«Международные отношения», 1980
Вид материала | Документы |
СодержаниеИтак, смысл отрывков ясен, передать его нетрудно: кавээны Внеязыковые элементы Г. Гачечиладзе |
- Программа курса «Международная торговля услугами», 170.24kb.
- Программа наименование дисциплины: Международные экономические отношения Рекомендуется, 141.64kb.
- Программа дисциплины «Мировая экономика и международные экономические отношения»», 461.05kb.
- Международные экономические отношения, 25.98kb.
- Международные отношения в период объединения, 1976.64kb.
- Программа дисциплины «Международные экономические отношения» для направления 030700., 261.66kb.
- Программа дисциплины Политика и экономика США и Канады для направления 030700. 68 «Международные, 363.26kb.
- Программа дисциплины Международные энергетические отношения для направления 030700., 114.12kb.
- 1. Мировое хозяйство и международные экономические отношения, 38.75kb.
- Учебная программа (Syllabus) Дисциплина: : «История международных отношений в новейшее, 400.25kb.
прямого ответа»'? В своем действительном значении «Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства» (National Aeronautics and Space Administration) в сокращении переносится без изменения во французский и немецкий языки и транскрибируется в русском и болгарском; стало быть, перевести каламбур можно, оформив шутливую фразу из четырех значащих слов, начинающихся буквами Н, А, С и А. В переводе на немецкий можно было бы написать, например, так: „Nie antwortet sie adaquat (aufklarend)". В зависимости от конкретного случая и поставленной стилистической задачи возможны и другие решения: одно из них — просто придать расшифровке комический смысл, не соответствующий подлинному, например, «Национальная абсолютно смехотворная администрация».
Близким к каламбурному является анекдотическое объяснение одного из самых распространенных в современном мире слов-сокращений окей2. Говорят, что оно обязано своим рождением орфографическому анархизму президента США Эндрю Джексона, считавшему, что плоха та орфография, которая не допускает различных написаний одного и того же слова, и вместо all correct (читается «олл коррект» — «все правильно») писавшему "О1-korrect", соответственно сокращая на "О. К.".
4. Иного рода решения требуются, когда автор пользуется аббревиатурой как общелексической единицей или производит от нее другие, иногда просторечные, а иногда и не существующие в языке слова. Приведем две выдержки из газетных фельетонов:
а) «..складывалось такое впечатление, будто половина инженеров попала в институт по знакомству, другая половина слишком увлекалась кавээнами (разрядка наша — авт.), а все вместе изрядно пересидели на картошке»3. В основе — сокращение из букв К, В и Н; в ССРЯ их четыре, из которых здесь по смыслу подходит только «КВН (—).. — Кенигсон, Варшавский, Николаевский (в маркировке телевизоров: КВН-49); телевизор такой марки». Если толковать расширительно, то инженеры, будучи студентами, увлекались телевидением.
'Борисов В. В. Указ, соч., с. 95.
2 Употребляется (в качестве варваризма?) также в немецком И французском языках, а нередко им балуются и у нас.
3 И, 27.XI.1975. , ;! •
324
б) «Уверен, что у директора., и у начальника,., не передавших.. ни одного современного станка криворожскому ПТУ, были на то самые серьезные резоны. Наверно.. замучили внеочередные поручения, в свете которых выделение новеньких станков для обучения лопоухих «пэтэушников» рисовалось шефам причудой выжившего из ума дядюшки миллионера» '. И здесь контекст подсказывает, что ПТУ — это не «подводное телевизионное устройство», не «промышленная телевизионная установка», а, конечно, «профессионально-техническое училище» и что пэтэушник — это попросту учащийся ПТУ.
Итак, смысл отрывков ясен, передать его нетрудно: кавээны можно заменить «телевизорами», а пэтэушников — «школьниками». Однако при такой передаче голого смысла будет нарушен стиль, утрачен без возврата комический, а по существу, иронический заряд. Поэтому потери нужно компенсировать, желательно в узком контексте. Можно, например, сказать «целыми днями торчали перед телевизорами», или «не отходили от телевизоров», или «дневали и ночевали у приемников». С пэтэушниками сложнее: своеобразный колорит позволяет считать это слово реалией, но транскрипцией передавать его явно нельзя — непонятно; зато можно передать пренебрежение к пэтэушникам, содержащееся даже в звучании этого диковинного сокращения, при помощи подходящих по стилю синонимов, которые найдутся, должно быть, в любом языке: «мальчишки», «шалопаи», «лоботрясы», «шалуны», «баловники» и т. п.
Близкие к этому случаи находим у В. В. Борисова: CAT — сокращение от caterpillar «гусеничный трактор» ассоциируется со словом «кошка»; тогда kitten — «котенок» может послужить названием «малого гусеничного трактора». И еще. От обычных, ничем не примечательных сокращений образуются... ласковые, пренебрежительные и прочие названия: от учебного самолета У-2 получились удвойка и удвашка, от истребителя И- 16 — ишак2, от Ан-2, работяги-самолета, получилась Аннушка и т. д. Во всех этих случаях затруднения связаны уже не только с самим переводом, не только с подысканием подходящих по стилю замен, что уже само по себе нелегко, но и с распознаванием: ведь ни в одном словаре нет ни Аннушки, ни кавээна, ни пэтэушника.
1 И, 10.11.1977.
2 Борисов В. В. Указ, соч., ее. 83, 105.
325
Т
" 5. С точки зрения передачи авторского стиля интересны морфемные сокращения типа рус. зав («заведующий»), зам («заместитель»), англ, doc («доктор»). Этот фамильярный оттенок (в словарях — разг. прост.) особенно бросается в глаза при обычном отсутствии конно-тативных значений у аббревиатур и иногда требует от переводчика большой изобретательности. Чтобы передать англ, doc, нужно искать для него аналог среди русских синонимов — нейтральное «врач», ирон. и пренебр. «лекарь» и шутл.-ирон; «эскулап». Последние два могут подойти, если это не обращение, но в приветствии "hallo, doc!" пришлось бы, вероятно, взять более общее слово — прием родо-видовой замены, — может быть, вроде «привет, дружище!» или «здорово, приятель!»
Таких «неудобопереводимых» сокращений или, точнее,
усеченных слов разговорного стиля много в английском
'Языке, в особенности в его американском варианте:
ёх'агл (от examination — «экзамен»), Prof (с прописной,от
professor —«профессор» или «учитель»), lab (от labora
tory — «лаборатория»),1 наконец, vamp (от vampire —
«вампир», но в сокращении — «соблазнительница»), про-
' никшее и в другие языки — в русский и болгарский обыч-
но в сочетании со словом «женщина», болг. жената-вамп.
Такие сокращения переводятся обычно при помощи их
развернутой формы, а стилистические и эмоциональные
бттенки компенсируются любыми доступными средст
вами. . :
По сути дела, в двух последних пунктах (4 и '5) мы рассматриваем уже, строго'говоря, не сокращения, а про-'йзведенные от них слова, и работа переводчика ведется ъ области стилистики: подыскание стилистических синонимов нужной окраски.
6. Нахождение полноценного стилистического покрытия зависит и от узуса — употребительности аббревиатуры, соответственно ее эквивалента на ПЯ, при определен-•ной ситуации, и ее знакоместа читателям. У Г. Николаевой («Битва в пути») мальчишка бежит по цеху и_кри-чит: «Чепе, чепе!» Представьте себе, что в переводе на немецкий язык (только в РНС есть «чепе») мальчик убудет кричать: Besonderes Vorkommnis! Это звучит комично, как буквальный перевод фразеологизма: в подобной ситуации так не говорят. Болгарский мальчик, вероятно, кричал бы: «Авария!», т. е. получилась бы конкретизация. Не столь популярна, но все же довольно употребительна (в той же книге) аббревиатура НЗ («нё-
прикосновенный запас»). Аналогичное английское сокращение— ER (Emergency Ration)—только военный термин; в художественном тексте его употреблять рискованно, да и вряд ли его поймет рядовой англичанин.
Выход в этих случаях один — искать функциональные аналоги.
7. Иногда ставится вопрос о нулевом переводе аббревиатуры. Если в немецком романе упомянуто предприятие „Schmidt Metallwerke, G. m. b. H.", то в переводе на английский и французский языки будет сокращение Ltd., а по-болгарски напишут «Фабрика за метални изделия Шмит, О. О. Д-во». Уже 60 лет как в стране Советов ушли в небытие все капиталистические общества, с ответственностью и без нее, и соответствующих обозначений, в том числе и аббревиатур, в языке не сохранилось. Если при этом положении давать расшифровку — «[компания] с ограниченной ответственностью» и объяснения, они едва ли добавят много к значению «капиталистическое предприятие» для русского читателя. Будь это текст финансово-экономического типа, стоило бы пояснять; здесь же этот труд оправдал бы себя лишь в том случае, если по ходу действия сокращение выдвинуто на передний план, например, если отмечаются его отличия (в юридическом плане) от другого капиталистического предприятия.
Здесь же уместно отметить и весьма характерное советское сокращение, не имеющее соответствий в других языках — им., например, театр им. К. С. Станиславского; на болгарском языке сокращение передается при помощи нулевого перевода: театър «К- С. Станиславский», причем соответствующее имя обязательно ставится в ка-•вычки.
.Сокращения, употребленные автором автоматически вследствие общепринятого узуса, не скрывающие в себе никаких подтекстов и дополнительной информации или колорита, представляли бы для читателя перевода ненужное затруднение и, на наш взгляд, во многих случаях были бы более приемлемы в расшифрованной форме.
8. Не мешает также иметь в виду, что сокращения «стареют», как и реалии и термины. Однако реалии и термины, устарев, сохраняются в языке, превращаясь иногда в «редкие слова» и оставаясь полнозначными элементами местного или исторического колорита, в то время как аббревиатуры выходят из употребления вообще; а если некоторые где-нибудь и употребляются, то оста-
327
ются элементом своеобразной экзотики и обычно нуждаются в пояснении или расшифровке и для читателей оригинала.
В заключение напомним еще раз, что аббревиатуры не характерны для художественной литературы. Ближе к ней по духу некоторые сокращения, приобретшие общеязыковое значение и, с другой стороны, случаи обыгрывания — пародийного, каламбурного употребления. В большинстве своем, однако, они в отношении приемов перевода слабо отличаются от терминов, используемых для речевых характеристик, для создания местного и «социального» колорита, атмосферы, достоверности. Исходя из функций этих лексических единиц в художественном тексте, переводчик должен передать их доступными для ПЯ средствами, не навязывая своему читателю никаких абракадабр вместо абрревиатур.
Глава 10
ВНЕЯЗЫКОВЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ
Переводчик не был бы творцом, если б он ограничился текстом и не оживил бы в своем воображении то, что автор видел в свое время. Именно от авторского видения и идет переводчик. Слова текста служат для проникновения в художественную действительность, за которой переводчик должен видеть опосредствованную подлинником живую жизнь.
Г. Гачечиладзе '
«..Чтобы переводить с иностранного языка, — пишет Ж. Мунен, — нужны две предпосылки, из которых каждая необходима, а одной недостаточно: выучить этот иностранный язык и изучить (систематически) этнографию коллектива (communaute), пользующегося этим языком. Не может быть полноценного перевода, если не удовле-
1 Гачечиладзе, Г. Художественный перевод и литературные взаимосвязи. М.: Сов. писатель, 1972, с. 124.
328
творены оба условия»'. Если эти два условия или, может быть, две стороны перевода — лингвистическая и этнографическая— равны по своему значению, то настоящая глава должна по справедливости включить половину нашего материала; наряду со всем написанным выше, касающимся словесной оболочки повествования, также и весь отраженный в литературе мир и, венец творения, человека — его культуру и быт, настоящее, прошедшее и даже будущее земли, на которой он живет, его страну, город, улицу, его семью и рабочее место, все созданные человеческим гением науки и искусства (в частности, литературу), дикую, первозданную природу и ту, которую он преобразил и приспособил для своего удобства, повседневное поведение, идеологию и образ мышления homo sapiens — одним словом, все что окружает и будет окружать нас на нашей планете, а в будущем — и на других. Многовато для одной главы... В этих рамках на десяти-пятнадцати страницах, которыми бы следовало ограничиться, не уместилось бы даже голое перечисление вопросов и тем.
Три обстоятельства помогут нам, вопреки Козьме Пруткову, объять необъятное. Это, во-первых, все сказанное уже о внеязыковой действительности, мысль о значении которой для перевода красной нитью проходит через всю нашу работу, составляя главный ее стержень: реалии и советизмы, эти лексические вехи колорита — «зримая часть» фона, на котором развертывается действие и из которого вырастает любое художественное произведение; с фоном связаны коннотативные значения (в частности, национальный и исторический колорит) и других объектов — имен собственных, фразеологизмов, обращений и т. д. Так что читатель уже получил некоторое представление о важности для переводчика фоновых знаний, знания тех деталей живой действительности, которая составляет реальную основу оригинального текста.
Во-вторых, сравнительно недавно на стыке языкознания со всеми остальными науками в недрах советской лингводидактики родилась новая наука — «лингво-страноведеиие», имеющая целью облегчить усвоение учащимися (русского) языка путем их ознакомления с жиз-
1 Mounin Q. Les problemes theoriques de la traduction. Paris, 1963, p. 236. В главе, посвященной значению этнографии в переводе, автор сетует, что в теории перевода не уделяют внимания этому важнейшему аспекту переводческого мастерства.
329
нью и культурой народа — носителя этого языка. Без этих знаний, при получении одной лишь словесной информации, изучающий язык будет в соответствующие чисто языковые формы вкладывать свое содержание, накопленное в сфере другого языкового опыта, искажая, таким образом, и изучаемый язык.
Материал, а в ряде пунктов и методика лингвостра-новедения охватывают более или менее именно фоновые знания, которые так важны и в переводоведении. Без них информация переводчика, почерпнутая единственно из переводимого произведения, окажется неполной, неясной, иногда искаженной или даже вымышленной под влиянием неверно — по причине того же незнания фона — воспринятых деталей подлинника. В результате неверным будет и перевод: образы окажутся худосочными, действие — вялым, все изображение — плоскостным, как бы отраженным в двух измерениях: плохой черно-белый снимок без фокуса и вдохновения.
Известно, что А. ,П. Чехов пользуется большой популярностью в Англии; немало произведений его переведено на английский язык, пьесы его почти не сходят со сцен английских театров. Но Чехов — писатель очень русский, и эта «русскость», содержащаяся в любой детали описываемой им действительности, должна найти отражение и в английском переводе, и на английской сцене, что не всегда легко сделать именно из-за незнания этой действительности. «..Неподалеку от «Пиккадилли», — пишет М. Шагинян, — в театре «Сэвиль», шла, и превосходно шла, чеховская «Чайка»; исполнение удовлетворило бы самого Чехова; но зачем, же, зачем же, господин Майкл Мэкован, позволяете вы кипарисам расти в русском поместье, а длинному английскому огурцу очутиться в руках у русской барыни! Актриса держит его, как мы держим банан, а потом вдруг — по английски — отрезает от него кусочек, держа его все еще в руках, и кладет этот кусочек себе в рот.. Ничтожная деталь., ведь нет же таких огурцов у нас и не отрезаем мы от него кусочки таким .воздушным способом!»1
В этом мысленном обращении М. Шагинян к постановщику слышится и сожаление, и досада из-за фальшивой нотки, вносимой в хорошую игру и создающей неверное впечатление о какой-то — пусть мельчайшей — детали
1 Шагинян, Мариэтта. Зарубежные письма. М.: Сов. писатель,
1977, с. 170. . ..:
330
русской действительности. В данном случае переводчик не виноват. Но сколько таких огурцов-бананов мы находим именно в переводах! Им несть числа...
Знание страны и народа, о которых пишет автор, не 'может не быть материальной основой для любого перевода художественного произведения. Так что если в линг-вострановедении заменить методическую направленность переводческой, то оно окажется именно той дисциплиной, которая даст переводчику если не требуемые факты, то хотя бы методику их приобретения, или'по крайней мере привлечет внимание переводчика к необходимости глубже вникать в'скрытую за.словами реальную жизнь. Такие труды — по переводческому страноведению — несомненно будут созданы; в них как раз и будет содержаться та информация, которая должна бы составлять содержание •настоящей главы! В частности, немалую пользу принесет переводчикам с русского языка и выпушенный в 1974 г. издательством «Русский язык» лингвострановедческий словарь'.'
Наконец, в - т р ет ь и х, несмотря на весьма незначи
тельное число публикаций строго в области рассматри
ваемого нами предмета2, существует обширная литера
тура по вопросам металингвистики, в том числе и очень
интересные работы А. Д. -Швейцера, затрагивающие мно
гие из тем, связанных с внеязыковьши элементами в деле
'перевода. ' :' ' . :
'В сайтом начале нашей работы (ч. I, конец гл. 1) мы
отмечали, что «реалия не может отразить данный отрезок
действительности в' целом», что многие элементы фона
передаются, с одной сторону, не отдельными лексически
ми или фразеологическими единицами, а описаниями,
целыми кусками текста,-и с Другой — содержащимися в
отдельных словах намеками и .аллюзиями;" такие «еди
ницы отражения действительности» мы предлагали на
звать «ситуативными реалиями». ; '
; „'Термин не особенно точен, так как отражает не только
''Данные о нем можно найти в 'нескольких;" статьях Е. М. Вере:-~ тщатин'аи др<; см.,: например; РЯзР,-1977, №4, с. 7.4—77."'!. ' -Л Gp.j например, тезисы доклада. А; • А.,-,С т-р иж"е н,к>о;, ТПНОПП, я, Ц„ с.-86—90; О б.р л е,в $з.„В. Б,., Родь „науяныд,знаний .в твор,-fr практике переводчика'."-—ТКП, с. 161—167:
331
I
элементы определенного положения, но и целый комплекс других моментов, связанных с жизнью и культурой соответствующего народа или страны; тем не менее мы будем пользоваться им за неимением более подходящего.
Прежде всего, самым важным для распознавания вне-языковых элементов и работы с ними является точное знание того, что стоит за словом, даже самым повседневным. Известно, что жизнь отражена в языке, в совокупности слов, но беда в том (а может быть, и не беда?), что каждый народ вкладывает в слова свои понятия. Так что независимо от общности законов человеческого мышления, одни и те же с виду слова отражают неодинаковые представления. Не будь этого, не будь, кроме того, национальных особенностей жизни народов, соответственно отраженных в словах (и между словами), не существовало бы и теории перевода. Таким образом, в вопросе о том, что стоит за словом, сплетается тугой клубок проблем — от простого понимания значения слова и умения различать оттенки недифференцированной лексики, отбирать единственно уместные варианты, до знания обычаев, привычек, тонкостей отношений и психологии народа — носителя языка. Когда русский называет оленя «зверем» или зайца «зверьком», переводчик должен знать, что это слово для болгарина прозвучит диссонансом, несмотря на отсутствие в словарях разграничительных признаков. Встретив в болгарском тексте слово подлез, русский переводчик спокойно пишет обнаруженное в словаре путепровод; но тем же словом можно перевести и болг. надлез, понятие в некоторой степени антонимическое — «виадук». Болг. добър ден соответствует скорее рус. здравствуй(те), которое, в свою очередь не равно болг. здравей(те), а не «добрый день», это уже вопрос оттенков в зависимости от привычности, употребительности в быту. В языке народа, в стране которого, по словам Лермонтова, «разливы р ек.. (разрядка наша — авт.), подобные морям», слово речка, например, «проворная речка Друйка несет нашу лодку» — отнюдь не соответствует болг. рекичка: русский мерит реки на свой лот — по русской речке ходят лодки, а то и суда покрупнее, в ней утопиться можно запросто, русский и Волгу-то может речкой назвать, а болгарская рекичка и курице будет по колено. А с горами дело обстоит наоборот. Для Ленинских гор, например, никак не подойдет болг. планина. Вместе с тем гора может быть и синонимом вершины, чего в болгарском языке нет. Сравните
332
обозначение цветов в русском и болгарском языках: для русского голубой — такой же цвет, как и «зеленый» или «синий», в то время как болгарин под влиянием этимологии может в первую очередь подумать о гълъбов, что значит «сизый», «светлосерый», а затем уже — светлосин, что обычно правильно, но не всегда возможно (ср. «тем-ноголубые цветочки на светлоголубом фоне»). Не так просто, как кажется, обстоит дело и с коричневым цветом: болг. кафяв может быть и карий, и бурый, а последний употребляется еще в терминологических сочетаниях, что не всегда отражено в переводе.
Во всем, приведенном выше, нет ничего необычного с точки зрения референтов; просто нужно твердо знать, какое значение вкладывает в слово носитель того и другого языков. Хуже, когда дело касается реалий, о чем уже говорено немало: только точное знание их значений, т. е. внеязыковой действительности, связанной с жизнью и культурой носителя ИЯ, а также умение пользоваться словарями позволит переводчику довести их до восприятия читателя. То же с ситуативными реалиями; только словарь здесь редко помогает.
В переводимой книге говорится об археологических раскопках в «городе на Волхове»; русскому ясно, что речь идет о Новгороде, но для иностранца дословный перевод может оказаться не больше чем деталью кроссворда. Еще пример: «Сундукова, — ..закричали из канцелярии. — Вам письмо. Пляшите!»1 (Разрядка наша — авт.) Для читателя подлинника связь между письмом и пляской ясна: письмо — это радость, от радости пляшут. Но по-видимому, здесь мало обычной логики причины и следствия, необходима и привычность, при отсутствии которой — а она отсутствует практически почти у любого читателя перевода — причинно-следственная цепочка обрывается; перевод непонятен. В аналогичном положении болгарин, например, сказал бы: «ште черпиш», т. е. «с тебя магарыч»; но переводчик должен хорошенько подумать, допускает ли данный контекст такую болгаризацию.
Буквальный перевод в таких случаях вызывает недоумение читателя, который либо вообще ничего не понимает, либо удивляется странным обычаям, непонятным действиям персонажей. В сказке Туманяна злая жена «взобралась на крышу (разрядка наша —авт.),
1 «Неделя», 1974, № 32.