Зуевы: Гена женщина за 40 лет, глава семейства
| Вид материала | Документы |
- 1 Характеристика представителей семейства врановых, населяющих Республику Татарстан, 168.07kb.
- Положение семейства в системе органического мира. Общая характеристика семейства Астровые, 118.43kb.
- Чистякова Елена Андреевна Открытый урок, 128.48kb.
- Вопросы к экзамену по курсу «Молекулярная биология» (вечернее отделение), 36.64kb.
- 1. 1 Природа генів, 282.45kb.
- Семейство mcs-51 фирмы Intel как представитель 8-разрядных микроконтроллеров. Обобщенная, 64.27kb.
- Экспрессия гена и белка марганцевой супероксиддисмутазы в клетках с p53 (+/+) и p53, 520.92kb.
- Урок смотр знаний. Тема «Основные семейства покрысеменных растений», 96.59kb.
- Запись Т. П. Роон. Обработка О. П. Кузнецова Мужчина на рыбалку пошел, а женщина, 7.79kb.
- Моцарт и Сальери (mega mix), 333.21kb.
1 2
Вячеслав Дурненков
ЭКСПОНАТЫ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Зуевы:
Гена – женщина за 40 лет, глава семейства.
Роман – ее сын, 18 лет.
Клим – ее брат, 45 лет.
Саша – ее брат, 40 лет.
Дед – отец Гены, Саши и Клима, 80 лет.
Морозовы:
Юра – глава семейства, за 40 лет.
Оля – его жена.
Валя – их дочь, 20 лет.
Миша – их сын, 18 лет.
Бабушка – мать Оли.
Воронько Владимир Анатольевич.
Черновицкий Сергей, его помощник.
Паштет – местный гопник.
Дед Толя – полынский старожил.
Алеша-дурачок, 18 лет.
Горожане, экскурсанты.
Место действия – город Полынск. Время – наши дни.
Клочок земли под синим небом.
Не приторный и чистый воздух.
И на губах, как крошки хлеба,
Глаза небес: огни и звезды.
Прижмусь спиной к стене сарая.
Ни звука праздного, ни тени.
Земля – она всегда родная,
Чем меньше значишь, тем роднее.
Пусть здесь меня и похоронят,
Где я обрел на время радость.
С сырым безмолвьем перегноя
Нам вместе проще будет сладить,
Чтоб, возвернувшись в эту небыль,
Промолвить, раздувая ноздри:
«Клочок земли под синим небом.
Не приторный и чистый воздух».
Борис Рыжий
Сцена 1
Экскурсия во главе с Валей Морозовой выходит на городскую площадь.
ВАЛЯ (на ходу продолжая рассказ). До года в Полынске насчитывалось двадцать пять питейных заведений, что несколько превышало норму уездного города, но судебные книги того времени не фиксируют повышенного криминального фона. К слову сказать, что до сих пор в нашем городе самый низкий уровень преступности в области. У нас нет своей милиции. Да, да это правда. Возможно дело в том, что здесь такой воздух и такие люди. Слева от собора мы видим дом промышленников братьев Радугиных, которые занимались производством спиртного. Водка, вино и напитки Радугиных поставлялись ко двору Его Императорского Величества и конкурировали со смирновскими. Государь за обедом выпивал рюмку наливки, и это было именно наша полынская наливка. Убедительная просьба не заходить в дом, так как он находится в аварийном состоянии. Собор, который мы видим, был построен по эскизу ученика Расстрели архитектора Зазулина. Сейчас на территории собора находится фабрика по производству повидла. Здесь производится четыре вида повидла. Особенно вкусно яблочное. Так, смотрим дальше. Справа от собора мы видим развалины дома призрения, который находился под попечительства графа Левинского. В свое время здесь проживало до ста человек, в основном это были пожарники. Пожарниками раньше называли людей, дом которых сгорел. То есть погорельцы, а пожарные - это те, которые тушат пожар. Мы вообще многого не знаем. К слову сказать, здесь есть и своя литературная история. Наверное, вы знаете писателя Шумского, он бывал здесь неоднократно. Шумский состоял в переписке с писателем Успенским. Он писал следующее: «Полынск прекрасен! Бросай все и приезжай сюда. Здесь живут все твои персонажи». За собором находится городской сад, в котором в тысяча девятьсот десятом году пел сам Федор Шаляпин. К сожалению, от сада осталась только одна аллея. Сейчас там находится памятник солдатам Великой Отечественной войны, здесь шли жестокие бои местного значения. Аллею и сад мы увидим несколько позже. Сейчас мы пойдем в музей и посмотрим нашу экспозицию. С кем мальчик? Я же просила не ходить туда – все может в одну секунду рухнуть. Заберите его оттуда. В данный момент существует проект – возрождения Полынска как музея под открытым небом. Город - музей. Идея этого проекта очень проста – показать обычный провинциальный город девятнадцатого века. Мы ведь много не знаем. Как жил тогда человек? Его радости, проблемы, заботы. Жизнь обычного города. В данный момент в Полынске проживает две тысячи человек. Мы любим то место, в котором живем. Сейчас мы переместимся в музей и посмотрим нашу небольшую, но интересную композицию. Пойдемте…
Все входят в здание. На площади остаются Воронько и Черновицкий.
ВОРОНЬКО (читает объявление на заборе возле музея). «Вылечу козу от мастита».
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Ну и что скажете?
ВОРОНЬКО. Хрен знает. На родину похоже. В смысле, на мой Реченск. Вот не пойму только, чего-то здесь не хватает.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Да здесь много чего. Ну, в принципе начальная структура-то есть. Вот, пожалуйста, собор. Места достаточно. Гуляния можно проводить.
ВОРОНЬКО. Не могу понять, чего же не хватает?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Здания администрации нет.
ВОРОНЬКО. Ну, у них и милиции нет, если ты слышал. Нет чего-то другого. Жарко, аж голова заболела. Пить хочу. Где у них магазин?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Да вон дядька идет, сейчас спросим.
Площадь пересекает Саша Зуев.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Любезный, не подскажешь, где магазин у вас?
САША (останавливается, спокойно с прищуром смотрит на приезжих).
Курить есть?
Черновицкий протягивает пачку сигарет, Воронько щелкает зажигалкой. Саша неторопливо затягивается.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Так, где магазин-то?
САША. Не знаю.
ВОРОНЬКО. Не местный что ли?
САША. Местный.
Воронько и Черновицкий переглядываются.
ВОРОНЬКО. Не, мужик, хорош прикалываться. Рукой покажи, куда идти.
Саша не вынимая сигареты изо рта, складывает локоть в характерном жесте.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Не понял.
САША. Могу объяснить.
Черновицкий оценивающе смотрит на широкоплечего Сашу.
ВОРОНЬКО (берет Черновицкого под локоть). Сережа, спокойно. (Саше.) Ладно, любезный. Сами найдем.
Саша разворачивается и спокойно уходит.
ЧЕРНОВИЦКИЙ (глядя ему вслед). Душевный дядя.
ВОРОНЬКО. Воздух у них такой, ага.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. А вот еще один.
Через площадь быстрым шагом движется Алеша-дурачок. Поравнявшись с мужчинами, широко улыбается, достает из-за пазухи и, застенчиво протягивает им вырванный из журнала лист с изображением полуобнаженной женщины.
ВОРОНЬКО (переглядывается с Черновицким). Не, нам не надо. У нас такое уже есть. Ты иди-иди.
Алеша обиженно, как ребенок, прячет лист за пазуху и быстро сорвавшись с места, убегает.
Контингент, однако. Так, мне таблетки чем-нибудь запить надо. Как только отъеду от дома, сразу голова болеть начинает. Как специально. Пойдем, может, сами поищем?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. А вот уже все обратно идут.
На площадь выходит экскурсия во главе с Валей.
ВАЛЯ. Сейчас давайте поступим так. Я покажу, где у нас находится магазин и туалет. По дороге мы посмотрим городской сад. Просьба не разбредаться – через час за вами придет автобус.
СЦЕНА 2
Дом Зуевых. Вечер. Гена накрывает на стол. Дед сидит в углу на стуле. Входит Саша.
САША. Всем привет.
ГЕНА. О, Сашка, вовремя ты, садись с нами. Помоги деда двинуть. ( Поворачивается к двери в другую комнату.) Ромка! Ромка, давай ужинать иди!
Входит Роман с книгой в руках.
САША. Привет, племяш, давай деда перетащим.
Роман и Саша подходят к Деду, аккуратно поднимают его вместе со стулом и подносят к столу. Все садятся. Гена ставит на стол банку со светло-коричневой жидкостью. Саша наливает из нее себе и сестре полные рюмки. Чокаются, выпивают. Все, кроме Деда, начинают есть.
САША. Что с коровой-то, Ген?
ГЕНА. Да так же. Решили скинуться по пятьдесят. Шестьдесят коров. Вот и считай – зарплата шесть тысяч. И все равно никто пасти не хочет.
САША. Шесть тысяч? Мне пойти, что ли?
ГЕНА. А чего? Ты сейчас, сколько на фабрике получаешь?
САША. Да столько же. Обещают накинуть, но верится с трудом.
ГЕНА. Так иди. Летом на воздухе.
САША (проводит рукой по горлу). Вон, где это всё. С семи лет. Да и вашу Машку, если от быка побежит, хрен догоню уже.
ГЕНА. Ну, значит, пока Ромка будет.
РОМАН. Оно мне надо?
ГЕНА. Сынок, оно нам всем надо.
САША (Роману). Племяш, не пойму – кто у тебя на майке? Физик какой-то?
РОМАН. Это певец. Егор Летов.
САША. На Юрку Мясоедова похож.
ГЕНА. Не, на старшего больше.
САША. «Ниву» купили. Довольный.
ГЕНА. А жаловался – денег нет.
САША. А кто не жалуется. Да все кругом.
ГЕНА. И машины покупают.
РОМАН. А цвет какой?
САША. Белая.
ГЕНА. А я, дура, думала, правда денег нет.
САША (Роману). И что поет?
РОМАН. Кто?
САША. Ну, этот, на майке.
РОМАН. Песни. Мне нравится.
ГЕНА. Это, Саша, как пилой по голове. И без конца. И без конца. И с матюками еще.
РОМАН. Ма, да ладно тебе! Ну, опять ты?
САША. Сегодня опять этих гадов видел.
ГЕНА. Масловых?
САША. Туристов. Возле музея. Сорвусь когда-нибудь. Бесит меня все это.
ГЕНА. Зато Морозовым хорошо. Валька им все свалки покажет, потом к отцу в магазин. Вот вся семейка и пристроилась.
САША. Да я за этих спокоен.
РОМАН. А что плохого? Люди приезжают, им интересно.
САША. Я не бабуин. Я себя разглядывать не дам.
РОМАН. Так они дома рассматривают.
САША. А в этих домах люди живут. А ты им только локоть покажи. Потом всех девок в проститутки, а ты будешь автобусы мыть.
РОМАН. А я в пожарке что делаю? Тоже машину мою.
САША. Там ты на себя моешь, а будешь на этих.
РОМАН. А что? Если больше выходить будет?
САША. Сейчас мать прожует, она тебе скажет.
ГЕНА. Я тебе помою машины! Мы с отцом за тебя давно уже все вымыли! И чтобы я этого вообще не слышала.
РОМАН. Не надо тогда спрашивать.
Саша поднимается.
ГЕНА. Саш, давай еще налью.
САША. Не, Гена, пойду. Потом как-нибудь. Клим звонил, приезжает на днях. Вот тогда и посидим. А насчет коров это мысль, буду думать. А, ладно давай по последней.
Гена наливает ему и себе.
Ну, чтоб мы бабуинами не были.
Чокаются, выпивают.
СЦЕНА 3
Дом Морозовых. Вечер. Оля накрывает на стол. Бабушка сидит на диванчике и смотрит телевизор без звука. Входит Валя, устало садится на стул.
ОЛЯ. Как день прошел?
ВАЛЯ. Нормально. Сегодня большую группу привезли – тридцать человек.
ОЛЯ. Отец говорил. Всё пиво купили.
ВАЛЯ. Обещают в конце августа по две экскурсии присылать. Если так дело пойдет, надо будет расширяться.
Входят Юра и Миша. В руках у Юры большой лист бумаги.
ЮРА. Вот теперь все видно. Вот здесь Радугины жили, вот здесь Паршаковы. Вот здесь ярмарка проходила. Валя, иди, глянь.
Валя подходит к нему, смотрит на лист.
ЮРА. Молодец Мишка! Вот смотри, как все изобразил! Надо будет художника нанять, чтобы все это перерисовал покрасивше. И можно будет карту делать. Здорово?
ВАЛЯ. Отлично. Только вот здесь трактир был, а постоялый двор вот здесь. Вы перепутали, просто дома похожие были.
МИША. Я потом переделаю.
ОЛЯ. Давайте за стол.
Все садятся за стол. Бабушка продолжает смотреть телевизор.
ЮРА. Миш, завтра я с утра на базу поеду. Пиво кончилось. Ты до обеда в магазине посидишь.
МИША. А Валька?
ЮРА. Валька на базаре семечки продает. А твою сестру зовут Валя.
МИША. Ну, Валя. Она еще лучше меня справится.
ЮРА. Она работник музея, за прилавком ей стоять нечего. Когда меня нет дома, ты автоматически становишься моим заместителем. И на этом все.
МИША. Завтра экскурсии не будет, а мне там стрёмно торчать. Что я, барыга, что ли?
ЮРА. А кто ты?
МИША (расправляя плечи). Я жених.
ОЛЯ. Вот те раз.
ВАЛЯ. Слушайте, а ведь он не дурак.
ЮРА. Тем более, если жених, будешь себе на свадьбу зарабатывать.
МИША. У тебя заработаешь. У меня вон кроссовки старые, а кто-то помнится, обещал…
ЮРА. А чем тебя старые не устраивают? Я, ребята, в вашем возрасте…
ВАЛЯ. Па, ты это уже сто раз говорил. Надоело уже.
ЮРА. А что делать, если некоторым наплевать, как семья живет?
ОЛЯ. Юр, а давай Мишу в суворовское отдадим? Там одежду казенную выдают, кормить будут.
ВАЛЯ. Он по возрасту не проходит. А если возьмут, то прокормить не смогут, там порции маленькие. Он будет еду у малышей отнимать и его выгонят.
МИША. Надо было меня еще ребенком убить.
ВАЛЯ. Да кто ж знал, что из тебя такое вот получится? Думали, что человеком будешь.
ЮРА. Мало я вас бил. Я своему бате вот так бы заикнулся насчет одежи…
ВАЛЯ (копируя отцовскую интонацию). Он бы сразу кулаком по лбу. И без разговоров.
ЮРА. Именно. Не, надо опять вас бить начать. Оно конечно уже поздно, но черт его знает, вдруг подействует?
ОЛЯ. Юр, ты только по голове не бей.
ЮРА. А что изменится? Валя, переключи бабушке на кино, а то новости начались.
Валя встает, подходит к Бабушке и щелкает пультом.
СЦЕНА 4
Магазин Морозовых. За прилавком стоит Юра, перед ним дед Толя.
ЮРА (явно теряя терпение, тычет в лицо деду открытую тетрадь).
Дядь Толь, ну вот ведь все записано. У тебя еще десять рублей долга.
ДЕД ТОЛЯ. Ну и что? У меня пенсия через неделю. Чего ты жмотишься? Записывай две бутылки, и я пошел. Больше разговариваем.
В магазин входит Гена.
ЮРА. Сначала долг отдашь.
ДЕД ТОЛЯ. И биться сердце перестало! Я ж тебе всегда с пенсии отдаю! Когда обманул? Вот тогда брал и отдал! Разве нет? У тебя же там все должно быть помечено! Ты же своего-то не упустишь, ты же за копейку удавишься! Пиши, давай, мне еще на работу успеть надо. Давай быстрей, а то уссусь прямо здесь.
ЮРА (косится на Гену, ему неудобно при ней препираться со стариком). Короче, я одну бутылку дам. Вот отдадите все, тогда и будем разговаривать. (Ставит на прилавок бутылку и делает запись в тетради.)
ДЕД ТОЛЯ (угрюмо хватает бутылку). Фашист. Пиши так: «Я, фашист Морозов, дал в долг коммунисту Соболеву». Вот так пиши.
ЮРА. Дядь Толь, идите домой, а?
ДЕД ТОЛЯ. Фашист. Дождешься, подпалят твой курятник на Девятое мая.
(Бормоча ругательства, уходит.)
ГЕНА (подходит к прилавку; после паузы). Как торговля идет? Обижаешь людей, Юрий Андреевич?
Вместо ответа Юра протягивает руку и касается пальцами ее щеки. Гена не отстраняется, напротив, прижимается к его руке.
ЮРА. Эти сами кого хочешь, обидят.
ГЕНА. Помягче надо с людьми, помягче.
ЮРА. Я мужик, а не тампон.
ГЕНА. Я знаю, что мужик. Ребят твоих нет?
ЮРА. Никого нет. Пойдем в подсобку. Я сейчас магазин закрою. ( Выходит из-за прилавка и закрывает дверь на ключ.)
Гена подходит к полкам с товаром, берет в руки большую шоколадку и с интересом рассматривает. Юра подходит и обнимает ее сзади.
ГЕНА. Чего только сейчас нет. А у нас помнишь, что было? Пастила и мармелад.
ЮРА. Повидло еще.
ГЕНА. Я на него смотреть не могла. Клим тогда на фабрике работал, целыми бидонами таскал. Сейчас разве что на самогон.
ЮРА. Пойдем уже. ( Тянет ее в сторону подсобки.)
ГЕНА (разворачивается к нему и показывает шоколадку). Я вот такую хочу.
ЮРА. Возьми другую.
ГЕНА. Дорогая?
ЮРА. Старая. Все зубы сломаешь.
Смеются. Юра хватает ее за руку и силой уводит в подсобку.
СЦЕНА 5
Вечер. Играет музыка. Роман курит у входа в клуб. На крыльцо выходит Валя.
ВАЛЯ. Привет, Ром.
РОМАН. Привет.
ВАЛЯ. Случилось что? Кругами ходишь, не смотришь на меня.
РОМАН. Мне все время на тебя смотреть?
ВАЛЯ. Да иногда можно было бы. Я девочка, мне нравится, когда на меня смотрят. (Смеется.)
РОМАН. Девочка. Самой смешно…
ВАЛЯ. А кто цветы на крыльцо положил?
РОМАН. Валь, тебе не хер больше спрашивать?
ВАЛЯ. Я знаю, что ты. Мне было очень приятно. Спасибо.
Подходит Паштет. Он нетрезв, слегка покачивается.
ПАШТЕТ. Здорово молодежь! Вот тоже решил отдохнуть. (Кивает в сторону клуба.) Как там, весело?
ВАЛЯ. Заходи, узнаешь.
ПАШТЕТ. Чего такая злая?
ВАЛЯ. Ром, дай сигарету.
РОМАН. Последняя. ( Отворачивается, бросает окурок.)
ПАШТЕТ. Ты чего ей дерзишь?
РОМАН. У меня последняя была.
ПАШТЕТ. У-у-у. Ну, братан, так у нас ничего не выйдет. Сынок, ты погорячился. С кем не бывает. Но отвечать надо. Я прав? ( Широко раскрыв глаза, смотрит на него.).
ВАЛЯ. Оставь его в покое, Паштет.
ПАШТЕТ (Роману). Я не слышу.
РОМАН. Нормально все.
ПАШТЕТ. Это нормально? Это, по-твоему, нормально? (Приближается к нему). Вот чего я скажу. Это ненормально. Понял, сынок?
РОМАН. Понял.
ПАШТЕТ (поворачивается к Вале). Мадам, я прав?
ВАЛЯ. Да.
ПАШТЕТ. Ты уверена?
ВАЛЯ. Уверена.
ПАШТЕТ (вразвалку поднимается по ступенькам клуба). Вы тут все, сука, от рук отбились. Вас, сука, всех строить надо. ( Скрывается в дверях.)
ВАЛЯ (смотрит на Романа). Испугался?
РОМАН. Да он бухой, чего с него взять?
Быстрым шагом подходит Миша.
МИША. Что случилось?
ВАЛЯ. Ничего не случилось.
МИША. Я шел, видел, Паштет над тобой нависал. Ром, чего было?
РОМАН. Да ничего, бухой он.
МИША. К ней приставал?
РОМАН. Да нет, ко мне.
ВАЛЯ. Приставал, приставал. А Ромка вступился.
МИША. Ясно. (Резво поднимается по ступенькам и исчезает в клубе.)
ВАЛЯ. А ну честно, цветы ты положил?
РОМАН. Я.
ВАЛЯ. Дурында. Сразу ведь понятно, кто еще из наших додумается?
РОМАН. А что, так трудно?
ВАЛЯ. Не знаю. Мне цветы последний раз на выпускной дарили.
Дверь распахивается, Миша вытаскивает Паштета за воротник и спускает его по ступенькам.
МИША. Ну, чего молчишь? Кайся, давай!
Паштет, мыча, стоит на коленях. Миша пинает его ногой, он заваливается набок.
Он больше не будет. Валь, идем домой. А то сейчас покровские придут, я один не справлюсь.
ВАЛЯ. Да, идем.
МИША. Рома, ты тоже давай домой вали. А что вступился, молодец. Держи краба.
Роман пожимает ему руку.
Чего ты, как не мужик, жмешь?
Он жмет сильнее.
(Смеется.) Тебе качаться надо. Ничего, вот открою свой зал, я тебя быстро в норму приведу. Будешь бабам нравится.
ВАЛЯ. Хватит трепаться, пошли давай.( Поворачивается к Роману.) Пока, Рома.
РОМАН. Пока.
Валя и Миша уходят. Паштет встает на четвереньки. Роман подходит к нему и осторожно пинает ногой в плечо. Он валится на землю.
СЦЕНА 6
Подсобка магазина Морозовых. Юра в майке сидит на стуле, на коленях у него сидит Гена.
ЮРА. Вот только с тобой и хорошо.
ГЕНА. Не верю, ни одному слову не верю.
ЮРА. Я это знаешь, сколько слышу?
ГЕНА. Сколько?
ЮРА. Сейчас скажу. С восемьдесят второго года.
ГЕНА. Раньше это было, Юр. Раньше
ЮРА. Подожди, Гена… Седьмое ноября. Мы с Ольгой к Павлику пришли, вы уже там с Колькой были. Потом я вас провожать пошел, Колька уже совсем готовый был. Я его тащил и тебя под руку вел. Вот тогда все и началось. А это восемьдесят второй, потому что Павлик весной на БАМ уехал.
ГЕНА. Надо же, помнишь.
ЮРА. Кольку на диван положили, а сами на кухне сидели. У меня еще полбутылки в кармане было…
ГЕНА. Юр, давай не будем.
ЮРА. А он потом с дивана упал. Мы еле одеться успели.
ГЕНА. Юра…
ЮРА. Знаешь, я его иногда вспоминаю. Вот ты не обижайся только. Он так-то ничего мужик был. Но не хозяин.
ГЕНА. Ты хозяин.
ЮРА. А что нет? Все сам, своим горбом. И когда все шваркнулось, не стал, как некоторые, за стакан хвататься. И детям своим в глаза спокойно смотрю.
ГЕНА (отстраняется и внимательно смотрит на него). Ты, что хочешь сказать?
ЮРА. Что хотел, то и сказал.
ГЕНА. Так. Интересно. Значит твои дети в полном порядке? Какой ты, Юра, молодец. А Коля, ну что тут скажешь? Куда ему до тебя. Только вот я тоже своему ребенку в глаза спокойно смотрю. Тебе это понятно?
ЮРА. Чего ты завелась?
ГЕНА (вскакивает). Ты мне вот что скажи. Я что, своему ребенку зла желаю? Я, что, мать плохая? Так, Юра?
ЮРА. Я не про тебя…
ГЕНА. Юра, ты, б…, понял, что сказал? Я за него глотку порву! Любому!
ЮРА. Успокойся.
ГЕНА. Да я как рыба об лед! Одна! Все сама! И я что не мать?! Что ты про это знаешь?! Ты мне хоть как-то помог? Ты думаешь, что мне живется легко? Ты по себе людей не меряй!
ЮРА (встает). Не ори на меня!
ГЕНА. Да не хозяин ты, а мудак самый настоящий!
ЮРА. Вот так вот?
ГЕНА. А ты что думал? Ты мне не нужен, Юра. И раньше тоже не нужен был.
ЮРА. Ты потом пожалеешь за эти слова. Сама же потом придешь. Что разве не так?
ГЕНА. Не так. Это ты, Юра, обо все всем пожалеешь. И очень сильно. Я тебе все припомню. И Кольку в том числе.
ЮРА. Эх ты, про Кольку вспомнила? Молодец, уважаю.
ГЕНА. Вспомнила. Я его каждый день, Юра, вспоминаю. Он мне простит. А вот ты за все получишь, по полной получишь.
ЮРА. Здорово ты все на меня перевела. Знаешь, что? Вали отсюда.
ГЕНА. Да уж не останусь. (Идет к выходу, останавливается.) Клим приезжает. Он давно с тобой поговорить хочет. Я в прошлый раз его удержала, теперь не буду. А ты его знаешь.
ЮРА. Пусть только сунется.
ГЕНА. Можешь своей под юбку залезть, можешь в погреб. Я его держать не буду.
ЮРА. Передай ему, что я на него забил. Давно и прочно.
ГЕНА. Обязательно. (Выходит.)
ЮРА (нервно сплевывает на пол). Семейство, б…!
СЦЕНА 7
Холм, откуда видно весь город. Воронько и Черновицкий переводят дыхание.
ВОРОНЬКО. А ничего здесь, красиво.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Ну, это известные места. Художники сюда постоянно ездили. Типичный русский пейзаж, так сказать.
ВОРОНЬКО. Ну, с пейзажем порядок. Вот меня остальное беспокоит.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Смотрим. Все как на ладони. Фабрика, собор. Вон, видите овраг? Когда фабрику строили, котлован по ошибке вырыли. Задели какой-то подвижный слой. Есть опасность, что в один день туда вся фабрика и сползет.
ВОРОНЬКО (хлопает себя по лбу). Дошло! Понял чего здесь не хватает. Здесь городского парка нет. Колеса обозрения нет. У нас в Реченске было, а здесь нет. Крылатые качели, ага. Помню, целый месяц деньги копил. За два часа все спустил, накатался до блевоты. Домой пришел весь зеленый, мать думала, что меня ребята напоили. На диван упал, потолок вертится. Мать развела какой-то дряни и тазик поставила. Вот чего здесь нет.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Ну, может со временем появится. Все впереди.
ВОРОНЬКО (задумчиво) А вот тир другое дело. Это дело я любил. У нас Высоцкий там играл, попадаешь в мишень, и он петь перестает. Ну, ладно, это все лирика. Что здесь еще хорошего?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Трасса московская. Заправки рядом. (Смеется.) Воздух особенный и люди хорошие…
ВОРОНЬКО. Да, воздух есть. Башка по швам трещит. Ты что-то говорил про это… историческое.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. С этим порядок. Здесь дурачок один живет. Прямой потомок Екатерины Второй. Граф Бобринский, все дела, потом еще кто-то, еще ну и он в конце цепочки. Бумаги есть, все документировано.
ВОРОНЬКО (с интересом смотрит на помощника). Самой Екатерины?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Я в музее все бумаги посмотрел. Мы его вчера на площади видели.
ВОРОНЬКО. Он совсем дурак?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Совсем.
ВОРОНЬКО. А зачем он тогда нужен?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. У него родственники за границей. Есть очень богатые люди.
ВОРОНЬКО. Почему к себе не забрали?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Родители его пока были живы, отказывались. Он не так давно один остался. Говорят, на него уже какие-то бумаги пошли, хотят его во Францию увезти.
ВОРОНЬКО. А вот хер им.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. В смысле?
ВОРОНЬКО. Усыновим. Здесь останется, а под него можно будет бабло требовать для реконструкции.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. А получится? У него же родственники?
ВОРОНЬКО. У меня тоже. Вопрос решится, нам здесь зацепки нужны. А это вариант интересный. Ты знаешь, где он живет?
ПОМОЩНИК. Найдем.
ВОРОНЬКО. Что-то я здесь худеть начал, штаны спадают. ( Расстегивает пиджак, подтягивает ремень.)
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Я список жителей составил. Можем прямо сегодня обход начать.
ВОРОНЬКО. Ну, тогда идем знакомиться с убогим. ( Оборачивается, смотрит на город.) А хорошо, что карусели нет. Спокойней как-то.
СЦЕНА 8
Дом Зуевых. Гена подстригает волосы Деду.
ГЕНА. Зарос ты, пап, однако. Надо будет у Таньки машинку взять, и снова будешь молодой. Вот здесь оставить. И на виски. Снимки твои надо будет посмотреть, какой ты в молодости. И в точности так же. Наклони голову (Наклоняет ему голову.) Еще немножко. И что я, дура, опять пошла? Сама же потом жалею. А вот здесь вроде ровно. (Прислушивается к звукам на крыльце.) Ромка с работы вернулся…
Входит Клим, за его спиной маячит Паштет. Оба пьяны.
КЛИМ (подходит к Гене, обнимает, целует в щеку). Здорово, сестра. (Наклоняется к Деду, целует.) Здорово батя. ( Показывает на Паштета.) Это этот… мы с ним вместе…
ТЕТЯ ГЕНА. Вижу что вместе. Садитесь за стол. Я уже закончила.
Клим садится за стол, Паштет плюхается рядом.
КЛИМ. Как живешь?
ГЕНА (садится напротив них). Хорошо.
КЛИМ. В глаза смотри.
Она пристально смотрит.
Давай выпьем за встречу.
ГЕНА. А может, не надо? Вы и так уже нормальные. Опять начнешь…
КЛИМ. Ну не позорь перед человеком. Мы немного. Ты мне, что не рада?
Паштет икает. Гена достает из шкафа бутылку водки, две рюмки, ставит перед гостями. С хрустом отвинчивает бутылочную крышку, разливает водку. Убирает бутылку и садится на прежнее место.
Вот. Теперь вижу. А сама?
ГЕНА. Ничего, я так посижу.
КЛИМ. Много говорим. ( Поднимает рюмку.) За Зуевых!
Паштет и Клим выпивают.
(Паштету.). Вот я и дома. Я здесь вырос. (Показывает на Деда.) Это батя мой. Это сестра. Ее Гена зовут. Ангелина если полностью. Батя так захотел. Батя крутой был. У нас раньше здесь поп жил, та еще гнида. А батя с ребятами комсомольцами были, ну тогда это было… Они ему по хорошему говорили, чтоб манатки собирал. Тот уперся, и ни в какую. Ну и спалили его, дверь и окна заколотили, чтобы не вылез. А батя потом сильно болеть стал. А когда сестра родилась, Ангелиной назвал. И сразу на поправку пошел.
ГЕНА. Ну что ты чушь несешь? Да не было этого, наслушался бреда стариковского.
КЛИМ. А я верю. Батя, он такой был. Да он и сейчас такой. Вот он все понимает, смотрит на нас и думает, что мужики перевелись уже. Одни салаги остались…
Паштет удивленно смотрит на Деда.
Сейчас таких нет. За обедом два стакана, вечером еще два. И это если не праздник. И я его ни разу пьяным не видел. Ни разу.
ГЕНА. Зря ты парня привел…
КЛИМ. Я тебе слова не давал. Леш, хочешь выпить?
Паштет обреченно кивает.
КЛИМ. Подойди к ней и попроси. Только вежливо, я прослежу. Давай.
ПАШТЕТ (встает; Гене). Мы тут с другом вместе… (Не находя слов, пытается изобразить что-то при помощи жестов.)
КЛИМ (Гене). Слышишь? Это голос человека…
ПАШТЕТ. Мы по сотке, и пойдем.
КЛИМ. Нам долго ждать?
Гена со стуком ставит бутылку на стол. Паштет наливает Климу, тот махом выпивает. Паштет, проливая водку на стол, наполняет свою рюмку.
КЛИМ. А хочешь, я научу тебя ацетон пить?
ПАШТЕТ. Не, я лучше водочки.
КЛИМ. Там все просто. Выпиваешь и бежишь, пока силы есть. Тогда живой останешься.
Паштет смеется. Клим мрачнеет, встает, хватает его за шиворот. Паштет перестает смеяться, испуганно смотрит на Клима, не пытаясь вырваться.
Чего не смеешься? Ты в этот дом как человек пришел, тебя встретили как человека.
ГЕНА. Отпусти пацана.
КЛИМ. Ты, сука, думаешь, раз тебя сюда впустили, теперь все можно?
ГЕНА. Клим! (Подходит и кладет руку на его плечо).
Паштет даже не пытается вырваться.
КЛИМ. Мы в этом доме всю жизнь прожили. Мы здесь все отмечали: и свадьбы и похороны. И как меня в армию забирали. Все праздники вместе. У тебя, сука, какой праздник любимый?
ПАШТЕТ (икает). День рождения.
КЛИМ. Мурло. (С силой отшвыривает его от себя.)
Паштет падает на пол. Гена помогает ему подняться и выпроваживает за дверь.
(Смотрит на Деда.) Такие дела, батя. Я тут вместо тебя сейчас буду. Ты не переживай.
ГЕНА. Ну что, успокоился?
Клим подходит к ней, обнимает.
ГЕНА (гладит его по голове). Какой же ты дурак.
КЛИМ. Тебя никто не обижает?
ГЕНА. Да я сама кого хочешь…
КЛИМ. Я тут за всеми присмотрю. Я ни тебя, ни Ромку в обиду не дам. Со мной, как за пазухой.
ГЕНА. Защитник хренов.
КЛИМ. Я, наверное, здесь останусь. Не могу я больше там жить. Не жизнь это. Пробовал, но никак не получается. Так что такие дела. Короче, я вернулся. Теперь заживем.
СЦЕНА 9
Дом Морозовых. За столом сидят Юра, Оля, Воронько, Черновицкий. В углу перед телевизором сидит Бабушка.
ВОРОНЬКО. Вот такое наше предложение. Вы же его давно знаете? Он вас не боится, вы его тоже. Тем более это временно. Мы все оплатим. Ну и сами понимаете, нам с вами дальше работать. Не скрою, что нам здесь нужны свои люди, так сказать базовый контингент. Так что как говорится, принимайте решение. (Встает и начинает прохаживаться по комнате.) Оля вопросительно смотрит на мужа.
ЮРА. А без этого никак нельзя?
ВОРОНЬКО. Да почему нет? Все можно. Можно всю прожить в нищете. Это пожалуйста, этого у вас никто не отнимет. Можно сидеть и ждать, когда здесь все накроется. Пожалуйста. Мы ведь сюда не заставлять приехали, времена не те. Мы ведь все давно уже взрослые люди, так давайте и поговорим как взрослые. Есть определенный интерес, чтобы здесь была жизнь, вам только и осталось сделать шаг навстречу этой жизни.
ЮРА. Мы согласны.
ОЛЯ. А что про нас люди скажут?
Юра удивленно смотрит на нее.
А вы так смогли бы? Вот так вот с улицы чужого взять?
ВОРОНЬКО. Нет, не смог бы. Но если бы от этого зависело благополучие моей семьи, то да.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Мы же не предлагаем вам его усыновлять. Просто опекунство. Приедет комиссия, посмотрит, что ему у вас хорошо и собственно, всё.
ОЛЯ. Вы извините, конечно. У вас дети есть?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Нет. Но я вас понимаю…
ОЛЯ. Не понимаешь. За них отвечать надо. Вот так просто не бывает, вот даже для того, чтобы жизнь лучше была. Вот сейчас за второго ребенка деньги обещают, и что, больше рожать стали? Это ведь вообще не главное.
ЮРА. Оля, давай потом поговорим?
ОЛЯ. Погоди. Вот мать моя (показывает на Бабушку) их в семье было восемь человек. Троих на улице подобрали. Бабушке за это никто не заплатил, и комиссия не приезжала. Я ведь Надю и Игоря, родителей его, вот, сколько себя помню, знала. С Надькой вообще, можно сказать, дружила. И он всегда одет, обут был, не хуже других. С нашими ребятами бегал. Мы же тут все на виду живем. Кто нам поверит, что мы его просто так взяли?
ВОРОНЬКО. А я вам, тетенька, в самом начале говорил, что не задаром.
ОЛЯ. А какая разница? Люди ведь что скажут? «Три года один жил и вот, на тебе, Морозовы к себе забрали. А зачем?» Вот ведь, что люди скажут.
ВОРОНЬКО. А вы так людей боитесь? Здороваться перестанут? Что изменится, скажите мне?
ОЛЯ. А ничего не изменится. Просто будут думать всякое.
ЮРА. А то про нас ничего не говорят?
ОЛЯ. А так вообще будет.
ВОРОНЬКО. Вот горе-то.
ОЛЯ. Вам то что? Вы уехали, приехали.
ЮРА. Так помолчи лучше.
ОЛЯ. А ты мне, Юра, рот не затыкай…
Юра смотрит на нее с большим удивлением.
Нам эти деньги потом боком выйдут.
ЮРА. Оля!
ВОРОНЬКО. Секунду. Ничего понять не могу. Вы нас то за деньги укоряете, то вот, оказывается, сплетен боитесь. Вы как-то это, определитесь, что ли.
ОЛЯ. Значит, так. Мы его просто так возьмем. Не надо денег. Будет у нас жить.
Пауза.
ВОРОНЬКО. Извините, если мы вас в чем-то оскорбили. Я так понимаю, нам сейчас лучше уйти. Опять же хочу напомнить, что все наши предложения остаются в силе. Я, правда, очень благодарен вам. И надеюсь, что мы как-то смогли друг друга услышать. До свиданья.
Воронько и Черновицкий уходят.
ЮРА. Ты ох…а.
ОЛЯ. Нет, Юра, не я. И давай об этом больше не будем.
ЮРА. Да как не будем?! Ты думаешь, что говоришь? Это же мне (стучит ребром ладони себя по шее) сюда вот, мне!
ОЛЯ. Справимся.
ЮРА. Иногда мне тебя придушить хочется.
ОЛЯ. Повтори.
ЮРА. Не буду.
ОЛЯ. Сейчас вместе пойдем за ним.
ЮРА. Чего-то мне аж поплохело.
ОЛЯ. Хочешь выпить?
ЮРА. Надо. Оль, скажи, ты все это серьезно?
ОЛЯ. Сейчас мы с тобой выпьем и пойдем. По дороге мне букет нарвешь.
ЮРА. Зачем мне все это?
ОЛЯ. Мне так хочется.
ЮРА. Я не про букет.
ОЛЯ. Я тоже.
СЦЕНА 10
Поздний вечер. На крыльце музея сидит Роман. Выходит Валя, видит его, улыбается.
ВАЛЯ. Меня ждешь?
РОМАН. Не, просто так сижу.
ВАЛЯ. Понятно. А где цветы?
Роман протягивает букет.
(Зарывается в него лицом в букет, вдыхает; садится рядом.) Спасибо. Я в школе мечтала икебаной заниматься. Букетики составляла.
РОМАН. Я помню, даже выставка была.
ВАЛЯ. Что ты помнишь, ты тогда совсем малявка был.
РОМАН. На два года всего младше.
ВАЛЯ. Я тебя знаешь, когда запомнила? Когда ты руку сломал на физкультуре. Вся школа гудела.
РОМАН. Да там просто маты неправильно расстелили. Я когда уже летел, понял.
ВАЛЯ. А ты знаешь, что ты симпатичный?
РОМАН. Я?
ВАЛЯ. Нет, я.
РОМАН. Я не думал об этом.
ВАЛЯ. У тебя красивые крылья носа. Очень красивые.
Роман шмыгает носом.
(Смеется). Только челка вот у тебя не по делу.
РОМАН. Состригу.
ВАЛЯ. А я скажу: прыгай Рома….
РОМАН. В сортир.
ВАЛЯ. И что, прыгнешь?
РОМАН. Ну почему нет?
ВАЛЯ. А мне, Ром, другого надо. Я хочу, чтобы сама. Чтобы я в сортир за кого-то прыгнула. Понимаешь?
РОМАН. Стараюсь.
ВАЛЯ. Ты не обижайся, ты мне очень нравишься. Правда.
РОМАН. После этого люди расстаются.
ВАЛЯ. С чего ты взял?
РОМАН. Ну, в кино так обычно говорят. (Встает.) Я пошел?
ВАЛЯ. Сядь на место.
РОМАН (садится). У тебя, помнишь, выставка была? Там у тебя букет был такой, шиповник, еще какие-то ветки. Я от него верхушку съел. И во рту потом долго такой вкус был. Как-то сильно запомнилось.
ВАЛЯ. И мне чего теперь, раком перед тобой встать?
РОМАН. Зря ты.
ВАЛЯ. А ну, улыбнись.
Роман с трудом улыбается.
Мне твои стихи понравились. Только наивные очень. Давно пишешь?
РОМАН. Со школы. Первое в третьем классе написал.
ВАЛЯ. Ну и поступил бы в Литературный…
РОМАН. Это не профессия.
ВАЛЯ. Да везде можно чего угодно добиться. Просто у тебя характера нет. Но ты хоть не пыжишься.
РОМАН. А ты чего добиться хочешь?
ВАЛЯ. А я хочу утром встать и белый халат надеть. Потом его снять и в ванну залезть. И сидеть, там пока не надоест. А потом выйти и…
РОМАН. И снова халат одеть.
ВАЛЯ. На-деть, грамотей хренов. Здорово?
РОМАН. Большая?
ВАЛЯ. Кто?
РОМАН. Ванна.
ВАЛЯ. Очень.
РОМАН. На сколько человек?
ВАЛЯ. На восемь.
РОМАН. Это уже бассейн.
ВАЛЯ. Это такая реальная мечта. Большая ванна, белый халат. И чтобы кран сверкал, как будто из серебра. Сможешь это сделать?
РОМАН. Попробовать можно. Что там, сантехника. Тоже мне мечта. Ты еще ящик шампуня забыла и вечную мочалку. Вот тогда комплект.
ВАЛЯ (задумчиво смотрит на цветы). Что ты там говорил? Ты в школе мой букет ел? Сейчас не хочешь? Угощайся. Давай, давай, чего ты? (Протягивает ему букет.)
РОМАН. Здесь шиповника нет.
ВАЛЯ (смеется). Ну что, домой проводишь?
РОМАН. Может, еще погуляем?
ВАЛЯ. Через фабрику пойдем. Ладно, не будем тормозить. Пошли.
Они встают с крыльца.
ВАЛЯ (всматривается в темноту). Стой, погоди, мои идут. Давай-ка схоронимся.
Они заходят за угол. В отдалении появляются Юра и Оля, идут мимо. У нее в руках букет. Валя и Роман выходят из темноты.
Ничего не понимаю. Что с ними? Вечером с цветами.
РОМАН. Да ладно, гуляют люди.
ВАЛЯ. Нет, что-то случилось. Это не просто так. Я с детства такого не помню, чтоб они так ходили.
РОМАН. А мы? У нас ведь что-то случилось или нет?
ВАЛЯ. Тоже пока непонятно.
РОМАН. Слушай, знаешь что? А давай ты сейчас сама домой пойдешь? Так оно понятнее будет.
ВАЛЯ (задумчиво смотрит в сторону, куда ушли родители). Не сегодня. Они меня испугали. Умеешь под ручку ходить?
РОМАН. Показывай.
ВАЛЯ (сгибает ему руку, просовывает свою, критически смотрит). Лицо попроще сделай. Еще проще. Вот теперь нормально. С левой ноги и…
Они уходят.
СЦЕНА 11
Дом Зуевых. Поздний вечер. Гена, Саша и Клим играют в карты. Дед сидит рядом.
ГЕНА. Так. Спокойно, спокойно. Ага. Вот вам, господа.
КЛИМ. На здоровье.
САША. И от меня тоже.
КЛИМ. Вообще, конечно, это кидалово.
ГЕНА. Не, вот сейчас будет. Вот. Сливайте воду.
САША. Все, я пас.
ГЕНА. Следующий.
САША. Клим, у нее полный набор. Я ее знаю, так просто на рожон не полезет.
КЛИМ. Я ее тоже знаю. Нет у нее ничего. Это она от страха так себя ведет.
САША. И не только. В ней эта … агрессия проснулась. Я ее тоже знаю, с перепуга убить может.
ГЕНА. Ничего, что я здесь?
КЛИМ. Да уж ладно сиди.
Саша заглядывает в карты Клима и озадаченно хмыкает.
У тебя лучше были?
САША. Однозначно.
Стук в дверь. Гена кладет карты, идет открыть. На пороге Воронько и Черновицкий.
ВОРОНЬКО. Здравствуйте господа Зуевы. Я Воронько Владимир, вы про меня наверняка слышали. Это Черновицкий Сергей, мой помощник. Вот, так сказать, делаем обход. Дошли, наконец, и до вас.
Зуевы молча смотрят на гостей. Пауза.
ГЕНА. Ну, проходите.
Воронько и Черновицкий берут стулья, садятся вместе на некотором расстоянии от Зуевых. Черновицкий расстегивает папку, достает стопку фотографий и рисунков.
ВОРОНЬКО. Про наш проект знаете?
ГЕНА. Ну, слышали.
ВОРОНЬКО. Потрясающе.
Пауза. Воронько смотрит на Черновицкого.
ЧЕРНОВИЦКИЙ (откашливается). Наша главная цель – это вернуть город горожанам. Ведь Полынск нельзя назвать благополучным, он достоин большего. Вы согласны со мной?
Клим и Саша молчат.
ГЕНА. А чего он достоин-то?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Лучшей жизни. То есть развитой инфраструктуры. В город начнут поступать средства. А это сами понимаете – новые рабочие места, более высокий уровень жизни. И это, поверьте, не Нью-Васюки.
ГЕНА. Где?
ВОРОНЬКО (устало). У вас в магазине появятся королевские креветки. Они большие. У вас появится «IKEA». Очень удобно. Не все конечно сразу, но будет. Вот так вот сразу ничего не бывает. Надо как-то и самим подсуетиться. Мы уже двадцать домов обошли, немного заговариваемся, но суть не меняется – жить будем лучше, жить будем веселей.
ГЕНА. Да мы и так не плачем.
ВОРОНЬКО. Тогда к делу. Я предлагаю подписать договор с вами на сотрудничество. Взаимозави… тьфу… вза-и-мо-вы-год-ное… Вот, зараза, никогда не произносится. Не хочет, видать. Вы работаете на имидж города и зарабатываете на себя. Сразу скажу – ничего особенного делать не надо. Просто живете, как обычно. Где-то три раза в неделю надо будет переодеться в костюм городского жителя середины 19 века. (Черновицкому.) Покажи.
Черновицкий показывает Зуевым картинку.
Костюмов два – праздничный и на каждый день. Что там еще?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Жанровые сцены.
ВОРОНЬКО. Ах, да. Ну, также три раза в неделю. Не больше часа. Просто гулять на площади возле собора. Раз в неделю будем привозить певца, будет, как Шаляпин, в парке петь. Попросим, чтобы почаще репертуар менял. Собор отреставрируем. Рядом автостанцию сделаем и сувенирный магазин. Полынск – открытый город. Вопросы?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Владимир Анатольевич, дом.
ВОРОНЬКО (оглядывает стены, потолок). Да чуть не забыл. Вам больше других повезло. Вы в старом доме живете, он, если не ошибаюсь, девятьсот пятого?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Девятьсот пятого. Там цифирьки на фасаде есть.
ВОРОНЬКО. Чудно. Так же три раза в неделю к вам могут зайти туристы, в определенное время, конечно. Опять же ничего особенного делать не надо. Можно кушать, делами заниматься. Но вот, правда, обстановку придется сменить. Вот только здесь, а в комнатах все останется. Начало века, сами понимаете, какой телевизор? За это отдельная плата. Вот. Таких домов всего три. Вашим координатором будет Юрий Морозов.
Гена и Саша невольно оглядываются на Клима, который не выказывает эмоций по поводу услышанного.
Вдруг кто заболеет или куда-то ехать надо. Можно будет меняться. После каждого визита туристов сразу же расчет.
Пауза.
(Морщась, потирает виски.) Это все давно работает. В Европе, да везде. Это не игра, там все как-то серьезно. Вот представьте, что вы будете жить как ваши прадеды. Вы сможете почувствовать их жизнь. Связь времен восстановится. Это ведь очень важно, особенно сейчас. И самое ведь главное – ничего особенного делать не надо. Просто живете и все.
Саша берет у Черновицкого лист с эскизами костюмов, рассматривает его и начинает смеяться. Клим сидит, мрачно глядя перед собой. Гена вопросительно смотрит на него.
Мы и ваш дом в порядок приведем. Возле крыльца можно будет деревья новые посадить. Скамейки резные. Вот здесь на эскизе есть. Посмотрите, какая красота. (Интуитивно понимая, что Клим здесь главный, протягивает ему эскиз.)
КЛИМ. Пошел на х…
Воронько продолжает держать эскиз в протянутой руке. Клим спокойно смотрит ему в глаза. Напряженная пауза.
ВОРОНЬКО. Я принимаю ваш отказ. (Встает, за ним поднимается Черновицкий.) Всего доброго, господа.
Они уходят.
ГЕНА. Картинку свою забыли.
САША (берет со стола эскиз костюмов и снова начинает смеяться.)
Не, Клим, тебе бы пошло. Я тебя хорошо представляю на площади. С тросточкой.
КЛИМ. Дай сюда. (Забирает у Саши листок, комкает и швыряет в сторону.)
КЛИМ. Кто у нас там старостой будет? Юра Морозов?
ГЕНА. Оставь его в покое, сколько можно…
КЛИМ. Он у меня в вечном покое останется.
ГЕНА. Я тебя прошу.
САША. Да, хорошо, батя не слышит. Дожили...
ГЕНА. Вы меня не слышите.
САША. Нас уже вообще за людей не считают.
КЛИМ. Этого я так не оставлю. Это я вот перед батей обещаю. ( Поворачивается к Деду.) Над Зуевыми еще никто не смеялся. Ты пап, не переживай. Мы их, сука, всех раком поставим.
СЦЕНА 12
Дом Морозовых. Обстановка в доме изменилась. Исчез телевизор, но появилась настоящая прялка. Вместо стульев и табуреток - две широкие лавки. Входит Юра в костюме горожанина начала прошлого века. Внимательно смотрит на стол, берет с него алюминиевую солонку и прячет в буфет. Садится за стол. Появляется Оля, тоже одетая «под старину», устраивается напротив мужа. Некоторое время молчат, смотрят друг на друга. Наконец она не выдерживает и начинает смеяться. Он хмуро смотрит на нее.
ОЛЯ. Ты таким смешным только после армии был.
ЮРА. На себя посмотри.
ОЛЯ. А что? Мне нравится. Удобно. Я когда Мишку носила, у меня такое же платье было.
ЮРА (подходит к зеркалу, смотрится). Вот знаешь, если бы нас сейчас, вот таких как мы сейчас, показали бы нам, как мы раньше были, то мы бы ох…и.
ОЛЯ. Да я и сейчас.
ЮРА. Самодеятельность у нас была. Мы «Тараса Бульбу» играли. Тарасом старшина был, он сам из тех мест. Тоже костюмы одевали. Но как-то все по-другому было.
ОЛЯ. Ну и представь, что ты в театре играешь.
ЮРА. Нет такого желания. Ладно, мне идти пора. Скоро все начнется.
ОЛЯ. Успеешь. Сядь.
Он садится напротив.
ОЛЯ (берет его за руку). Ну, чего ты такой? Ты же сам все решил? Ну и пусть оно теперь так и будет.
ЮРА. Все нормально.
ОЛЯ. Ну, я же вижу, как ты маешься.
ЮРА. Мои проблемы.
ОЛЯ. Да нет, наши.
ЮРА. Сегодня к нам туристы придут. Ты все помнишь?
ОЛЯ. А чего там такого?
ЮРА. Рот не открывай. Сиди молча за прялкой и все.
ОЛЯ. А если что-нибудь спросят?
ЮРА. Молчи. Валя за тебя ответит.
ОЛЯ. Нехитрое дело. Слушай, а что, как робот сидеть, можно я петь буду?
ЮРА. Что петь?
ОЛЯ. А что хочешь. Хоть Пугачеву. Я тихо. А вот есть песня специально для прялки, бабушка пела. Только не всю помню.
ЮРА (достает из кармана бумажку, смотрит в нее). Нет. Здесь ничего про это не написано. (Читает.) «Горожане на протяжении посещения сохраняют молчание: не вступают в диалог, не перебивают экскурсовода. Горожане обязаны соответствовать установленным нормам поведения своей исторической эпохи. Категорически запрещено распитие спиртных напитков».
ОЛЯ. А улыбаться можно?
ЮРА (смотрит в бумагу). Тоже ничего нет. Наверное, не надо.
ОЛЯ. А ты говоришь, легко.
ЮРА (встает). Знаешь что? Сегодня первый день. Я подумал, что сюда их тащить не буду. В следующий раз. Посмотрим, как у других получаться будет.
ОЛЯ. А можно, я переодеваться не буду? Хочу привыкнуть.
ЮРА. Можешь. Сегодня можешь. Ладно, нельзя вот так сразу. Поживем еще день по-старому.
.
СЦЕНА 13
Роман сидит за столом над открытой книгой. Гена перебирает крупу. Роман закрывает книгу и смотрит в окно.
ГЕНА. Не читается?
РОМАН. Нет.
ГЕНА. Про что книжка?
РОМАН. Фэнтези.
ГЕНА. Про что?
РОМАН. Да не знаю, как объяснить. Читаешь – интересно, закроешь, и сказать нечего.
ГЕНА. Что-то ты совсем квелый стал. Не болеешь, сынок?
РОМАН. Мне болеть некогда.
ГЕНА. Это что у тебя за дела появились?
РОМАН. Мам, я, наверное, уеду отсюда.
ГЕНА (пристально смотрит на него). Ты это что такое говоришь? Так. Интересно. И когда надумал?
РОМАН. Мам, давай нормально поговорим. Я здесь больше жить не могу. Ну что мне здесь? Я ведь вообще нигде не был.
ГЕНА. Сам додумался?
Он опускает голову.
ГЕНА. Молчишь? А я тебе скажу, кто тебя с толку сбил. Сказать?
Он молчит.
А ты что думаешь? Ты думаешь, там тебя ждут? Ты там нужен кому-то? А ты знаешь, каково жизнь на новом месте начинать?
РОМАН. А что я здесь?
ГЕНА. У тебя здесь дом. Свой дом.
РОМАН. А что я кроме него видел?
ГЕНА. Господи, какой же ты дурачок! А что ты там увидеть хочешь? Думаешь, там медом намазано? Ты вот с Климом поговори – он тебе все расскажет. Сынок, ну его на хер, а?
РОМАН. Ну, хоть попробовать я могу? Мне все время возле тебя пастись?
ГЕНА (широким движением ладони отодвигает крупу в сторону; пауза).
Ты у меня один. Вот пусть Морозовы что хотят, то со своими и делают. А ты здесь будешь жить. Вот сдохну я – хоть на все четыре стороны. А пока будешь здесь. И на этом все.
РОМАН (громко захлопывает книгу). Ну, тогда я женюсь.
ГЕНА. Я тебе…
РОМАН. Короче, думай, давай. (Вскакивает и быстро уходит, в дверях столкнувшись с Климом.)
КЛИМ. Что это у вас здесь?
ГЕНА. Да у нас тут дела…
КЛИМ. Случилось что?
ГЕНА. Клим, ты ведь нам зла не желаешь?
КЛИМ. Ты чего?
ГЕНА. За Ромку боюсь. Уехать хочет. Это его эта стерва подбивает.
КЛИМ. Какая стерва?
ГЕНА. Валька Морозова.
КЛИМ. Да…
ГЕНА. Что «да»?!
КЛИМ. Где-то все это было.
ГЕНА. Клим, я без Ромки не смогу. Ты же знаешь.
КЛИМ. Ну а что? А вдруг у него там все нормально будет?
ГЕНА. Клим!!! (Тяжело дыша.) Никуда он не поедет. Ты это понимаешь?
КЛИМ (кивает). Пойду на площадь, посмотрю. Там у этих сегодня маевка.
ГЕНА. Ни-ку-да.
КЛИМ (собирается уходить). Я понял тебя сестра. Не переживай, никуда он от тебя не денется. (Выходит).
Гена механическим движением ладони возвращает крупу на место.
СЦЕНА 14
На площади возле собора несколько человек, одетых в костюмы горожан столетней давности. Воронько и Черновицк
ий придирчиво рассматривают «ряженых».
ВОРОНЬКО. Ну что, вроде все?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Все.
ВОРОНЬКО. Когда автобус?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Через полчаса.
ВОРОНЬКО. Как там Шаляпин?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Почти готов. Сейчас начнет. Он, зараза, дома туфли забыл, в сандалиях петь будет.
ВОРОНЬКО. Для первого раза сойдет. Но потом, чтобы все по инструкции.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Из типографии звонили – календарики в понедельник уже готовые будут. Все четыре вида.
ВОРОНЬКО. Вот и славно. Еще с неделю здесь, все отладим, и с глаз долой.
Из сада доносится усиленная динамиками «Дубинушка».
Вроде нормально.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Ну не сказать, что совсем Шаляпин…
ВОРОНЬКО. А ты разбираешься?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Жена любит, я с ней иногда хожу. Так потихоньку начал понимать.
ВОРОНЬКО. А я кроме Высоцкого ничего слушать не могу. С самого детства. Давай отсюда в тень перейдем. Никаких сил уже нет…
К ним подходят Валя и Роман.
ВАЛЯ. Все на своих местах. Долго еще?
ВОРОНЬКО. Немного подождем. Валя, давай еще раз уточним - час по городу, и по домам. Не задерживай нигде.
ВАЛЯ. Не вопрос. Насчет бутербродов не волнуйтесь. Все уже готово.
ВОРОНЬКО. Гут. Ну что? Начинается? Сереж, пойдем, с электриками рассчитаемся. А ты Валь еще раз народ обойди, мало ли что. За работу, товарищи.
Валя, Роман направляются в одну сторону. Воронько и Черновицкий в другую.
«Ряженый» Дед Толя курит, прислонившись к ограде собора. К нему подходит Клим с бутылкой пива.
КЛИМ. Привет, дядь Толь.
ДЕД ТОЛЯ (угрюмо). Привет.
КЛИМ. Дядь Толь, какой ты нарядный, аж дух захватывает. Ты таким, наверное, только на свадьбе был.
Дед Толя угрюмо молчит.
А как вообще шмотки-то? Нигде ничего не жмет? Присесть сможешь?
ДЕД ТОЛЯ. Иди, куда шел.
КЛИМ. Сюда я шел. Я ведь тоже этот, как его? Горожанин. Ну, вот, правда, в своем хожу, но от коллектива не отказываюсь. Все гуляют, и я тоже. Дядь Толь, скажи, а ты вот на этом месте все время стоять должен? А вот если тебе поссать приспичит? Или горожане терпеть должны?
ДЕД ТОЛЯ. Иди отсюда. Фашист.
КЛИМ. Фашист, говоришь? Вот повернись назад. Вон туда посмотри. Видишь памятник? Кому он поставлен, знаешь? Ты это знаешь, батя мой знает и еще человек пять. Кто по-настоящему знает. Ты мне что угодно можешь говорить. Но вот тогда ты не сломался, а щас всё – тебе только денежку показали, и ты уже готов себе хоть номер на шею одеть. А это тебе что, не оккупация?
ДЕД ТОЛЯ (резко бросает окурок в сторону). Слышь ты, сопля, б…! Я тогда знаешь, за что воевал?
КЛИМ. За что?
ДЕД ТОЛЯ. Чтобы ты… чтобы ты…
КЛИМ. За что?
ДЕД ТОЛЯ. Иди на хер отсюда! ( Поворачивается к нему спиной.)
КЛИМ. Да я-то пойду, а вот ты здесь стоять останешься.
ДЕД ТОЛЯ (оборачивается). А ты хочешь, чтобы я со всеми вместе лежал? Я, сука, всю войну прошел. Я знаешь, почему живой остался? А потому что я жить хотел. Сильно хотел! Я и сейчас хочу! А ты, сопля, меня чем попрекаешь? Ты вообще знаешь, что это такое? Ты мне хоть что-то дал за то, что я для тебя сделал?
КЛИМ. Погоди, погоди. Ты успокойся, ты только успокойся. Вот скажи, а может и правда, лучше было бы, а? Ну, сейчас пили бы немецкое пиво, ты бы свою пенсию в марках получал? Ну, чем не жизнь, а?
ДЕД ТОЛЯ. Ах ты, сука! ( Бледнеет, приваливается к ограде, прижимая руку к груди).
КЛИМ (озабоченно). Что такое? Сердце?
ДЕД ТОЛЯ (тихо, сквозь зубы). Уйди отсюда фашист…
К ним подходят Валя и Роман.
ВАЛЯ. Дед Толя, что с вами?
КЛИМ. Помогите встать.
Клим и Роман отрывают Деда Толю от ограды.
ДЕД ТОЛЯ (морщась, делает шаг вперед). Я это… Я домой пойду.
ВАЛЯ Хорошо. Идите если вам плохо. Я вас отмечу.
ДЕД ТОЛЯ. Ты не поняла. Я совсем домой пойду. А эти шмотки потом придешь, заберешь. А хотя, что оно? Меня тут все знают. Я ведь тут…(Через голову снимает рубашку, швыряет ее Вале и уходит.)
ВАЛЯ. А что случилось? Он что, пьяный? Ведь всем объяснили, что запрещено.
КЛИМ ( Роману). У нас с тобой разговор будет серьезный. Очень серьезный.
ВАЛЯ. А можно не сейчас?
КЛИМ. Можно. (Молча смотрит на Валю.) Как мама поживает?
ВАЛЯ. Спасибо, хорошо. А вы как?
КЛИМ (после паузы). Я? Лучше всех. А ты совсем большая стала.
ВАЛЯ. Чужие дети быстро растут.
КЛИМ. Это точно. А почему у тебя одна серьга в ухе?
ВАЛЯ. Сейчас так модно.
КЛИМ. Ну ладно, молодежь, что у вас там? Зоопарк ваш когда начинается? Я вот на туристов хотел посмотреть.
ВАЛЯ. Дядя Клим, скажите, пожалуйста, вы ведь не будете нам сейчас мешать? Обойдемся без скандала?
КЛИМ. Валя, а хочешь я тебе вторую такую сережку куплю? Ну, некрасиво это как-то…
ВАЛЯ. Дайте слово, что не будете мешать.
КЛИМ. Даю. Все, я пошел. А вот и ваши туристы.
Шум въезжающего на площадь автобуса.
СЦЕНА 15
Дом Морозовых. Тетя Оля сидит за столом, рядом с ней Алеша-дурачок. На а столе перед ними большая раскрытая книга.
ОЛЯ. Смотри, это картины разных художников. Эту книгу мне еще в школе подарили. И твоим родителям такие же подарили. Всему классу. Это лучшие картины мира. Самые знаменитые. Вот это я не помню как называется… А здесь вот и написано – натюрморт. Это когда вот так вот все в кучу. Красиво?
Алеша кивает.
Я раньше смотрела на эту картину и думала: надо же семнадцатый век, а груши как у нас. Вся картина в трещинах, оттого, что старая. Она от этого еще больше ценится. У нас же все наоборот – новый холодильник, ботинки новые. А тут вот как. Трудно это понять.
В дверях появляется Клим, проходит в комнату и садится напротив Оли. Они молча смотрят друг на друга.
Вот зря ты это сделал. Уходи, пока не поздно.
КЛИМ. Поздно. Никуда я не пойду. Всё уже, хватит.
ОЛЯ. А если я тебя очень попрошу?
Клим качает головой. Пауза. Алеша перелистывает страницы, поднимает книгу и радостно показывает Климу. На картинке – обнаженная женщина.
КЛИМ (кивает). Красиво.
ОЛЯ. А я думала, что ты уже успокоился. Ты ведь там вроде женился?
КЛИМ. Вроде.
ОЛЯ. Послушай, ну вот было и прошло. Понимаешь? Ну, я тоже живой человек, дала промашку. И что теперь мне всю жизнь из-за этого мучаться? Вот если ты меня любишь, сделай так, чтобы мне было спокойно. Пожалуйста.
КЛИМ. А я?
ОЛЯ. А мне все равно.
КЛИМ. А может, и вправду?
ОЛЯ. Вот. Вот. Видишь, соображать начинаешь.
Алеша показывает картинку с другой обнаженной женщиной.
КЛИМ. Не смогу.
ОЛЯ. А надо. Кому-то надо за все отвечать. Ты мужик, ты и должен.
КЛИМ. Вот чего я девкой-то не родился!
ОЛЯ. Радуйся.
КЛИМ. Оля. ( Протягивает к ней руку.)
ОЛЯ. Не надо этого. Давай уже как-то с этим делом... Ну, все равно ведь ничего не получится. Как ты не поймешь? Ну почему ты такой упертый? Ну не люблю я тебя. Понимаешь? Не люблю.
КЛИМ. А мне по х...
ОЛЯ. Мне не по х… Я спокойной жизни хочу. Как я обо всем жалею, кто бы знал.
КЛИМ (встает, улыбается). Ладно.
ОЛЯ (улыбается в ответ). Только не говори, что пожалею.
КЛИМ. Не буду. А вдруг пожалеешь?
ОЛЯ. А, переживу.
КЛИМ. Ну, пока.
Алеша с неожиданно сильным звуком захлопывает альбом.
ОЛЯ (вздрагивает). А чтоб ты усрался! Прости Господи.
Входит Юра. Останавливается и растерянно смотрит на Клима.
ЮРА. Не ожидал.
КЛИМ. Понимаю. А вот этого ожидал?
Клим резким, сильным ударом сбивает Юру с ног. Оля вскакивает. Клим уходит.
ЮРА (встает, держась на скулу). А меня сегодня просили, чтобы никаких драк… чтобы к туристам никто не приставал. Как это называется? Чтоб без эксцессов. Ну, там-то я проследить могу, а вот дома не смог. У себя дома.
ОЛЯ. Он больше не придет.
ЮРА. Он больше здесь вообще не появится. Он в городе не появится. ( Подходит к столу.)
Алеша радостно показывает ему картинку с очередной обнаженной женщиной. Юра пристально смотрит на жену, медленно сжимает кулак.
ОЛЯ (спокойно). А хорошо он тебе приложил.
Он разжимает пальцы.
СЦЕНА 16
Вечер. Играет музыка. Роман курит, стоя на крыльце клуба. На ступеньках лежит большой букет. Появляется очень пьяный Паштет.
ПАШТЕТ. Слышь, братан, не пойму никак… ты это… местный или турист?
РОМАН. В смысле?
ПАШТЕТ. Че, смысловой до х…?
РОМАН. А ты стихи любишь?
ПАШТЕТ. Чего ты сказал?
РОМАН. Стихи любишь? Ну, поэзию уважаешь? Хочешь, я тебе прочту?
(Гасит сигарету, читает.)
«Клочок земли под синим небом.
Не приторный и чистый воздух.
И на губах, как крошки хлеба,
Глаза небес: огни и звезды».
Паштет перестает покачиваться, берется рукой за перила.
Понимаешь? Глаза небес.
ПАШТЕТ (икает). КПСС.
РОМАН. А вот это уже рифма. Молодец.
ПАШТЕТ. Ты че, страх потерял?
РОМАН. Абсолютно.
ПАШТЕТ (с трудом сглатывает). Сынок…
Вали отсюда. У меня свидание, ты мне картинку портишь.
Быстрым спортивным шагом к крыльцу приближается Миша, на ходу деловито дает пинка Паштету, от которого тот валится за крыльцо.
МИША (протягивает руку). Здоров, Ромка.
РОМАН. Привет.
МИША. Как дела?
РОМАН. Да ничего, нормально.
МИША. А хочешь, чтоб так и дальше было? Мирное небо над головой?
РОМАН. Ты объясни, чего ты…
МИША. Я объясню. Ты, короче, больше с Валей не гуляешь. Только без вопросов. Слушай меня. Я ведь тебе сейчас очень спокойно объясняю. А я по-другому должен. Ну, ты меня кажется, понял. (Поднимает со ступенек букет и швыряет его за крыльцо.) Такие дела, пацан. Я думаю, что на эту тему все.
РОМАН. Почему?
МИША. Давай так? Я сейчас повернусь и пойду. И от тебя не будет ни одного слова.
РОМАН. В начале было слово.
МИША. Что?
РОМАН. В начале было слово
МИША. А теперь не будет. ( Разворачивается и уходит в темноту.)
Из-за крыльца выползает на карачках Паштет, весь в цветах из букета.
ПАШТЕТ (очумело смотрит на Рому). Это че? Че творится?
РОМАН (приседает с ним рядом на корточки; шепотом). Т-с-с-с. Мне нельзя разговаривать. Понимаешь?
ПАШТЕТ. Почему?
РОМАН. Скоро узнаю.
ПАШТЕТ. Ты страх потерял…
РОМАН. Похоже, что нет.
СЦЕНА 17
Дом Морозовых. Оля и Валя сидят за столом. Бабушка смотрит телевизор без звука, рядом с ней пристроился Алеша.
ВАЛЯ. Может, уже накрывать будем? Чего отец не идет?
ОЛЯ. Он в магазине ночевать будет.
ВАЛЯ. Чего вдруг?
ОЛЯ. Ему так захотелось.
ВАЛЯ. Что-то случилось?
ОЛЯ. Валя, я же тебе сказала. Хочет, пускай.
ВАЛЯ. Ясно. Поссорились.
ОЛЯ. Ничего страшного. В подсобке поспит, о жизни подумает. Ты лучше вот что мне скажи. Вот эта затея с музеем, она нам правда, какую пользу принесет?
ВАЛЯ. Мам, ну ты чего? Да вся жизнь переменится. Она уже другая.
ОЛЯ. Это точно.
ВАЛЯ. Это ведь только начало.
ОЛЯ. Ох.
ВАЛЯ. Привыкнешь. А что тебе не так?
ОЛЯ. Не хочу я так. Ну, вот чтобы люди к нам заходили и смотрели.
ВАЛЯ. Ну, пойми, это как игра такая, что ли. Как раньше говорили: «За погляд денег не берут»? А здесь берут. Ну, чем плохо?
ОЛЯ. Я себя как-то так чувствую. Ну, как будто я картина такая, в трещинах уже вся. Ну что мы этим людям?
ВАЛЯ. А они нам что?
ОЛЯ. Ну, у них в глазах, понимаешь, такое вот... Интересно им, а мне от этого тошно.
ВАЛЯ. Это не каждый день. Вон по телевизору людей круглые сутки снимают. И как моются и все остальное. А тут пришли, поздоровались, поулыбались и ушли.
ОЛЯ. Никогда бы не подумала, что у нас такой вот музей будет. Домой после работы всегда торопилась, вот приду, дверь закрою и всё - душа на месте. А сейчас вот будто забирают что-то.
ВАЛЯ. Мам, да брось ты. А что нам еще делать? Магазин этот, что, большие деньги приносит? Глянь кругом – все разваливается. Ты же сама хотела, чтобы я здесь осталась, не уехала. Обо мне тоже подумай. Коровам хвосты крутить или делом заниматься?
ОЛЯ. Да так-то оно так. Ты довольна.
ВАЛЯ. А то. У меня вообще большие планы. Я здесь жить собираюсь.
ОЛЯ. А я как раз с тобой об этом поговорить хотела. Может, правда, уедешь отсюда?
ВАЛЯ. Вот тебе раз. Что-то я тебя никак понять не могу. То одно то другое.
ОЛЯ. Время ведь идет. Еще несколько лет, и будешь, как я. Подумай, пожалуйста.
ВАЛЯ. Ма, а ты чего своей жизнью недовольна?
ОЛЯ. А что хорошего? У меня ведь тоже какие-то мечты были. Но тогда и время другое было. Думала, что все успею.
ВАЛЯ. А что ты хотела успеть?
ОЛЯ. Да ладно, глупости.
ВАЛЯ. Нет уж скажи. В космос полететь хотела?
ОЛЯ. Хотела. (Кивает на Алешу.) Мы же с его матерью вместе за одной партой сидели. Она такая смешливая была. Каждое сочинение, на любую тему заканчивала так – «наступит будущее, и мы с Олей полетим на Марс». Ее постоянно переписывать заставляли.
ВАЛЯ. Я думала, меня в честь прабабушки назвали, а выходит, что в честь Терешковой.
ОЛЯ. Мне хочется, чтобы вы с Мишей лучше нас жили. Чтоб вам, так как нам не пришлось. Но боюсь, что будет труднее.
ВАЛЯ. Да брось ты. Человек должен знать, что он от жизни хочет.
ОЛЯ. Ты семью-то заводить собираешься?
ВАЛЯ. Конечно.
ОЛЯ (со вздохом). Ну, слава Богу.
ВАЛЯ. Я ведь прекрасно вижу, как вы с отцом сейчас живете.
ОЛЯ. Хорошо живем.
ВАЛЯ. Ага. Лучше некуда. У вас просто кризис отношений. Я вот что думаю, надо вам куда-нибудь съездить. В Египет, например. Это же сейчас элементарно делается, да и стоит немного. Вот как сейчас все здесь наладится, мы с Мишкой сами справимся, а вы езжайте.
ОЛЯ. Да наладится ли?
ВАЛЯ. Ой, ну хватит тебе уже. У тебя все время так, то все плохо, то хорошо. Сейчас жизнь такая, когда все от человека зависит. Вот как он решит для себя, так и будет.
ОЛЯ. Ты значит, все решила?
ВАЛЯ. Ну а что клювом щелкать? Сама же сказала – время идет.
Оля подходит к окну, смотрит в темноту.
Успокойся. Все будет хорошо. Хочешь, вместе к отцу сходим?
ОЛЯ. Я сама. Что-то дымом пахнет. Ничего себе, будто горит что-то.
ВАЛЯ. Траву жгут.
ОЛЯ. Нет, как траву, я хорошо знаю. А этот редко бывает. Раза три за жизнь. Где-то горит.
СЦЕНА 18
Догорает магазин Морозовых. Перепачканный сажей Юра сидит на корточках и не отрываясь смотрит на огонь. Сзади появляется подвыпивший Дед Толя.
ДЕД ТОЛЯ. Ну, чего?! С праздничком тебя Юрий Андреич! Красота-то, какая а!
Юра не реагирует.
Дождался я. Ох, долго я этого ждал. Нашелся все-таки человек. Вот молодец-то! Вот как бы все так. Вот тебе, фашист, радуйся. Долго я ждал. «Этот день мы приближали, как могли». Не у всех, видать, совесть кончилась. «Как в костре погасшем таял уголек».
ЮРА (спокойно). А где теперь водку будешь брать?
ДЕД ТОЛЯ. А это не твое собачье дело, фашист. Я-то найду, а ты теперь все – с голой жопой останешься. Не взлететь тебе по новой.
Юра молчит.
Вот с каждым так будет. А не хер на чужом горе зарабатывать. Это все правильно. Это по-нашему. Ну, х…и, сиди, грейся. (Уходит.)
К Юре подходят Воронько и Черновицкий.
ВОРОНЬКО. Нам, правда, очень жаль.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. А может, все-таки проводка?
Юра медленно качает головой.
ВОРОНЬКО. Кого-то конкретного подозреваете?
Юра кивает. Воронько и Черновицкий переглядываются и отходят в сторону.
ВОРОНЬКО. Б…, только этого не хватало.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. А мне кажется, проводка.
ВОРОНЬКО. Вот зараза. Через два дня объект сдаем. А тут вот такая штука.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Милицию вызывать?
ВОРОНЬКО. Не надо. Замнем как-нибудь. Нам осталось всего два дня, а потом пусть хоть перережут друг друга.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Надо позвонить, чтобы пиво и минералку привезли.
ВОРОНЬКО. Палатку пусть какую-нибудь найдут, чтоб все это прикрыть.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Выбиваемся из сметы.
ВОРОНЬКО. Найдем способ. Сейчас главное до сдачи дотянуть. Были у меня предчувствия. Еще когда на карте первый раз смотрел, так башка заболела, и до сих пор.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Это от воздуха. Хотя уже и привыкнуть пора.
ВОРОНЬКО. Взорвать бы все вокруг к чертовой матери.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Ага, только речку оставить.
ВОРОНЬКО. Не, вообще все. Так надежней будет.
Появляются Валя, Миша и Оля.
ОЛЯ. Юра, пойдем домой.
Он сидит не шелохнувшись. Она беспомощно оглядывается на дочь.
ВАЛЯ (подходит к отцу, дотрагивается до плеча). Пап, ну уже ничего не сделаешь. Пойдем домой.
ЮРА (встает, смотрит на свою семью). А что ребята, хороший магазин ведь был? Ну, небольшой конечно, но хороший. Вот так вот надо что-нибудь – пожалуйста, все есть. А я еще химию хотел. Ну, чтобы еще всякую химию продавать. Дезодоранты там, краски. Не успел, а то сейчас бы так е…ло, ничего бы не осталось. А хуже бы все равно не было. Ну что вы на меня смотрите? Что молчите? Б…, десять лет. Я ведь сюда всё… Завтра куда я пойду? Я ведь утром встаю и сразу сюда. А сейчас что? Зачем вообще просыпаться? Десять лет. (Вале.) Тебе тогда десять было, Мишке – восемь. Я ведь даже не заметил, как вы выросли. Я ведь все время здесь. Но я для вас все это делал, мне оно зачем? Мне этого не надо! Мне для себя ничего не надо! Ничего не надо!
Миша подходит к отцу пытается его обнять.
(Отстраняется.) ЮРА. Оля! Что молчишь? Ну, скажи что-нибудь! Завтра что делать будем? Ты же умная женщина, скажи! Завтра что делать?
ВАЛЯ (подходит к отцу). Пойдем отсюда. Люди смотрят.
ЮРА. Люди смотрят? Сука, все забрали! (Расстегивает рубашку, снимает и швыряет на землю.) Нате, б…! Всё забирайте! (Начинает расстегивать штаны). Я всё людям отдам!
Миша хватает его за руки, Валя застегивает ему брюки.
(Тяжело дыша.) Оля! Так лучше? Вот так лучше? Вот так теперь и будем жить.
ОЛЯ. Все будет хорошо.
ЮРА. А я ведь знаю, кто это сделал, и ты это знаешь. Ничего у нас не получится.
Оля поднимает с земли рубашку, пытается одеть мужа.
(Вырывает рубашку у нее из рук.) Я сам… Люди смотрят.
СЦЕНА 19
Ночь. Воронько и Черновицкий подходят к дому.
ВОРОНЬКО. Пришли. Ночь-то какая, заходить не хочется. Давай на воздухе покурим?
Садятся на ступеньки крыльца, достают сигареты, закуривают.
Слушай, а давай выпьем?
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Вам же нельзя.
ВОРОНЬКО. А сколько той жизни? Я уже и так год держусь.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. А раньше?
ВОРОНЬКО. Вообще не просыхал. Но там работа такая была, деваться некуда. А когда ушел из управления, так сразу и печень и сердце, все обозначилось. Ну, сегодня давай разок. Сегодня надо.
Из темноты возникают две фигуры. Это Клим и Саша. Один встает напротив Воронько, другой напротив Черновицкого.
КЛИМ. Добрый вечер.
ВОРОНЬКО. А… господа Зуевы. Добрый, добрый. А почему вас на пожаре не было? Там весь город собрался. А вот вас я там почему-то не заметил.
САША. Нехорошо на чужое горе глазеть.
Пауза.
ВОРОНЬКО. Мне почему-то кажется, вы хотите нам что-то сообщить. Какую-то важную информацию. Одинаково полезную для обеих сторон. В таком случае появляется шанс, что встреча пройдет в дружеской обстановке и стороны смогут прийти к взаимо… взаимо… тьфу, б…! Короче, ребята, я рад, что мы встретились.
САША. А мы-то как.
КЛИМ (подходит вплотную к Воронько). Мужики, сворачивайте свой балаган. По-хорошему. Вот завтра днем выйду на площадь, а там никого. Как раньше. Такое вот пожелание.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. А если нет?
КЛИМ. Я до конца пойду. Здесь люди живут, а не клоуны. Здесь цирка не будет.
САША. Здесь вам не Москва.
ВОРОНЬКО. Я это сразу заметил. И даже больше скажу – ее здесь никогда не будет. А знаете, почему?
КЛИМ. Ну?
Пауза.
ВОРОНЬКО. Ребята… Мы заходим в тупик.
КЛИМ. Ты не ответил.
ВОРОНЬКО. Скажите мне одну вещь. Я вот никак понять не могу. Тебе дают кусок хлеба, бери и жри молча. Ну, я понимаю, гордость, все дела, но тихо откажись и отойди, другие пусть возьмут. Они-то в чем виноваты? Ну не хочешь быть сытым – твои проблемы. Другие хотят, не надо за них решать! Я не прав?
КЛИМ. Много говорим. (Делает движение рукой, словно хочет поправить ему рубашку.)
ВОРОНЬКО (спокойно и твердо). Только без рук.
КЛИМ (опускает руку). Завтра днем выхожу на площадь, и все как раньше. Больше я разговаривать не буду. Пойдем, Саш.
Клим и Саша поворачиваются, чтобы уйти.
ВОРОНЬКО. Стоять.
Они останавливаются.
А теперь меня послушай, ты, принципиальный. Я бывший офицер. Слово «бывший» мне не нравится. Я за жизнь ни одного косяка не дал. Это не ты, это я до конца пойду. И не дай Бог, ты мне на встречку выскочишь - раздавлю.
Клим и Саша переглядываются.
САША. Серьезный мужчина.
КЛИМ. До утра доживет?
САША (пожимает плечами). Х… знает.
КЛИМ. Вот то-то и оно.
Клим и Саша уходят в темноту. Черновицкий успокаивающим движением берет Воронько под локоть.
ВОРОНЬКО (вздрагивает). Без рук.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Пойдемте, выпьем?
ВОРОНЬКО (неожиданно весело). Слушай, голова прошла! Жизнь-то налаживается. Вот что значит вовремя с людьми пообщаться.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Это не люди, это быдло.
ВОРОНЬКО. Скажи, а ты откуда родом? Извини, как-то раньше не интересовался.
ЧЕРНОВИЦКИЙ. Благовещенск. Там красиво.
ВОРОНЬКО. Вот за него и выпьем. И за мой Реченск тоже. Так сказать, за малую родину. А послезавтра сядем в машину и домой. Давно я так по дому не скучал.
СЦЕНА 20
Ночь. Роман сидит на ступеньках клуба