Посвящается всем патриотам, разделяющим мою любовь к Соединенным Штатам Америки. Иособенно нашим женщинам и мужчинам в мундирах в прошлом и будущем благослови, Господи, борьбу за свободу

Вид материала

Содержание

Господи, пожалуйста, хоть на час - ничего кроме политики.
Так-так, это не помогло…».
О, Боже! Именно!
Saturday Night Live
Ну, почему, Господи, почему?

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6

Посвящается всем патриотам, разделяющим мою любовь к Соединенным Штатам Америки. И особенно нашим женщинам и мужчинам в мундирах – в прошлом и будущем – благослови, Господи, борьбу за свободу!

Глава первая

Последний Рубеж

Я не верю в то, что Господь посылает нас на землю, чтобы мы были обыкновенными.

Лу Хольц

В августе 2008 года проходила Ярмарка Штата Аляска. Вдали простирались серые горы Талкитна, покров из первого света на снегу вот-вот готов был спуститься на Пик Пионер. Я вдохнула осенний букет, который вбирал в себя все небольшие города Америки с «сильными всплесками» Последнего Рубежа^¹. Сахарная вата и хот-доги длиною в фут. Тако из палтуса и сосиски из мяса северных оленей. Музыка банджо, звучавшая на сцене Blue Bonnet, поделки из китового уса, эскимосские плетеные корзины из травы, и рекордные гигантские овощи, растущие под полуночным солнцем.

Медленно и осторожно двигаясь сквозь реки людей с Тригом, нашим четырехмесячным сыном, которого я бережно держала на руках, я зигзагообразно продвигалась от павильона к павильону, от поделок из плавника^² к пчеловодческому хозяйству, а оттуда к вину из морошки домашнего изготовления. Бристоль и Уиллоу, наши дочки-подростки брели впереди с друзьями, разговаривали, смеялись, постукивая большими пальцами по мобильным телефонам. Семилетняя Пайпер, моя неизменная левая рука с того момента, когда она родилась, подпрыгивала у моего бедра, отщипывая пух сахарной ваты, свою награду за то, что она терпеливо приспосабливалась к моему продвижению рывками сквозь толпу. По большей части она чувствовала себя комфортно, рассматривая фотографии, изображающие рукопожатия и улыбки перед прессой, и слыша дружелюбные тары-бары с избирателями, которыми я наслаждалась как частью своей работы в качестве губернатора штата. Через каждые несколько минут, я отдергивала руку от «дежурства по ребенку», чтобы пожать руки тем людям, которые хотели поздороваться.

- Привет, Сара. Вы никогда не пропускаете ярмарку!

- Ну, надо же! Это тот самый малыш? Дайте-ка я с ним поздороваюсь…

- Цена за электроэнергию довольно высокая, Губернатор. Когда они собираются активизировать буровые работы?

Бледно-голубое небо выгнулось дугой над головой, прилив свежести в воздухе намекал на приближение зимы. Как семейный паровозик, мы «змеились», проходя мимо продавцов и экспонаты: от свиных отбивных на палочках до кукурузы из котлов, взвешивания овощей и выставки домашнего скота. Местная танцевальная группа вышла на сцену, заревела музыка, соперничая с бессменным гулом генераторов и визгами детей, катающихся на аттракционах. Впереди, справа от себя я увидела павильон Alaska Right to Life (RTL)^³, где мое внимание привлек плакат, от которого у меня захватило дух. На нем была изображена милейшая девчушка, закутанная в розовое, а к ее нежным плечикам были прикреплены воображаемые крылышки ангела.

«Это ты, детка», - прошептала я Пайпер, как я это делаю каждый год с тех пор, как малышка улыбнулась для этой фотографии. Она положила в рот другое облако сахарной ваты и выглядела безразличной: На Ярмарке Штата опять вывесили плакат с изображением ребенка в защиту человеческой жизни. Скучно.

Ну, я по-прежнему считала этот снимок удачным, и думала так всякий раз, встречая его в рекламе или на купонах сборщиков средств. Это напоминало мне о ценности человеческой жизни.

Это так же напомнило мне, насколько нетерпелива я в политике.

Непоколебимый защитник прав каждого ребенка, я достаточно выступала в защиту жизни для рядовых членов RTL, чтобы выбрать Пайпер в качестве модели для их плаката, но политически я была не достаточно связана с машиной власти GOP^⁴, чтобы позволить организации поддерживать меня в ходе ранних кампаний.

Внутри павильона мой взгляд привлекла миловидная волонтерша. Я просунула голову внутрь, мы обменялись рукопожатиями, и я поблагодарила добрых леди, которые терпели насмешки тех, кто всегда выступал против стенда. С их страстью и откровенностью, девушки олицетворяли разницу между принципами и политикой. Когда я расписалась в книге посетителей, я снова взглянула на фотографию Пайпер на стойке и почувствовала досаду от собственного раздражения. Я все еще не научилась принимать тот факт, что политический аппарат косит и коверкает работу государственной службы – и что, по большей части, очень мало из того, что они делают, имеет смысл.

Несколько лет назад, я наблюдала, как наш штат мчался к неизбежному провалу экономики. С тех пор, как в 1975 году началось строительство трансаляскинского трубопровода, который должен был стать экономической жизненной артерией Аляски, жителям Аляски с каждый днем становилось очевиднее, что многие наши политические деятели вовсе не обязательно служили народу. Вместо этого, они забрались в постель к Большой Нефти^⁵. Тем временем, в молодом штате, чьи жители оставались верными духу пионерства и независимости, власти росли так же быстро, как иван-чай в июле месяце.

Это было бессмысленно.

Казалось, что настоящая работа в государственной службе, создающая политические меры во благо людей, стала все в большей степени сходить с рельсов из-за политики и ее адских машин. Но я стремилась помочь, я интересовалась властями и текущими событиям с самого детства, и я осознала влияние государственной политики здравого смысла во времена президентства Рональда Рейгана. Я была заинтригована политологией в колледже и изучала журналистику из-за своей страсти к власти слова. И меня воспитали с верой в то, что в Америке каждый может изменить мир к лучшему.

Итак, я приняла участие. Сначала я работала в городском совете города Василла^⁶, затем я стала мэром на два срока, помогая нашему сонному городку превратиться в самое быстро развивающееся сообщество штата. Затем я работала в регулирующих органах нефтегазового сектора, осуществляя надзор за энергетической промышленностью, и поддерживая ответственный подход к разработке природных ресурсов, являющихся главной жизненной артерией экономики Аляски. В 2002 году, когда срок моего пребывания в должности мэра подходил к концу, мы с моим мужем Тоддом, начали задумываться над моим следующим шагом. С четырьмя бойкими детьми я уж точно без дела не осталась бы, даже если бы сделала выбор в пользу того, чтобы оставить государственную службу в стороне. И на какое-то время я так и поступила. Но я по-прежнему чувствовала беспокойство, в душе я неизменно ощущала томление, которое подсказывало мне, что были новые области, куда я могла бы внести свою лепту.

Насколько я могла видеть со своей позиции в центре штата, Джуно^⁷, казалось, состоял из «хороших приятелей», которые обедали с директорами нефтяных компаний и заключали сделки толстосумов за закрытыми дверями. Как и большинство аляскинцев, я понимала, что голоса многих законодателей удобно объединялись с тем, что было выгодно Большой Нефти, и порой в ущерб их собственным избирателям.

Когда в 1977 году потекла нефть из Прадхо Бей^⁸, с ней в казну штата поступили миллиарды долларов. Штат заполучил больше дохода, чем кто-либо мог себе представить – миллиарды долларов практически в одночасье! И политики потратили их. Правительство стремительно росло. Четверть нашей рабочей силы наняло правительство штата и органы местного управления, и даже большее число людей было связано с бюджетом штата посредством контрактов и субсидий. Все знали, что существовала определенная доля «лакейства». Но экономический кризис 1980 года обрушил нефтяной бум. Компании закрыли, а безработица резко возросла.

Во время нефтяного бума всех, кто задавал правительству вопросы по поводу предоставления нефтяным компаниям большего влияния, осуждали: что вы пытаетесь сделать? Убить курицу, несущую золотые яйца? Но когда бум закончился, курица, несущая золотые яйца, по-прежнему командовала курятником. К тому времени правительство штата в основном утратило способность действовать в интересах людей. Вот почему я баллотировалась в губернаторы.

Я стремилась во власть не только для того, чтобы стать борцом за моральные принципы. Но, казалось, что каждый уровень власти, с которым я сталкивалась, был парализован одной и той же политической системой замалчивания проблем. У меня не было связей, чтобы играть в ту игру. И так как я боролась с коррупцией в политике, не считаясь с партией, лидеры GOP отстранились от меня, а со временем и моя администрация, у которой на самом деле складывались со мной прекрасные отношения. Не смотря на то, что я была зарегистрированным членом республиканской партии, я всегда оставалась без политического прибежища, и теперь как губернатор, я все еще находилась вне привилегированного круга GOP. Я считала это взаимовыгодными отношениями: политически я никому ничего не была должна, и никто не был должен мне. Это дало мне свободу и простор для того, чтобы найти лучших людей, которые будут служить Аляске, невзирая на партию, да, и я сама была обязана лишь тем, кто нанял меня – жителям Аляски.

Мы все еще находились возле павильона RTL, и Пайпер сказала, что готова была идти. Она нервничала, потому что хотела остановиться на соревнованиях по хула-хуп, которые проходили на ярмарке, и поэтому я торопливо пожала пару рук и забрала Трига у элегантной дамы, попросившей разрешения его подержать.

Совершенно определенно было то, что с Республиканской Партией у меня не заладилось с самого начала из-за того, что я осмелилась бросить вызов председателю GOP, Рэнди Рудричу, а затем новоизбранному губернатору Фрэнку Мурковски. Партийные боссы не желали позволить мне забыть о том, что я нарушила их Одиннадцатую Заповедь: «Не отзывайся плохо о собратьях-республиканцах» - даже если Мурковски достиг 19 процентов рейтинга одобрения, глава его администрации позже признал себя виновным в фелонии^⁹, и из этого следовало, что коррупция росла с головокружительной скоростью.

У меня не было времени, чтобы попусту тратить его на то, чтобы принять существующее положение вещей, и у меня никогда его не было, чтобы играть в партийные игры. Это лишь означало, что мне нужно было работать более напряженно, продвигая штат не к действительности взаимовыгодных услуг, но к силе идей, которые доказали, что они полезны людям. Это был единственный способ, который я смогла найти для того, чтобы превратить скупую бюрократию в команду, которая могла бы попытаться провести правительственную реформу, и сузить сферу ее влияния на наши жизни.

С тех пор, как меня избрали губернатором, я смогла достичь 88 процентов уровня поддержки избирателей, и хотя я не вложила много наличности в переменчивый список избирателей, я решила, что моя администрация, должно быть, делала все правильно. Для меня это было сигналом того, что аляскинцам с их духом независимости нужна была политика с законом в центре, а не прежняя политика замалчивания проблем. Я была благодарна. Все что мне было нужно, это возможность работать настолько напряженно, насколько это было возможно, и честно служить народу – и я думала, что, может быть, между сменой правительства штата и памперсов, мы могли бы помочь изменить наш край света.

В павильоне RTL я улыбнулась, бросила несколько долларов в жестяную банку для пожертвований, и мне было все равно, кто это мог увидеть, включая местных корреспондентов. Жители Аляски были в курсе моих взглядов в защиту человеческой жизни – в этом не было ничего нового. В тот момент, один из моих мобильников BlackBerry своими вибрациями вернул меня к работе. Я была благодарна за предлог, чтобы пробраться обратно к солнечному свету. Пайпер дергала мою руку липкими руками, шепотом напоминая мне о том, что я ей обещала, что если она будет терпеливой, то я прокачу ее на американских горках.

«Только один последний звонок, детка», - сказала я ей.

Я нырнула за павильон в надежде, что звонил мой сын Трэк с военной базы в Форте Вейнрайт. Его должны были вскоре перебросить в Ирак, и его случайные звонки были тем, ради чего я жила.

Но в том случае, если это был не Трэк, я прочла про себя отступную молитву: Господи, пожалуйста, хоть на час - ничего кроме политики.

Я нажала на зеленую кнопку и оптимистично ответила: «Сара слушает».

Это был сенатор Джон Маккейн с вопросом о том, не желаю ли я помочь ему изменить ход истории.

2

Из Сэнд-Пойнта, штат Айдахо, где я родилась, через Джуно, штат Аляска, убаюканная в руках моей матери, я приземлилась в ветреном удаленном пограничном городке Скагуэй. Мне было только три месяца от роду, и всего лишь шестьдесят дней прошло с того момента, как самое крупное землетрясение, зарегистрированное в истории Северной Америки, 27 марта 1964 года в Страстную Пятницу поставило Аляску в тупик.

Юго-западное побережье встало на дыбы и качалось почти целых пять минут, стряхивая с себя скальный дождь оползней и обвалов. Целые горные склоны снега обрушились в долины. Из-за тектонических сдвигов возле Кодьяка участки земли выбрасывались на тридцать футов ввысь^¹⁰, постоянно. На Сьюарде^¹¹ целая глыба береговой линии отделилась от берега и переместилась в Бухту Воскресения. Двадцать минут спустя неистовое цунами поглотило берег, породив пылающую пелену нефти, горевшую на поверхности океана. Вдоль Внутреннего Канала Аляски массивный подводный пласт земли так расшатал землю, что весь портовый город Валдес вынужден был переместиться на другое место.

Землетрясение навсегда изменило рельеф Аляски. Мать Природа показала свое могущество и напомнила нам, что она всегда побеждает. Но это не испугало моих родителей, Чака и Сэлли Хит, которые не передумали сматывать удочки из Айдахо, где мой отец был школьным учителем, и обосноваться на диком севере Америки. Вместо этого мои родители подумали, что землетрясение в Страстную Пятницу интенсивностью в 9,2 балла, второе по силе когда-либо зарегистрированное, добавилось к атмосфере опасных приключений, заманивших их в сорок девятый штат, которому тогда было всего пять лет.

Моему старшему брату, Чаку Младшему, было тогда два года, а моей сестре, Хитер, был годик, и поэтому они были достаточно взрослыми, чтобы сидеть отдельно в Grumman Goose, на котором мы прилетели, - самолете тридцатых годов, выглядевшем так, словно он появился прямо из фильма Casablanca. К тому времени, как прибыла семья Хит, население Скагуэя насчитывало 650 человек. Меньше, чем во времена своего расцвета летом 1897 года, когда город наполнился тысячами охотников за богатством, которые влились с Золотой Лихорадкой Клондайка.

Люди, которые переселились на север в то время, были не только старыми седыми старателями, но так же врачами, юристами и учителями, как мой папа. Многие золотоискатели обосновались в Скагуэе, и оттуда тащили свои мечты и запасы через пятидесяти трех километровый^¹² Перевал Чилкут к истоку могучей реки Юкон. Но сам Скагуэй оставался северным Лас-Вегасом. Новоиспеченные богачи приехали, чтобы отпраздновать свое везение, а те, что остались без гроша, заливали свое горе под музыку пианино и смех танцовщиц, который разливался на те же обитые толстыми досками тротуары, которые по-прежнему тянулись вдоль Главной Улицы, когда моя семья переехала в городок.

Один из таких деревянных тротуаров был в одном из моих самых ранних воспоминаний: моя попытка летать. Мне было четыре года, не больше, и я направлялась в дом своей подруги, сама по себе, ведь в таких городках маленькие дети рано обретают самостоятельность. Предполагалось, что мы с подружкой вместе пойдем на катехизис, и я волновалась, приходя в ее большую оживленную католическую семью с шумной дюжиной братьев и сестер. Я шагала по деревянным доскам, которые шли параллельно с главной грунтовой дорогой городка, и они, теплые, отзывались звуком под моими ногами. И тут я подумала: видала я, как летают орлы и стрекозы, и белые куропатки, но никогда я не видала летающих людей. Для меня это было сущей бессмыслицей. Кто-нибудь пытался это сделать раньше? Почему никто просто не взлетел в воздух и не сделал этого?

Я остановилась и посмотрела на летнее небо, а затем на грунтовую дорогу под ногами. А потом я просто подпрыгнула. Мне было все равно, кто это мог увидеть. Я хотела летать больше, чем заботилась о том, как я выгляжу. Падение пришлось на колени, и я их оба ободрала.

Тогда я подумала: « Так-так, это не помогло…». А потом я поднялась, отряхнулась и пошла дальше.

Скагуэй был славным началом в жизни. Мама и папа снимали маленький деревянный домик, построенный в 1898 году на углу Первой и Главной улиц. Им владели Расмусоны, самая богатая семья банкиров на Аляске. Тридцать месяцев после того, как мы обосновались в городке, родилась моя младшая сестренка, Молли. Мы добавили пару собак и кошку, и семья Хит была укомплектована.

Расположенный высоко на краю гавани на северной оконечности Внутреннего Канала, Скагуэй окружен горами. Я помню воздух, который пах солью океана, и что, даже не смотря на то, что городок был маленьким, он пульсировал кораблями в порту, паровозами, которые проносились по пути в Канаду и гулом пропеллеров на усыпанной гравием взлетной полосе прямо рядом с серединой города. Я помню роскошный мох изумрудного цвета, обнимавший склоны гор. Мама всегда говорила, что в один прекрасный день она купит ковер такого цвета – и однажды она это сделала.

Зимы на юго-востоке Аляски суровы. Скагуэй неумолимо пронизывают бушующие ледяные ветра. Но зимы я не так хорошо помню. Я в основном помню солнечные летние деньки, и то, как мы с сестрами, нарядные, играли под дикой яблоней с мелкими горькими плодами. Я помню игры в баскетбол нашего сообщества. Помню я и споры с монахиней, которая преподавала катехизис, и пыталась научить меня писать букву Е. Мне она казалась голой буквой, и я намеревалась переделать ее. Я настаивала на том, чтобы она разрешила мне усовершенствовать ее, добавив как минимум еще несколько горизонтальных линий.

Я жила в маленькой спальне с моими сестрами, а мой брат Чак спал в каморке, которая так же одновременно служила швейной комнатой. Чак был типичным мальчишкой. Однажды он дернул пожарную сигнализацию города. К нам домой нанес визит начальник пожарной команды, после чего папа «нанес визит» ягодицам Чака. В другой раз он выдернул горящий каталог, который папа использовал для растопки нашего каменного камина, в панике обронил его на пол в гостиной и чуть не сжег дом господина Расмусона. Мы с сестрами любили нашего старшего брата, и мы любили друг друга, но мы, тем не менее, ссорились как росомахи.

Мама согласилась дать Аляске испытательный срок - один год, но наше «короткое пребывание» в причудливом старом туристическом городке, в который не добраться по дорогам, превратились в пять лет, в ходе которых папа работал учителем, тренером, а летом - на аляскинской железной дороге и барменом в сезонных «ловушках для туристов». Мама занималась тем, что «пасла» четверых маленьких детей и водила сезонный экскурсионный автобус. Она была активисткой в театре сообщества и в католической церкви. Родители брали нас на охоту, рыбалку, прогулки пешком, катали нас на санках или носили в рюкзаке, когда мы были еще слишком маленькими, чтобы идти пешком.

Этот образ жизни радикально отличался от стиля жизни в родном городе отца – Северном Голливуде в штате Калифорния. Он родился в 1938 году. Его отец, Чарли Хит, был фотографом знаменитостей, который специализировался на том, что снимал известных боксеров-профессионалов. Дома стены были увешаны черно-белыми фотографиями Джеймса Дж. Джеффриса, Джо Льюиса и Примо Карнера. Но когда папе исполнилось десять лет, дедушка Чарли перевез семью в Хоуп, штат Айдахо, и начал бизнес рыболовного туризма, в то время как Бабашка Мэри продолжала работать учителем в школе. Бабушка была последовательницей учения "Христианская наука", и не верила во врачей и медицину; она была убеждена, что физические заболевания являются всего-навсего материализацией умственной деятельности.

Папа не слишком распространяется о своем детстве, но на протяжении многих лет я слышала достаточно бесед мамы и папы шепотом, чтобы узнать, что принятие горя его родителями, должно быть, перенеслось за пределы физического. Детство папы казалось мне мучительным и одиноким.

Спорт и нахождение на открытом воздухе были страстью отца, но его родителям казалось, что это была пустая трата времени. У папы был выбор: расстаться со своей страстью или позаботиться о себе самом. Итак, он каждый день садился на автобус и ездил за пятнадцать миль (двадцать четыре километра) в школу старших классов в Сэнд-Пойнте и возвращался домой автостопом каждый вечер после учебы. Он стал выдающимся спортсменом, и добился превосходных успехов в любом виде спорта. Его рекорд в забеге на 100 ярдов продержался в течение сорока четырех лет вплоть до 1998 года (папа отправил мальчику, который побил этот рекорд, письмо с поздравлениями), и недавно его приняли в члены Зала Спортивной Славы Сэнд-Пойнта. Даже то, что папа устанавливал рекорды, тем не менее, не привлекло внимание моих бабушки и дедушки. Папа работал на местном складе лесоматериалов, живя с разными семьями. Он переходил от автобуса к автобусу, когда не мог подъехать на попутной машине в Хоуп, и был практически усыновлен доброй семьей одноклассника, Муниз. Папа рано стал сам себе хозяин и передал этот дух независимости своим детям.

Когда я думаю о воспитании своего отца, удивительно, что он оказался таким преданным и привязанным к семье. Казалось, он решил не повторять разрыв с семьей своих родителей в своей собственной семье.

Что же до мамы, легко понять, откуда у нее такой заботливый и гостеприимный характер. Сэлли Анн Ширан родилась в большой образованной семье ирландских католиков в штате Юта. Ее отец, Клемент Джеймс Ширан – все называли его «Клем» или «Си Джей» - был посредником General Electric и с ума сходил по Нотр-Даму. Он играл в футбол за Колумбийский университет (позже переименованный в Портландский), и многие годы был рефери в школах старших классов в Вашингтоне. Моя бабушка Хелен училась в университете в Айдахо, а затем направила свои таланты и умственные способности на то, чтобы быть матерью семейства, воспитывая шестерых активных детишек, работая в Красном Кресте и занимаясь пошивом костюмов для Richland Players. Она неустанно работала. Мои тети рассказывали мне, что она была самой трудолюбивой домохозяйкой, которую они когда-либо встречали. Они приходили из школы и видели, что у Бабули окровавленные суставы пальцев, и все из-за ее проектов по перетяжке мебели, снова когда они использовали молотки и гвозди, чтобы обить тканью старую мебель, которую она вызвалась бесплатно отреставрировать для всех соседей. Она заложила основу для работы на общественных началах в нашей семье.

Когда Си Джей перевез семью в Ричланд, штат Вашингтон, он устроился на работу на Хэнфордскую Атомную Станцию. Семья Ширанов была одной из тех больших, неугомонных семей патриотов. Дедушка был остроумным и поэтичным, носил свитера в духе господина Роджерса^¹³, ел конфетки Black Jelly Beans^¹⁴, и выглядел как седеющий Рональд Рейган. Он любил развлекать нас легкомысленными стишками и ирландскими песнями и пословицами. Все в семье играли в Скрэббл и особенно гордились запасами букв «K» и «Q», которые затем шумно выбрасывали на стол и складывали в длинные причудливые слова с тройным счетом за букву. Не смотря на то, что они жили так далеко, Бабуля и Дедуля Шираны и их взрослые дети возглавляли список «Мои любимые люди», когда я выросла и узнала их всех через визиты на каникулах в колледже.

В кругу этой веселой семьи, моя мама выросла, живя традиционной жизнью группы поддержки на спортивных соревнованиях команды Richland Bombers, посещая уроки фортепиано и вечера танцев босиком. После окончания школы старших классов, она посещала занятия в Columbia Basin College и работала медицинской сестрой в стоматологическом кабинете. Когда она познакомилась с папой, он уже отслужил в армии. Они были напарниками в лаборатории на общем анализе крови, и она не позволяла ему брать у нее кровь.

Папа любил учить и тренировать во всех видах спорта, но он вырос на романах Джека Лондона, и жаждал приключений. Сам Лондон прибыл в Скагуэй из Калифорнии осенью 1897 года и отправился пешком на перевал Чилкут. Следующей весной писатель путешествовал вниз по реке Юкон по пути в Калифорнию, вдохновленный на написание рассказов «Белый клык» и «Зов предков», которые манили папу на север.

Лишь за тридцать лет до прибытия Лондона, в 1867 году, Уильям Г. Сьюард, госсекретарь США, купил Аляску у русских. Правительство заплатило два цента за акр, и присовокупило 586 412 квадратных миль к территории Соединенных Штатов. Критики осмеяли Сьюарда за то, что тот потратил такие большие деньги за удаленный участок земли, о котором некоторые думали как о застывшей суровой глуши, где по полгода царила темнота. Покупка стоимостью в 7,2 миллиона долларов стала известной как «Безумие Сьюарда» или «Ледник Сьюарда». Сьюард выдержал насмешки и отнесся к ним с презрением из-за своего видения Аляски. Он понимал, каков ее потенциал, чтобы обеспечить страну ресурсами и укрепить ее стратегические позиции на земном шаре. Через десятки лет изыскания привели к открытию золота, нефти и ценных минералов наряду с самыми богатыми во всем мире рыбными промыслами. И таким образом, десятилетия спустя, он был посмертно реабилитирован, как зачастую случается с «поставщиками» непопулярного здравого смысла.

Летом 2009 года я посетила дом Сьюарда в районе Finger Lakes в центральной части штата Нью-Йорк, когда Оберн чествовал его, отмечая День Основателя. Меня вдохновляло посещение региона, богатого историческими событиями, ставшего прибежищем героических фигур, о которых я так много читала, включая Элизабет Кэйди Стэнтон, Сьюзан Б. Энтони, Гарриет Табмен. Когда я была маленькой девочкой, я читала о путешествиях Табмен по Подземной Железной Дороге, чтобы подарить свободу и равенство другим людям. Теперь я стояла в ее доме и шла через ее владения, которые пожаловал ей Сьюард прямо через дорогу от его собственного дома. Как и Сьюард, Табмен выбрала нелегкий путь. Но это была правильная дорога.

Сьюард был типичным мечтателем – и яркой личностью – такие характеры и притягивала Аляска. За год до прибытия Джека Лондона Сукум Джим Мейсон^¹⁵ и Доусон Чарли повстречались на территории Юкона к востоку от границы Аляски со старателем, который промывал золотоносный песок на реке Клондайк. История умалчивает о том, кто первым нашел золото, но кто-то из них обнаружил предательский желтый отсвет, и на Аляске началась Золотая Лихорадка.

После своих приключений в Томбстоуне легендарный страж закона, Уайетт Эрп отправился на север и провел несколько лет в Номе^¹⁶ во время Золотой Лихорадки. По другую сторону закона находился «Мыльный» Смит, босс организованных преступников Дикого Запада, чья тесно спаянная банда переместилась из Колорадо в Скагуэй. Они добыли кучу денег, выманив у старателей большие суммы наличных. Но судьба настигла и Мыльного Смита: его убили в перестрелке с комитетом бдительности (организацией линчевателей).

Дух Аляски уникален, он сочетает в себе страх и благоговение перед могуществом природы, сильный индивидуализм, и стойкие традиции взаимопомощи. Люди по-прежнему приезжают на Аляску в поиске приключений, и, желая испытать свой характер в девственной природе.

Что же до таких хороших людей, как Чак Хит, то он приехал, чтобы охотиться и ходить на рыбалку, но на самом деле он получил тройной выигрыш: но получил приключения, которых жаждал, получил степень магистра в сфере образования и получил подъемные. Штат Аляска выплачивал премиальные – 6 000 долларов в год (в два раза больше, чем платили в Айдахо), чтобы привлечь большее количество учителей. И поэтому Чак и Сэлли Хит собрали своих троих детей (всем им было меньше двадцати восьми месяцев) и направились на север, на Аляску, на встречу приключениям, ставшим их судьбою.

В те дни для целой семьи было необычным делом сняться с места и переехать на Последний Рубеж. Разве что вы были членом семьи коренных аляскинцев, состоящей из многих поколений, как мой муж Тодд. Это было обычным делом для кормильца семьи ехать на север в поисках приключений и возможностей найти работу, тогда как семья работающего на атомной станции оставалась в пределах безопасной известной территории – в Lower 48.^¹⁷

Пять лет спустя мама и папа запихали нашу семью из шести человек в синий Рамблер 1964 года выпуска, перевезли его на пароме на Алкан Хайвэй и доставили нас через часть Канады в Анкоридж, где и началась новая глава в жизни семьи Хит.

Blog

Содержание