Уильям Вордсворт. Избранная лирика Избранная лирика: Сборник/Составл. Е. Зыковой. М
| Вид материала | Документы |
- Уильям Вордсворт. Избранная лирика, 3382.82kb.
- Арап Петра Великого", "Капитанская дочка", «Метель». Лирика. М. Ю. Лермонтов "Мцыри"., 45.34kb.
- Ю. А. Ландер Избранная библиография научных трудов сотрудников Отдела языков народов, 1117kb.
- 1. Античная литература: временные и пространственные характеристики, 6274.36kb.
- Лирика Маяковского, 24.68kb.
- А. С. Поэма «Полтава», лирика Лермонтов М. Ю. «Песня про царя Ивана Васильевича, 19.83kb.
- Лирика Древней Греции (Алкей, Сафо, Анакреонт, Феокрит и др.) Трагедия Эсхила «Прометей, 63.38kb.
- В. С. Избранная проза / Виктор Мельников. М.:[б и.], 2003. 431 с.: портр. Мельников,, 92.15kb.
- Рыцарская лирика трубадуров (от провансальского trobar находить, создавать, изобретать), 123.99kb.
- Список книг для чтения в 11 классе, 15.29kb.
В тот час, как лепестки весной
Ложатся наземь пеленой
И блещет небо надо мной
Веселыми лучами,
Мне любо отдыхать в садах,
В блаженных забываться снах
И любо мне цветы и птах
Звать юности друзьями.
Но ты, кто скрашивал мне дни,
Как изумруд, сверкал в тени,
Чьи веселы, как ни одни,
И песнь и оперенье, -
Привет тебе, о реполов,
Ты - голос Духа меж певцов,
Ты - радость праздничных часов
В моем уединенье.
Все в хоре гимн любви поет:
Зверь, птица, мотылек и плод.
Но в одиночестве плывет
С ветвей твоя рулада.
Ты - воздух, жизнь и благодать,
Ты в мир пришел, чтоб радость дать,
И друга нет тебе под стать -
Ты сам себе услада.
Когда при ветре лес шумит,
Мне так его любезен вид!
Все кажется, что он парит,
Хоть отдохнуть присел он.
Я вижу спинку меж ветвей
И крылья быстрые за ней -
Ковром из света и теней
Всего себя одел он.
Сейчас он различим едва,
Такой же темный, как листва,
Но солнцем вспыхнет синева -
И в небеса проворно
Со стрехи он тогда спорхнет
И в звонкой песне осмеет
Немой, невзрачный облик тот,
Что принимал притворно.
THE SOLITARY REAPER
Behold her, single in the field,
Yon solitary Highland Lass!
Reaping and singing by herself;
Stop here, or gently pass!
Alone she cuts and binds the grain,
And sings a melancholy strain;
О listen! for the Vale profound
Is overflowing with the sound.
No Nightingale did ever chaunt
More welcome notes to weary bands
Of travellers in some shady haunt,
Among Arabian sands:
A voice so thrilling ne'er was heard
In spring-time from the Cuckoo-bird,
Breaking the silence of the seas
Among the farthest Hebrides.
Will no one tell me what she sings? -
Perhaps the plaintive numbers flow
For old, unhappy, far-off things,
And battles long ago:
Or is it some more humble lay,
Familiar matter of to-day?
Some natural sorrow, loss, or pain,
That has been, and may be again?
Whate'er the theme, the Maiden sang
As if her song could have no ending;
I saw her singing at her work,
And o'er the sickle bending; -
I listened, motionless and still;
And, as I mounted up the hill
The music in my heart I bore,
Long after it was heard no more.
ОДИНОКАЯ ЖНИЦА
Ты слышишь голос там, во ржи,
Шотландской девушки простой,
Но, чтобы песню не спугнуть,
Ты на виду не стой.
И жнет, и вяжет - все одна,
И песня долгая грустна,
И в тишине звучит напев,
Глухой долиной завладев.
Так аравийский соловей
В тени оазиса поет,
И об усталости своей
Не помнит пешеход.
Так возвещает о весне
Кукушки оклик, нежный зов
В пустынной дальней стороне
Гебридских островов.
О чем же девушка поет,
Все заунывней и грустней?
О черных днях былых невзгод,
О битвах прежних дней,
Старинной песней хороня
Невзгоды нынешнего дня.
А может, боль былых утрат
Пришла непрошеной назад?
Но песне не было конца,
И жница молодая
Все пела, пела, над серпом
Спины не разгибая.
Я молча слушал, а потом
Нашел тропинку за холмом.
Все дальше в горы я спешу
И в сердце песню уношу.
TO THE CUCKOO
O blithe New-comer! I have heard,
I hear thee and rejoice.
O Cuckoo! shall I call thee Bird,
Or but a wandering Voice?
While I am lying on the grass
Thy twofold shout I hear,
From hill to hill it seems to pass,
At once far off, and near.
Though babbling only to the Vale,
Of sunshine and of flowers,
Thou bringest unto me a tale
Of visionary hours.
Thrice welcome, darling of the Spring!
Even yet thou art to me
No bird, but an invisible thing,
A voice, a mystery;
The same whom in my school-boy days
I listened to; that Cry
Which made me look a thousand ways
In bush, and tree, and sky.
To seek thee did I often rove
Through woods and on the green;
And thou wert still a hope, a love;
Still longed for, never seen.
And I can listen to thee yet;
Can lie upon the plain
And listen, till I do beget
That golden time again.
О blessed Bird! the earth we pace
Again appears to be
An unsubstantial, faery place;
That is fit home for Thee!
КУКУШКА
С восторгом слышу голос твой,
Кукушка, гость весны!
О, кто ты? - птица, иль пустой
Лишь голос с вышины?
Я слышу твой двухзвучный стон,
Здесь лежа на траве;
Вблизи, вдали - повсюду он
В воздушной синеве.
Долинам весть приносит он
О солнце, о цветах,
А мне - волшебный сладкий сон
О прошлых чудных днях.
Пленяй, как некогда, мне слух!
Доныне, гость долин,
Ты мне не птица; нет, ты дух,
Загадка, звук один, -
Тот звук, который в прежни дни,
Как школьник, я искал,
Везде, и в небе, и в тени
Дерев, и в недрах скал.
Бывало, целый день везде
В лесах, лугах брожу;
Ищу повсюду, но нигде
Тебя не нахожу.
Так и теперь я слушать рад
Твой крик в лесной тени.
Я жду: не придут ли назад
Давно минувши дни.
И снова кажется мне мир
Каким-то царством снов,
Куда принесся, как на пир,
Ты, вешний гость лесов!
x x x
She was a Phantom of delight
When first she gleamed upon my sight;
A lovely Apparition, sent
To be a moment's ornament;
Her eyes as stars of Twilight fair;
Like Twilight's, too, her dusky hair;
But all things else about her drawn
From May-time and the cheerful Dawn;
A dancing Shape, an Image gay,
To haunt, to startle, and way-lay.
I saw her upon nearer view,
A Spirit, yet a Woman too!
Her household motions light and free,
And steps of virgin-liberty;
A countenance in which did meet
Sweet records, promises as sweet;
A Creature not too bright or good
For human nature's daily food;
For transient sorrows, simple wiles,
Praise, blame, love, kisses, tears, and smiles.
And now I see with eye serene
The very pulse of the machine;
A Being breathing thoughtful breath,
A Traveller between life and death;
The reason firm, the temperate will,
Endurance, foresight, strength, and skill;
A perfect Woman, nobly planned,
To warn, to comfort, and command;
And yet a Spirit still, and bright
With something of angelic light.
x x x
Созданьем зыбкой красоты
Казались мне ее черты,
Когда, ниспослана судьбой,
Она возникла предо мной:
От звезд полночных - блеск очей,
От ночи летней - смоль кудрей,
А май беспечный и рассвет
Дополнили ее портрет
Весельем чувственных проказ,
Таких губительных для нас.
Сия духовность - я узнал -
Не лишена земных начал:
Уверенность хозяйских рук
И девичьи движенья вдруг;
Лицо, в котором чистота
Со страстью пылкою слита;
А как выдерживать подчас
Потоки немудреных фраз,
Печаль, и смех, и ливень слез,
Признаний, клятвенных угроз?!
Теперь мой взор невозмутим,
И ясно предстает пред ним
Ее размеренность во всем,
Единство опыта с умом,
Уменье все перенести
На трудном жизненном пути;
Венец земных начал, она
Для дома Богом создана,
И все ж духовное нет-нет
Свой ангельский в ней явит свет.
x x x
I wandered lonely as a cloud
That floats on high o'er vales and hills,
When all at once I saw a crowd,
A host, of golden daffodils;
Beside the lake, beneath the trees,
Fluttering and dancing in the breeze.
Continuous as the stars that shine
And twinkle on the milky way,
They stretched in never-ending line
Along the margin of a bay:
Ten thousand saw I at a glance,
Tossing their heads in sprightly dance.
The waves beside them danced; but they
Out-did the sparkling waves in glee:
A poet could not but be gay,
In such a jocund company:
I gazed-and gazed-but little thought
What wealth the show to me had brought:
For oft, when on my couch I lie
In vacant or in pensive mood,
They flash upon that inward eye
Which is the bliss of solitude;
And then my heart with pleasure fills,
And dances with the daffodils.
НАРЦИССЫ
Как тучи одинокой тень,
Бродил я, сумрачен и тих,
И встретил в тот счастливый день
Толпу нарциссов золотых.
В тени ветвей у синих вод
Они водили хоровод.
Подобно звездному шатру,
Цветы струили зыбкий свет
И, колыхаясь на ветру,
Мне посылали свой привет.
Их были тысячи вокруг,
И каждый мне кивал, как друг.
Была их пляска весела,
И видел я, восторга полн,
Что с ней сравниться не могла
Медлительная пляска волн.
Тогда не знал я всей цены
Живому золоту весны.
Но с той поры, когда впотьмах
Я тщетно жду прихода сна,
Я вспоминаю о цветах,
И, радостью осенена,
На том лесистом берегу
Душа танцует в их кругу.
THE SEVEN SISTERS, OR THE SOLITUDE OF BINNORIE
I
Seven Daughters had Lord Archibald,
All children of one mother:
You could not say in one short day
What love they bore each other.
A garland, of seven lilies, wrought!
Seven Sisters that together dwell;
But he, bold Knight as ever fought,
Their Father, took of them no thought,
He loved the wars so well.
Sing, mournfully, oh! mournfully,
The solitude of Binnorie!
II
Fresh blows the wind, a western wind,
And from the shores of Erin,
Across the wave, a Rover brave
To Binnorie is steering:
Right onward to the Scottish strand
The gallant ship is borne;
The warriors leap upon the land,
And hark! the Leader of the band
Hath blown his bugle horn.
Sing, mournfully, oh! mournfully,
The solitude of Binnorie.
III
Beside a grotto of their own,
With boughs above them closing,
The Seven are laid, and in the shade
They lie like fawns reposing.
But now, upstarting with affright
At noise of man and steed,
Away they fly to left, to right -
Of your fair household, Father-knight,
Methinks you take small heed!
Sing, mournfully, oh! mournfully,
The solitude of Binnorie.
IV
Away the seven fair Campbells fly,
And, over hill and hollow,
With menace proud, and insult loud,
The youthful Rovers follow.
Cried they, "Your Father loves to roam:
Enough for him to find
The empty house when he comes home;
For us your yellow ringlets comb,
For us be fair and kind!"
Sing, mournfully, oh! mournfully,
The solitude of Binnorie.
V
Some close behind, some side to side,
Like clouds in stormy weather;
They run, and cry, "Nay, let us die,
And let us die together."
A lake was near; the shore was steep;
There never foot had been;
They ran, and with a desperate leap
Together plunged into the deep,
Nor ever more were seen.
Sing, mournfully, oh! mournfully,
The solitude of Binnorie.
VI
The stream that flows out of the lake,
As through the glen it rambles,
Repeats a moan o'er moss and stone,
For those seven lovely Campbells.
Seven little Islands, green and bare,
Have risen from out the deep:
The fishers say, those sisters fair,
By faeries all are buried there,
And there together sleep.
Sing, mournfully, oh! mournfully,
The solitude of Binnorie.
ЗАМОК БИННОРИ
Лорд Камбель отцом был семи дочерей, -
Прекрасные, умные детки!
Похожи на семь белоснежных лилей,
Весной на одной распустившихся ветке,
И рыцарем гордым был Камбель-отец,
Душою и храбростью воин;
Он часто кидал свой угрюмый дворец
И, дочек оставя, был сердцем спокоен.
А в замке угрюмом, старинном оне
И дни и недели все жили одне,
Всегда за работой до белой зари...
О, как все спокойно в стенах Биннори!
Волна за волною по морю бежит,
Волною корабль подгоняет...
Прощальной зарею весь запад облит...
Разбойник морской к Биннори приплывает...
И на берег выступил хищный пират.
Он весь под влияньем идеи,
Что в замке забыты за пряжей сидят,
Отца дожидаются дочки-лилеи...
"Уж будут наверно красотки - мои!
Назад полечу я в объятьях любви
При гаснущем блеске пурпурной зари..."
О, как все спокойно в стенах Биннори!
В лесу, на лужайке с цветущим ковром,
Как будто бы чуткие лани,
Спят девы спокойным и сладостным сном
И облик родителя видят в тумане...
Но вдруг звон оружия, крики и шум...
Лес вторит пиратов напевам...
Девицы в испуге, мешается ум...
Что делать им, робким, боящимся девам?
Лорд Камбель, забыл ты семь ценных камней,
Блестящих алмазов короны твоей,
Прекрасных, как звезды вечерней зари!..
О, как все прекрасно в стенах Биннори!
И девы вскочили... как серны бегут,
А следом за ними пираты...
Они нагоняют, они их зовут,
И девушки бедные страхом объяты.
Бегут они, словно как лань от ловца...
Как будто у пойманной пташки,
Трепещут у девушек робких сердца,
И молятся Деве Марии бедняжки:
"Спаси нас, Мадонна, от гибели злой,
Ты, ангел-хранитель, крылами закрой,
Крылами прозрачнее утра зари"...
О, как все спокойно в стенах Биннори!
Бегут они, словно как серны бегут...
Скала вдруг... На что им решиться?
У ног ее волны сердито ревут,
И в них она мрачно и грозно глядится.
Минута... Они очутились на ней,
Тоски и отчаянья полны...
Спасения нет - и гирлянда лилей
Низринулась, канула в шумные волны...
Бежит ли источник по мягким лугам, -
Он вечную память журчит дочерям,
О том же поет соловей до зари...
О, как все спокойно в стенах Биннори!
Но девы живут: из бурливых валов
Поднялись над синей водою
Как раз семь зеленых, больших островов,
Покрытых цветами и мягкой травою.
Твердят рыболовы, что в тех островах
Могилы девиц утонувших,
Под пение феи в роскошных мечтах
И в сладостных грезах спокойно уснувших...
Те девы в преданьях вовек не умрут,
Красою все больше и больше цветут,
Красою прекраснее утра зари...
О, как все спокойно в стенах Биннори!
TO THE SPADE OF A FRIEND
Composed while We Were Labouring Together
in His Pleasure-Ground
Spade! with which Wilkinson hath tilled his lands,
And shaped these pleasant walks by Emont's side,
Thou art a tool of honour in my hands;
I press thee, through the yielding soil, with pride.
Rare master has it been thy lot to know;
Long hast Thou served a man to reason true;
Whose life combines the best of high and low,
The labouring many and the resting few;
Health, meekness, ardour, quietness secure,
And industry of body and of mind;
And elegant enjoyments, that are pure
As nature is; too pure to be refined.
Here often hast Thou heard the Poet sing
In concord with his river murmuring by;
Or in some silent field, while timid spring
Is yet uncheered by other minstrelsy.
Who shall inherit Thee when death has laid
Low in the darksome cell thine own dear lord?
That man will have a trophy, humble Spade!
A trophy nobler than a conqueror's sword.
If he be one that feels, with skill to part
False praise from true, or, greater from the less,
Thee will he welcome to his hand and heart,
Thou monument of peaceful happiness!
He will not dread with Thee a toilsome day -
Thee his loved servant, his inspiring mate!
And, when thou art past service, worn away,
No dull oblivious nook shall hide thy fate.
His thrift thy uselessness will never scorn;
An _heir-loom_ in his cottage wilt thou be: -
High will he hang thee up, well pleased to adorn
His rustic chimney with the last of Thee!
ЛОПАТЕ ДРУГА
Стихи, сочиненные, когда мы
вместе трудились в его саду
Лопата! Ты, которой Вилкинсон
Вскопал клочок земли, за пядью пядь!
Горжусь тобою, как гордится он.
Как он, спешу налечь на рукоять.
Завидная судьба тебе дана,
Хозяин твой - уму и чести друг.
Его удел в любые времена -
Упорный труд, нечаянный досуг,
Здоровье, скромность, чувств сердечный жар,
А с ними бодрость тела и души
И радостных забав счастливый дар,
Невинных, словно этот сад в глуши.
Как часто твой хозяин, твой Поэт
Здесь мирно пел под тихий плеск волны,
Когда еще другими не воспет
Неслышный шаг робеющей весны.
Кто станет помыкать твоей судьбой,
Когда хозяин будет взят землей?
Ведь это ты - наследственный трофей,
И меч войны - ничто перед тобой.
Коль новому владельцу твоему
Свет истины забрежит вдалеке,
То это верный знак, что ты ему
Придешься по сердцу и по руке.
С тобою он не будет одинок,
Подругой верной всех его работ,
И в скорбный день, когда придет твой срок,
Тебя он в дальний угол не сошлет.
За то, что ныне ты пришла в ущерб,
Тебя не упрекнет твой господин,
И ржавый остов твой, как славный герб,
Украсит незатейливый камин.
ELEGIAC STANZAS, SUGGESTED BY A PICTURE OF PEEL
CASTLE, IN A STORM, PAINTED BY SIR GEORGE BEAUMONT
I was thy neighbour once, thou ragged Pile!
Four summer weeks I dwelt in sight of thee:
I saw thee every day; and all the while
Thy Form was sleeping on a glassy sea.
So pure the sky, so quiet was the air!
So like, so very like, was day to day!
Whene'er I looked, thy Image still was there;
It trembled, but it never passed away.
How perfect was the calm! it seemed no sleep;
No mood, which season takes away, or brings:
I could have fancied that the mighty Deep
Was even the gentlest of all gentle Things.
Ah! then, if mine had been the Painter's hand,
To express what then I saw; and add the gleam,
The light that never was, on sea or land,
The consecration, and the Poet's dream;
I would have planted thee, thou hoary Pile
Amid a world how different from this!
Beside a sea that could not cease to smile;
On tranquil land, beneath a sky of bliss.
Thou shouldst have seemed a treasure-house divine
Of peaceful years; a chronicle of heaven; -
Of all the sunbeams that did ever shine
The very sweetest had to thee been given.
A Picture had it been of lasting ease,
Elysian quiet, without toil or strife;
No motion but the moving tide, a breeze,
Or merely silent Nature's breathing life.
Such, in the fond illusion of my heart,
Such Picture would I at that time have made:
And seen the soul of truth in every part,
A stedfast peace that might not be betrayed.
So once it would have been, - 'tis so no more;
I have submitted to a new control:
A power is gone, which nothing can restore;
A deep distress hath humanised my Soul.
Not for a moment could I now behold
A smiling sea, and be what I have been:
The feeling of my loss will ne'er be old;
This, which I know, I speak with mind serene.
Then, Beaumont, Friend! who would have been the Friend,
If he had lived, of Him whom I deplore,
This work of thine I blame not, but commend;
This sea in anger, and that dismal shore.
O 'tis a passionate Work! - yet wise and well,
Well chosen is the spirit that is here;
That, Hulk which labours in the deadly swell,
This rueful sky, this pageantry of fear!
And this huge Castle, standing here sublime,
I love to see the look with which it braves,
Cased in the unfeeling armour of old time,
The lightning, the fierce wind, and trampling waves.
Farewell, farewell the heart that lives alone,
Housed in a dream, at distance from the Kind!
Such happiness, wherever it be known,
Is to be pitied; for 'tis surely blind.
But welcome fortitude, and patient cheer,
And frequent sights of what is to be borne!
Such sights, or worse, as are before me here. -
Not without hope we suffer and we mourn.