Geum.ru

М. А. Орлов. Искушение нечистой силой

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   27
зг визит он не получит. Так как Батайль и перед этим не отсту­пил, то старик подозвал носилки, Батайль уселся в них, и все двинулись в путь. Путешествовали они весьма продолжительное время, часа два, очутились за горо­дом, продрались сквозь чащу первобытного леса и, на­конец, пришли на какую-то лужайку, посреди которой стояла одинокая хижинка. Здесь шествие остановилось. На пороге хижины сидела обезьяна, на земле, около нее, лежала и спала, свернувшись, очковая змея, а вверху, на перекладине двери, висела, по обыкновению вниз голо­вою, громадная летучая мышь. Сата издал какой-то осо­бенный гортанный звук, и эти три странных стража хижины сейчас посторонились и пропустили пришед­ших. При этом обезьяна раскрыла рот и довольно отчетливо произнесла приветствие на туземном язы­ке. Очевидно, Батайль принял за обезьяну туземца, ко­торый, вероятно, по внешности мало отличался от обезьяны.

Батайль признается откровенно, что он был не очень-то спокоен духом. Все это таинственное путешес­твие, вкупе с обезьяною, разговаривавшею на челове­ческом языке, изрядно расстроило ему нервы. Сата за­метил это и на своем ломаном французском языке ска­зал Батайлю несколько успокоительных слов.

Когда все вошли в хижину, Батайль увидел, что эта постройка вовсе не представляла собою жилого места, а нечто вроде сруба над колодцем, который зиял под но­гами. Очевидно, в бездну этого кладезя теперь и пред­стояло спуститься. Он вновь заколебался и спросил ста­рика, куда он ведет его.

— Недалеко, недалеко,— проговорил старик.— Там, там, внизу. Там большой покой мертвых. Там Махмах. Ты будешь смотреть, умрет или не умрет.

Но Батайль все не мог успокоиться и стал задавать старику вопросы: кто он такой, зачем его привел, поче­му не пригласил английского врача, и т. д. Сата объяс­нил ему, что англичане «проклятые», и что настанет день, когда «дух» прогонит их из Индии. При этом он объяснил, на вопрос Батайля, что верит в «духа», что «дух» является к нему, говорит с ним; далее, что ему, Сате, известно, что Батайль тоже друг «духа», а следовательно, и друг ему, Сате. На дальнейшие вопросы Ба­тайля он ничего не отвечал, а только приглашал его идти вперед. Иди, дескать, и сам все увидишь. Батайль, нако­нец, решился. Старик первый спустился в отверстие таинственного колодца. Батайль последовал за ним. Спускались по ступеням, которых Батайль насчитал около шестидесяти. Лестница эта вела в обширное под­земелье, освещенное лампою с кокосовым маслом, ко­торое сейчас же дало о себе знать своим удручающим запахом.

На большой куче кокосовых листьев, составлявших что-то вроде возвышенного ложа, лежала скорчившись старая женщина. Батайль подошел к ней и внимательно рассмотрел ее. Это было что-то, чему он и имени не мог придумать. Перед ним лежал иссохший скелет, обтяну­тый кожей. Старуха едва дышала, с трудом и со свистом. Ее глаза потухли. Батайль, как врач, не имел даже надо­бности исследовать больную. Для него было сразу вид­но, что не только дни, но и часы ее сочтены. Этот при­говор врача, вероятно, был написан на его лице, потому что Сата сейчас же спокойно спросил его:

— Конечно?.. Умрет?..— И, не дождавшись ответа Батайля, он с тем же спокойствием скрестил руки, пока­чал головою и прибавил: — Сто пятьдесят два!.. Вот сколько ей годов!

На вопросы Батайля старик разъяснил ему, что Мах-мах прожила ровно сто лет в этом подземелье, ни на минуту не оставляя его, и что окрестные жители, очень ее почитавшие, постоянно ее навещали. По объяснению Саты, Махмах была факир и служила хранительницею этого подземелья, которое считалось священным мес­том. «Дух», которого беспрестанно поминал Сата, пос­тоянно посещал старуху. На вопрос, как зовут этого духа, Сата отвечал: Люциф. Батайль теперь знал навер­ное, что он попал к настоящим поклонникам дьявола, у которых сатана обычно носит название Люцифер и Люциф. Батайль находился, значит, в святилище этих странных сектантов. Это побудило его с величайшим любопытством осмотреться вокруг.

Подземелье, в которое его привели, имело сажени три в длину и ширину. В стенах виднелись отверстия, которые, очевидно, вели в другие отделения подзе­мелья. С низкого потолка свешивалась лампа; она была медная, с одиннадцатью светильниками. Одиннад­цать — число священное у демонопоклонников. При мутном свете этой лампы Батайль различил в стенах несколько ниш, служивших, по-видимому, алтарями; но внутри их ничего не было видно.

Между тем Сата и другие, кто был в подземелье, окружили ложе Махмах и опустились на колени. Во входное отверстие подземелья один за другим про­скальзывали новые пришельцы, которых, очевидно, успели известить о смерти старухи. Все они вступали в подземелье, как тени, и, беззвучно подойдя к ложу, ста­новились на колени. Все хранили мертвое молчание.

Старуха хрипло дышала. При малейшем движении слышен был глухой стук ее костей. По временам она совсем затихала и оставалась неподвижной, но потом опять ее дыхание возобновлялось, сопровождаемое все тем же страшным присвистом. Батайль с любопытст­вом врача следил за ее агониею, потому что за всю свою практику он никогда ничего подобного не видел. Эта была, как он выражается, сухая агония, без малейшей испарины. Он знал, что душа этой женщины давно принадлежит сатане, и спрашивал себя, остался ли в этом угасающем существе хоть какой-нибудь след бо­жественного духа.

Между тем старуха вновь затихла. Батайль было ре­шил, что на этот раз дело кончено, но, к его изумлению и ужасу, старуха вдруг медленно приподнялась, села, а затем, словно в ней распрямилась какая-то пружина, она встала на ноги и широко открыла глаза. Батайль невольно отпрянул назад. Перед ним словно призрак появился, потому что в этой страшной фигуре не оста­валось ничего человеческого.

Старуха протянула руку по направлению вглубь под­земелья, в его дальний угол, остававшийся во мраке. При этом жесте старик Сата и все присутствующие под­нялись и стали зажигать кто лампы, а кто куски смолис­того дерева, груды которого лежали в подземелье. Все двигались тихо, на цыпочках, словно тени. В подземелье оказалось всего одиннадцать ламп, каждая с одиннад­цатью светильниками. Когда все их зажгли, подземелье ярко осветилось, и тогда Батайль увидел, наконец, его главную святыню.

В отдаленном углу подземелья было устроено не­что вроде большого алтаря, и на нем была поставлена чудовищная статуя. Это и был тот самый Бафомет, о котором Батайлю говорил Карбучча как о необходи­мой принадлежности каждого святилища демонопок-лонников. Батайль рассмотрел статую во всех подроб­ностях.

Бафомет изображается в виде козла, только оконеч­ность морды, а в особенности ноздри, скорее имеют такую форму, как у быка, а не как у козла. На голове два громадных рога, а посредине, между ними, помещается нечто вроде факела, пламя которого сделано из какого-то красного самосветящегося вещества. На лбу идола помещена звезда из посеребренного металла, с пятью лучами. Верхняя часть тела имеет человеческую форму, с женскою грудью. Правая рука согнута так, что указы­вает на белый рог луны, изображенный на соседней сте­не, левою же опущенною рукою Бафомет указывает на другой рог луны, черный. Живот идола покрыт чем-то подобным щиту, состоящему из зеленых чешуи. В этом щите укреплен крест, а на перекрестье его — распустив­шаяся роза. Затем нижняя часть тела закрыта драпиров­кою, как бы юбкою, из ярко-красной материи. Из-под нее выглядывают козлиные ноги идола. Позади у него приделаны большие крылья с белыми и черными перь­ями. Ноги идола опираются на большой шар, на кото­ром спереди что-то начертано. Тут виден и трезубец Нептуна, и что-то вроде китайского иероглифа, и еще какие-то линии вроде молний или стрел. Эта сфера, по словам Багайля, обозначающая земной шар, снизу вся обвита телом громадной змеи, голова которой, с раз­верстою пастью, приподнята спереди шара и обращена к статуе. Справа от этой центральной фигуры стоит ко­лонна, увенчанная на вершине треугольником, в кото­ром находится изображение глаза. Колонна обвита змеею. Треугольник окружен сиянием из широких лу­чей. Слева от средней фигуры изображен змей, постав­ленный на согнутом хвосте. Тело его выгнуто в виде буквы «3»; голова обращена к статуе. Позади головы, по-видимому, изображение солнца — большой круг с таким же сиянием, как около треугольника, поставлен­ного справа. Таково это изображение божества оккуль­тистов, по словам Батайля, повсюду одинаковое, так как он созерцал его в таком же точно виде по всей Индии, в Китае, в Париже, в Риме, в Южной Америке и т. д.

Батайль не отрываясь рассматривал это странное божество, а тем временем индусы, бывшие в подзе­мелье, снова опустились на колени, образовав круг. Ста­руха кое-как дотащилась по земле до середины этого круга. В то же время на сцену выступили новые стран­ные действующие лица. Прежде всего явилась черная кошка с обрубленным хвостом, которая вошла в круг публики. Потом откуда-то выползла очковая змея; она направилась к статуе Бафомета и обвилась вокруг его козлиных ног. За нею явилась обезьяна, усевшаяся слева от алтаря. Наконец, появилась и большая летучая мышь, висевшая раньше на дверях хижинки; теперь она повисла на потолке подземелья.

Батайль стоял в стороне, поодаль, чтобы окидывать взором всю сцену. Он видел, что один из индусов, со­провождавших Сату в гостиницу, подал Сате масонс­кую перевязь, совершенно такую, какая была получена самим Батайлем от Пейзины. Сата передал перевязь Батайлю, приглашая его ею препоясаться. Взяв перевязь в руки, Батайль, к несказанному своему изумлению, увидел, что это его собственная перевязь, полученная от Пейзины. Но как она попала в руки фокусникам? Она лежала в его номере, спрятанная в чемодане. Кто ухит­рился ее оттуда выкрасть? Очевидно, либо сами фокус­ники, либо кто-нибудь из служителей гостиницы, со­стоявших с ними в тесных сношениях. Сата, хорошо понимая его изумление, поспешил его успокоить на своем ломаном языке:

— Ты хороший. Ты друг, мы никогда у тебя не будем воровать. Дух хранит тебя! Ты друг, ты никому не ска­жешь.

Узнав по этой перевязи, что Батайль масон, Сата был совершенно спокоен на его счет, был уверен, что Батайль не выдаст их тайны. Ему нужен был врач для исследования умиравшей Махмах. В числе местных врачей-англичан не было ни одного оккультиста, и потому он, узнав по украденной его людьми перевязи, что Батайль масон, и решил обратиться к нему, как к своему человеку. Батайль тут же имел случай убедить­ся в том, что верховные сановники всяких тайных обществ находятся между собой в постоянном обще­нии. Сам Сата был, очевидно, важным чином среди демонопоклонников. Как только Батайль возложил на себя масонскую перевязь, Сата шепнул ему условный пароль масонов: «Изида». Батайль ответил ему сло­вом: «Озирис». Этот обмен условными словами не­медленно сделал их братьями.

Теперь Батайль задавал себе вопрос: что будет даль­ше со старухою Махмах? Ясное дело, что она сейчас умрет, и тогда все эти люди, ее поклонники, приступят к ее погребению. Как оно будет происходить? Это было очень любопытно.

Сата еще раз обратился к Батайлю с вопросом: - Махмах кончена, выздороветь нельзя? Батайль отвечал, что на выздоровление старухи нет никакой надежды, что она умрет до вечера. Тогда Сата молча отошел от него, приблизился к индусам и что-то говорил им. Выслушав его, люди сложили вокруг стару­хи груду смолистого дерева и зажгли его. Двери подзе­мелья были открыты, и образовалась довольно сильная тяга воздуха, но все-таки от огня и дыма сделалось жар­ко и душно. А индусы все подбрасывали в костер куски дерева, между которыми были, очевидно, дорогие бла­говонные породы, потому что дым имел приятный за­пах и понемногу заглушал тяжелый смрад кокосового масла, который раньше парил в подземелье.

Костер был сложен так, что в первое время пламя не касалось старухи, а только окружало ее со всех сторон. Умирающая сделала нечеловеческое усилие, поднялась на ноги и стояла, окруженная пламенем костра. Потом она вытянула руки и стала медленно и плавко кружить­ся. Тогда все присутствующие запели гимн демонопок­лонников. Сата продиктовал Батайлю этот гимн на ту­земном языке, и Батайль его записал и приводит в своей книге. Вот точный перевод этого гимна:

«Став людьми с добродетельным духом, мы пере­несемся через гористую область удручающего истребле­ния; мы переедем через пустыню сгруженного гнева на колеснице терпения, располагающего к покаянию; мы будем держать путь через лес любви и через плодород­ную почву хищения; и на минуту остановившись на опустошенном берегу забвения, мы достигнем океана верховной цели — Люцифера».

Нельзя сказать, чтобы это песнопение блистало смыслом, но в нем, конечно, есть своего рода дикая поэзия. Батайль и сам сначала ничего не понимал в туманных и даже как бы бессмысленных выражениях этого гимна, но уверяет, что впоследствии вполне ура­зумел их.

По окончании пения гимна Сата взял в руки горя­щее полено и очертил им в воздухе круг перед ста-туею Бафомета. Старуха продолжала медленно кру­житься среди огня. Публика опять что-то запела ти­хими гнусливыми голосами. Темп пения постепенно учащался, а вместе с тем и старуха кружилась все быс­трее и быстрее. После каждого пропетого куплета пе­ние на минуту приостанавливалось, и публика во вре­мя этих перерывов подгребала огонь все ближе и бли­же к центру круга, т. е. к старухе. Батайль с ужасом смотрел на это медленное поджаривание полумертвой старой грешницы.

Вдруг Махмах испустила дикий и резкий крик и ос­тановилась, повернувшись лицом к Бафомету. В то же время присутствующие грянули во весь голос свой чер­товский гимн, вооружились железными вилами и нача­ли со всех сторон подгребать к старухе раскаленные угли и пылающие головни. Она все еще стояла совершенно неподвижно среди этого круга огня. Бывшие на ней клочки одежды быстро сгорали один за другим. Ее кожа вся почернела от огня и дыма, а ужасная седая голова отсвечивала ярким красным светом от пламени костра. Батайль понять не мог, какими силами она все еще про­должала держаться на ногах среди этих снопов пламени. Но она держалась стоя до последнего издыхания. Она вдруг вся опустилась книзу и исчезла в огне.

Пение сейчас же прекратилось, и вся публика, со­бравшаяся в подземелье, в один голос испустила тор­жественный и радостный клич. Все принялись сгре­бать жар в одну кучу и подкидывать топливо. Костер быстро разгорелся, пламя смолистого дерева приняло громадные размеры, в подземелье настала ужасаюшая духота. Через несколько минут сожжение кончилось; от старухи остался лишь белый порошок ее костей. Батайль, раньше присутствовавший при сожжении трупов, был поражен этою артистическою быстротою сожигания.

Когда все было кончено, Сата подошел к статуе Ба­фомета и громким голосом трижды воскликнул:

— Inri!.. Inri!.. Inri!..

И в ответ ему из догорающего костра раздался глухой голос, проговоривший четыре латинских слова:

— Igne Natura Renovatur Integra.

Эта дьявольская фраза, как можно судить по на­чальным буквам слов (I. N. R. I.), представляет собою явную пародию на надкрестную надпись. Приведен­ные же латинские слова означают: огнем вся природа обновляется.

Когда все было кончено и Батайль выбрался из под­земелья, к нему подошел Сата, горячо поблагодарил его и затем, отведя в сторону, сказал ему:

- Ты великий масон, великий... Но ты не знаешь Люцифа. Ты не факир.— И затем, подавая Батайлю какую-то вещицу из зеленоватой бронзы, он при­бавил:

- Возьми, ты друг, возьми лингам Люцифа. Тебя с ним пустят везде: Индия, факиры, Китай, везде, везде... Ты друг хороший, хороший...

Амулет, врученный Сатою Батайлю, в самом деле представлял собою лингам, но особенны*, крылатый. Что такое лингам, этого мы объкнять читателям не решаемся. Это священный предмет, носимый почита­телями бога Шивы. Но о внешнем виде этого предме­та рекомендуем осведомиться у любого знатока ин­дусской религии. Батайль был чрезвычайно доволен этим подарком. Теперь у него, кроме масонского дип­лома, был еще и священный талисман демонопоклонников.


__________

Следующее приключение Батайля, т. е. его новая встреча с демонопоклонниками, произошло в Пондишери. Читатели, без сомнения, помнят, что у францу­зов в Индостане есть небольшая колония, с городком, носящим вышеприведенное название. Батайль слышал, что около Пондишери существует храм каких-то сек­тантов, вероучение которых заключает в себе черты поклонения демону. Ему хотелось видеть этот храм, но не хотелось узнавать о нем от европейцев. Поэтому он обратился к одному из местных жителей-французов с просьбою указать ему кого-нибудь из туземцев, кто мог бы руководить им при осмотре местных древностей. Батайль прикинулся простым археологом, интересую­щимся прстройками, храмами, памятниками, нравами и обычаями и вообще всякой стариной. Француз сейчас же любезно познакомил его с великим знатоком мест­ных древностей, старым индусом, носившим необычай­но долговязое имя: Рамассамипунотамбипаледобачи. Батайль в своем рассказе постоянно сокращает это имя на первых трех-четырех слогах.

Этот Рамасса... (и т. д.) был почтенного вида старец, черный, как вакса, с густейшими седыми волосами и окладистою седою бородою. Батайля поразила в нем одна черта сходства с вышеописанным Сатою. У него, как и у того старца, руки напоминали птичьи лапы с когтями, так что Батайлю невольно пришла в голову до­гадка: не является ли эта черта общею приметою демонопоклонников-индусов?

Батайль переговорил со стариком и живо с ним поладил. Они наняли носилки, уселись в них и отпра­вились. Старик было начал что-то рассказывать, но Батайль перебил его и постарался сразу установить на надлежащей точке, т. е. объяснил, что его интересует только то, что прямо и непосредственно относится до местных туземных религиозных сект: что он желает видеть храмы, святилища, святые и проклятые небом места и т. д.

Рамасса устремил на него испытующий взгляд, трях­нул головою и сказал:

— Я знаю, понял, сейчас отправимся.

Он отдал какое-то краткое приказание носильщи­кам, и те прибавили шагу. Скоро они выбрались из города, и тогда Рамасса... вдруг спросил Батайля:
  • Сколько вам лет?
  • Одиннадцать,— отвечал Батайль.

Мы уже упоминали о том, что одиннадцать — свя­щенное число у демонопоклонников. Давая такой от­вет, Батайль соображал, что если его проводник демонопоклонник, то он поймет, что Батайль его собрат, и тогда оставит всякие церемонии и покажет Батайлю все, что тому было желательно видеть. Однако старик ока­зался не особенно доверчивым и, предосторожности ради, сделал Батайлю подробный допрос. Так как дело было секретное, то он сошел со своих носилок, подошел к носилкам Батайля и говорил тихо.

— Откуда вы пришли? — спросил он.

- Из вечного пламени, - отвечал Батайль, припо­миная наставления своего учителя по части демонизма, Карбучча.
  • Куда вы идете? — продолжал Рамасса.
  • В вечное пламя.

Рамасса был, очевидно, в значительной мере успоко­ен такими ответами, потому что вслед за ними перешел с Батайлем «на ты».
  • Стало быть, ты его знаешь, отца?
  • Знаю и горжусь этим.
  • Кто ты?

— Мой отец тот, кто все может. Я ничего не могу без него. Я лишь приемный сын его.

Тогда старик протянул ему руку, согнув пальцы в крючок. Батайль сделал то же самое, и они соединили свои руки этими крючками.

— Какой час труда твоего? — продолжал спраши­вать старик.
  • Три часа после полудня.
  • Как откроются перед тобою двери святилища?
  • Когда я произнесу священное слово.
  • Скажи его.
  • Баал-Зебуб.

В то же время Батайль вынул из кармана крылатый лингам, врученный ему Сатою, и показал его старику. Тот низко поклонился и пробормотал:

— Сын господина моего, ты мой господин.

Старик снова уселся на носилки, и на этот раз уже сам Батайль распорядился, чтобы он проводил его в храм пондешерийских демонопоклонников. Туда они и направились. По дороге старик сообщил Батайлю, что в то время в Пондишери гостил один из влия­тельнейших американских масонов и демонопоклон­ников Джон Кембелль. Рамасса послал к этому Кем-беллю встречного индуса предупредить его о прибы­тии гостя.

Мы не будем подробно описывать все те церемо­нии, с которыми Батайль был допущен в таинствен­ный храм демонопоклонников. Церемония состояла все в тех же вопросах и ответах, в обмене условными словами. Будем продолжать рассказ Батайля с того момента, когда он уже проник в самое святилище. Это было подземелье какого-то обширного, давно уже за­брошенного индусского храма. Оглядевшись вокруг, Батайль увидел ужасы неимоверные. Оказалось, что это святилище служило, между прочим, местом за­ключения факиров-самоистязателей. С потолка све­шивались фигуры, возбуждавшие невольное содрога­ние. Это были живые люди, подвешенные к потолку за руки. Разумеется, все они пришли в состояние ске­летов, обтянутых кожею. Висели они с полною непод­вижностью, не издавая ни стона, ни звука. Иные из них лишь по временам тихо, тихо поворачивались, быть может, от скручивания и раскручивания вере­вок, на которых были повешены.

Но еще ужаснее было зрелище замурованных факи­ров. Дело в том, что в стенах святилища были сделаны 33 ниши: одиннадцать на западной стороне, одиннад­цать на южной и одиннадцать на северной. Эти ниши имели самую разнообразную форму. Двадцать ниш были пусты, остальные же тринадцать были заняты. В первое мгновение могло показаться, что в них были вставлены статуи каких-нибудь туземных божеств. Но Батайль скоро убедился, что это были не статуи, а жи­вые люди. Так как фигуры ниш были разные, то и позы этих людей были тоже различны. Они были вставлены, втиснуты в эти ниши совершенно подобно тому, как ювелиры вставляют в футляры браслеты, брошки, куб­ки и т. д. Только разница в том, что у ювелиров футляр делается по вещи, а тут было наоборот: человеческое тело приспособлялось к нише и принимало ее форму.

Само собою разумеется, что в святилище, как и у всех других демонопоклонников, находилась статуя Бафомета. Великим Мастером этой адской масонской ложи был престарелый факир, который отнесся к Батайлю с большим вниманием, как к почетному гостю. Видя, что Батайль заинтересован, если можно так выразиться, до ужаса зрелищем факиров-самоистязателей, он счел нужным дать ему кое-какие объяснения. Оказалось, что многие из них далеко не новички в этом святилище. Так, например, один из них висел тут будто бы уже де­сять лет, а другой оставался замурованным двадцать пять лет. Отнюдь не ручаясь за достоверность этих цифр, мы можем, однако, сказать, что такие самоистя­зания – самая обыкновенная вещь в Индии. Всем этим добровольным мученикам каждый день давали есть и пить, разумеется, лишь в таком количестве, чтобы они не умерли с голода. Что же касается до продуктов их пищеварения, то невыносимый смрад, царивший в сия тилище, явно свидетельствовал о том, что этот вопрос никого и ни малейшим образом не занимал.

Дальнейшая церемония открылась речью Кембелля, который заклинал публику оставаться верною своей древней прародительской вере, а главное, не слушан, католических миссионеров.

Когда был окончен этот спич, Великий Мастер объ явил, что сейчас будет приступлено к вызыванию духа В качестве вежливого хозяина он обратился к своему гостю Батайлю с вопросом: какого духа желает он ви деть? Батайль отвечал, что ему все равно. Тогда Кем белль предложил вызвать Баал-Зебуба.

Потушили все огни, кроме одного. Церемониймей­стеры роздали присутствовавшим бронзовые пентаграммы, которые у всех оккультистов носят название «Соломоновой Печати», и еще другой формы металли­ческие знаки, тоже звездообразные, носящие название «микрокосм». Пентаграмма надевается на шею, а мик­рокосм держат в правой руке. Затем и последний факел был потушен, а для освещения принесли особую лампу причудливой формы, с девятью огнями, расположен­ными группами, по три в каждой. Это была особая во­лшебная лампа, употребляемая при заклинаниях. Ее поставили на предназначенный для этого столик с пятью углами. Принесли также другие инструменты и принадлежности для вызывания духов. Явилась на сце­ну какая-то палочка, похожая на шпагу; ее принял в руки Великий Мастер. Принесли шпагу, которую пред­ложили Батайлю. Но он скромно отклонил от себя эту честь, и шпага была передана Кембеллю. Принесли еще треножник и поставили его посередине святилища. На этом треножнике и должен был появиться вызываемый дух. Затем начались заклинания.

Прежде всего Великий Мастер сделал воззвание к четырем элементам: воздуху, огню, воде и земле. Он ду­нул на все четыре стороны, и это обозначало воззвание к воздуху. Воззвание к воде состояло в том, что он про­стер руки над сосудом с водою, который держал Кем-белль, при этом в воду были брошены щепоть соли и щепоть золы. Потом он поднес Кембеллю жаровню с углями, на которые Кембелль бросил щепоть соли, ла­дана, белой смолы и камфоры: это была жертва огню. А в виде жертвы земле Великий Мастер побрызгал водою вокруг жертвенника.

Во время этих церемоний присутствовавшие стояли неподвижно, вытянув руки, в которых держали микро­космы, направляя их острый угол к треножнику, на ко­тором ожидалось появление духа. Великий Мастер на­чал читать заклинания на латинском языке, и Батайль был поражен его правильным и твердым произноше­нием. Этот индус владел латынью, как европейский доктор.

После заклинаний начали читать какие-то особые воззвания, причем Великий Мастер и Кембелль чередо­вались между собою. Они читались на местном языке. Батайль потом попросил продиктовать ему эти закли­нания и перевести их на французский язык. Впоследст­вии он убедился в том, что текст этих воззваний остает­ся слово в слово один и тот же, в какой бы местности и на каком бы языке их ни произносили. Очевидно, текст этот принят всеми демонопоклонниками. Мы не будем приводить здесь полного перевода, а приведем только начало первого воззвания. Вот оно:

«Дух света, дух премудрости, дыхание которого дает и воспроизводит образ всего сущего; ты, перед лицом которого жизнь существ лишь преходящая тень; ты, воздымающий облака и шествующий на крыле ветров; ты, дыханием которого населяются бесконечные про­странства; ты, дыхание которого возвращает в тебя все, что от тебя исходит; ты, бесконечное движение в веч ной нерушимости, будь благословен!»

В таком роде были все четыре воззвания или молитвы, как их называет Батайль. Поочередно читая их, Ве­ликий Мастер и Кембелль все время стояли около само го треножника; их окружали со всех сторон остальные присутствовавшие, образуя цепь.

Великий Мастер, державший в руках волшебны и жезл, сделал им 33 удара о треножник, приостанавливаясь на некоторое время после каждых одиннадцати уда ров , т. е. после одиннадцатого и двадцать второго. Потом тем же жезлом он начертил на полу волшебную пентаграмму «Печать Соломона». Покончив с этим, он громким голосом произнес те слова, которые оккультистами называются «общим Заклинанием» или «Заклинанием Четырех». Это заклинание и представляет собою главную формулу вызывания духов. Первая половина этой формулы произносится обязательно на ла­тинском языке, где бы и кем бы ни производилось заклинание; вторая же половина произносится на мест­ном языке. Курьеза ради, приводим полный текст этого заклинания. Вот его первая латинская половина: