это с д е л а л, сделал свою вещь, – и под влиянием этого поступка, в точности как он учил, она испарилась, обиды как не бывало... а я снова в автобусе, синхронно со всеми...»1.

Образ Сэнди введен для раскрытия «проказничьей» сути (хотя такой человек был членом Проказников на самом деле, не известно, действительно с ним случилась история, описанная Вулфом, или нет). Главная проблема Сэнди в том, что он сомневается: «в автобусе» (on the bus) он или «вне автобуса» (off the bus). Это один из важнейших тезисов Проказников. Каждый делает свой выбор и отвечает за него. Если он «в автобусе», значит, он не сомневается в тех, кто рядом, не завидует, не обижается («В автобусе, если человек действует совершенно открыто, не может быть никаких обид»1), разделяет свой «опыт восприятия» вместе со всеми и т.д. Если он «не синхронен», то есть «вне автобуса», то лучше ему расстаться с Проказниками и идти своей дорогой. В конце концов Сэнди и становится «Пешеходом».

Образ, противоположный Сэнди, – Горянка (Mountain Girl). Это девушка была близкой подругой Кизи (что не мешало ему жить в счастливом браке с Фэй, матерью троих его детей) и родила ему дочь Саншайн (Sunshine – англ. «солнечный свет»). Она решительна, своенравна, прямолинейна и всегда «в автобусе», в этом не возникает сомнений. Она знает «правила игры», и все же это таинственный образ, поскольку на страницах «Электропрохладительного кислотного теста» не найти ни ее внутренних монологов, ни «потоков сознания». И, не будучи фигурой надломленной, как тот же Сэнди, или неоднозначной, как Кизи, она мало интересует Вулфа как психолога. Скорее, ему необходим ее образ для фактической достоверности текста, ведь Горянка, как и все персонажи книги, – реальный человек2, и она сыграла свою роль – и в «спектакле» Проказников, и в истории Америки.

В главе «Беглец», где речь идет о побеге Кизи в Мексику, Том Вулф смело экспериментирует с приемом «потока сознания». Описание комнаты, обстановки, в которой мечется Кизи, собираясь сбежать, написаны обычным шрифтом, мысли же беглеца «кричат» – Вулф использует нестандартную графику, чтобы выразительнее, буквальнее передать состояние Кизи:

«2 СЕКУНДЫ, ТРУП МОЙ НЕСЧАСТНЫЙ! НЕТ, ЭТО НЕ ЧЕРНАЯ МАРИЯ ШАРКАЕТ НОГАМИ, ПОДНИМАЯСЬ ПО ЛЕСТНИЦЕ ДВЕРЬ, БОЛВАН, ЭТО КОП ТАК ТЯЖЕЛО СТУПАЕТ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ЭТОТ ЗВУК НИ С ЧЕМ НЕ СПУТАЕШЬ РЕЗКИЙ СВИСТ ТЕЛЕФОНИСТОВ ФОЛЬКСВАГЕН ЕДЕТ ПО УЛИЦЕ ЗАДНИМ ХОДОМ ДА, ЭТО ТОЧНО ОНО ХВАТАЙ КОРНЕЛ-УАЙЛДОВСКУЮ КУРТКУ БЕГЛЕЦА, ИДИОТ! ДА ШЕВЕЛИ ЖЕ МОЗГАМИ! ГАЗЗЗЗЗУЙГАЗУЙГАЗУЙ ЗАВОДИ МОТОР…»1

Глава «Беглец», выполненная в таком экспериментальном духе, с авторским вниманием к деталям, кинематографическим монтажом, сложным синтаксисом и нестандартной графикой, типичен для стиля Вулфа и «нового журнализма» вообще. Вулф не увлекается включением «потока сознания» в свой текст, потому что обилие подобных эпизодов характерно скорее для художественного произведения, чем для журналистского.

Подобный экспериментальный текст работает на максимальное вовлечение читателя в происходящее. Слова, написанные прописными буквами и практически лишенные пунктуационных знаков, как бы кричат, въедаются в сознание читателя, он не может их не прочесть, ощущая их почти физически. Можно сказать, что техника Вулфа, в которой нет ничего замысловатого, своеобразно работает на «расширение сознания» читателя: текст в книге, предназначенный изначально только для визуального восприятия, начинает звучать и, более того, вызывать тактильные ощущения. На это направлено и действие психоделиков, ЛСД в частности. Проказники называли это «опытом нового восприятия». Но они получали его и другими средствами. Например, включая телевизор без звука и кассетную пленку с записью голосов Проказников.

«Изображение и слова на пленке внезапно принуждают разум выискивать связи между двумя абсолютно разными видами восприятия. На телевизионном экране Эд Салливан держит в своих руках руки Эллы Фицджеральд, слегка поглаживая их, точно это не руки вовсе, а первые весенние ласточки, и шевелит губами, вероятно, говоря: “Элла, это было великолепно! Правда великолепно! Дамы и господа, поаплодируем величайшей леди!” Но голос, который звучит, произносит, обращаясь к Элле Фитцджеральд, абсолютно синхронно: “Комки в ваших матрасах – это споры плотоядного растения, венерические бабочки, засланные Синдикатом, чтобы предохранить ваши мозги от моли, профкомплект в каждой штепсельной розетке... дамы и господа, заткните все штепсельные розетки! Микробы-пантеры наступают строем…”»1

Вести повествование «с точки зрения» Проказников Тому Вулфу позволяет также особая лексика. Журналист прибегает к последовательному включению в текст характерных «словечек». Речь идет не о жаргонизмах, а о тех словах, которые в быту Проказников (и в устах Кизи особенно) приобретают свой особый смысл. Вулф использует их, не объясняя значения, его читатель должен понять сам. Остановимся на самых часто употребляемых.

Вулф очень часто использует слово «вещь» (thing) – то же самое, что и «фильм», но в более узком смысле. Например, «он делает свою вещь» значит что-то вроде «он живет своей жизнью, и никто не вправе ему мешать». Особую роль играют слова, означающие «понимание», осознание чего-либо несколькими субъектами, общее переживание. Среди них – «интерсубъективность» (intersubjectivity), «синхронизация» (synchronization) и – «грокать» (to grok). В русском переводе чаще всего глагол «грокать» переведен как «начать обмозговывать» или «прикалываться». На самом деле, как справедливо замечает Д. В. Харитонов, этот глагол Вулф позаимствовал из произведения писателя-фантаста Роберта Хайнлайна «Чужак в стране чужой» (