Уильям Вордсворт. Избранная лирика Избранная лирика: Сборник/Составл. Е. Зыковой. М

Вид материала

Документы

Содержание The last of the flock Последний из стада

Подобный материал:

• Уильям Вордсворт. Избранная лирика, 3382.82kb.
• Арап Петра Великого", "Капитанская дочка", «Метель». Лирика. М. Ю. Лермонтов "Мцыри"., 45.34kb.
• Ю. А. Ландер Избранная библиография научных трудов сотрудников Отдела языков народов, 1117kb.
• 1. Античная литература: временные и пространственные характеристики, 6274.36kb.
• Лирика Маяковского, 24.68kb.
• А. С. Поэма «Полтава», лирика Лермонтов М. Ю. «Песня про царя Ивана Васильевича, 19.83kb.
• Лирика Древней Греции (Алкей, Сафо, Анакреонт, Феокрит и др.) Трагедия Эсхила «Прометей, 63.38kb.
• В. С. Избранная проза / Виктор Мельников. М.:[б и.], 2003. 431 с.: портр. Мельников,, 92.15kb.
• Рыцарская лирика трубадуров (от провансальского trobar находить, создавать, изобретать), 123.99kb.
• Список книг для чтения в 11 классе, 15.29kb.

XVIII


"I did not speak - I saw her face;

Her face! - it was enough for me;

I turned about and heard her cry,

'Oh misery! oh misery!'

And there she sits, until the moon

Through half the clear blue sky will go;

And, when the little breezes make

The waters of the pond to shake,

As all the country know,

She shudders, and you hear her cry,

'Oh misery! oh misery!'"


XIX


"But what's the Thorn? and what the pond?

And what the hill of moss to her?

And what the creeping breeze that comes

The little pond to stir?"

"I cannot tell; but some will say

She hanged her baby on the tree;

Some say she drowned it in the pond,

Which is a little step beyond:

But all and each agree,

The little Babe was buried there,

Beneath that hill of moss so fair.


XX


"I've heard, the moss is spotted red

With drops of that poor infant's blood;

But kill a new-born infant thus,

I do not think she could!

Some say, if to the pond you go,

And fix on it a steady view,

The shadow of a babe you trace,

A baby and a baby's face,

And that it looks at you;

Whene'er you look on it, 'tis plain

The baby looks at you again.


XXI


"And some had sworn an oath that she

Should be to public justice brought;

And for the little infant's bones

With spades they would have sought.

But instantly the hill of moss

Before their eyes began to stir!

And, for full fifty yards around,

The grass - it shook upon the ground!

Yet all do still aver

The little Babe lies buried there,

Beneath that hill of moss so fair.


XXII


"I cannot tell how this may be,

But plain it is the Thorn is bound

With heavy tufts of moss that strive

To drag it to the ground;

And this I know, full many a time,

When she was on the mountain high,

By day, and in the silent night,

When all the stars shone clear and bright,

That I have heard her cry,

'Oh misery! oh misery!

Oh woe is me! oh misery!'"


ТПРН


I


- Ты набредешь на старый Терн

И ощутишь могильный холод:

Кто, кто теперь вообразит,

Что Терн был свеж и молод!

Старик, он ростом невелик,

С двухгодовалого младенца.

Ни листьев, даже ни шипов -

Одни узлы кривых сучков

Венчают отщепенца.

И, как стоячий камень, мхом

Отживший Терн оброс кругом.


II


Обросший, словно камень, мхом

Терновый куст неузнаваем:

С ветвей свисают космы мха

Унылым урожаем,

И от корней взобрался мох

К вершине бедного растенья,

И навалился на него,

И не скрывает своего

Упорного стремленья -

Несчастный Терн к земле склонить

И в ней навек похоронить.


III


Тропою горной ты взойдешь

Туда, где буря точит кручи,

Откуда в мирный дол она

Свергается сквозь тучи.

Там от тропы шагах в пяти

Заметишь Терн седой и мрачный,

И в трех шагах за ним видна

Ложбинка, что всегда полна

Водою непрозрачной:

Ей нипочем и суховей,

И жадность солнечных лучей.


IV


Но возле дряхлого куста

Ты встретишь зрелище иное:

Покрытый мхом прелестный холм

В полфута вышиною.

Он всеми красками цветет,

Какие есть под небесами,

И мнится, что его покров

Сплетен из разноцветных мхов

Девичьими руками.

Он зеленеет, как тростник,

И пышет пламенем гвоздик.


V


О Боже, что за кружева,

Какие звезды, ветви, стрелы!

Там - изумрудный завиток,

Там - луч жемчужно-белый.

И как все блещет и живет!

Зачем же рядом Терн унылый?

Что ж, может быть, и ты найдешь,

Что этот холм чертами схож

С младенческой могилой.

Но как бы ты ни рассудил,

На свете краше нет могил.


VI


Ты рвешься к Терну, к озерку,

К холму в таинственном цветенье?

Спешить нельзя, остерегись,

Умерь на время рвенье:

Там часто Женщина сидит,

И алый плащ ее пылает;

Она сидит меж озерком

И ярким маленьким холмом

И скорбно повторяет:

"О, горе мне! О, горе мне!

О, горе, горе, горе мне!"


VII


Несчастная туда бредет

В любое время дня и ночи;

Там ветры дуют на нее

И звезд взирают очи;

Близ Терна Женщина сидит

И в час, когда лазурь блистает,

И в час, когда из льдистых стран

Над ней проносится буран, -

Сидит и причитает:

"О, горе мне! О, горе мне!

О, горе, горе, горе мне!"


VIII


- Молю, скажи, зачем она

При свете дня, в ночную пору,

Сквозь дождь и снег и ураган

Взбирается на гору?

Зачем близ Терна там сидит

И в час, когда лазурь блистает,

И в час, когда из льдистых стран

Над ней проносится буран, -

Сидит и причитает?

Молю, открой мне, чем рожден

Ее унылый долгий стон?


IX


- Не знаю; никому у нас

Загадка эта не под силу.

Ты убедишься: холм похож

На детскую могилу,

И мутен пруд, и мрачен Терн.

Но прежде на краю селенья

Взгляни в ее убогий дом,

И ежели хозяйка в нем,

Тогда лови мгновенье:

При ней никто еще не смел

Войти в печальный тот предел.


X


- Но как случилось, что она

На это место год от году

Приходит под любой звездой,

В любую непогоду?

- Лет двадцать минуло с поры,

Как другу Марта Рэй вручила

Свои мечты и всю себя,

Вручила, страстно полюбя

Лихого Стива Хилла.

Как беззаботна, весела,

Как счастлива она была!


XI


Родня благословила их

И объявила день венчанья;

Но Стив другой подруге дал

Другое обещанье;

С другой подругой под венец

Пошел, ликуя, Стив беспечный.

А Марта, - от несчастных дум

В ней скоро помрачился ум,

И вспыхнул уголь вечный,

Что тайно пепелит сердца,

Но не сжигает до конца.


XII


Так полугода не прошло,

Еще листва не пожелтела,

А Марта в горы повлеклась,

Как будто что хотела

Там отыскать - иль, может, скрыть.

Все замечали поневоле,

Что в ней дитя, а разум дик

И чуть светлеет лишь на миг

От непосильной боли.

Уж лучше б умер подлый Стив,

Ее любви не оскорбив!


XIII


О, что за грусть! Вообрази,

Как помутненный ум томится.

Когда под сердцем все сильней

Младенец шевелится!

Седой Джером под Рождество

Нас удивил таким рассказом:

Что, в матери набравшись сил,

Младенец чудо сотворил,

И к ней вернулся разум,

И очи глянули светло;

А там и время подошло.


XIV


Что было дальше - знает Бог,

А из людей никто не знает;

В селенье нашем до сих пор

Толкуют и гадают,

Что было - или быть могло:

Родился ли ребенок бедный,

И коль родился, то каким,

Лишенным жизни иль живым,

И как исчез бесследно.

Но только с тех осенних дней

Уходит в горы Марта Рэй.


XV


Еще я слышал, что зимой

При вьюге, любопытства ради,

В ночи стекались смельчаки

К кладбищенской ограде:

Туда по ветру с горных круч

Слетали горькие рыданья,

А может, это из гробов

Рвались наружу мертвецов

Невнятные стенанья.

Но вряд ли был полночный стон

К несчастной Марте обращен.


XVI


Одно известно: каждый день

Наверх бредет она упорно

И там в пылающем плаще

Тоскует возле Терна.

Когда я прибыл в этот край

И ничего не знал, то вскоре

С моей подзорною трубой

Я поспешил крутой тропой

Взглянуть с горы на море.

Но смерклось так, что я не мог

Увидеть собственных сапог.


XVII


Пополз туман, полился дождь,

Мне не было пути обратно,

Тем более что ветер вдруг

Окреп десятикратно.

Я озирался, я спешил

Найти убежище от шквала,

И, что-то смутно увидав,

Я бросился туда стремглав,

И предо мной предстала -

Нет, не расселина в скале,

Но Женщина в пустынной мгле.


XVIII


Я онемел - я прочитал

Такую боль в погасшем взоре,

Что прочь бежал, а вслед неслось:

"О, горе мне! О, горе!"

Мне объясняли, что в горах

Она сидит безгласной тенью,

Но лишь луна взойдет в зенит

И воды озерка взрябит

Ночное дуновенье,

Как раздается в вышине:

"О, горе, горе, горе мне!"


XIX


- И ты не знаешь до сих пор,

Как связаны с ее судьбою

И Терн, и холм, и мутный пруд,

И веянье ночное?

- Не знаю; люди говорят,

Что мать младенца удавила,

Повесив на кривом сучке;

И говорят, что в озерке

Под полночь утопила.

Но все сойдутся на одном:

Дитя лежит под ярким мхом.


XX


Еще я слышал, будто холм

От крови пролитой багрится -

Но так с ребенком обойтись

Навряд ли мать решится.

И будто - если постоять

Над той ложбинкою нагорной,

На дне дитя увидишь ты,

И различишь его черты,

И встретишь взгляд упорный:

Какой бы в небе ни был час,

Дитя с тебя не сводит глаз.


XXI


А кто-то гневом воспылал

И стал взывать о правосудье;

И вот с лопатами в руках

К холму явились люди.

Но тот же миг перед толпой

Цветные мхи зашевелились,

И на полета шагов вокруг

Трава затрепетала вдруг,

И люди отступились.

Но все уверены в одном:

Дитя зарыто под холмом.


XXII


Не знаю, так оно иль нет;

Но только Терн по произволу

Тяжелых мрачных гроздьев мха

Все время гнется долу;

И сам я слышал с горных круч

Несчастной Марты причитанья;

И днем, и в тишине ночной

Под ясной блещущей луной

Проносятся рыданья:

"О, горе мне! О, горе мне!

О, горе, горе, горе мне!"


THE LAST OF THE FLOCK


I


In distant countries have I been,

And yet I have not often seen

A healthy man, a man full grown,

Weep in the public roads, alone.

But such a one, on English ground,

And in the broad highway, I met;

Along the broad highway he came,

His cheeks with tears were wet:

Sturdy he seemed, though he was sad;

And in his arms a Lamb he had.


II


He saw me, and he turned aside,

As if he wished himself to hide:

And with his coat did then essay

To wipe those briny tears away.

I followed him, and said, "My friend,

What ails you? wherefore weep you so?"

-"Shame on me, Sir! this lusty Lamb,

He makes my tears to flow.

To-day I fetched him from the rock;

He is the last of all my flock.


III


"When I was young, a single man,

And after youthful follies ran,

Though little given to care and thought,

Yet, so it was, an ewe I bought;

And other sheep from her I raised,

As healthy sheep as you might see;

And then I married, and was rich

As I could wish to be;

Of sheep I numbered a full score,

And every year increased my store.


IV


"Year after year my stock it grew;

And from this one, this single ewe,

Full fifty comely sheep I raised,

As fine a flock as ever grazed!

Upon the Quantock hills they fed;

They throve, and we at home did thrive:

- This lusty Lamb of all my store

Is all that is alive;

And now I care not if we die,

And perish all of poverty.


V


"Six Children, Sir! had I to feed:

Hard labour in a time of need!

My pride was tamed, and in our grief

I of the Parish asked relief.

They said, I was a wealthy man;

My sheep upon the uplands fed,

And it was fit that thence I took

Whereof to buy us bread.

'Do this: how can we give to you,'

They cried, 'what to the poor is due?'


VI


"I sold a sheep, as they had said,

And bought my little children bread,

And they were healthy with their food

For me-it never did me good.

A woeful time it was for me,

To see the end of all my gains,

The pretty flock which I had reared

With all my care and pains,

To see it melt like snow away -

For me it was a woeful day.


VII


"Another still! and still another!

A little lamb, and then its mother!

It was a vein that never stopped-

Like blood drops from my heart they dropped.

'Till thirty were not left alive

They dwindled, dwindled, one by one

And I may say, that many a time

I wished they all were gone-

Reckless of what might come at last

Were but the bitter struggle past.


VIII


"To wicked deeds I was inclined,

And wicked fancies crossed my mind;

And every man I chanced to see,

I thought he knew some ill of me:

No peace, no comfort could I find,

No ease, within doors or without;

And, crazily and wearily

I went my work about;

And oft was moved to flee from home,

And hide my head where wild beasts roam.


IX


"Sir! 'twas a precious flock to me

As dear as my own children be;

For daily with my growing store

I loved my children more and more.

Alas! it was an evil time;

God cursed me in my sore distress;

I prayed, yet every day I thought

I loved my children less;

And every week, and every day,

My flock it seemed to melt away.


X


"They dwindled, Sir, sad sight to see!

From ten to five, from five to three,

A lamb, a wether, and a ewe;-

And then at last from three to two;

And, of my fifty, yesterday

I had but only one:

And here it lies upon my arm,

Alas! and I have none;-

To-day I fetched it from the rock;

It is the last of all my flock."


ПОСЛЕДНИЙ ИЗ СТАДА


I


Прошла в скитаньях жизнь моя,

Но очень редко видел я,

Чтобы мужчина, полный сил,

Так безутешно слезы лил,

Как тот, какого повстречал

Я на кругах родной земли:

Он по дороге шел один,

И слезы горькие текли.

Он шел, не утирая слез,

И на плечах ягненка нес.


II


Своею слабостью смущен,

Стыдясь, отворотился он,

Не смея поглядеть в упор,

И рукавом глаза утер.

- Мой друг, - сказал я, - что с тобой?

О чем ты? Что тебя гнетет?

- Заставил плакать, добрый сэр,

Меня ягненок этот вот,

Последний, - с нынешнего дня

Нет больше стада у меня...


III


Я смолоду беспечен был;

Но, образумившись, купил

Овцу - не зная, есть ли прок

В таких делах, но в должный срок

Моя овца, на радость мне,

Хороших принесла ягнят;

Желания мои сбылись -

Женился я и стал богат.

Плодились овцы; что ни год

Со стадом вместе рос доход.


IV


От лета к лету время шло,

И все росло овец число,

И вот их стало пятьдесят,

Отборных маток и ягнят!

Для них был раем горный луг,

Для нас был раем наш очаг...

Один ягненок уцелел -

Его несу я на плечах,

И пусть нам сгинуть суждено

От нищеты - мне все равно.


V


Я шестерых детей кормил,

На это не хватало сил

В неурожайный, горький год -

Я попросил помочь приход.

А мне сказали: "Ты богат -

Богатство на лугу твоем,

А хочешь хлеба - обходись

Своим нетронутым добром.

Приходский хлеб - для бедноты,

Его просить не смеешь ты!"


VI


Овцу я продал, и моя

Досыта стала есть семья,

Окрепли дети - мне ж кусок

И горек был, и шел не впрок.

Настала страшная пора,

Смятение вошло в мой дом:

Овечье стадо - мой оплот,

Моим же созданный трудом, -

Как снег растаяло, и нас

Настиг беды и скорби час.


VII


Еще овца, еще одна

Покинуть пастбище должна!

И каждая из них была

Как капля крови. Кровь текла

Из ран моих - вот так пустел

Мой луг, и сколько там в живых,

Я не считал - я лишь мечтал,

Чтоб не осталось вовсе их,

Чтоб волю дать судьбе слепой,

Чтоб кончить горький этот бой!


VIII


Я замкнут стал, я стал угрюм,

Мутился ум от черных дум,

В грехах подозревал я всех

И сам способен стал на грех.

Печален дом, враждебен мир,

И навсегда ушел покой,

Устало к своему концу

Я шел, охваченный тоской;

Порой хотелось бросить дом

И жить в чащобах, со зверьем.


IX


Таких овец не видел свет,

Цены им не было и нет;

Клянусь, я поровну любил

Детей - и тех, кто их кормил, -

Моих овец... И вот, молясь,

Я думал, что, наверно, Бог

Карал за то, что больше я

Своих детей любить бы мог...

Редело стадо с каждым днем,

Овец все меньше было в нем.


X


Все горше было их считать!

Вот их пятнадцать, десять, пять,

Их три, - уж близко до конца! -

Ягненок, валух и овца...

Из стада в пятьдесят голов

Один остался, да и тот,

Оставшийся, из рук моих

В чужие руки перейдет,

Последний, - с нынешнего дня

Нет больше стада у меня...