Огонь вокруг разгорался все сильней. Пламя обжигало его со всех сторон, причиняя сильную боль
| Вид материала | Документы |
- Инсценировка «Вместе против наркотиков», 104.67kb.
- Как правильно сидеть, 107.19kb.
- Рассуждаем самостоятельно, 45.4kb.
- Сеpгей Александpович Снегов Диктатор книга, 9282.99kb.
- Реферат, 170.26kb.
- Название: Битва за будущее, 1022.63kb.
- Ивид Славы Всевышнего, как огонь, пожирающий на вершине горы, на глазах всех сыновей, 2908.84kb.
- «Русская зима. Лигачево», 27.34kb.
- Законы дарха, 2797.6kb.
- Ник Перумов Адамант Хенны, 5376.16kb.
На мое счастье, наверху послышались шаги, и на лестнице показалась Элен. Она заметила нас и немного смутилась, поняв, что помешала. Но я была так благодарна, что она появилась именно в этот момент, избавив меня от необходимости что-то говорить.
— Элен, — я схватилась за эту возможность, как за соломинку, — Стокгольм так чудесен. Мне очень понравился ваш город.
— Хорошо, — мягко, с едва уловимой грустью ответила Элен, — мне очень хотелось, чтобы тебе понравилось.
Она медленно спустилась вниз, и, проходя мимо Алекса, нежно растрепала его волосы. Он улыбнулся ей в ответ. «Она обожает его, — мое сердце сжалось, — А я?...»
Появление Элен смешало ему все карты. Алекс понял, что ответа он уже не услышит, и немного отступил назад, выпустив мою руку. Он был немного раздосадован. Но момент был уже упущен, и впредь сегодня я буду осторожней, не оставаясь надолго с ним наедине. Он слишком торопился, но для меня все это было совсем не просто.
Нам оставался один вечер. Завтра мы улетаем. Сегодня был прекрасный день. Алекс подарил мне этот город, но даже та благодарность, которую я испытывала к нему сейчас, не могла меня заставить сказать ему эти слова!
— Глава 15. Аэропорт —
Уже давно объявили посадку, но я не спешила проходить предполетный контроль. Я сама себе удивлялась. Почему-то мне не хотелось идти в самолет.
— Ты что, не собираешься улетать? — спросил Алекс. Эта мысль была ему приятна.
— Не знаю, — я пожала плечами, — наверно, Швеция не хочет меня отпускать.
На самом деле какое-то смутное предчувствие тяготило меня. Нет, ничего конкретного я не испытывала, просто какая-то неясная тревога. Может, я просто боюсь возвращаться в Питер? Здесь, вдали от дома у меня даже получилось немного успокоиться, но привычная обстановка обязательно потянет мою память обратно к старому. Я списала на это свое беспокойство и постаралась занять свои мысли чем-нибудь другим.
— Пойдем, — позвал Алекс, улыбаясь, — а то самолет улетит без нас.
Он был в хорошем настроении. Наши короткие каникулы закончились, но за эти два дня мы все же успели навести первый мост в наших отношениях. По крайней мере, так ему казалось. Я была настроена не настолько оптимистично, но не подавала виду, стараясь вести себя естественно. Скоро я буду дома! Все-таки Питер — есть Питер. Для меня он всегда будет родным, и даже самые распрекрасные города Европы никогда не смогут заменить мне его.
Мы прошли регистрацию и двинулись на посадку. Чем ближе был самолет, тем тревожней становилось у меня на сердце. «Что со мной?» — задавала я себе вопрос, но не находила ответа. Вырулив на взлетную полосу, самолет начал разгон. Еще минута и он, легко оторвавшись от земли, стал набирать высоту. Я вздохнула с облегчением. С чего это вдруг я стала бояться летать?
— Жаль, что мы так и не побывали у моих дедов. Они очень хотели тебя увидеть, — посетовал Алекс, — ну ничего. Ведь это не последний раз?
— Нет, конечно, не последний, — поспешно ответила я.
А сама про себя подумала: «Хотят меня увидеть, чтобы потом никогда больше не встречаться, как было с Элен». Но Алексу я не стала этого говорить.
Моя нервозность все нарастала. «Мы летим всего пятнадцать минут, а ты уже вся издергалась! — упрекала я себя. — Что будет с тобой к концу полета?» Алекс продолжал мне что-то говорить, но я уже не слушала. Вскоре я осознала, то мои пальцы судорожно сжимают ручки кресла. Алекс тоже обратил на это внимание.
— Да ты, похоже, просто боишься летать, — мягко проговорил он.
Он хотел взять меня за руку, но не тут-то было. Я ни за что не хотела выпускать спасительного кресла.
— Все будет хорошо, — успокаивал он меня. — Скоро мы приземлимся в Питере, и ты будешь смеяться над собой.
— Алекс, я не боюсь летать, — ответила я, — что-то сегодня не так.
— Наверно, ты просто хотела остаться в Стокгольме, — он постарался перевести все в шутку.
Я наигранно улыбнулась, но улыбка получилась больше похожей на оскал. Так прошло еще полчаса. Вдруг я почувствовала облегчение. Страх ушел, так же внезапно, как и появился. Я даже непроизвольно оглянулась, но вокруг не было ничего необычного. Стюардесса разносила напитки, пассажиры мирно сидели на своих местах. Все как всегда.
— Алекс, — выдохнула я, словно с моих плеч свалилась тяжелая ноша.
— Что? — спросил он.
— Какой-то странный полет. Ты не находишь?
— Нет, по-моему, обычный.
Я взглянула в иллюминатор. Где-то внизу под нами проплывала земля, облаков практически не было. Ярко светило солнце, но здесь, на высоте, оно совсем не грело.
— Нет, все-таки что-то не так, — с сомнением проговорила я.
Алекс только снисходительно пожал плечами. Остальная часть полета прошла нормально. Под конец я сама с недоумением вспоминала свой беспричинный страх. Мы уже летели над городом, и я была счастлива.
— Не знала, что так обрадуюсь возвращению на родину, — рассмеялась я.
— Да уж, я не думал, что ты такая патриотка, — подшутил надо мной Алекс.
В ответ я в шутку погрозила ему кулаком. Мне стало совсем хорошо, когда шасси коснулись земли. Питерской земли! Ужас, а уехала-то я всего на два дня. Как же я собираюсь дальше жить на две страны? Вот уже показалось здание аэровокзала. Стюардесса попрощалась с нами, сообщив, что за бортом 21 градус выше нуля. Можно подумать, в это время года может быть ниже! Мы вышли из самолета, и в лицо ударил свежий ветер, растрепав мои волосы. Да, теперь я дома. Подумать только, что за все мои девятнадцать лет это была первая поездка за границу и первое возвращение. Я расплылась в улыбке. Алекс только покачал головой, увидев мой восторг.
Мы вошли в здание. После получасовой задержки, в течение которой мы ждали наши сумки из багажа, нам, наконец, удалось выйти в общий зал. Многолюдный вестибюль шумел, как растревоженный улей. Вокруг была привычная суета, кто-то прилетал, кто-то улетал. Вообще в аэропортах я всегда находила особую прелесть. Люди толпятся, на миг сталкиваются друг с другом, а потом разбегаются в разные стороны, чтобы через час оказаться в совершенно противоположных частях света.
Вокруг слышались радостные возгласы. Но нас сегодня никто не встречал. На секунду мне даже стало жаль. Так вдруг захотелось, чтобы кто-то взмахнул приветливо рукой из толпы, и тогда бы стало тепло от того, что меня кто-то ждет. Сейчас я даже пожалела, что просила маму не приезжать.
Вдруг в этой общей сутолоке мой взгляд зацепился за одиноко стоящую фигуру у самого выхода. Она как будто не участвовала в той суматохе, которая наводнила аэропорт, и потому казалась здесь как будто лишней. Солнце било сквозь стеклянные двери прямо в глаза, поэтому был виден лишь силуэт человека. Но мне даже этого оказалось достаточно. Мои ноги перестали меня слушаться, и я остановилась. Тут же кто-то натолкнулся на меня сзади, но я даже не заметила этого. Там впереди стоял, задумчиво прислонившись к стене, Дэвид. Видно было, что он уже давно заметил нас, но продолжал просто стоять, не двигаясь. Яркий солнечный свет не позволял мне увидеть его лицо, но я знала, что он смотрит на меня. Алекс не сразу понял, что я остановилась. Лишь сделав несколько шагов вперед, он, наконец, почувствовал мое отсутствие и оглянулся. Краем глаза я увидела, что на его лице мелькнуло удивление, которое тут же сменилось испугом. Он сразу понял, что что-то случилось, и тоже повернул голову в ту сторону, куда были устремлены мои глаза. Алекс застыл.
Это было немая сцена. Мы трое стояли посреди шумящего аэровокзала, не в силах даже двинуться. Нас всех разделяло расстояние. Это был треугольник, начерченный самой судьбой. Как это было символично. За те несколько секунд, пока я неподвижно смотрела на Дэвида, в моей голове успел промелькнуть целый поток мыслей. Все, что произошло за последние два дня, вдруг стало совсем несущественным и отошло на задний план. Стокгольм, встреча с родителями Алекса — все потеряло смысл. Как будто ничего и не было. Остался только Дэвид и я. Мне даже не нужно было видеть его лица, чтобы знать, что на нем отражается сейчас. За то короткое время, которое мы провели с ним вместе, я научилась видеть его не глазами, а сердцем.
Я хочу быть только с ним! Где угодно, в любом качестве, лишь бы с ним. Я ненавидела себя за это, но по-другому не могла. Еще вчера я тешила себя несбыточными мечтами, что смогу все начать заново с Алексом. Какая глупость! Этому никогда не суждено было сбыться, потому что я не люблю его. И вообще, наверно, никогда не любила! Мое самоотверженное стремление помочь ему могло быть всем, чем угодно: наивной романтической привязанностью, чувством долга, но не любовью! Только встреча с Дэвидом открыла мне глаза, но я до самого конца не хотела верить этому, придумывая себе чувства, которых не существовало вовсе. С Дэвидом было все по-другому. Я была согласна ехать с ним на край света. Если у него есть гарем, пусть. Я готова даже стать его наложницей! И не важно, что все вокруг ополчились против него и твердят, что он совсем не подходит мне, но от этого моя любовь к нему не стала слабее. Мы смотрели сейчас друг на друга, и мой пульс бился в такт с его даже на расстоянии. Дэвид подался вперед. Конечно, он не мог не увидеть того, что я чувствовала сейчас. Оторвавшись от стены, он вышел из скрывавшей его тени и двинулся мне навстречу.
Вдруг в тот же миг на меня нахлынуло какое-то новое ощущение. Словно ледяная волна накатила откуда-то сверху. Все вокруг покачнулось и словно подернулось еле заметной пеленой. Дэвид продолжал двигаться, как в замедленном кадре, но вокзал вдруг погрузился в звенящую тишину. Будто кто-то нажал на паузу. Я оглянулась. Люди, еще секунду назад спешившие куда-то, сейчас зависли неподвижно в самых неимоверных позах. Вот чей-то разговор прервался на полуслове, оставив на лицах отпечаток эмоций, которые они только что испытывали. А вот маленький мальчик бросил свой мяч, который так и остался висеть в воздухе, словно поддерживаемый чьей-то невидимой рукой. Женщина сложила руки рупором, чтобы крикнуть кому-то «Здравствуй», и парень, обронивший билет, застыл, наклонившись, у самого пола. Алекс тоже был неподвижен, и в его глазах, обращенных на Дэвида, застыл ужас от понимания того, что его надеждам не суждено было сбыться. Мир вокруг остановился. Даже мысли мои стали двигаться медленно.
И тут я почувствовала чье-то присутствие. Нет, это было совсем не так, как когда-то с Аресом. Сейчас все было по-другому: я чувствовала его где-то в себе, видела его лицо и слышала его голос. Это был Отступник. Его бесцветные глаза проникали в мои мысли, заставляя испытывать безраздельный ужас. Он говорил со мной о моей жизни. Ему было известно обо всех страхах и сомнениях, о камне, который я прятала сейчас под одеждой и даже о чувствах к Дэвиду. Было ужасно понимать — в его власти просто раздавить меня сейчас, как щепку, и он не пожалеет и не пощадит.
Я чувствую, что Дэвид уже рядом. Его руки ложатся мне на плечи, и он прижимает меня к себе, пытаясь защитить от этого взгляда. Но Отступник внутри меня, и сила Дэвида ничем не может сейчас помочь. Все вокруг плывет и покачивается, и даже он движется медленно, словно в плотном потоке воды. Что это? Время как будто остановилось, но я ощущаю, как оно течет сквозь нас, сковывая наши движения. Я сильней прижалась к Дэвиду. Где-то совсем близко бьется его сердце, медленно отсчитывая удары, словно колокол.
Вдруг белесые глаза передо мной вспыхнули каким-то новым огнем. В их глубине я разглядела легкую тень тревоги. Наши с ним воспоминания вдруг переплелись, и это еле уловимо изменило его неподвижный взгляд. Память Отступника хранила бесчисленное количество страшных картин из прошлого всего нашего мира. Я сжалась, стараясь не впустить в себя весь этот поток человеческой боли и страданий, но с ним невозможно было бороться. Однако и в его планы такая откровенность совсем не входила.
«Кто ты?!» — пронеслось у меня в голове. Это был его голос, он словно гром оглушил меня своей силой. Но я явно услышала в нем страх. То, что было тогда с Аресом, сейчас повторялось снова. Отступник просто не мог поверить, что слабому человеческому существу оказалось под силу разрушить его неприступность. Сама того не желая, я нанесла удар по его уверенности в собственном превосходстве, сбросив с того Олимпа, на который он сам себя вознес! И в этот момент, когда его минутная растерянность сделала его уязвимым, память Отступника открыла мне завесу тайны, которую он хранил многие годы! Я была поражена тем, что увидела там.
«Дэвид и Арес — твои сыновья! — мой ответ прозвучал в моей голове. — Именно тебе они обязаны своей способностью умирать и вновь возрождаться! Но главное, ты всегда знал, что одному из них суждено погибнуть от руки другого! Это произошло с твоего молчаливого согласия, потому что ты продолжаешь считать себя бесстрастным Хранителем. Варуны называют себя совершенными, не испытывая никаких чувств, но ты не такой! Ты лишен этого совершенства, потому что можешь чувствовать, как все мы, обычные люди, которые тебе так ненавистны. Любовь к земной женщине стала причиной, открыв тебе, что ты не такой, каким должен быть Хранитель. И теперь ты срываешь на нас свою злость, пытаясь доказать самому себе, что чувства тебе неведомы! Ты готов жертвовать ради своей придуманной войны даже собственными детьми и боишься признаться им в том, кто они тебе!»
«Чувства? — он захохотал, — я не знаю, что это такое. В моем мире нет такого понятия! Вы, слабые существа, сами придумали себе любовь и теперь играете ею, решив, что, наконец, поняли жизнь!»
Но я видела, что мои слова произвели на него сильное впечатление. Отступник был в смятении от того, что я разгадала его тайну. Он всегда знал о своем изъяне, и страшился его больше всего на свете. Но что теперь станет со мной?! С ним нельзя играть в такие игры. Видимо, мои минуты сочтены. Однако сила, с которой Отступник удерживал меня в своей власти, вдруг ослабла. Теперь я знала, что его сомнения делают его слабее. Мне удалось нащупать у него слабое место, как когда-то это произошло с Аресом.
Дэвид вздрагивал от каждого слова Отступника. Он понимал, что что-то происходит сейчас между нами, но ничего не мог сделать. Потом ощущение присутствия Отступника вдруг исчезло. Я обернулась. Сзади была лестница, которая вела наверх, на второй уровень аэровокзала. И на ней я увидела его. Он медленно спускался вниз, не отрывая от меня своего взгляда, как будто все еще старался держать под прицелом. Дэвид сильней сжал меня в своих объятиях. Он знал, что бессилен, и это доставляло ему мучительную боль.
Вдруг Отступник резко развернулся, что-то на выходе привлекло его внимание. Я посмотрела туда. В дверях стояла та женщина, которую я встретила в номере гостиницы. В тот же момент мне показалось, будто электрический разряд пронзил воздух, и я увидела, как вокруг нее образовалась еле заметная волна голубого света. Весь мир вокруг нас словно разделился пополам и распался на две части. То, что сейчас предстало перед моими глазами, было просто непостижимо. С одной стороны, как и раньше, я видела аэропорт с застывшими пассажирами, с другой — у самых моих ног ветер гнал темно желтый песок. Лицо обожгло сухим горячим ветром, и безжалостное пустынное солнце заставило меня зажмуриться. Что случилось? Или это лишь мои галлюцинации? Еще больше увеличивало ощущение нереальности то, что в открывшемся мире все двигалось с обычной скоростью: ветер безжалостно трепал сухую траву, поднимая над барханами густые тучи песка, в то время как аэропорт был по-прежнему неподвижен, и тяжелая вязкая пелена продолжала сковывать наши движения. Дэвид, еле двигая губами, прошептал:
— Только не наступай на песок! Бежим, она сможет нас защитить!
Он с огромным трудом сделал движение в сторону выхода, ни на миг не отпуская меня. Шаг, еще шаг. Дэвид пробирался сквозь липкий плотный поток, который обволакивал нас со всех сторон, словно густой кисель. Ему пришлось практически нести меня, потому что моих сил просто не хватало. Казалось, прошла целая вечность, когда, наконец, мы добрались до дверей, где стояла женщина-Хранитель. Голубой свет здесь был более ярким, и это помогало двигаться немного легче. Дэвид устало опустился на пол, увлекая меня за собой, прислонившись к стене, туда, где я сегодня впервые увидела его. Он тяжело дышал, видно было, что этот десяток метров, который нам пришлось пересечь, дался ему с огромным трудом.
Отступник стоял все на той же лестнице, но песок подбирался к нему все ближе. Он нерешительно сделал шаг назад, горячий ветер трепал его волосы и длинные полы его плаща развевались от каждого нового порыва. Он старался противостоять женщине-Хранителю, но видно было, что его сил не хватает, чтобы победить в этой схватке.
Почему? Мои слова были тому причиной. Эмоции, которые сейчас бушевали в нем, мешали ему сосредоточиться, и это приводило Отступника в ярость. Покачнувшись, он сделал неверный шаг и ступил на песок. В тот же миг картинка исчезла. Вокруг был лишь безмолвный аэропорт. Отступник остался где-то за гранью… Что это за пустынный мир? Я никогда об этом не узнаю…
Напряжение, в котором я находилась все это время, спало, но пошевелиться я все же не могла. Аэровокзал все еще находился в том же застывшем состоянии, только Дэвид получил возможность вновь двигаться. Он еще крепче обвил меня руками, прижавшись губами к моему виску, словно стараясь передать мне через это прикосновение все, чего не мог выразить словами. Я хотела повернуться к нему, чтобы сказать то, что я чувствую сейчас. Чтобы попросить прощение за свою глупость, которая чуть не стала для нас роковой, но не смогла сделать ни единого движения. Мой язык тоже не слушался меня, и я только беспомощно моргала и молчала. Мы так и остались сидеть на полу.
Женщина наклонилась ко мне, и я вновь увидела ее лазурного цвета глаза. Да, первый раз я не ошиблась, она была просто прекрасна. Но у меня почему-то больше не было того страха, которое я испытала в гостинице. Она не могла быть женщиной Дэвида, потому что она вообще не могла испытывать тех чувств, которые мы называем любовью. Увидев воспоминания Отступника, я знала это теперь наверняка. Я построила свои выводы на нелепых предположениях, даже не дав Дэвиду мне все объяснить. Да, ее красота была холодна как мрамор, с которым я сравнила ее в первый раз, когда увидела.
Сейчас она смотрела на меня, и на миг мне даже показалось, что я заметила в ее взгляде симпатию. Она опустилась на колени передо мной и дотронулась до моей щеки рукой. Я почувствовала, как по телу разливается тепло.
— Она не такая слабая, как кажется, — ее голос звучал приветливо, а руки были нежны. Я покорилась той власти, которую она надо мной так легко получила.
— Я же говорил тебе, Орланда — ответил он устало.
Женщина бросила взгляд на Дэвида, но я не увидела в этот момент его лица. Он был сзади меня, продолжая сжимать в своих объятиях. Мне показалось, что они говорят друг другу намного больше, чем я могла слышать, как будто им вообще не нужны были слова. Я словно кролик на удава смотрела на нее, ловя каждый ее вдох.
— Тебе удалось сделать невозможное, — серьезно проговорила она, снова обращаясь ко мне. — Я не думала, что у нас вообще есть шанс уйти сегодня отсюда. Он хотел обрушить твой самолет, когда вы были в полете. Не понимаю, почему, ведь тогда он лишился бы камня, который так искал! Он уже почти решился, но потом опять передумал. Его действия никак не укладываются у меня в голове. Это абсурд!
Так вот почему у меня появился тот необъяснимый страх перед самым полетом. Мои предчувствия не обманули!
Сейчас мне очень хотелось рассказать женщине об Отступнике. Его действия кажутся ей нелогичными лишь потому, что она считает его бесстрастным Хранителем. Но это не так. У него есть чувства, а значит, Варунам никогда не понять его!
— Не знаю, почему он отпустил тебя. Отступник никогда не отступал. Ни разу в жизни!
Женщина как будто ждала от меня ответа, но я лишь смотрела на нее, затаив дыхание.
— Она не может двигаться, — проговорила, наконец, Орланда.
— С ней все будет хорошо? — я услышала в голосе Дэвида тревогу.
— Думаю, да. Он не причинил ей вред, хотя мог. Теперь ей нужно прийти в себя, но она не пострадала.
— Саша, — Дэвид медленно встал и поднял меня на руки. Теперь я смогла видеть его глаза. В них появилась какая-то странная неуверенность, — знаешь, наш последний разговор заставил меня задуматься над всем, что между нами произошло. Я слишком давил на тебя, стараясь заставить почувствовать к себе влечение... Как я хочу увидеть сейчас твои чувства! Но я не могу прочесть их, потому что слишком слаб — Отступник отнял у меня все силы. Хотя, наверно, так даже правильнее, я возомнил, что мне позволено больше, чем другим. Прости...
«О чем он говорит? Неужели он может сейчас в чем-то сомневаться?» — пронеслось у меня в голове. Но он продолжал.
— У тебя есть выбор. И ты вольна поступать так, как тебе велит твое сердце. Если ты хочешь быть с ним, так тому и быть. Я понял это в ту ночь, когда смотрел на тебя через окно. Ты силилась сделать выбор, но не была уверена. И тогда я уехал. Я готов был навсегда покинуть этот город, чтобы больше никогда не разрушать твою жизнь. Но когда Орланда сказала мне, что тебе грозит опасность, мне пришлось забыть о своем обещании. Я вернулся, чтобы помочь, хотя знал, что у меня нет ни единого шанса противостоять ему.
«Нет, Дэвид, нет! Все совсем не так! — мне хотелось закричать это на весь аэропорт, объявить по радио, чтобы все услышали, как я люблю его, но слабость предательски сковала меня, не давая произнести эти слова вслух.
Женщина в этот момент провела рукой в воздухе, словно разгоняя что-то невидимое глазу, и тут же аэропорт ожил. Резкий гул обрушился вдруг на нас со всех сторон. Снова засуетились люди, продолжая жизнь с того мгновения, на котором остановились. Парень поднял билет и пошел к стойке регистрации, мальчик побежал дальше, ловя свой убегающий мячик. Алекс тоже шевельнулся, но, увидев нас с Дэвидом, опять застыл. Он резко обернулся туда, где оставил меня секунду назад. Он не мог понять, как случилось так, что я нахожусь уже в другом месте. На его лице отразилось недоумение, но сильней всего отчаяние, потому что Дэвид держал меня на руках. Он сделал несколько неверных шагов в нашу сторону, как бы сомневаясь, стоит ли вообще идти.