Маркьянов Период распада часть 4

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 29

Чернов тем временем подошел к расстеленному брезентовому полотнищу — никто не посмел его остановить — посмотрел на обгорелые головешки, которые когда-то были людьми. Опытным взглядом заметил — среди обгорелых трупов две женщины, один подросток, от двенадцати до шестнадцати. Подростки тут тоже воевали — брали в руки оружие и воевали, они были даже страшнее, чем взрослые боевики, страшны безоглядным фанатизмом, подростковой жестокостью и готовность умирать за то, во что верили. Нет ничего страшнее, чем подросток с оружием. Казаки — а в Махачкале теперь тоже были и казаки, и Союз Ветеранов — не раз и не два сталкивались с такими вот подростками. Каждое такое столкновение — заканчивалось кровью.

Конец интервью Проносов скомкал, Надежда нервно оглянулась, увидела Чернова — и тоже помрачнела. Сунуться к нему она даже не пыталась — одного раза хватило. Чернов просто обошел стол, повернул ее к себе спиной, но не положил грудью на стол, а смачно приложил всей пятерней по заднице, а потом выгнал из кабинета. Были все-таки и те, кто брезговал.

— Что тебе здесь нужно? — недобро спросил Проносов, Чернов был его злейшим врагом, со своей нацгвардией и казачеством он вечно стоял у него на пути.

— Хочу поздравить тебя с очередной победой — спокойно ответил Чернов

— Когда я поздравлю тебя с твоей? — с ядом в голосе спросил генерал

Чернов проигнорировал явный выпад в свою сторону

— Ты ничего не хотел у них спросить?

— А что у них спрашивать? Это ты любишь спрашивать.

— Ты прав. Настанет время, когда я спрошу у тебя.

Двое мужиков с несколькими годами разницы в возрасте стояли друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза, и даже подчиненные генерала Проносова замолчали, глядя на все это, на незримую дуэль двух мужчин.

Первым не выдержал генерал, он отвернулся, хотел позвать Бадаева и что-то ему поручить, но не для того, чтобы он это сделал — а для того, чтобы просто почувствовать рядом с собой какого-то своего человека, не быть одиноким. Он отвернулся, ища глазами Бадаева, голос которого он только что слышал рядом, взгляд генерала скользнул по людям, по разворошенному двору, и вдруг…

Боже!

Человек в штатском, с приколотой карточкой пропуска стоял у бронетранспортера и не отрываясь смотрел на него. Он знал этого человека, хотя предпочел бы забыть, не знать… столкнуть это безумие в самые дальние тайники памяти, запереть их на сто замков, чтобы больше никогда и никак они не посещали его. Но это был именно он, человек из Грозного, постаревший, но все же он, стоявший и смотревший на него — он стоял, смотрел, и в глазах его тлело пламя.

Какое-то время он

держал

его взгляд, а потом повернулся и скрылся за бронетранспортером.

Что делать?!

Можно было бы кликнуть Бадаева или Мугуева и приказать схватить этого человека, сказать, что это террорист или координатор, или связник террористов, что угодно сказать, только бы они его схватили. Потом пытками заставить его заговорить… господи, какими пытками, этот человек будет молчать, его надо просто убить. Убить и все… и наплевать, что за ним придут другие и третьи… наплевать, что он продался, и дьявол явился за товаром.

Время платить по счетам…

Но самое главное — здесь был Чернов. Проклятый Чернов, он все сразу поймет… узнает. Рано или поздно… кто-то из них уничтожит другого.

Иногда генерала посещала мысль, что Чернов

знает.

— Товарищ генерал…

Голос пробился в мозг через нарастающий шум в ушах — как при аварийной посадке…

— Потом… — отмахнулся генерал

Украдкой глянул на Чернова — и с ужасом заметил, что тот неотрывно смотрит туда же, куда смотрел он сам, Проносов, в сторону астматически пыхтящего старым движком бронетранспортера.

Остаток дня у генерала получился скомканным. Сначала доложил ситуацию заместителю директора ФСБ, курирующему вопросы борьбы с терроризмом, получил от него похвалу, означавшую, что еще какое-то время его трогать не будут. Еще вчера он бы обрадовался — а сейчас ему было не до этого. Потом поговорил по телефону с представителем президента по региону, тот был в отпуске, в Швейцарии. Потом наскоро, не вчитываясь, подписал документы, которые ему подсунул адъютант — в числе их было такое, что волосы дыбом, проблема всех руководителей — порой подписывают документы, не читая. Зашла Кристина — у генерала и впрямь был "бес в ребро", иногда не по разу в день они работали с секретными документами, а сейчас генералу было не до нее, и он грубо отправил ее из кабинета. Потом — достал из тайника в диване — в сейфе держать не рисковал — бутылочку настоящего дагестанского коньяка, не отравы, а того, что для себя и для друзей гонят. Хлебнул прямо из горлышка — не помогло. Не отпустило…

И ничего удивительного не было в том, что когда они сворачивали на освещенную, заасфальтированную улицу коттеджного поселка, где был и коттедж генерала — генерал, ехавший в Субурбане увидел, как когда машина начала поворачивать во двор, в припаркованном на противоположной стороне улицы салоне черного Мерседеса что-то вспыхнуло.

— Внимание! Опасность, машина слева! — это заметили и охранники

— Отставить — сказал генерал — стойте.

Несмотря на приказ генерала Субурбан все же въехал во двор, замыкающая кортеж машина осталась на улице, блокируя подход к дому. Ворота закрылись, вооруженные автоматами бойцы службы физзащиты ФСБ окружили кортеж.

Генерал вышел из машины.

— Я прогуляюсь. Никому за мной не ходить.

— Но товарищ генерал… — начал старший смены.

— Кто генерал, вы или я? — расчетливо психанул генерал — это не по вашему уровню допуска! Гости из Москвы пожаловали! Стоять здесь, а то пожалеете, что на свет белый родились, вашу мать! Исполнять приказ!

Решительным шагом генерал пересек двор, вышел на улицу через калитку, сильно хлопнув дверью.

Капитан ФСБ, отвечавший за охрану генерала, до крови закусил губу. Дело было гнилое, и случись что — отвечать ему.

— Барсов!

— Я

— Бери винтовку. Лезь на крышу.

— Есть.

— Тищенко.

— Я

— У тебя к пулемету есть ночник?

— Так точно.

— Ставь и лезь следом. Подстрахуешь. Остальным готовность!

Мерседес — новенький, только в прошлом году пошедший в серию шестисотый — стоял на обочине, не включая фар, свет от уличных фонарей переливался на причудливо изогнутых гранях кузова, играя. Навстречу генералу распахнулась дверь. Передняя пассажирская.

Генерал решительно сел в машину, дверь захлопнулась за ним на электродоводчике, стоило только тронуть, увесисто и солидно, даже звук тут был солидный, значительный.

В машине был только один человек. На первый взгляд. Генерал, не стесняясь, обернулся, сунулся, проверил, нет ли кого на заднем сидении или между сидениями. Человек, сидевший за рулем каркающе расхохотался.

— Там никого нет.

— Проверить не помешает… — ответил генерал

— Зачем? Ты же наш друг. А друзей не надо убивать. Их надо беречь.

— Что тебе нужно, Гоги? — спросил генерал — ты хочешь еще раз испытать свою судьбу? Ты мертв — к чему ты вернулся сюда.

Человек снова засмеялся — он был таким же жизнерадостным и тогда… в Сухуми, когда они взяли его. И в Грозном он тоже веселился…

— На твоем месте я бы задал другой вопрос, друг.

— Какой же?

— Если жив я — то не может ли так получиться, что жив амер. А это важно… очень важно для тебя, дорогой…

Нет большей глупости, чем оголтелый национализм, когда свои — всегда друзья, а чужие — всегда враги. Национализм нужен — но другой, не такой. Свои оборотни — в разы страшнее самых страшных из чужих.

Дальняя ретроспектива

Бывшая Грузинская СССР, пограничная зона

Конец 1993 года

Старший лейтенант Проносов

Горят дома, за залпом залп,

Неугомонно бьют из пулеметов.

Пуль рикошет и свист гранат,

А с неба бьют нас самолеты.

Вот в центр въехал БТР,

Прицельно бьют из ДШК.

Отдал команду командир —

Здесь в полный рост идет война.

Молчит гранатомет — окончен весь заряд,

Лишь цинков ящики пустые здесь лежат.

Отдан приказ "Отход!", отходят все назад.

Не падать духом, к нам Шамиль ведет отряд!

И вновь был принят бой, район наш был отбит,

И много техники горящей здесь стоит.

И мертвые тела то там, то здесь.

Вдруг миномета свист — успели все присесть.

Бьют минометы в ряд — ни встать, ни побежать.

Начался артобстрел — нам надо отступать.

Пехота резко бьет, и бьет-то невпопад.

Тут поступила весть — Шамиль ведет отряд!

И первый залп был дан, снаряды рвут тела,

Замолк их миномет и батарея вся.

Нам сделать бы рывок и здание занять.

Тут поступила весть — Шамиль ведет отряд!

Атака вновь отбита, но тут вдруг в бой вступил

Танк восьмидесятый — готовят все тротил.

Позиции заняты, все напряженно ждут,

И кто-то вдруг воскликнул: "Враги к нам в тыл идут!"

Подбито много танков, нам надо отступать,

Ведь с двух сторон врага нам трудно удержать.

Обмотанный тротилом последний был заряд,

Тут поступила весть — Шамиль ведет отряд!

И город был оставлен, и многие села.

И многим показалось — проиграна война.

Но весть тут поступила — Буденновск кем-то взят.

Войну начать в Россию Шамиль повел отряд!

Ему Аллах поможет, он натиск держит тот,

Кто никогда бы в жизни сдержать его не смог!

Пройдя сквозь всю Россию, вернется он назад.

Аллах Велик — Шамиль домой ведет отряд!

Тимур Муцураев

Шамиль ведет отряд

Шамиль ведет отряд…

Давняя, почти забытая уже война, начавшая в одном из малых осколков Советского союза… сейчас уже и не помнит почти никто, из-за чего и ради чего она началась. Это была война, спровоцированная отъявленными негодяями, пришедшими к власти в Грузии — правозащитником и пассивным гомосексуалистом Звиадом Гамсахурдиа, и вором в законе Джабой Иоселиани. Откровенно говоря — профессор консерватории, ухитрившийся в тюрьме стать композитором, Иоселиани как человек был намного чище Гамсахурдиа, несмотря на двадцать семь лет тюремного стажа и не такую громкую фамилию, как у сына известного грузинского писателя (скорее всего, ворочающегося в могиле от того, что творит его сын). И Гамсахурдиа и Иоселиани делали ставку на крайний грузинский национализм с фашистским привкусом — а поскольку в правоохранительных органах мало кто был в восторге от того, что вынужден был подчиняться вору в законе — Иоселиани создал свои вооруженные формирования, состоящие только из уголовников и боевиков, и живущие в основном по уголовным законам. Это были печально знаменитые Мхедриони, всадники, они отличались тем, что носили темные очки, надевали пиджак на тонкий свитер и все как один имели ножи — чисто воровское оружие, которое ими применялось, когда нельзя было применять оружие огнестрельное. Мхедриони считались государственными служащими, их формирования входили в состав грузинского МЧС. Эти уголовники, родом в основном из центральной Грузии ринулись на побережье — в Аджарию, которую плотно держал клан Абашидзе, в Абхазию и в южную Осетию. Если первые две цели для набегов были легко объяснимы — курорт, богатые люди, есть что пограбить — но набег на Осетию был вызван только тем, что осетины никогда не признавали себя частью Грузии и считали себя русскими. Осетины, древний и гордый народ, народ воинов когда-то истребленный почти поголовно татаро-монголами, в свое время добровольно присоединились к России отдельно от Грузии, и жили всегда тоже единым народом и отдельно от грузин. Осетины были христианами и большим почетом для них было служить в армии — были роды, где в армии служили все мужчины рода, от первого до последнего. А раскололась Осетия на две части только при большевиках — их политика присоединения в чисто национальным республикам русских земель ради их завоевания была и есть глубоко преступна и уже принесла немало крови… а сколько еще принесет. Набеги Мхедриони, при том, что грузинская милиция их не только не пресекала, но и открыто поддерживала — заставили абхазов и осетин взяться за оружие.

Эта война была в чем-то очень типична для бывших республик СССР, осколков некогда великой и единой страны. Все как по сценарию — основное государство, откуда ушла советская (теперь русская) армия, оставив немало оружия, которое толком никто не умеет применять. И окраина, часто другой национальности, другого вероисповедания и менталитета. Нагорный Карабах в Азербайджане, Приднестровье в Молдавии, Абхазия и Южная Осетия в Грузии. Во всех этих случаях национальное сопротивление начиналось с нуля, при минимуме оружия и отсутствии бронетехники — но оружие добывалось в бою, бронетехника тоже добывалась в бою, ремонтировалась. Война большого с малым характеризовалась тем, что те, кто шли воевать за большое — не знали, за что они воюют и не хотели за это воевать, их просто гнали на убой. А вот те, кто воевал за малое — те однозначно знали, за что они воюют и знали что будет, если они проиграют. Вот почему на всей территории бывшего СССР единственная война большого с малым, которая закончилась в пользу большого — это война России в Чечне (притом первая была проиграна по тому же сценарию) и гражданская война в Украине — но там победой и не пахло, победоносные войска НАТО, объединившие страну все глубже засасывала кровавая трясина непрекращающейся войны.

Но эта война — война Грузии и Абхазии была уникальна двумя моментами. Первый — на стороне абхазов в боях участвовали боевики Конфедерации Горских народов Кавказа — протогосударственного объединения, которое в любой момент могло стать государственным — прояви Россия слабость. Второй — в войне участвовали не только чеченцы, но русские, русские советники и офицеры. Причем чеченцы почти всегда подчинялись русским командирам — хотя и действовали всегда отдельными, сплоченными отрядами, а не в составе других частей. Потом, кстати, Дудаев устроит своим полевым командирам выволочку, за то, что подчинялись русским — но дело было не в этом. А дело было в том, что именно тогда завязались узелки, развязать которые потом стоило о-о-о-очень большой крови.

Все это началось давно… очень давно. Многие из тех, кто потом погибли, тогда еще были живы, и крови тогда такой еще не было. Генерал Дудаев спокойно сидел в бывшем здании Чечено-Ингушского обкома партии, который он назвал президентским дворцом, и до этого в Москве не было никому никакого дела. Наоборот — по отзывам знающих людей, в то время независимую ЧРИ

[35]

рассматривали как весьма важный инструмент российской политики на Кавказе. Дело было в том, что в Конфедерации горских народов Кавказа "контрольный пакет" если так позволено будет выразиться — держали русские, главным среди них был бывший генерал Советской армии Джохар Дудаев. А Кавказ — это ведь не только Россия, это и Грузия и Азербайджан с его запасами нефти, а если посмотреть через Каспий — то и вся Средняя Азия. КГНК готовила боевиков, причем инструкторы, которые их готовили — были откровенно русские, в окружении генерала Дудаева мелькали подозрительно русские лица. По слухам возглавлял "российское посольство" при "независимой Ичкерии" некий подполковник ГРУ, один из самых молодых подполковников ГРУ в истории этой организации, который пережил в итоге и Дудаева и Ельцина и многих других и умер в одночасье, пообедав в ресторане в одном городе в центре России. КГНК была очень удобной организацией, а независимая Ичкерия — очень удобной площадкой для проецирования российского влияния как на территорию бывшего СССР, так и глобально — на Ближний и Средний Восток. Вы знаете, например, что в Иордании живет большая диаспора черкесов, и черкесы по традиции охраняют короля. Нет? А на самом деле это так и Карачаево-Черкесия тоже входит в КГЧН. Да и чеченские общины в разных странах мира стали подозрительно разрастаться и консолидироваться… и самое главное — что бы они не надумали совершить — Россия могла спокойно от этого откреститься. Видите, люди добрые, что делается — это же бандиты, они сами говорят что независимые. Вмешаться? Вмешаемся… когда нужно будет.

Любой инструмент такого вот геополитического влияния, любой управляемый конфликт подобен топору. Умеючи — можно построить дом, да без единого гвоздя. Не умеючи — можно остаться без пальца (как в свое время остался автор сих строк) а то и без кисти руки.

Вот в один прекрасный день генерал Дудаев созвал в своем дворце чеченских добрых молодцев и сказал, что принял он решение помочь братскому абхазскому народу отстоять независимость в войне с жестокой и коварной Грузией. Как говорится — на душе моей тоска — не ввести ли куда войска. С какой стати христианская Абхазия вдруг стала братской мусульманской Ичкерии — генерал Дудаев не пояснил, да никто и не спрашивал — потому что поднялся такой гвалт, что помогай Аллах. В это время ситуация была не самой радостной — абхазы были вынуждены оставить Сухуми и отходили к русской границе, удерживаясь за горные перевалы и базируясь на базы отдыха, которые здесь были построены в благословенные советские времена. Но чеченских абреков это не волновало — намечалось серьезное дело, тем более что Дудаев сказал, что за него заплатят и хорошо заплатят, а так же можно будет взять трофеи. Несмотря на то, что по всей республике были разграблены склады с вооружением — оружия на всех не хватало, многие были вооружены дедовскими ружьями, потому что тот, кто захватывал мобилизационные склады — не раздавал оружие, а продавал его на базаре. А денег не было, потому что никто не работал и зарплату больше не платили. Тут же возникала перспектива, и поэтому один командир кричал, что они возьмут Сухум за месяц, а другой кричал, что за неделю, а третий кричал — что его люди уже в Сухуме и спрашивают, что им делать дальше…

Пошли большой колонной, на границе Чечни и Ингушетии, которая теперь была не с Чечней, потому что ингуши тоже горцы — их ждала русская милицейская машина, чтобы сопроводить колонну. Пропускали их через тот же самый таможенный пост, через который в страну гнали американский спирт, пропустили без досмотра, несмотря на то, что их было хорошо за тысячу человек и многие были с оружием (у кого не было — рассчитывали взять его в бою). На той стороне — их встречала белая Нива с полковников ФСБ, у которого в мешках были доллары (как потом оказалось — фальшивые, но хорошие). Басаев и несколько других людей, которые возглавляли отряды — выстроились в очередь у Нивы, и полковник выдал им аванс, а потом сказал, чтобы они ехали за ним. Когда Басаев стоял у машины в очереди за деньгами он обратил внимание на парнишку за рулем полковничьей Нивы, ему показалось, что он чем-то похож на нохчу, и у него была бородка, как у правоверного. Глаза серые и пустые, не такие как обычно у русских. У Басаева была хорошая память, и он запомнил парнишку — но говорить с ним не говорил, потому что пришла его очередь получать деньги.

Потом они воевали… с подходом чеченцев характер войны резко изменился. И абхазы, и грузины были не ахти какими вояками, да и воевали они на земле, которую каждый считал своей и понимали, что им здесь еще жить. А чеченцы воевали на чужой земле, им надо было не уронить себя перед другими — поэтому никто труса не праздновал. К тому же — с приходом чеченцев русские начали поставлять сюда оружие, большую часть которого забирали себе чеченцы. Оружие привозил тот самый полковник, но ему часто было некогда — и выдавал его чеченцам тот самый молчаливый парнишка — водитель, выдавал, как положено, с пересчетом и под роспись в ведомости выдачи. Россия давала оружие — а чеченцы воевали, и не прошло и полугода с тех пор, как они пришли на эту землю — как они отбили у грузин обратно Сухум, и всю Абхазию и даже часть территории Грузии прихватили вдобавок. Могли бы и на Тбилиси пойти — да верхние люди приказали остановиться, хватит…

Одним из лучших, в этих боях показал себя отряд кавалера медали "За защиту Белого Дома", бывшего студента Института нефти и газа имени Губкина Шамиля Басаева, который по итогам этой войны стал подполковником Конфедерации горских народов Ичкерии…

Дальняя ретроспектива

Чеченская республика Ичкерия

Грозный, Старопромысловское шоссе

22 января 1995 года

Полковник КГНК Шамиль Басаев

Город мой ты в огне

В мертвой страшной тишине

Этих дней не позабыть

Шепчем мы — будем мстить!

Тимур Муцураев

Лампочка, горевшая в схроне и питавшаяся от дырчика — дизель-генератора, работавшего на последнем издыхании — светила неровно и тускло. С потолка при каждом ударе сыпался песок. Работала артиллерия.

Накрывшись бушлатом, полковник Басаев лежал на спальнике, положенном прямо на пол. Все утро его мутило — последствия контузии сказывались до сих пор. Сейчас полковник спал, нервно всхрапывая и дергаясь при каждом ударе — но не просыпаясь.

В углу на нарах отдыхали бойцы — из почти пяти сотен тех, кто начинал эту войну вместе с полковником Басаевым, в живых на сегодняшний день оставалось сто двадцать шесть. Уже было понятно, что Грозный будет взят, русские не отступят — и немногие мобильные группы чеченцев, еще остававшиеся в этом городе, в основном орудовали на коммуникациях и совершали диверсии — особенно в этом преуспели хохлы, которые могли выдавать себя за русских. Генерала Дудаева и всех специалистов его штаба, в частности начальника штаба Аслана Масхадова в городе уже не было — они отступили на Бамут, где были какие-то старые ракетные шахты, где можно было держать оборону. Басаев остался в городе, потому что ему было уже все равно — выживет он или умрет. Его могли убить свои же — за то, что погубил самый боеспособный отряд…

Blog

Маркьянов Период распада часть 4