Geum.ru

Жизнь Карла Великого соткана из мифов и истины. Говоря словами Пьера Бурдьё, судьба Карла Великого это «биографическая иллюзия». Поэтому новая биография

Вид материалаБиография

Содержание


Падерборнское имперское собрание 777 года
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   79

ПАДЕРБОРНСКОЕ ИМПЕРСКОЕ СОБРАНИЕ 777 ГОДА



Между тем в голове у Карла глубоко засела мысль о миссионерской деятельности. Восьмого июня 777 года церковь в Утрехте, старом центре евангелизации англосаксов и франков, из рук короля получила грамоту на владение землями и охотничьими угодьями, а вдобавок еще один храм неподалеку от духовного филиала Девентера. После этого король отправился на крупные военные маневры, а также на имперское собрание и синод в Саксонии, в котором предполагалось участие новообращенных саксов из разных регионов. Местом проведения собрания был избран богатый водными ресурсами Падерборн. Здесь был воздвигнут palatium32 вместе с храмом Спасителя, освященным в том же году. Разумеется, речь шла о простых деревянных строениях, поскольку отводившееся на строительство время было крайне ограничено.

Защищая Хоензибурги Эресбург, король летом, предположительно в августе, использовал «майское поле» для демонстрации мощи и превосходства над противником. Но не только внушительные дружины сопровождали его королевское достоинство. Как свидетельствует житие аббата Фульды Стурма, рядом с ним находилась изысканная группа епископов, аббатов, священнослужителей и клириков, отобранных для участия в соборе, по тогдашней традиции заседавшем в рамках этого всеобщего собрания. Известными его участниками, как следует из текста грамоты, был примас франкской церкви, архиепископ Санса Вильшер, преемник Хродеганга из Меца и единственный тогда митрополит государства франков. Упоминались еще епископ из Меца Ангильрам и аббат Фулрад из монастыря Сен Дени, который из за своего почтенного возраста, прежде чем отправиться в языческую и едва едва обращенную Саксонию, написал нечто вроде завещания. В нем он отказался от собственных владений, по крайней мере в Эльзасе, в пользу своего монастыря.

О ходе этого собрания и его решениях каких либо точных сведений мы не имеем. Можно лишь предполагать, что там звучали общие рассуждения о создании миссионерских приходов на землях саксов; но уже тогда кое какие миссионерские регионы закреплялись, например, за аббатом Стурмом из Фульды, который якобы и духовно окормлял значительную часть народа. Между тем время для этого подоспело, и Стурм стал поучать саксов, как «избавляться от идолов и кумиров, осознать в себе веру Христову, разрушать капища, вырубать рощи и строить священные храмы». Эта, по выражению Ганса Патце, «неуклюжая практика» знакома нам и по преемству благочестивого аббата Григория от утрехтских миссионеров, не только разрушавших чужие культовые сооружения, но и грабивших то, что представлялось ценным им (фризам). Чересчур усердные ученики святого Виллихеда, который миссионерствовал в Доккюме, где Винфрид Бонифаций закончил жизненный путь мученической смертью, при таком «действенном миссионерстве» рисковали своей жизнью.

В Падерборне складывалось впечатление, что с распространением христианской веры там все складывалось более чем благополучно. Вновь имели место массовые крещения, которые, правда, были обусловлены характерной клятвой. По свидетельству имперских хроник, новообращенные должны были «согласно своим обычаям отказаться от собственной свободы и наследства, если они вдруг снова вернутся к своим дурным привычкам и не во всем будут придерживаться христианства, нарушая верность господину королю, его сыновьям и франкам». Не случайно эти формулировки напоминают об угрожающих словах Лебезина, которые он несколькими годами ранее якобы произнес на собрании саксонских племен Маркло. Отступничество от христианской веры, воспринимаемое как вероломство по отношению к королю, его детям и франкам, повлекло теперь за собой утрату личной свободы и собственности: экспроприацию, высылку, смерть. Эти угрозы, видимо, достигли цели. К тому же в целом ряде случаев сомнения некоторых представителей саксонской аристократии сглаживались богатыми подачками. Примером такой «франкизации» может служить судьба графа Гесси, однажды уже бывшего партнером короля Карла. После смерти единственного сына и выделения приданого дочерям, из которых старшая впоследствии стала основательницей монастыря в Вендхаузене на Гарце, Гесси ушел в монастырь, где и скончался монахом в 804 году.

Через конфискацию земельной собственности в Саксонии король в немалой степени увеличил казну, что позволило ему привлечь новых сторонников и вознаградить старых или благодаря конфискованному имуществу обеспечить начальную материальную базу для светских и духовных административных районов: графств, епископских епархий и приходов. Еще в XI веке грамота Генриха IV напоминает о том, что его предшественник Карл по причине нехватки товаров и прав из королевского состояния одним только англиканским церквам выделял «десятину». Здесь получает прагматическое объяснение и раскритикованное впоследствии Алкуином взыскание десятины, что особенно осложняло саксам принятие христианства. По свидетельству «поэта саксов», должно пройти почти столетие, прежде чем они осознают разницу «между данью как знаком подчинения чужой власти и церковной десятиной для поддержания духовных учреждений по библейскому образу».

Падерборнское имперское собрание с упомянутыми массовыми крещениями произвело на франкских хронистов должное впечатление. С этим событием, на их взгляд, слился блеск миссионерских успехов по распространению христианства. Примерно в указанные месяцы прозвучавшие хвалебные слова в адрес Карла (скорее всего из Фульды) отдают откровенной лестью – «король вывел толпы из лесов в царство небесное, превратив злобных волков в кротких овец». Обществу саксов, безусловно, было еще далеко до идиллически райского состояния, львы и овцы пока не могли жить рядом друг с другом. Правда, определенные успехи были налицо. Доказательством тому служили ранние храмы Дионисия в миссионерских районах Саксонии, особенно в епархии Висбек. Однако не только принудительная уплата не понятой людьми церковной десятины, воспринимаемой и аристократией и свободными как ограничение их правового статуса, но и определенные формы миссионерства не могли не вызывать чувства протеста. На привычный вопрос, «предполагаемый при обете при крещении: «Отвергаешь ли ты всякое дьявольское дело и волю?», – крестник сакс или его крестный отец вместо традиционной в таких случаях короткой реплики «Да, отвергаю» должен был ответствовать: «Я отвергаю любое дьявольское дело и слово, гром и. Бодана и Саксноту и всех связанных с ними злых духов». Аборигенам это могло показаться еще более непонятным, нежели христианам, хотя и они, кроме трудно воспринимаемой Троицы, почитают массу всяких святых, не подлежавших ни критике, ни презрению. Так, еще в IX веке полупросвещенные скандинавы – .предложили миссионеру Ансгару присоединить христианского Бога к собственному миру богов, чтобы таким образом получить еще одного гаранта благополучия, плодородия и военной удачи. Между этими культурами существовала духовная пропасть, для преодоления которой должны были пройти многие десятилетия, если не столетия, или же для взаимного сближения требовался какой то культурный сплав.

Из за духовной пропасти даже после демонстративного смотра войска в Падерборне политическое сопротивление ведущих представителей аристократии против «преодоления» (по выражению Гельмута Боймана) оставалось неизменным. Его символом вскоре стал человек, бежавший в 777 году в Данию, но затем превратившийся в одного из самых непримиримых оппонентов Карла, возглавив саксонских партизан. Это был Видукинд, родившийся где то в среднем течении Везера, один из известнейших вестфальцев; как говорится о нем в подкорректированных имперских хрониках, он бежал «в сознании своих многих преступлений». Для летописцев он был мятежником. Эйнхард говорит о нем неоднократно, а в последней истории о перемещении мощей святого Александра из Рима в Вильделсхаузен (примерно в 860 году) по поручению внука Видукинда – Вильдебера называет без особых экивоков «инициатором отречения или вероломства», но вместе с тем расхваливает его как фигуру, которая «превосходит всех саксонских лидеров как по известности рода, так и по наличию материальных средств». Для Видукинда из Корби, его тезки в X веке, Карл Великий и саксонский герцог  фигуры равноценные.

Видукинд, предполагаемая могила которого в Энгере оказалась культовым местом, уже в пору зрелого средневековья стал легендарной фигурой и в итоге мифическим антиподом короля Карла, «палача саксов», а еще воплощением нижнесаксонской народности, как это ярко преподносится в так называемой нижнесаксонской песне XIX века. Данный персонаж сравним разве что с Генрихом Львом, антиподом Фридриха Барбароссы, в котором якобы также выявилось противоречие между северогерманским и южногерманским началом. Однако уже в IX веке бунтарь приобрел красочный эпитет «magnus»33. А западнофранкский хронист Ришар из Реймса еще в X веке возвел его в прародители западнофранкских Капетингов.