Geum.ru

Александр Мень. История религии. Том 2

Вид материалаДокументы

Содержание


8. Библия и учение о грехопадении
Подобный материал:
1   ...   93   94   95   96   97   98   99   100   ...   109

8. БИБЛИЯ И УЧЕНИЕ О ГРЕХОПАДЕНИИ




1) От Книги Бытия к апостолу Павлу

2) О реальности "падшего человека"

3) Человек и свобода

4) Четыре типа толкования догмата о Падении

5) Адам - Всечеловек

6) Эдем

7) Древо Познания и Магизм

8) Смерть в природе

9)Хаос и Логос

10) Предвечная Бездна

11) Хаос и силы зла в Ветхом Завете

12) Творение, Падение, Искупление


В главе "Священная История" мы встретились с темой, уже затронутой в

первом томе, - темой Грехопадения. Но если раньше были просто намечены общие

контуры христианского учения о Первородном Грехе, то теперь мы познакомились

с тем, как Книга Бытия говорит об истоках человеческой греховности. Когда

этот том был уже написан, я почувствовал необходимость, хотя бы в сжатой

форме, указать на пути синтеза двух подходов к проблеме:

религиозно-философского и библейского.

В чем заключается сущность библейского учения о Падении в целом? Что

говорят христианство и наука о происхождении греха и смерти? Является ли

Грехопадение "событием" или "состоянием" и как оно отражается в жизни

человечества? Какое место учение о Падении занимает в христианском

миросозерцании? Все эти вопросы и составят основное содержание предлагаемого

очерка.

1) От Книги Бытия к апостолу Павлу

Священный библейский писатель, условно называемый Ягвистом, в сказании

об Эдеме не сформулировал особого догмата о Первородном Грехе. И тем не

менее трудно отрицать, что атмосфера трагичности окутывает все его

повествование о первых шагах человечества. Это признают даже библеисты,

очень далекие от того, чтобы искать в Бытии подтверждение догмата. "Жалкий

человеческий жребий, - пишет, например, Ю. Велльгаузен,- вот подлинная

проблема рассказа. Этот жребий звучит как кричащее противоречие нашему

истинному назначению. Он не может быть первоначальным. Наоборот, он явился в

результате извращения первоначальной судьбы человека" (Ю. Велльгаузен.

Введение в историю Израиля, с. 226).

С другой стороны, мы вообще не вправе ожидать от Книги Бытия

законченных вероисповедных формул. Для Библии характерно как бы постепенное

прорастание богооткровенных истин из первоначальных малых семян. Избрание,

Завет, Царство Божие возвещаются в Израиле едва ли не с первых дней его

исторического бытия, но духовная глубина этих понятий раскрывается не сразу.

"В Писании, - как верно заметил Луи Буйе, - следует искать не готовые

представления, следующие одно за другим, а углубление очень простых и

внутренне очень насыщенных истин, данных с самого начала и составляющих

единство Слова Божия" (Л. Буйе. О Библии и Евангелии, с. 197). Ярким

примером этому служит учение о "падшем человеке".

Сказание Ягвиста об Адаме, Каине, Потопе и Башне указывает на

радикальное неблагополучие в человеческом мире. Хотя автор и не говорит о

связи между грехом Адама и состоянием последующих поколений, однако он

рисует картину, в которой ясно ощущается нарастание зла. Эта картина долго

не получает никакой специально богословской интерпретации, т. к.

ветхозаветное сознание искало ответы на прямые вопросы жизни, отодвигая

умозрения и теории на задний план. Вплоть до самой эллинистической эпохи мы

не находим в священной письменности Израиля никаких ссылок на сказание

Ягвиста об Адаме (см.: J. McKenzie. Aspects of Old Testament Thought. - JBC,

II, p. 758). Однако Ветхий Завет постоянно говорит о всеобщности и даже

врожденности греха: "Нет человека, который не грешил бы"; "Во грехе родила

меня мать моя" (3 Цар 8,46; Пс 50,7; см. также: Быт 4,6; 5,5; 2 Цар 6,36; Пс

13,3; Иов 14,4; Эккл 7,20).

Опыт тысячелетия истории народа Божия все более подтверждал ту истину,

что сущностью греха является не "сакральная скверна" (как думали язычники),

а измена Богу, отступление от Него. Обострялось сознание катастрофичности

греха, вторгшегося, подобно заразе, в человеческий мир. Около 190 г. до н.

э. в книге Бен-Сиры (Иисуса сына Сирахова) встречается упоминание о "жене",

передавшей смертность своим потомкам. Мудрец связывает смертность с

греховностью: "от жены начало греха" (25,27). Но это слишком неопределенный

намек, чтобы видеть в нем ясную доктрину Грехопадения (см.: Д. Введенский.

Учение Ветхого Завета о грехе. Серг. Посад, 1900, с. 130). В другой

второканонической книге "Премудрости Соломоновой", написанной ок. I в. до н.

э., мы читаем: "Бог создал человека для нетления и его образом вечного бытия

Своего, но завистью диавола вошла в мир смерть, и испытывают ее

принадлежащие к уделу его" (Прем 2,23-24). Это уже более определенное

исповедание, созвучное с рассказом Бытия.

На рубеже новой эры иудейские мудрецы уже прямо начинают обращаться к

этому рассказу в поисках образа, символизирующего начало греха. В так

называемом "Апокалипсисе Эздры" (3 кн. Ездры) говорится о том, что грех

первочеловека перешел на его потомков. В горестном недоумении автор

вопрошает: "О, что ты сделал, Адам? Когда ты согрешил, то совершилось

падение не тебя только одного, но и нас, которые от тебя происходим. Что

пользы нам, если нам обещано бессмертное время, а мы делаем смертные дела?"

(3 Ездр 7,48-49). На это Вестник Божий отвечает ему, что человек призван к

борьбе и должен свободно выбирать путь добра или зла (3,57 сл.). О

преступлении Адама говорит также Апокалипсис Баруха (ок. I в. н. э.), почти

буквально цитируя Апокалипсис Ездры. Автор считает Адама первым грешником,

хотя в то же время говорит, что "каждый человек является Адамом для себя"

(Ап. Бар 48,42).

Вероятно, существовали и другие попытки изложить учение о греховности

человека в апокалиптической и раввинской литературе, которые до нас не

дошли. Но живая связь, соединяющая Ветхий и Новый Заветы, помогает заполнить

этот пробел. Ученик раввина Гамалиила, впитавший в себя все наследие Израиля

от Ягвиста до апокалипсисов, апостол Павел, впервые дал целостное учение о

Первородном Грехе, воплотив в нем свой духовный опыт.