Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 11 Содержание
| Вид материала | Документы |
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 5 Содержание, 1789.56kb.
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 9 Содержание, 2208.21kb.
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 16 Содержание, 1536.21kb.
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 14 Содержание, 2011.97kb.
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 17 Содержание, 1776.47kb.
- Литературный альманах сф пгу. Выпуск, 2810.94kb.
- Гоу сош №1288 с углублённым изучением английского языка, 997.26kb.
- Вконкурсе стенгазет «К штыку приравняем перо» ( литературный выпуск) и «Великая битва, 19.51kb.
- Чернышев Алексей Михайлович, 41.49kb.
- Содержание программы по литературе 9 класс 3 часа в неделю, 102 часа в год, 165.2kb.
«Нужен избыток зла, чтобы заставить человека понять необходимость добра и преобразований».
- Дурно ли исследовать язвы общества и разоблачать их?
«Это зависит от побудительной к тому причины. Если писатель имеет в виду произвести лишь соблазн - это личное наслаждение, доставляемое им себе изображением картин, часто служащих скорее дурным, чем хорошим примером. Дух наслаждается, но он может быть наказан за этот род удовольствия, предпринятый им для обнаружения зла».
- Дурно ли изучать недостатки других?
«Если это для того, чтобы осуждать и разглашать их, весьма дурно, ибо это значит не иметь милосердия. Старайтесь иметь свойства, противоположные недостаткам, находимым вами в других; это средство - возвыситься самим; упрекаете ли вы ближнего вашего в скупости, будьте щедры; в гордости - будьте скромны и смирны; в грубости - будьте мягки; в мелочности - будьте велики во всех ваших действиях».
Книга Духов
* * *
К назначенному времени я приехал по адресу, данному мне Сергеем Сергеевичем, и вошёл в большое здание. Мне пришлось немного замешкаться, чтобы найти нужный этаж. Я постучался в белую дверь одного из кабинетов, дождался ответа и, войдя, сказал одну из фраз, которую ненавидел с детства. Впервые я услышал её, когда наша семья уже переехала сюда из Сибири.
- Можно? Здравствуйте! Мне бы к Игорю Львовичу. Я от Сергея Сергеевича.
- А-а, проходите, пожалуйста. Садитесь. Как он? На сердце не жалуется? - услышал я голос человека в белом халате.
- Держится. Старается больше бывать на свежем воздухе, да какой воздух в центре города. Он просил передать Вам привет.
- Спасибо. Давненько не виделись. Думаю, мне скоро удастся посетить его.
Передо мной за столом сидел плотный невысокий и лысоватый человек с несколько квадратным лицом и двойным подбородком. Ему было лет за пятьдесят. Он внимательно разглядывал меня сквозь очки в роговой оправе. Его манеры были мягки, голос приятен на слух, а лицо приветливо. Я стал ждать от него традиционного вопроса: «На что жалуемся?» Но доктор не спешил, он, видимо, вообще не собирался его задавать.
- Как Вас зовут, я знаю, а остальное Вы расскажете сами. Присаживайтесь. Сколько Вам лет?
- Двадцать восемь.
Доктор поднялся и стал расхаживать по кабинету. Я ждал новых вопросов.
- А если вдуматься, что Вас беспокоит больше всего?
- Многое. И непонятное. Но больше всего мои сны. И некоторые стихи, которые я когда-то написал. Даже не знаю, с чего начать.
- С того, что произошло раньше. В хронологическом порядке. Так легче вспоминается. Но сначала скажите, у Вас есть семья?
- Мои родители умерли около двух лет назад. В Москве с семьёй живёт мой старший брат. Я живу один.
- Угнетает?
- Как Вам сказать? Занят выживанием, работаю преподавателем истории. Я попробую быть последовательным. Перед окончанием школы я написал вот это стихотворение, - я достал и протянул доктору стихи, которые начинались словами «Упрямо память повторяла…».
Собеседник взял их и начал читать их про себя, стоя. Когда он закончил, я продолжил:
- Мне было тогда семнадцать лет. Я, вообще, с детства сочинял стихи, так, ничего выдающегося. В то время я даже не знал разницу между ямбом, хореем и анапестом. Это было ещё до окончания школы, незадолго перед поступлением в институт. Но дело в другом. Я сам потом не понимал смысла этого стихотворения и не смог придумать названия для него. Но я помню, что писал его утром или днём, а не как обычно поздно вечером. Меня словно что-то осенило и, как бы это точнее сказать, если в тот раз ко мне и приходило вдохновение, я не почувствовал его эмоциональной стороны. Понимаете? Когда в кроссворде находишь нужное слово, эмоций и то больше. В общем, причин для создания таких абстрактных стихов у меня не было. Я жил с родителями, учился в школе, стал студентом, и ничего особенного в моей жизни не происходило.
- Что потом?
- Потом я забыл про эти стихи или почти забыл. До этого года. После школы я поступил в институт, и вот на первом курсе, примерно десять лет назад мне приснился сон. Около старинного замка меня и ещё кого-то догоняют конные рыцари. Убегая от них, мы вдвоём прыгаем с высокого берега в реку. Я ощущал во сне что-то тяжёлое, давящее, будто что-то мешало мне дышать, и я просыпался. Но сон повторялся до утра. И так - четыре дня подряд. Через какие-то недели или месяцы, но в том же году, я написал ещё одно стихотворение, не менее странное. В жизни у меня всё было довольно спокойно, я учился, и у меня не было времени даже на девушек. Смысл этих вторых стихов был для меня более ясен. У меня было состояние, в котором мне просто захотелось выразить словами то, что я мог выразить, но не понимал. Сочинять эти стихи тоже не было никаких веских или заметных причин. Я писал стихи и раньше, но тогда я представлял тему, испытывал вдохновение и прилив сил. А эти я не сочинил, а как бы записал, вспомнив что-то отстранённое, забытое. Вот они, - я передал доктору второй листок. - Нет, я, конечно, осознавал их содержание и понимал, что эти стихи про любовь, но сама идея стихов кажется мне странной. Я никогда не давал читать эти стихи кому-нибудь другому.
Доктор, дочитав до конца второе стихотворение, казалось, остался в задумчивости. Он так и стоял посреди своего кабинета. Но я видел, что он ждёт продолжения моего рассказа.
- Через десять лет после этого, в начале этой весны ко мне опять возвратился тот старый сон. И опять я мучился четыре ночи. А несколько дней назад снова увидел этот же сон. Мало того, что он продолжается в течение того же времени - все детали сновидений совпадают. Вплоть до неясных криков. Мне не помогло даже снотворное, я так и промучился четыре ночи. Тогда я стал вспоминать нечто странное в своей жизни, но ничего не нашёл. У меня была обычная жизнь с потерями близких людей. К сожалению, этого не избежать.
- Хорошо, Вы всё понятно изложили, - доктор сел за стол и оказался напротив меня. - А как дела с прекрасным полом? Не было ли тут больших переживаний?
- Нет. Кандидатур подходящих не нашлось. Но я упустил кое-что важное. После моих последних снов я просмотрел свои стихи и выбрал эти два. Я был потрясён открытием, - моё второе стихотворение являлось как бы продолжением самого сна. Два человека прыгают в воду и погибают. Я задался вопросом: а не было ли всё это событиями из моей прошлой жизни? Поэтому я к Вам и пришёл. Можно спросить, доктор?
- Конечно, для этого мы и встретились.
- Как следует относиться к снам?
- Ответ не может быть однозначным. Одни сны заполнены текущими заботами спящего, в них, как правило, нет тайн и загадок. Другие сны, например, могут являться предзнаменованиями, просветлениями и даже предлагать решение какой-нибудь проблемы. Подобные сны могут предсказывать и будущее. Это - сны-предупреждения. Стоит ли говорить, что человек во сне может увидеть и своё прошлое, даже самое отдалённое. Иными словами, источник происхождения снов может быть самым различным. Но в нашем с Вами случае необходимо ещё многое уяснить. Значит, сны, которые к Вам приходили, Вы связываете с тем, что могло реально происходить в прошлой жизни?
- Вы побуждаете меня отвечать в категоричной форме. И даже предварительно не спросили меня, верю ли я в загробную жизнь.
- Спасибо. Я ожидал примерно такого ответа. А Вы верите в то, что все мы живём на Земле или в других мирах не единожды?
- Скорее всего, я верю. Гораздо труднее распространить эту веру на самого себя.
- Вы абсолютно правы. Давайте продолжим.
Доктор нравился мне всё больше, он был мягок и тактичен, а кроме того, оказался человеком, которому хотелось довериться и попросить совета. Он был из тех обаятельных жизнелюбов, которые всегда могли поддержать других в трудное время или на пути к удаче.
- После снов, а иногда совершенно без всякой связи с ними, на меня иногда находит тяжёлое настроение. Чувствуешь неизбывную тоску, такую неописуемую печаль, что становится не по себе. При этом я хорошо осознаю, что в моей жизни причин для подобного состояния вроде бы нет. Но самоощущения не слабые. Словно я утратил что-то очень важное, что бывает у человека, самое дорогое, но не знаю, что именно. Будто потерял такое же ценное, как и сама жизнь.
- А к врачу думали обращаться?
- Думал, но только по поводу результатов такого посещения. А обращался однажды в связи с длительным насморком. Врач-женщина сказала при мне одной пенсионерке в ответ на её жалобу о плохом самочувствии, что, дескать, у нас в Москве больше половины жителей плохо себя чувствуют. И что бы мне заявил тот врач насчёт моих снов и плохого настроения? - Что у нас в мегаполисе у всех плохое настроение и все сны видят?
- Пессимизм-оптимизм, плохое-хорошее настроение - обстоятельства их всегда лежат на виду. А вот причины их на поверхности не лежат. И нередко так спрятаны, что никакой глубинной таблеткой не достать. К самоубийству не тянуло? Травмы были?
- Нет, никогда. И травм, и сотрясения мозга не было.
- А фобии испытываете? Например, страх темноты, каких-либо пространств или предметов?
- Фобии есть. У меня страх перед высотой, но я могу с ним бороться, даже с парашютом прыгал. А с водобоязнью - нет. С детства купаться не люблю. Не могу нырять и смотреть под водой. Даже на картины с изображением воды не смотрю, - сразу чувствую необъяснимый страх. А водобоязнь опасна?
- Да нет, в целом. Многие, например, боятся змей, и не зря. Существенных причин для беспокойства у Вас нет. Вы помните себя в детстве? - спросил доктор неожиданно.
- Что-то помню. А недавно я специально разговаривал со своей тётей. Меня интересовало, были ли у меня в детстве какие-нибудь фантазии. Оказалось, были.
- Интересно, интересно. Расскажите о них поподробнее.
- Рассказывать, особенно, нечего. От сестры моей мамы я узнал, что в три года говорил ей, что раньше жил в лесу, в одном замке. И якобы у меня был брат. Но в три года за замок можно водокачку или водонапорную башню принять. Да и жили мы в то время около леса, - отец служил в военном городке в Сибири. И брат в это время у меня был - тринадцатилетний. Это может иметь значение?
- Всякое случается. Есть немало примеров, когда малолетние дети в три, семь или десять лет описывали родителям свою прежнюю жизнь в другом доме, с другими родителями в относительно недавнем прошлом. Любопытно то, что факты подтверждались. Например, подобные случаи происходили с американками Джин Браун семи лет и Кэсси Риз трёх лет. Как известно, аналогичные вещи имели место довольно часто. Они зарегистрированы в разных странах и описаны. В этом возрасте подсознание ребёнка ещё открыто, и его «фантазии» на самом деле могут быть правдой.
- Мне ещё тётя рассказала, что в восемь-девять лет я сделал из люка самолёта рыцарский щит с крестом на обшивке и вооружился деревянным мечом - брат смастерил. Ну, я с помощью этих доспехов защищал воображаемый замок от врагов. И называл себя именем Густав-Справедливый. Короче, самозванцем был. Потом это прошло.
- А какие черты переходного возраста Вы помните? Знаете, в этот период некоторые родители считают, что у их сына или дочери портится характер, идёт ломка натуры, так сказать, становление личности. У подростка проявляются то упрямство, то вспыльчивость - говорят, что ребёнок торопится стать взрослым. Это по-разному проявляется и в разном возрасте - и в четырнадцать, и даже в двадцать лет.
- Не знаю, доктор. Наверно, у меня такое незаметно проходило, вялотекуще. Я ещё в школе учился. Помню, чувство справедливости меня заедало, причём во всём. Даже учителям бросалось в глаза, особенно, когда драться приходилось. Правда, и сам часто получал. Возможно, это от усиленного воспитания - мама была педагогом, да и брат всегда наставлял.
- Возможно, - согласился доктор. - А Вы, говорите, - «самозванец», - улыбнулся он.
- Ещё меня к античности тянуло. Потом решил идти учиться на исторический. Вот и всё. Скажите, доктор, а почему мы все переживаем этот переходный возраст, ведь взросление больше относится к процессу эволюции, чем к каким-то резким проявлениям личности? Может, влияет момент физического созревания?
- Ну, если Вы учились в педагогическом, детскую, подростковую и юношескую психологию там, конечно, преподавали. Видите ли, при переходе от отрочества к юношескому возрасту дух начинает принимать свой естественный характер, то есть показывает себя тем, чем он был раньше, то есть в прошлой жизни. Дух проявляет свои истинные качества, а родители этому удивляются, откуда же берутся эти неожиданные «повороты личности», и принимают их за некую «ломку», скачок в становлении характера. А это, оказывается, истинный дух их дитяти «ворочается», просыпается.
Родителям не дано знать, какая тайна скрыта под покровом невинности ребёнка; они не знают ни его настоящего, ни прошедшего, ни будущего. Но мы любим своего ребёнка величайшей любовью. Откуда проистекает это чувство? Дети - существа, которые посылаются Богом для нового существования. Он даёт им внешность невинности, поэтому взрослые иногда оправдывают проступки дитя с изначально дурными наклонностями недостаточностью его сознания. Наружный вид невинности, собственно, никак не указывает на превосходство духа в предыдущем существовании. И, если на самом деле ребёнок не столь невинен, ответственность лежит на самом духе.
Внешняя невинность ребёнка нужна и для его родителей, но дети растут и, когда уже не нуждаются в покровительстве «невинности», которым пользовались до известного возраста, - вот тогда их подлинная личность проявляется в своей наготе. И ребёнок останется добрым, если дух его в прежней жизни был добр. Но в нём остаются те оттенки, черты характера, которые скрывались ранним детством.
Понимаете ли, дух ребёнка явился на свет из мира, где мог получить иные идеи и привычки, приобрести страсти, склонности и вкусы, совсем противоположные тем, что присущи его родителям. А в раннем детстве эти характерные особенности и отличия пока сглаживаются и для окружающих незаметны. Старая истина - плоть происходит от плоти, дух - от духа.
Я слушал доктора с большим интересом.
- Дух ребёнка сохраняет следы прежних понятий и знаний. У человека остаётся смутное воспоминание о них, что называется врождёнными идеями. А дух, освободившийся от материи, скажем, после смерти тела, помнит их всегда. Всё это помогает духу совершенствоваться от воплощения к воплощению.
- Доктор, а в следующей жизни это заметно проявляется? Ну, эти… идеи?
- В следующей жизни человек может развивать и другие способности и, значит, ранее существовавшие у него будут находиться в пассивном состоянии. Но дух один и тот же. Иначе, откуда бы проистекали воспоминания прошлого, прежних идей и, вообще, весь наш предшествующий духовный прогресс? Но дух может продолжить своё совершенствование с той точки, на которой остановился в предыдущем существовании.
- Стало быть, важно выявить у ребёнка наиболее развитые способности, приобретённые в прошлой жизни?
- Это всегда важно. И теперь такое уже стало возможным. Но это другая проблема.
- Для меня это кажется невероятным. Ведь для того, чтобы говорить о совершенствовании человеческого духа в каждом новом телесном существовании, наука должна располагать доказательствами о неоднократности, многочисленности воплощения души человека.
- А она и располагает. Английский психиатр доктор Арнольд Блэксэм, имеющий сорокалетнюю практику гипнотерапии, детально описал случай, когда его пациентка Джин Эванс рассказала на сеансах гипноза о своих шести последовательных воплощениях.
Так, в 286 году она жила в Англии. Через 900 лет была женой ростовщика и погибла во время еврейских погромов в 1190 году. В следующей жизни она жила во Франции, в Париже и была служанкой в доме богатого купца. Умерла в 1451 году.
В XVI веке она помнит себя испанкой, которая жила в Кастилии и служила в качестве придворной дамы самой королевы. Спустя 120 лет она была в Лондоне портнихой, а ещё через 200 лет - монахиней в монастыре штата Мэриленд в США. Все эти сведения, полученные от неё, впоследствии были проверены, насколько это было возможно. Они, в основном, подтвердили то, что она вспомнила под гипнозом. Остаётся добавить, что аналогичных случаев достаточно.
- Больше всего меня потрясло то, что она не только занимала различное положение в обществе, но и то, что её телесные воплощения были в разных странах. И ещё то, что подсознание человека может помнить столько.
- Насчёт подсознания. Я думаю, что в ближайшее время сновидения беспокоить Вас не будут. Но Вам надо восстановить свои силы и хорошенько выспаться. Купите снотворное. Вот это, - от него следов не почувствуете, но как следует сможете отдохнуть, - он подвинул ко мне рецепт на лекарство.
- Спасибо.
- Ещё я попрошу Вас заполнить небольшой психологический тест. Это поможет мне лучше ориентироваться в дальнейшем.
В анкете, которую дал мне доктор, перечислялись разнообразные вопросы. Видимо, они предполагали ответы, характеризующие некоторые черты личности. Пока я заполнял графы, отвечая на вопросы, доктор задумчиво перечитывал оба моих стихотворения, положив их рядом. Дождавшись окончания моей работы, он сказал:
- О Ваших стихах мы поговорим позднее, в следующий раз. Оставляю их себе, с Вашего разрешения. На этом мы пока закончим наш разговор. Сейчас ко мне должна явиться одна дама с тонкой душевной организацией. Из плеяды гламурных домохозяек. Она, наверно, на своём «Мерседесе» уже все светофоры объехать успела, - он взглянул на свои часы. - Вы сможете придти ко мне на следующей неделе, в пятницу, часика в два? Устроит?
- Спасибо, доктор, конечно, устроит. До свидания.
- Всего доброго. Постарайтесь отдохнуть.
Я вышел в коридор. Не то, чтобы я был разочарован или неудовлетворён визитом сюда. Скорее всего, мне казалось, что я остался в неведении о том, что доктор предпримет дальше. А от меня требовалось всего лишь хорошо отдохнуть. Я остановился, и, как вкопанный, застыл в коридоре, вспоминая, не забыл ли сообщить Игорю Львовичу что-нибудь важное. Рядом находились две экстравагантно разодетые дамы, приехавшие сюда явно не на «народном автомобиле». Одна из них была одета в нечто, что должно символизировать далёкое средневековье, а вторая - как дошколёнок. Со стороны это выглядело довольно комично. Мне невольно стал слышен разговор этих созданий плотоядного вида. Обе производных от гламурных журналов говорили громким шёпотом:
- Ты только послушай, - тараторила своей подруге дама в шмотках, олицетворяющих средневековье, - у него два двойных подбородка, полированная лысина и походка швейцарского таможенника, но удовольствие он может доставить изысканное. Такие «полированные» мужики, знаешь, сколько сразу могут?
- Он женат? - спросила другая дама, прикинутая в платьице детсадовского возраста, и со стрижкой в том же стиле.
- Ах, милочка, да, какая тебе разница? - нашёптывала первая, - не бойся ничего. Он живо снимет все твои страхи - и финансовые, и эротические. Говорят, он на расстоянии может женщину до того самого довести. На расстоянии! Представляешь? Так что иди, раз уж пришла.
Я не стал задерживаться и вышел на улицу. Мне что-то подсказывало, что скоро мои дела и, вообще, всё вокруг меня, закрутится и начнёт разворачиваться с удвоенной силой. Следующий визит к Игорю Львовичу должен был состояться в пятницу, а в пятницу было 13 мая…
* * *
Весь следующий день восьмого мая я планировал детали вылазки к олигарху Кулешову. Без сомнения, мне было бы несколько легче, не знай я о его кличке и давних событиях, происшедших во Владимире. Но в таком случае я рисковал бы ещё больше. А пока у меня имелись возможности предусмотреть случайности и кое-что предпринять. Удостоверение сотрудника газеты у меня уже было. Ещё я вспомнил, как однажды в подвале дома, где живу, нашёл пару государственных номеров на автомашину. Они очень долго лежали в темноте коридора у стены, и их никто не трогал. Я взял, да и забросил их в свой сарай за ящик, просто так, без всякой задней мысли. Откуда бы таким мыслям у меня взяться? Машины этой давно нет и в помине, номера недействительны. В Москве люди меняют машины как зубные щётки. Это мой брат всё ещё ездит на старых «Жигулях», доставшихся ему от отца. Мне пришлось отмыть, оттереть эти железки от грязи и ржавчины и завернуть в плотную бумагу. Жалко, что в моей сумке они не помещались. Теперь надо найти машину, на которую эти номера можно поставить. Хорошо бы привинтить их к упомянутым «Жигулям», но брат в отличие от меня, авантюристом не был. Он был просто моим братом и мог повести себя твёрдо и непредсказуемо. Звонить ему я пока не стал - рановато. Для начала следует поговорить с олигархом, вдруг тоже закапризничает? У каждого свои интересы и взгляды, и каждого нужно уговаривать, делая своё предложение выгодным и перспективным. И все, кроме меня, знали свою конечную выгоду. Интересно, - подумал я, - а много ли я уже успел совершить противозаконного? Или я ещё только нахожусь на гране закона?
Наступил праздник, 9 мая. Я любил этот день и позвонил всем своим знакомым. Даже Грише во Владимир, но он заступил на дежурство, и поздравления были переданы через его жену. Остаток дня был посвящён разным хлопотам.
К вечеру я решил, что теперь у меня больше шансов застать олигарха дома. Однако если у Кулешова стоит определитель телефонных номеров, через два часа я буду валяться на полу его подвала со связанными руками, - думал я. - Надо найти другой телефон.
Я сел на маршрутку и отъехал на приличное расстояние. Когда мои мысли успокоились, я набрал телефонный номер.
- Добрый вечер. Я могу переговорить с Валентином Афанасьевичем?
- По какому вопросу?
- Его беспокоят из редакции газеты. У нас имеются сведения для передачи в руки ему лично. Только извините, что приходится отрывать от дел в праздник, так уж у нас случается. - Я говорил уверенно и несколько развязно.
- Подождите.
Через две-три минуты мне ответил сам Кулешов. Я поздравил его с праздником, извинился и представился репортёром. Теперь он знал название редакции и моё вымышленное имя. Я рассчитывал на то, что сегодня сотрудники редакции отдыхают вместе с большинством граждан, и проверять меня никто не станет.
- Понимаете, - продолжил я, - на днях нам принесли материалы и сказали, что они вас заинтересуют. К нам пришёл мужчина. Похоже, речь идёт об элементарном шантаже. А мы этим не занимаемся.
- Вам сказали, что это за материалы?
- Нет, он показал большой конверт и назвал минимальную цену в долларах.
- И сколько?
- Пятьдесят тысяч… вы уважаемый бизнесмен, поэтому с нашей стороны мы пока можем лишь посоветоваться с вами. Варианта два: либо мы передадим посетителя вам, когда он опять придёт, либо выплатим ему небольшой гонорар - около тысячи долларов, на который он согласен, и, не читая, отдадим конверт вам. Мы пошли на это потому, что он предупредил о возможности обращения в другую газету. Деньги, естественно, должны вернуться в нашу кассу. Мы издаём уважаемую газету с приличным тиражом.
- Странный посетитель.
- Нам тоже так показалось. Но он похож на обычного забулдыгу в годах. Назваться не пожелал. Разговор длился около получаса. Упоминались некоторые подробности вашей биографии - их нельзя оценивать ни в качестве плохих, ни в качестве хороших. Вероятно, он хотел показать нам свою осведомлённость. Беседа велась втроём при закрытых дверях.
- Так что же вы хотите? - уже с раздражением спросил Кулешов.
- Я уже говорил, что мы можем поступить, исходя из вашего решения. Мой шеф перед отъездом в отпуск поручил это дело мне, велел позвонить вам и поступить, как вы скажете. Могу приехать к вам хоть завтра, хоть на следующей неделе. Мужчину того, на всякий случай, я незаметно сфотографировал, - я делал всё, чтобы мне назначили встречу. - Но у меня есть дела и не только по праздникам.
- Хорошо. Приезжайте ко мне, это на Рублёвке. Запишите адрес и как проехать к дому. Охрану я предупрежу.
Я записал адрес Кулешова.
- Записано.
- Давайте завтра. А лучше послезавтра, 11 мая к 16.00. До свидания.
- До свидания, - я не успел договорить, как услышал короткие гудки.
Весь вспотевший, я повесил трубку и стал вспоминать, не допустил ли какой-нибудь промах.
За эти два дня проверить меня вряд ли успеют, - успокаивал себя я. - Про фотографию скажу, что закрутился и забыл взять фотоаппарат, а потом мы уже встречаться не будем. Хорошо, что он не напомнил мне, чтобы я захватил снимок. Значит, будет спрашивать о приметах посетителя, но к этому я готов. Что произойдёт ещё? Предположим, Кулешов не постесняется показать свою заинтересованность, давая мне основания думать, что причиной для шантажа служат его грязные делишки - я ведь для него представитель жалкой газетёнки, не больше. Ну, и что дальше? - Посадит меня в машину с кем-то из своей охраны и отправит за фотоаппаратом? Тогда я должен отдать его своему другу, который на праздники, до шестнадцатого числа уехал в Петербург или какие-нибудь Кижи. А снимок я сделать не успел. Потом Кулешов предпримет всё, чтобы заполучить несуществующего мужика с материалами, которых тоже нет. Угостит сигарой, виски с содовой и начнёт задавать вопросы. Между делом я задам свои. Кончится тем, что он предложит мне позвонить ему, когда явится этот виртуальный шантажист, и вышлет за ним бригаду своих костоломов. Но вымогатель обещал придти за гонораром шестнадцатого числа, в понедельник. Не будут же помощники Кулича целую неделю топтаться на крыльце редакции? Какие вопросы задать олигарху, я продумал. Они согласуются с содержанием беседы между посетителем, моим шефом и мной. Я не должен его насторожить, а вот прояснить для себя хотел многое. Чего же я не учёл? - Физическое воздействие, пытку? Тогда сразу надо заявить, что ввиду отъезда моего шефа в Гималаи, шантажист должен связаться по телефону только со мной. Охрана должна видеть, что я приехал к хозяину не один и меня ждут. И, значит, целесообразно выпустить меня из своего дворца. Выпустит - если поверит. Но одного Кулешов делать не будет наверняка, - ждать, когда я куплю и принесу ему компромат на подносе. Реально ли, чтобы редакция жёлтой газетки захотела выкупить сенсационный материал за свои деньги, чтобы вернуть его тому, кто находится в центре этой сенсации? - Этого я не знал. Я даже чувствовал, что это маловероятно, хотя чего не бывает, если сулит выгоду. Тогда следует без промедления сказать олигарху, что пути начальства неисповедимы, а я всего лишь исполнитель его воли. Может быть, шефу дали такой совет люди из самых высших сфер? Но где же я ещё могу запнуться, где? «А каким образом у шаромыги мог оказаться компромат ценой в пятьдесят тысяч зелёных, и почему он готов получить за него всего тысячу?» - спросит олигарх. - «Откуда же мне знать, товарищ Кулич?» - отвечу я.
Оставалось позвонить брату и потренироваться перед зеркалом. Если бы вы знали, как мало подходило моё выражение лица представителю прессы, где пишут о том, о чём я не читаю, и не буду читать никогда.
Брат не удивился, что сегодня я позвонил ему во второй раз, только заметил, что меня ждали в гости и надеялись «принять, накормить и послушать». В ответ я замялся, что-то промычал и начал рассказывать свою историю. Мол, один пожилой джентльмен попал в больницу в результате ДТП, в которое чуть не угодил и я сам. А в больнице, куда я проехал с ним, позднее выяснилось, что у него серьёзные травмы и полная потеря памяти. На пачке его сигарет был записан номер телефона, и я обещал врачу, что отыщу родственников пострадавшего. Ну, а потом позвонил по этому номеру и рассказал, в чём дело. На той стороне провода были «ну очень вежливы» и «сразу согласились помочь» в благородном деле, дали адрес в районе Рублёвского шоссе и даже подробно подсказали, как туда проехать. Наверно, там живёт какой-нибудь министр или олигарх, а может быть, и всенародно избранный депутат. И теперь на мне лежит моральная ответственность перед лечащим врачом, товарищем из рублевской избы и пациентом из травматологии. Потом я предложил брату привинтить к его машине липовые гознаки из сарая, - так просто, на всякий случай. - «А на какой случай?» - с невыразительной язвительностью спросил братец и уточнил, нет ли у меня, случайно, документов прикрытия, запасной легенды и путей отхода. - «Да брось ты, я же созванивался, хочу помочь человеку», - ответил я.
- Ты что, из дома сегодня не выходил? - спросил он.
- Выходил. В магазин. За макаронами и кефиром.
- Но тебя долго не было, я звонил.
- А я ещё кетчуп искал из новой рекламы.
- Понятно. Ну ладно, в благородных делах не отказывают.
В результате мы договорились встретиться послезавтра на Комсомольской площади в половине третьего.
«Вот хитрец, - подумал я. - Захотел выяснить, откуда я звонил олигарху - с домашнего телефона или нет». Потом, с некоторым опозданием до меня дойдёт, почему брат стал покладистым и решил помочь: он не хотел оставлять без страховки такого упрямца как я. Ведь к олигарху можно съездить и на автобусе. Это олигархи не знают, сколько стоит билет на городской транспорт. Недавно по телевидению один уважаемый мной депутат заявил, что министр финансов не знает истинной стоимости продуктов питания, и, следовательно, уровня инфляции, потому что его жена не ходит на рынок. А единственная причина инфляции - криминал, не позволяющей снижать цены. Всё это меня поразило - особенно та очевидная серьёзность, с которой это произносилось, однако, то и другое было естественным. О качестве жизни могла судить лишь домохозяйка, каким бы упрощённым и странным это не казалось. Кто же тогда управляет нашей страной?
Я поставил диск с песнями Розенбаума и включил звук погромче. Под его песни мне иногда думалось, что не всё обстоит так уж плохо. И всё-таки о плохом я подумал. - Половина звёзд бегала от папарацци, а другая за ними, мечтая попасть в те же газеты, одну из которых я скоро буду представлять. Вот уж, кто был нужен друг другу!
Слияние звёзд и папарацци в жёлтом экстазе как нельзя лучше олицетворяло собой непомерную страсть к тщеславию и деньгам, именуемую словом успех. Она и была основным признаком деградации всего, включая незаменимых читателей. Репортёры и фотографы, трудящиеся для них, называли себя «глазами народа». Мне представилось, как какая-нибудь звезда мечется от одного репортёра, стремясь попасть под фотообъектив другого, и меня чуть не стошнило. Самым гнусным было то, что нередко обливали грязью порядочного человека. Для этого было достаточно пройти за руку со своим ребёнком по улице, и на следующий день появлялась фотография и статья, что он педофил. Но все жаждали славы, подчас даже скандальной, подставляя себя под фотовыстрелы охотников. Видеосъёмка в банях и саунах была жалкой фантазией неандертальцев в сравнении с тем, что творилось и печаталось в газетах.
В тот вечер я дал себе обещание не забивать свою голову негативом и избавиться от мыслей обо всём дурном и недобром. Я мог бы сделать это даже сейчас, но моё дело требовало подобных рассуждений и продолжения. Прививок от такой мерзости не существовало, и я чувствовал, что до развязки, какой бы она ни была, ещё слишком далеко.
Но самым неприятным были мои постоянные недомолвки перед другими людьми. Или умолчание давно превратилось в ложь?
* * *