Geum.ru

Методика исследований Жизнь молокан в деревне Чуевка история моей семьи

Вид материалаЛитература

Содержание


Методика работы
Жизнь молокан в деревне Чуевка.
История моей семьи
Подобный материал:
1   2   3

Исследовательская часть.
      • Методика работы

Молокане – одна из разновидностей российской секты духовных христиан, которая создала свою самобытную культуру дальневосточной группы русского этноса во второй половине XIX и начале XX века на Амурской земле, но не смогла сохранить свою самобытность до наших дней. Поэтому в своей исследовательской работе мы использовали методику работы этнографов, адаптированную к нашей ситуации. Не имея возможности использовать ведущий метод сбора этнографических данных - непосредственное наблюдение за жизнью и бытом молокан, мы основной упор в своей работе сделали на опрос потомков молокан, когда - то проживающих в селе Чуевка. При проведении опроса мы использовали вопросник составлений. Сообщение информатора всегда сверялось с сообщениями других информаторов. Кроме этого мы воспользовались архивными документами, хранящимися в областном краеведческом музее и Госархиве Амурской области - это данные похозяйственных книг. Дошедшее до нас документальное наследие о Чуевке, позволило дополнить материалы воспоминаний, перепроверить их и расширить. Для получения дополнительной информации использовали журнал «Экономическая Жизнь Амура» издания 1925 года. Большой объем информации удалось получить, изучая подлинные фотографии молокан и фотографии с эпизодами жизни и быта людей начала XX века, из личных архивов потомков молокан и школьного музея Садовской СОШ. Во время работы был сделан запрос в Госархив Хабаровского края, в картотеку эмигрантов, для уточнения судьбы родственников, покинувших Россию, а также получены консультации ведущих специалистов Амурской области по вопросам религии и казачества, специалистов по краеведческой исследовательской работе. Мы воспользовались консультациями работников областного краеведческого музея Амурской области: Абеленцева Владимира Николаевича, Олейниковой Оксаны Леонидовны, Ирмансанс Ирины Анатольевны и Оболенского, а также учителей Садовской СОШ: Чепелева Владимира Романовича, Пойда Татьяны Евгеньевны.
      • Жизнь молокан в деревне Чуевка.

Собранный материал содержит следующую информацию.

Мой прапрадед Заикин Никифор Платонович, уроженец деревни Березовка Керсонского уезда Тамбовской губернии, был молоканином. Точную дату его рождения мы не знаем, но его внук, рожденный старшей дочерью Пелагей, был старше его сына Петра, рожденного в 1885 году. Если каждое новое поколения появляется через 20-25 лет, то Никифор Платонович родился в сороковых годах 19 века (1830-1840). Он был старцем – пресвитером (или как у нас сейчас говорят, был молоканским попом) и руководил жизнью своей общины. У Никифора Платоновича было два сына: Тихон и Петр и четыре дочери: Аксинья, Татьяна, Пелагея и Арина. Многие его внуки были старше его младшего сына Петра (приложение 1).

Во второй половине XIX века российское правительство переселило насильственно семью Заикина Никифора Платоновича вместе с другими семьями духоборов и молокан в Закавказье. Вместе с ним в ссылке оказалось все его семейство. Жизнь в ссылке была трудной, но семья не отказывалась от своей веры.

14 мая 1896 г. состоялось коронование императора Николая II . Этот день ознаменовался манифестом, которым вместе другими милостями, смягчал наказания за совершенные преступления.

Значительное число ссыльных духоборов и молокан воспользовалось этим и в 1898 году эмигрировало в Канаду. А другие из них, в том числе и семья моего прапрадеда, уехали на Дальний Восток. Часть пути они проехали уже по Транссибирской железнодорожной магистрали. Уехали опять всей семьей - с внуками, невестками и зятьями. Молоканская семья в то время была единым целым.

Проделав долгое путешествие большей частью по железной дороге, оказались они в деревне Чуевка. Из постановления военного губернатора Амурской области за 1887-1888 год мы узнаем, что в 1885 году пять семей основало поселение. Это поселение назвали в1988 году Чуевым, по названию села, из которого приехали эти семьи [9].

К 11 январю 1891 года в этой деревне было: дворов 18, жителей 81 мужского и 70 женского пола, лошадей 91 и рогатого скота 83 головы, надел земли 3000 десятин. [10] Путешественник Григорий Ефимович Грум- Гржимайло в своей книге «Описание Амурской области» дает следующее описание деревни Чуевка. «Деревня Чуевка, на реке Гильчин, в 50 верстах от города, на подгорье. Заселена в 1888 году молоканами преимущественно из Тамбовской губернии; приселение было еще в 1891 году. Дворов 28, хлебный магазин и 1 конная мельница. Жителей 130 (62 мужского пола). Кроме 8 мещан (4 мужского пола), все жители - крестьяне молоканской секты. Земли у них 5570 десятин, в том числе 35 десятин усадебной, остальная пахотная с залежами. Под посевами: ярицею 76 десятин, яровою пшеницею 125, овсом 130, просом 10 десятин. Скота крестьяне держат: лошадей 95 (70 рабочих), рогатого 114 (80 коров)[8].

Деревня Чуевка и усадьбы в ней со всех сторон окружались черемуховыми деревьями. Особенно красиво и празднично смотрелась деревня, когда цвела черемуха. Все производило впечатление зажиточности, уюта и покоя. Община не позволяла своим собратьям испытывать нужду, поддерживала новоселов, иногда насильно заставляла работать, определяла целые семьи, потерявшие кормильцев, на содержание единоверцам. Первые первопереселенцы, пришедшие в Чуевку в 80-90-е годы XIX века, в XX веке уже были крепкими хозяевами, построили дома, амбары. Все крыши в домах были крыты американским железом. Оно еще использовалось в нашей семье в 80-е годы XX века для обивки сараев. Дома строили на высоком фундаменте из хорошо просушенного леса (сушился 2-3 года). Лес заготавливали на севере области. Деревня росла, как грибок после дождя, в 1901году в ней жило 37 семей - 436 человек [10], а в 1903 году - 50 семей -531 человек уже вместе с моими родственниками [12].

Молокане независимо от пола должны были самостоятельно читать Библию. Поэтому одновременно с молебными домами молоканская община строила добротную школу. Дети учились арифметике, чтению, правописанию, усваивали рассказы по истории России. Общая доля грамотных до революции составляла по Гильчинской и Тамбовской волостям в 1909 году 95 процентов мужчин и свыше 50 процентов женщин. В 1910 году в школах Тамбовского района обучалось 47,8 процентов детей школьного возраста (8-12 лет) [2]. Подчиненные Министерству образования школы были одноклассные и двуклассные. Одноклассные школы, так же, как и церковноприходские, вели обучение в течение трех лет. Этот срок обучения и считался первоначальным, первым классом. Так было и в Чуевке. Школа была самым большим зданием в селе: на высоком фундаменте, с большими классными комнатами, учительской. Оно функционировало как школа еще в 60-е годы XX века.

В 1911 году в деревне проживало 668 человек. В это время в Чуевке работало Чуевское одноклассное училище Министерства народного просвещения Российской империи (учителя Е.П..Попов, А,Н. Осинцева) [2]. Были в Чуевке мельницы у Щелевых и Метелкиных, в селении был хлебозапасный магазин – общественный амбар, в который добровольно сдавали зерно на общественные нужды, на помощь нуждающимся, на случай непредвиденной беды [13].

Наряду с серпами, косами широко использовались на сельскохозяйственных работах в Чуевке плуги, конные жнейки - самовязки, конные сеялки, конные сенокосилки, конные грабли. Приобретаемая сельскохозяйственная техника часто поступала из Америки, сначала на Тихоокеанское побережье в устье Амура, а уже затем на речных пароходах и баржах в г. Благовещенск, а затем уже на подворье сельчан. Для работы на конных жнейках-самовязках требовалось не одна, а несколько лошадей, а также помощь сына хозяина или работника, который во время работы, сидя верхом на передней лошади, управлял лошадьми (приложение 2). Снопы потом собирались и сметывались в суслоны, закрывались сверху от дождя. Когда зерно в суслонах высыхало, оно было готово к обмолоту. Молотили зерно на конных молотилках. Для этого четырех лошадей прикрепляли к деревянным «водилам»-жердям и гоняли по кругу в одном направлении, а посредине круга ставили человека с длинным бичом. Могли запрячь в молотилку и 8 лошадей. В таком случае молотили на полях. Паровые молотилки, в основном американского производства, появились позднее. Полученное зерно делили на несколько частей - на семена, еду, для скота и на продажу. Продавать везли в Благовещенск на элеватор, на базар, на ярмарку. На вырученные деньги приобретался лес, строительные материалы, предметы домашнего хозяйства и быта. Кроме зерна, скота продавали в Благовещенске сливочное масло домашнего производства, мясо домашних и диких животных. В Чуевке держали домашний скот: в основном дойных коров (1-2), лошадей (-4), овец (5-9), и очень много птицы. Свиней в Чуевке не держали, так как люди не могли есть свинину по религиозным верованиям. Лошади у хозяина были различного возраста. Рабочей лошадь была в возрасте 4 лет. Общепринятый плуг в Амурской области - американский плуг фирмы Дира разнообразных модификаций, в том числе так называемый «самолет».

Из подсобных промыслов в Чуевке следует отметить извоз, перевозку грузов на золотые прииски по замерзшей реке Зее, доставку брусники и красной рыбы из низовий реки Амур, из Николаевска. Были на селе свои кузнецы. Так кузнецом был Кузьма Тихонович, сын брата Петра Никифоровича. Это занятие приносило в его семью доход в 100 рублей [14]. Кузница в Чуевке была большая, на два горна. Кузьма кузницей не владел, только вместе с односельчанином Зарапиным работал в ней. Кузница в то время заменяла мастерские по ремонту сельхозинвентаря (приложение 3). Здесь же изготовлялись и ремонтировались телеги, жатки и сенокосилки, плуги и бороны, подковывались лошади.

Особенно были развиты в Чуевке домашние промыслы: изготовление коровьего масла, растительного масла из подсолнечника. Некоторые хозяева сами выделывали шкуры животных, хотя в Тамбовке был кожевенный завод. Овчинником в Чуевке был Захаров Карп Ефимович. Этот промысел давал доход в 300-350 рублей. По деревням ходили специалисты – пимокаты и из овечьей шерсти хозяина катали для его семьи валенки (приложение 4). В Чуевке своего пимоката не было. Изготовлением валенок занимался Смотрин из Козьмодемьяновки. Из овечьих шкур крестьяне сами шили шубы, тулупы; из шерсти овец женщины вязали носки, шали, варежки. Одежду в Чуевке шили вручную или на ручных машинках производства фирмы «Зингерс». Исподнее белье и нательную одежду в начале XX века шили из фабричной ткани, чаще привозимой из Китая. Распространенной обувью для мужчин были бродни или ичиги (род сапог с высокими голенищами) (приложение 5).Их шили или на дому или в Тамбовке на кожевенном заводе. Повседневной одеждой мужчин молокан были брюки-шаровары из темной ткани фабричного производства (так называемой чертовой кожи); рубаха прямого кроя обычно с воротником-стойкой с разрезом посередине или на боку (косоворотка), рубаха подпоясывалась. Женщины носили черные длинные юбки, кофты – блузки с длинными рукавами (приложение 6). В праздничные дни одежда молодых девушек могла быть иной (приложение 7).

Молоканское хозяйство в своей основе оставалось натуральным, базирующимся почти исключительно на земледелии и промыслах. Зарабатывали люди в деревне, нанимаясь в пастухи. Доход от этого составлял 100 рублей на одного и 350 рублей на двоих. Плотником в деревне был Головин Василий Иванович. Доход от его работы в семью - 50 рублей. Можно было заработать, работая на своей молотилке, от 40 рублей до 65 рублей [14].

Крестьянский двор, усадьба включали в себя несколько видов построек: жилой дом и зимовье, амбар – место хранения обмолоченного зерна, завозня для хранения фуражного зерна, помещения для скота. Стоимость дома обычно была 350 рублей, а завозня стоила 150 рублей. Обычно они строились одновременно. Были в Чуевке и дома, стоимостью 1500 рублей (приложение 8), и избы, стоимостью 50 -75 рублей. Амбары стоили от 60 до 200 рублей, были и сараи, стоимостью 100 рублей. У некоторых сельчан во дворах стояли конюшни, стоимостью до 100 рублей. Во многих дворах были бани, стоимость которых была различной – от 15 рублей до 500 рублей. Имелись в усадьбах и хорошие погреба 2х2с., стоимостью 25 рублей [14].

Так в семье сестры прадеда, Воропаевой Татьяны Никифоровны, дата постройки дома и завозни - 1900 год. А это означает, что семья Заикиных прибыла на Амурскую землю в конце 19-го века. Зимовье было построено в 1913 году. Для амбара делали такой же капитальный сруб, как и для дома, только без окон. Завозня всегда была обита оцинкованным железом. Размер дома Татьяны Никифоровны был 3х4 с. Единицей измерения в то время была сажень. Сажень - старая русская мера длины, равная трем аршинам (2,13 м) [15]. Изба 3х4 саж. - наиболее распространенный размер жилища с одной капитальной стеной и высотой 1,5 саж. На такую избу требуется:

бревен 6 верш.3 1 /2 по 2 руб. …………………………………….7 руб.

бревен 5 вер. 915 шт. по 1р.50 коп………………………………..140 руб. 25 коп.

плотников (строительный материал) 67, 96 по 1р.60 коп………101,94 коп.

Итого на стены: 249 руб. 19 коп. [4].

Опорами для потолка являлись « матки», которых в доме было от одной до трех. К срединной матке подвешивали кольцо или крюк для детской люльки, люлька в более позднее время крепилась на толстой пружине. В такой люльке качали мою маму. Добротно и качественно изготавливали молокане утварь и вещи для своих нужд.

Цинковые крыши обеспечивали пожаробезопасность молоканских деревень. Оцинкованная огнестойкая крыша в молоканских деревнях была нормой. В Чуевке не было ни одного дома под соломой. А вот по материалам доклада Полякова в 1925 году в соседних с Чуевкой селах: Татьяновке, Нижней Ильиновке, Золотоножке в 1925 году все дома были сплошь с соломенными крышами [4]. Дом - пятистенок имел большие сени, изба тоже имела сени, но поменьше. Дом, размером 4х5 саж., был на высоком фундаменте из кирпича, высота фундамента около метра. Такие дома могли себе позволить только зажиточные молокане из первопереселенцев. В таком доме жила семья моего деда с 1934 года. Для фундамента по периметру будущего сруба копали канавы. В основном использовался при строительстве кирпич, изготовленный китайцами, у которых было несколько заводиков в Тамбовском районе. Был кирпичный заводик и в Чуевке, в конце деревни за кладбищем поближе к Гильчину, в 40-е годы чуть дальше от ям, что остались от заводика, была построена МТС. Кирпич очень высокого качества, легкий, прочный и ровный. Китайцы делали его вручную, сначала кирпич-сырец, который потом сушили под навесами, а потом обжигали. Дом-пятистенок имел капитальную разделительную стену. Внутри дом был обит клеенкой. Внутренняя часть состояла из кухни, горницы - большой залы и двух маленьких комнат. Пол был всегда чистый, мыли его один раз в неделю. По дому ходили босиком. Пол в доме был двойной, поэтому теплый. Нижний « черный» сделан был из горбыля, верхний из теса. Доски хорошо и тщательно подгонялись и соединялись между собой. Верхний и нижний пол ничем не изолировали, их разделяла лишь воздушная прослойка. Доски укладывали перпендикулярно входу. Двойной пол был редкостью для зажиточных хозяев, чаще делали пол с подщельниками. Для пола укладывали два - три венца. Осенью обязательно засыпали вокруг дома завалинку. В доме было глубокое подполье, глубиной до 2 метров. Для подполья выкапывалась яма с внутренней завалинкой

В кухне стояла русская печь, совмещенная с плитой, в которую был вмазан котел для нагревания воды. Печь была большой, на ней могли лечь спать три взрослых человека, печь переходила в полати. Русскую печь топили один раз в день и использовали для выпекания хлеба. Горницу отапливала круглая печь- голландка. Для отопления дома помимо соломы использовали растущую по берегу Гильчина осоку. После выпадения снега мужчины ходили и косили высоченную траву. На день требовалась вязанка топлива. Дома и избы в начале 20 века освещались семилинейными или девятилинейными керосиновыми лампами.

Молокане готовили впрок лапшу, как сибиряки заготавливали пельмени. Эту лапшу «катали» еще в конце 20-го века в селах Тамбовского района. В частности в с. Садовое ее подавали на поминки в день похорон и заменили на покупную не более 5 лет назад. Женщина- мастерица заводила тесто. Обычно по следующему рецепту: на 1 яйцо ложку холодной, кипяченой воды, добавлялась соль и мука; вымешивали очень крутое тесто. Чем меньше воды, тем круче и лучше получалось тесто. Потом несколько женщин с большими скалками, взяв небольшой кусочек этого теста, начинали его выкатывать в тонкую лепешку, размером со сковороду. Раскатывание теста шло под руководством мастериц. Выкатывание длилось до тех пор, пока из теста не выдавливался весь воздух, так как, если воздух оставался, то при подсушивании лепешек с двух сторон, пузырьки воздуха в тесте могли увеличиться и лопнуть, и тогда тесто получалось в «оспинах». Такая лапша была плохого качества. Подсушенные лепешки сворачивали в рулет и очень мелко нарезали. Затем лапшу оставляли подсохнуть на столе на целую ночь. После этого она была годна к употреблению.

Основные события жизни молокан, веселые, и печальные, сопровождались соответствующими моменту песнопениями.

В Чуевке помимо молокан проживали китайцы. Жили они за селом в домах, которые назывались в Чуевке «юрта/», человек по двадцать. Молокане нанимали на работы китайцев, в основном для прополки подсолнечника, также они работали на кирпичном заводе, занимались кладкой печей. Среди китайцев были и те, кто женился на девушках - молоканках. Обычно за китайцев отдавали девушку некрасивую, ту на которой никто не хотел жениться. Так Заикина Екатерина Матвеевна (внучатая племянница прадеда) вышла замуж за китайца, который называл себя Ивана Гвоздева. У них родились две девочки. Иван Гвоздев потом работал в колхозе объездчиком полей. Были китайцы единоличниками, один называл себя Александром Сурегой. Женат был на мордовке. Имел две лучшие дойные коровы в селе, личную землю с идеальными грядками картофеля.

В 30-е годы среди молодых молокан появились люди, употребляющие алкоголь. В соседней деревне Козьмодемьяновке был открыт кабак, так называли магазин, торгующий водкой, но молодежь предпочитала покупать водку у китайцев, дешевле и незаметно от других. Петр Никифорович некоторое время работал в одном из сел в таком кабаке (возможно в Нижней Полтавке). Вообще-то отношение к китайцам у молокан было пренебрежительное. Их всех называли за глаза «Ходя», в глаза - по русским именам. Китайцы не только продавали водку, но подавали закуску. Напившись, молодые здоровые парни часто начинали буянить, выгоняли китайцев из «юрты» и били их. Потом, приходя к ним, вновь спрашивали, можно ли им выпить, на что китайцы говорили: «Выпить можно, побеседовать нельзя». В тридцать седьмом году всех китайцев выселили в Мазановский район.

Пренебрежительно относились молокане и к казакам, называя их казачишками. А соседняя Козьмодемьяновка так и осталась для старожил Чуевки Кутеевкой, деревней, которая позавидовала в 19 веке добротности Чуевки. Крестьяне Кутеевки по рекомендации городского попа направили прошение губернатору, чтобы дали их нищей и голодной деревне имя покровителей святых Кузьмы и Демьяна, потому что живут они плохо, а молоканские деревни хорошо [2].

Дети Никифора почти все были уже взрослыми, и почти все они стали жить самостоятельно после приезда. Были взрослыми и его внуки. В деревне Никифора Платоновича звали Рябчик за то, что лицо его было попорчено оспой. На новой родине прапрадед пользовался уважением сельчан, так как был хранителем молоканских традиций. В 1918 году Никифор Платонович умер и похоронен в селе Чуевка.
      • История моей семьи

Сын Петр (мой прадед) родился 29февраля 1885 года (приложение 9). Он вместе со своими родителями был в ссылке на Кавказе. Вместе с ними приехал на Дальний Восток. Женился на девушке молоканке из села Толстовка, Рязанцевой Анне Ефремовне. У них родились дети: Сергей - 25 октября 1909 года, Екатерина - 17 марта 1911 года, Анатолий - 6 мая 1918 года, Устинья (Туська ) - 7 января 1922 года, Евгений -1 июня 1926 года, Иван -1 июня 1926 года, Нина -13 января 1928 года. Прадед окончил церковно- приходское училище еще до переезда на Дальний Восток. Когда в Чуевке открылась школа, то первым в ней стал преподавать мой грамотный прадед Петр Никифорович. Петр Никифорович, как и многие молоканские молодые мужчины, вместе со своими ближайшими родственниками участвовал в 1-ой мировой войне. На фронте вступил в члены большевистской партии. Потом прадед заболел тифом и очень долго лечился в госпиталях. Был комиссован. В 1918 году он вернулся в родную Чуевку. Вместе с ним на германском фронте был сын Пелагеи Иван. Во время боев Иван попал в плен. В плену работал у австрийца, которому приглянулся красивый и работящий русский парень. Австриец предложил ему жениться на своей единственной дочери и остаться у них навсегда, но Иван не согласился и вернулся на Родину. Пока Петр Никифорович воевал на фронте, его отец и мать умерли. Вместе с другими фронтовиками, двоюродным братом, Заикиным Петром Митрофановичем, и другом, Поляковым Яковом Михайловичем, прадед активно включился в политическую жизнь в селе. Они создавали советскую власть в Чуевке. А когда пришло время защищать Советскую власть, прадед вместе с ними принимал участие в партизанском движении на Дальнем Востоке. Однажды прадед пришел в Чуевку на побывку к семье, а в это время в деревню приехала казачья сотня. Прадед выбрался из дома и задами стал уходить из села. Пистолет, который был у него, он выбросил в снег. На краю деревни его догнали и привели к командиру казаков. Командир казаков оказался соседом по койке, с которым мой прадед вместе лежал в госпитале, когда метался в тифозном бреду. И они узнали друг друга.

- Как ты оказался в партизанах?- спросил он прадеда.

- Да я и не партизан, я на заработках был.

- А что ж ты бегаешь?

- Испугался.

Знал казацкий командир точно, что прадед был агитатором за Советскую власть, донесли зажиточные селяне, но и помнил он, как кормили они вместе тифозных вшей, и приказал всыпать прадеду 25 шомполов и отпустить его. Так фронтовое братство спасло от расстрела

В начале 1920-х Советская власть была восстановлена в Амурской области. Все те, кто не принял Советскую власть или боровшихся против неё, и все те, кто испугался за себя и своих близких, были вынуждены покинуть свою Родину. Они стали белыми эмигрантами. Среди тех, кто покинул Родину, была родная сестра моего прадеда Аксинья Никифоровна Фишер, урожденная Заикина.

Закончилась гражданская война. Началась новая жизнь с новыми законами. Старики молокане принимали происходящие изменения негативно. Народ до революции жили без налогов, а когда была установлена Советская власть, сразу появились налоги. Зажиточные селяне стали уезжать из Чуевки. Появились первые брошенные дома. С осени 1923 года началась активная агитация за восстание против Советской власти. На юге Амурской области в январе 1924 года власть большевиков оказалась под угрозой. В Чуевке на мельницу поселили рабочих из города Благовещенска: Киселева, Костина, Горлова и комсомольца Зиновьева. Они были чужаками на селе, и их убили.

А 10 января 1924 года по всей территории Гильчинской и Тамбовской волостей были спилены телеграфные столбы, перерезаны телефонные провода. По мере того, как средства связи приходили в негодность, повсеместно стали появляться повстанческие отряды. К утру 15 января восставшие захватили не только Тамбовку, но и Гильчин, Козьмодемьяновку, Новоалександровку и еще ряд селений. Власть в Чуевке перешла в руки мятежников. Во время мятежа в Чуевке в руки мятежников попал коммунист, организатор ячейки РКСМ в Козьмодемьяновке, Павел Сергеевич Шалахов. Его зверски пытали, отрезали уши, нос, изрубили саблями.

Петра Никифоровича (моего прадеда) во время мятежа не было в селе, он был в городе Николаевске, а его друга, коммуниста Полякова, вызвали к себе на совещание старики - мятежники и он пошел к ним, думая: «Шлепнут, так шлепнут». Мятежники предложили присоединиться к ним, на что он ответил: «Я ее Советскую власть завоевывал, я против нее не буду воевать». Его не тронули, он был свой в Чуевке. Среди тех, кто участвовал в Зазейском мятеже, был Заикин Кузьма Тимофеевич, сын Тихона, родного брата Петра Никифоровича (приложение 10).

В Чуевке и других селах жесточайше подавили восстание 1924 года. Жестокость, слепая и беспощадная, была в этом восстании с обеих сторон. Когда восстание было подавлено, чоновцы, во главе с командиром Федором Безлепкиным (из Ильиновки), имели огромные полномочия. Федор Безлепкин стал председателем тройки полевого суда. Командир мог расстрелять на месте любого, даже старух. В Чуевке убили Фролова Ерошку, Воропаева. Многие селяне ушли в Китай. Советская власть потом простила восставших, и они вернулись в село, но только для того, чтобы как можно скорее уехать из села вместе с семьями.

Постепенно жизнь после восстания в селе восстанавливалась.

Крестьяне выращивали хлеб, разводили скот, принимали участие в ярмарках. Согласно весеннему опросу, произведенному Губстатбюро в 1925 году, установлено наличие 10 ярмарок в Амурской губернии. Ярмарки посещались крестьянами обслуживаемого ярмарочного района [4].

В 1928 году в Чуевке проживало 215 семей. Китайцы в переписи не участвовали, и сведений о количестве проживавших в селе нет. В некоторых молоканских семьях было до 20 человек. Неразделенная семья, состоящая из двух-трех поколений, продолжала сохраняться в Чуевке до 30-х гг. XX в. Это обусловливалось, прежде всего, нуждами крупных крестьянских хозяйств. Тип жилища, усадьбы во многом определялся степенью зажиточности домохозяина. В основном в Чуевке у бедноты – батраков были избы 211/2 , у середняков избы по больше - 3+4 саж. и хорошие дома, размером 5 1 /3 + 3саж., у справных хозяев.

Когда заканчивались сельхозработы, прадед уходил на заработки. В 1928 году 13 января родился младший ребенок в семье деда, а через некоторое умерла моя прабабушка Анна Ефремовна. Она умерла от сибирской язвы. Младшую дочь Нину отдали в детский дом. А дедушку Женю, брат Сергей, который остался в семье за хозяина, не отдал в детский дом. В это время в семье прадеда проживали: Сергей, Анатолий, Устинья, Евгений, Екатерина. У них была изба 1907 года постройки, площадью 211/2 и стоимостью 150 рублей, под железной крышей из бревен. Была земля: усадьба- 0,65, пахотная -31,5, сенокосы - 0,9. Сдавалась земли в аренду -10,03, под паром земли было 10,00, залежи составляли - 8,95. Облагалось налогом 3,05 пашни, где посевы занимали следующие площади: пшеница - 3,00 га, картофель - 0,03 га, огородные овощи - 0,03, а также незаливные сенокосы. Срок аренды земли истекал в 1928 году. Доход в семью приносила сдача земли в аренду - 25 рублей [14].

В 1929 году в Чуевке образовался колхоз. Ту землю, что даром царское правительство дало крестьянам, также даром забрали в колхозы. По предложению прадеда Петра Никифорович и Полякова Я. М колхоз назвали именем Мухина. Поляков Я. М. стал его первым председателем, а мой прадед, Петр Никифорович, стал парторгом. Дела в колхозе пошли неважно. Для привлечения крестьян к работе уполномоченный Албей, так звали его селяне, придумал сам, или ему подсказало начальство, чтобы всем выходящим на работу выдавалась булка печеного хлеба, массой 1кг. Если человек не выходил на работу, ему хлеб не выдавали. Так продолжалось до введения трудодней. Однажды трое селян, в числе их был Заикин Василий Семенович (дальний родственник семьи) и его друг, Жабин Семен, не выдержав недоеданий, ночью открыли замок в помещении, где хранился испеченный хлеб, и украли его. Воров быстро нашли, и они отсидели 1 год в тюрьме. В молоканской деревне вместе с колхозами появились воры молокане.

Многие семьи продолжали уходить из села. Покинули село семейства Поповых и Воропаевых. Уходили, бросив свои дома, т.к. их никто не покупал, перерезав и продав скот. Но колхоз, несмотря на это, был богатым, одних коней было 400. Правда они не пережили и одного года колхозной жизни. Из 400 лошадей осталось только 60. В это время возобновились лесозаготовки на севере области. Поляков Я. И. вызвался поехать на них и передал колхоз моему прадеду. Так прадед стал председателем колхоза. Эта передача власти спасла Полякова от ареста за развал колхоза.

В это время в Чуевку уже пришли трактора. Урожай в 1931 году уродился богатый. К уборке урожая подготовились хорошо, отправили учиться молодежь на трактористов. Мой дед еще ребенком ездил со своим отцом по полям и любовался будущим урожаем. Но к осени зарядили дожди, колесные трактора застряли в грязи, лошадей не хватало - зерно погибло в поле. Прадеда арестовали, исключили из партии и посадили в тюрьму, где он просидел 1,5 года. Всех молодых трактористов отправили на работу во вновь образовавшиеся совхозы. Уехал в совхоз «Партизан» старший брат тракторист Сергей, забрав с собой сестру Устинью. Вышла замуж и уехала во Владивосток сестра Екатерина. Ушел из деревни и тринадцатилетний брат Анатолий. Дед мой Женя остался один, и его взял к себе его племянник Иван Митрофанович, который проживал в Тамбовке.

Когда прадеда выпустили, дедушка стал жить с ним. Прадед восстанавливаться в рядах коммунистической партии он не стал - обиделся. В это время из Чуевки выселяли многих сельчан. Семья прадеда переехала в дом Анфиногеновых, выселенных зажиточных молокан, этот дом один из двух домов, сохранившихся в деревне Чуевка до настоящего времени. Анфиногенов Иван Кириллович, 1872 года рождения, имел семью в 21 человек, из них 5 сыновей и 4 дочери. На всех земли у них было в 1928 году 63,05 га. В хозяйстве было 7 лошадей, 20 овец, дом (5 1 /3 +3 ), стоимостью 1500 рублей, амбар за 150 рублей, две завозни по 120 и 150 рублей, баня за 100 рублей, зимовье за 100 рублей (1891 года постройки) и сельхозинвентарь. В 1932 году семью выселили как кулацкую. Был выселен Попов Ефим Евдокимович,1864 года рождения. Его семья состояла из жены,1864 года рождения, сына Григория с женой и двух внучат, 1927 и 1929 года рождения. Эта семья держала у себя 4-х работников: одного нанимала на год, другого на 6 месяцев, двух других на месяц. Земли в их распоряжении было всего 21,55 га, лошадей -3, овец -12. Дом стоил всего 400 рублей, баня - 60 рублей, амбар - 100 рублей, курник, стоимость10 рублей, и сарай - 30 рублей, но зато у них была во владении кузница, стоимостью 50 рублей. Сам Ефим был конторским служащим с доходом 600 рублей. Поповы тоже были раскулачены в 1932 году.

Выселен как кулак был Немцов Александр Иванович, 1866 года рождения, с женой Анастасией Назаровной. 1872 года рождения, со своими детьми, 1914 и 1916 года рождения. Они нанимали одного работника на 7 месяцев. Земли имели - 34,75 га, лошадей -5, овец -15, дом за 300 рублей, амбар - 125 рублей, баню - 150 рублей, две завозни за 75 и 300 рублей и «варушки» (сараи) за 35 рублей, повозок на железном ходу -1, на деревянном -2, бороны, сеялки и молотилку, приносящую в семью доход в 65 рублей [14]. Всем этим хозяевам было 60 -70 лет, в настоящее время им бы на пенсии сидеть, а по тем временам у них за их достаток в семье забрали все.

В этот период начался на Дальнем Востоке голод. В этот голодный год умерли пять человек из семейства Заикиных. Голод унес жизни в трех семействах сыновей родной сестры прадеда, Заикиной Пелагеи Никифоровны. У Заикина Петра Митрофановича умерла жена и 18-летний сын. Заикин Николай Митрофанович сам умер от голода, находясь на лесозаготовках. Его жена, Заикина (Косицына из Толстовки) Анастасия Васильевна, и дочь Екатерина хотели привести его тело, чтобы похоронить в Чуевке, но опоздали, его уже похоронили там. У Заикина Матвея Митрофановича умерла жена Мария Андреевна (5.10.1883г), она умерла 12.02 1933 года и сын Виктор (1.02 1927.) умер в этот же год. Прадед Петр Никифорович работал в сельсовете и имел паек, но раз в неделю ходил в совхоз «Партизан» к сыну Сергею, где тот давал ему продуктов с собой для моего деда. Брат моего деда, Сергей, одним из первых получил в Чуевке профессию тракториста.

Голод в 1933 году в Чуевке был страшный, и, чтобы выжить, люди ели павших колхозных лошадей. Еще много семей покинуло деревню. Ехать им помогали справки, которые выдавал мой прадед Петр Никифорович, который был то председателем, то секретарем сельского совета. Ведь без справки о том, что ты бедный крестьянин, из деревни было не уехать. Кто мог, тот ходил пешком в Благовещенск на базар за хлебом.

Челец Алексей Остович был председателем колхоза им. Мухина. Он был рабочим и был прислан партией, осуществлять руководство деревней. В голодный год Петр Никифорович женился на Воронок Матрене. Ее муж попал в больницу и ей сообщили, что он умер, и тогда она отдала своих двоих детей в приют, чтобы не умерли от голода. А сама прибилась в Чуевку сначала к китайцу, а потом в семью к прадеду. Она уже была беременна от моего прадеда и собиралась забрать детей из приюта, когда ее нашел бывший муж (в 1935 году). Оказалось, что он не умер. Посовещавшись, они решили, что у них двое своих детей и третьего вырастят. У них родился мальчик, сын моего прадеда, очень похожий на моего деда. Больше о нем ничего неизвестно.

После окончания голода жизнь в селе вновь восстановилась. Опять стали собираться по воскресеньям хозяйки. Напекут побольше калачей, чтобы хватило и ребятишкам, и ведут неспешные беседы за столом, попивая чаек. Вкусный хлеб был в те времена на Амуре, молва о том, что здесь едят только белый хлеб, вместе с демобилизованными солдатами разносилась по России. Донеслась она и в родную вятскую деревеньку моей бабушки, когда вернулся с Дальнего Востока ее двоюродный брат. Хоть жизнь на селе всегда была нелегкая, но женщины старались ее украсить. Белье ходили полоскать на речку Гильчин, считалось, это белье будет особенно чистым и свежим, хотя в каждом дворе стоял журавлиный колодец, и воды было вдоволь. Каждую субботу была в деревне баня. Бани стояли почти в каждом дворе, топились не по-черному. Все работы в субботу заканчивали до обеда.

Молоканская община уже не играла на селе той роли, что прежде, но обычаи, перешедшие в привычки, соблюдались. Петр Никифорович жил очень долго один без жены с младшим сыном, моим дедушкой. Сам прадед хлеб печь не мог, и все время пекла им хлеб жена Николая Митрофановича. Не бросали молокане, как и прежде, попавших в беду своих родных. Но крепкий крестьянский быт был уже подорван. Были сожжены заборы вокруг усадеб. Что огораживать, коли нечего нет. Брошенные дома, те, в которые никого не заселили, разбирали и увозили на стройки в совхозы «Партизан», «Димский» и имени Блюхера. Голодный год нанес большой урон колхозам Тамбовского района. Пострадали и люди, и колхозная живность. Чтобы помочь колхозам лошадьми, было принято решение о передаче им коней из расформированной «колхозной» дивизии, которая была расквартирована в селе Тамбовка «Колхозной» дивизию называли за то, что красноармейцы занимались сельхозяйственными работами. Это проходило в период создания колхозного строя в Амурской области. Демобилизованных солдат агитировали оставаться на Дальнем Востоке, и очень многие из них соглашались.

Через некоторое время в Тамбовке вновь поставили стрелковую дивизию. Командиром этой дивизии был соратник моего прадеда по партизанскому движению. Встретившись, они стали расспрашивать друг друга о житье -бытье. «Вот дивизией командую, - сказал командир партизанского отряда, - а ты где, комиссар?» «Секретарем сельского совета»,- ответил прадедушка. Прадедушка в годы интервенции был комиссаром партизанского отряда, которым командовал командир дивизии, расквартированной в Тамбовке.

О том, что прадед Петр Никифорович работал председателем Чуевского сельского совета, известно из похозяйственой книги Чуевкого сельского совета Тамбовского района за 1935 год, где в графе особых пометок у Заикина Петра Никифоровича есть пометка, что он является председателем с\с. [16].

Хозяйство у прадеда было небольшое. Что росло у них в огороде в это время, мы узнаем из той же книги: капуста - 0,07га,свекла - 0,01г,морковь - 0,001 га, помидоры - 0,02 га, огурцы - 0,03 га, картофель - 0,05 га. [16].

В 1935 году в деревне осталось 47 семей.

В 1936 году у прадеда в хозяйстве появилась корова. Прадед снова женился, и появилась у деда мачеха, Савелова Ксения Ивановна. В похозяйственой книге за 1936 год в графе особых пометок указана специальность прадеда – конторский служащий [16].

В 1936 году в деревне оставалось только 34 семьи молокан, коренных жителей деревни, и вновь началось заселение Чуевки из западных районов России. Тогда и приехала в Чуевку из Белгорода Савелова Ксения Ивановна, мачеха деда. Приезжали многодетные крестьяне с Украины из Сумской области, в частности семья Яшенко. В пустующие дома расселяли красноармейцев из расформированной Крестьянской дивизии из села Тамбовка и новыми переселенцами. В это время в селе появились семьи Боголюбовых, Бондаренко, Водопьяновых, Парамоновых, Свиновых, Желудковых, Юрковых, Котовых, Лапшовых, Шишкиных, Уразовых, Жуковых, Клачковых [17]. Семья Жуковых раньше проживала в Чуевке и вновь вернулась в деревню.

В 1936 году из детей Никифора Платоновича, приехавших в начале века по переселению в Чуевку, проживали только Пелагея Никифоровна и Петр Никифорович. Здесь же проживали и семьи сыновей Пелагеи.

В это же время семья переезжает из дома Анфиногеновых в огромный дом семьи Гуниных, которых тоже раскулачили. Это был один из лучших домов в Чуевке, с двойным полом, русской печкой и печкой- голландкой.

После смерти прадеда, Петра Никифора, в 1951году, его сын, Евгений Петрович, мой дедушка, отделился от мачехи и стал жить самостоятельно с семьей в доме отца, разделив его на две квартиры. Его семья поселилась на кухне, а семья мачехи в горнице.

В 1938 году в деревне Чуевка проживало уже 52 семьи, число жителей возросло до 315 человек [18].

В период коллективизации было раскулачено множество крепких молоканских семей. Во время «большого террора» 1937-1939 годов вновь пострадали те, кто был причастен к восстанию 1924 года. Органами НКВД были арестован Гунин Иосиф Ивановович и Кульков, оба уже не вернулись в Чуевку, сгинули бесследно. Иосиф Иванович был одним из лучших мужиков Чуевки, не пил, не курил, мог сделать все, что нужно деревенскому жителю. Работал здорово. Кульков был зажиточным мужиком. Гунин И.И. уезжал на Камчатку из Чуевки, но не смог там жить, вернулся на свою погибель. Однажды из деревни взяли около 20 человек: Гунина Ивана Васильевича, Медведева Степана, Метелкина Сергея, Кривенцова Ивана, Кривенцова Михаила, Полякова. Всех выстроили и пешком с мешочками за плечами повели в Тамбовку, а дальше в город Благовещенск. Аресты прошли и в соседней Козьмодемьяновке. Дела сельчан разбирали на заседании тройки. Так Метелкина Сергея, который одно время был председателем сельсовета Чуевки, а потом заправщиком, обвинили в том, что якобы он подсыпал песок в топливо, и он подписал это обвинение. «Били, потому и подписал. Когда подписал, бить перестали и отправили в камеру,» - так объяснял Метелкин Московской комиссии свое вынужденное признание. Через 9 месяцев всех арестованных отпустили.

Арестовывали и увозили из Чуевки и женщин. Так, например, 10 лет провела в заключении Феня Заикина за отказ работать в колхозе. Она была женой Якова Елизаровича Заикина, нашего дальнего родственника.

Из похозяйственных книг за 1940-1942 год и из книг за другие годы мы узнали, что Петр Никифорович работал также секретарем Чуевского с/с. А вот специальность в те годы у прадеда была чернорабочий. Петр Никифорович в последние годы своей жизни разочаровался в колхозной жизни и нашел утешение в водке. Но он был хорошим человеком - добрым, покладистым. Когда мой дедушка взял замуж мою бабушку, она не захотела взять фамилию своего мужа, и тогда прадедушка Петр Никифорович, который регистрировал их брак, выписал им свидетельство о браке с пустой графой против данных жены и сказал: «Если захочешь, потом сама запишешь, как хочешь». Прошло два года, и уже не было в живых прадеда, когда у бабушки родился сын-первенец, она вдруг подумала: «Вот подрастет он и станет спрашивать: «Почему у тебя другая фамилия?» То что ему ответить тогда, и она заполнила оставленную графу». Так мудрый прадедушка помог моей бабушке самой прийти к правильному решению. Умер Петр Никифорович 30 августа 1951года [19].

Мой дедушка, Заикин Евгений Петрович, родился 1июня 1926 года. Мальчик-молоканин в 8 лет считался уже мужчиной и обязан в любой сельскохозяйственной кампании работать наравне со старшими: при меньшем объеме произведенного от него требовалось столько же времени работы. Отапливались дома в Чуевке и во всех окрестных деревнях соломой, привозить ее с полей раз в неделю была обязанность мальчиков. Так отапливалась Чуевка до 50 годов XX века. Дедушка работал вместе с другими мальчишками в колхозе на сенокосе на конях, возил домой солому зимой, ходил на охоту с Волковым дедом (приложение 11).

Молокане занимались охотой. В одиночку в окрестностях села охотились на водоплавающую птицу. На уток охотились даже дети 10-12 лет. За зорьку во время сезона добывали до 30 уток и гусей. Это увлечение охотой и рыбалкой передавалось с молоком матери сыновьям и внукам. Мой дедушка Женя не расставался с ружьем с 10 лет, его сыновья, мои дяди, тоже взяли ружья в том же возрасте.

Как и все мальчишки того времени, когда пришло время, пошел в школу, сначала учился в Чуевской начальной школе, потом учился в Козьмодемьяновке, окончил 7 классов.

Когда в деревне в 1936 году ликвидировали неграмотность, Галаев, учитель для взрослых, живя в доме моего прадеда, подтянул деда по математике так, что лучше него никто в классе задач не решал. У нас в семье хранится букварь, по которому учили грамоте взрослых, 1936 года издания (приложение 12).

Характер дедушка имел независимый, воспитанный улицей. Он в детстве не терпел несправедливости, часто отстаивал свои убеждения в мальчишечьих потасовках. Дедушка Женя, как и все молодые люди того времени, не верил в бога, а верил в товарища Сталина. Он лихо научился курить. Однажды прадед застал его с папиросой. Посмотрел на последнего сына, которого еще не взяли на войну и сказал ему, чтобы больше не прятался, когда курит. 16 ноября 1943 году, 17-летним юношей, дедушка был призван в армию. Из Тамбовки на мотовозе отвезли их в Березовку, оттуда поездом в Бикин. В Бикине он проходил службу в 35 стрелковой дивизии, 35 армии. Армейская специальность деда в то время была пулеметчик – наводчик №1. Он неоднократно вместе с однополчанами просился на фронт, но кому-то нужно было стоять и на восточных рубежах нашей Родины. После окончания войны с Германией в Бикин перевели с запада 5 стрелковый корпус, в состав которого вошла 35 стрелковая дивизия. После объявления войны с Японией дедушка вместе со своей дивизией в составе 2-го Дальневосточного фронта воевал в Манчжурии. После Победы он прослужил еще 5 лет. В полку отобрали грамотных и толковых солдат и отправили в учебку. После ее окончания дедушка стал сержантом. В 1946 году корпус расформировали. В 1947 году расформировали и дивизию. Дедушка дослуживал в 183 отдельном комсомольском запасном полку. В июне 1950 дедушка Женя демобилизовался и вернулся в Чуевку. В это время здесь уже на Мухинской МТС работало агрономом моя бабушка, Рослякова Галина Филипповна.

Бабушка родилась 19 ноября 1925 года в деревне Росляки Орловского района Кировской области. В 1948 году окончила Кировский сельскохозяйственный институт по специальности ученый – агроном. По распределению и по своему желанию поехала в Амурскую область. Она вплоть до 1960 посылала своим родителям деньги, до тех пор, пока ее отец не написал ей, что они больше не нуждаются в ее помощи. Дедушке Жене она сразу понравилась, и он начал ухаживать за ней. Примерно через месяц дедушка решил жениться и стал готовиться к свадьбе, ничего не сказав невесте. Однажды бабушка стояла в магазине, а ее будущий свекор набирал продукты и водку в большом количестве. Женщины, стоявшие там, конечно же, поинтересовались, зачем он берет так много. «Сына женю», - был ответ. Бабушка очень огорчилась, подумала: «Со мной дружит, а женится на другой». А вечером к ней пришел дедушка и предложил выйти за него замуж и сказал: «Гости уже ждут за столом». И бабушка подумала и согласилась. У дедушки с бабушкой родилось трое детей: сын Анатолий родился 10 июля 1952 года, дочь Татьяна родилась 11 июля 1955 года, и сын Сергей родился 28 ноября 1962 года. С 1 июля 1958 года в связи с реорганизацией МТС бабушка переведена в колхоз «Приамурье» в село Козьмодемьяновку в качестве агронома. С 1 ноября 1953 года бабушка переведена на должность агронома- экономиста по планированию.

В 1960 году семья переехала в с. Орлец. Жизнь в колхозах не менялась, работали там только за галочки. А дедушка и бабушка, поработав в МТС и получая за это деньги, уже не могли работать за мифические трудодни весь год бесплатно. И они приняли решение бросить собственный дом и уехать работать в какой-нибудь совхоз. С двумя маленькими детьми на руках приехали они в Орлецк и поселились в избушке с земляным полом. Дедушка начал трудиться в кузнице кузнецом, а для бабушки в Орлецке не было никакой работы, кроме временных вакансий чернорабочего, но это было лучше, чем в колхозе. Они чувствовали себя свободными. А через год бабушку перевели в с. Лозовое, совхоз им. Лазо, во вновь организованное Управление сельского хозяйства на должность экономиста. В те годы специалистов с таким образованием, как у бабушки, было на Амурской земле еще очень мало. В 1964 году семья переезжает на Амурскую опытную станцию, в связи с переводом бабушки на новую работу, так как совхоз им. Лазо объединили с Амурским опытным полем. В 1969 году бабушку перевели на работу в распоряжение ВНИИ сои экономистом. Там она проработала до самого ухода на пенсию, до 31 мая 1987 года. Умерла бабушка 3 мая 1996 года.

Моя мама, Заикина Татьяна Евгеньевна, родилась 11 июля 1955 года. В школе была октябренком, пионером, комсомолкой. А это значит, что даже не была знакома с верой своих предков. После окончания школы поступила в Благовещенский педагогический институт, который окончила в 1977 году. По направлению в 1978 году начала работать в Садовской средней школе. По настоящее время учит физике детей в нашей школе. В 1989 году вышла замуж за моего папу, Пойда Виктора Георгиевича. А в1991 году родилась я, Пойда Екатерина Викторовна.

Мы выходим ветвями из древа семьи,

Из ствола своих предков мы жизнь обрели.

Мне не надо роптать, родословну кляня.

Я частица всех тех, кто там жил до меня.

Я потомок крестьян.

Я живу на земле.

Я люблю просыпаться на ранней заре,

Когда мир еще спит, завернувшись в туман.

Я живу в тех местах,

Где гулял Чингисхан.

Нет лучше земли, чем мой Дальний Восток,

Где из вод поднимается лотос цветок.

По его лепесткам волочили хвосты

Динозавры – властители древней земли.

Я ж могу прикоснуться рукой к лепесткам,

И вдыхать, словно пить, аромат по ночам.

Я потомок всех тех,

Кто открыл этот мир,

Кто по сопкам сиреневым в мае ходил.

Знаю, есть и богаче, щедрее земля

Там, где пальмы и море,

Но люблю я снега

И раздолье полей, позолоту лесов.

Русский я, хоть убей.

Не хватает и слов

Описать все величие русской земли.

Никогда не сменяю моей красоты

На витриновый блеск чужеземной страны.

Ты меня, заграница, к себе не мани!